Читать книгу Эфесская волчица - Михаил Щербенко - Страница 4

Вид, что открывался с верхнего яруса театра, заставлял забыть обо всём. У Клеопатры было множество своих забот, прежде она бы не поверила, что сможет любоваться видом в такой ситуации, но теперь просто замерла с открытым ртом.

Вся чаша театра была как на ладони – круглая арена внизу напоминала красное дно гигантского кубка, люди и животные на ней походили на оловянные фигурки детских игрушек, а сцена напротив зрительских рядов высилась как четырёхэтажный дом, в окнах которого мелькали силуэты любопытных. Но главное, позади театра можно было видеть лежащий внизу город и синеву залива. Только здесь приходило понимание, насколько высоко взобрались на скалу зрительские ряды. Прямо за сценой начиналась улица, ведущая к порту, вся она была украшена мраморными колоннами и перекрыта черепицей, поэтому люди могли прогуливаться в тени. Справа высился огромный гимнасий, а за ним – портовые склады с покатыми крышами. Слева лежал прямоугольник Торговой площади, обрамлённый колоннадой и украшенный статуями, чьи позолоченные одежды блестели на солнце как слепящие звёзды. К белому и красному цветам повсюду примешивался зелёный, ибо деревья и маленькие садики теснились на каждом незастроенном пятачке. Ещё дальше синел залив, на котором можно было различить пятнышки кораблей.

– Вид заставляет голову идти кругом, – толкнула её в бок маленькая смуглая девушка, что сидела на соседнем месте, с ногами взобравшись на подушку. По её тёмным волосам, крупным глазам и лицу не сложно было угадать сирийское происхождение.

– Да, какой огромный город. Гораздо больше Фессалоники, не говоря уже о других, – согласилась Клеопатра. – Жаль, что приходится видеть его так.

– Тебе нужно забыть о своей прошлой жизни, – серьёзно сказала та.

– Я не рабыня, Айя, и я не должна быть здесь.

– Но ты здесь. Тебя купили за три с половиной тысячи денариев, что очень дорого, поверь. Меня, к примеру, уступили всего за тысячу, – Айя посмотрела на неё. – Хотя твоя цена оправдана, ведь ты красива, да и умна… грамоту знаешь.

– Плевать мне на то, за сколько меня купили. Я не рабыня. Произошла ошибка, и мне нужно рассказать об этом Сатиру. Уверена, что он поймёт, – Клеопатра заметно разозлилась, сжав кулаки. Она была чуть ниже среднего роста, загорелая кожа отливала бронзовым оттенком, пшеничные волосы освободились от упавшего на шею платка и раскинулись по плечам, голубые глаза горели пронзительным упорством.

– Может ты и права, но я хочу дать тебе совет, – осторожно сказала сирийка. – Не перечь господину и выполняй свои обязанности, чтобы не получить жестокий урок. Тебе придётся делать то, ради чего тебя купили, а иначе ты не дождёшься освобождения.

– Нужно поговорить с Сатиром, – не сдавалась она.

– Поговоришь, но пока смири свою гордыню. Наш господин добр – он дал тебе возможность как новенькой сидеть сегодня на трибунах, чтобы ты увидела, чем они тут занимаются, но не путай его доброту со слабостью. Даже не думай о побеге. В чужом городе тебя быстро найдут. Сначала будут пороть, а на второй раз получишь кандалы.

– Как меня угораздило попасть в лудус? Не могу поверить, что меня купили, дабы я выполняла грязную работу для гладиаторов, – вздохнула Клеопатра. – Я мало что понимаю в этом деле.

– Тебя научат. Можешь учиться уже сейчас, – ответила Айя, – ведь тебе нужно будет делать то, чем и я занимаюсь.

– Могу представить.

– Да, наша работа не так уж плоха. Множество рабов позавидовали бы тебе, особенно те, кто гниёт в рудниках или ворочает грузы в порту. Или ты хочешь утюжить землю мотыгой весь световой день? Нет, я благодарна богам за это место, – уверила её сирийка. – Ты будешь убираться в лудусе, помогать в приготовлении еды, носить воду для мытья. Иногда может потребоваться размять кому-нибудь затёкшие мышцы или помочь врачу с ранеными. Перед боем ты будешь помогать гладиаторам облачаться в доспехи, а потом раздевать их.

– Мне раньше не доводилось служить, – сказала девушка.

– Ко всему можно привыкнуть. Теперь ты будешь частью семьи, как и я.

– Семьи?

– Все гладиаторы одного лудуса называют себя семьёй. Например, мы – Аврелианцы, ибо глава нашего дома – Марк Аврелий Сатир, иногда же говорят «Красная семья» от имени нашего лудуса, – объяснила Айя. – Конечно, строго говоря, в семью входят только выходящие на арену, но мне нравится думать, что и остальные – оружейники, инструкторы, врачи и рабы – тоже являются частью большой семьи. Мы поддерживаем друг друга и служим хозяину не только на арене.

– И все в этой вашей семье равны?

– Вовсе нет. Есть старшие и младшие. Всего у гладиаторов пять рангов, и бойцы высшего ранга зовутся предводителями или первыми столпами. Именно они и следят за порядком в школе, остальные должны подчиняться, если не хотят получить по голове от старших.

– Разве в лудусе нет охраны? – удивилась Клеопатра. – Почему не стражники следят за порядком?

– У Сатира среди гладиаторов совсем немного рабов, которых нужно было бы принуждать биться. Большинство выбрали этот путь добровольно, и господин доверяет им даже больше, чем наёмной охране, поэтому охранников ты увидишь разве что на входе, а внутри всем распоряжаются предводители. Ну, и Виктор, конечно. Он прежде был гладиатором, а теперь всегда находится при Сатире, защищает его и помогает в самых важных делах.

– И за мужчинами мне тоже придётся прибираться? – продолжала расспрашивать девушка.

– Не надейся на то, о чём ты подумала, – фыркнула сирийка. – Только прибираться и всё. Хотелось бы мне, конечно, остаться наедине со столькими мужчинами, ведь я не красавица, как ни посмотри… однако не выйдет. Мужчины и женщины живут в разных крыльях школы, если ты ещё не поняла. Хозяину ни к чему сложности из-за смешения – они должны думать прежде всего о поединках. Мы работаем и живём в женской части, и наши начальники – первые столпы среди женщин.

– Я ни о чём таком не думала…

– Так или иначе, пока хозяин тебе не разрешит, ты не имеешь права ложиться с мужчиной. Тебя купили для работы, а не для того, чтобы ты беременела. Эту привилегию надо заслужить, да и то я веду речь больше о гладиаторах, а не о простых рабах.

– Я слышала, что Красный лудус весьма уважаем в Эфесе, – Клеопатра перевела разговор на другое.

– Лучший в городе и во всей провинции, – кивнула Айя. – Сатир содержит двести мужчин и тридцать женщин, гладиаторов и венаторов. В лудусе Бассиана больше бойцов, но качество у нас выше. Особенно это касается женщин. Их называют амазонками Эфеса, все они носят прозвища из старых мифов, что получают взамен своих прежних имён.

– В твоём голосе я слышу гордость, – улыбнулась девушка.

– Конечно. Кем бы я была, если бы не лудус? Так я всегда в центре внимания. Когда иду стирать бельё в город, рабыни и служанки окружают меня толпой, всем интересны слухи о гладиаторах, рассказы о наших мужчинах, чьи тела совершеннее божественных статуй. Как-то раз матрона дала мне пятьдесят денариев за скляночку с кровью Ареса… Он порезался в бане, и мне удалось собрать несколько капель, ну, я, конечно, добавила туда и своей, чтобы получилось побольше.

– Так кто будет отдавать мне приказы? – напомнила Клеопатра. – Кто главный в нашем крыле?

– Предводители – это Леэна, самая сильная среди них, Алкиона, которая была чемпионкой в своём старом лудусе, Лика, Демо и Мелуса. Впрочем, Лика сейчас живёт с Сатиром и почти не появляется в общих спальнях, а Мелуса в плохих отношениях почти со всеми и не участвует в общих делах. Из оставшейся троицы именно Леэна и Алкиона заправляют всем, но между ними соперничество, что может перерасти во вражду.

– Ты сказала, что Лика живёт с хозяином лудуса?

– Да, верно. Везучая девка, – кивнула Айя. – Она его приласкает получше жены, которая… да их даже сравнивать смешно.

– И она терпит?

– Ну а куда ей деваться? Злится, но терпит.

На арене в это время мужчины и женщины в одних хитонах играли с парой здоровых быков, что были весьма разъярены и носились, вздымая фонтаны песка. В руках у людей не было оружия, но только плети, лассо и плетёные корзины, что можно было надевать на рога. Клеопатра знала, что это бестиарии, чья задача дразнить зверей и выполнять трюки с ними, рискуя собственной жизнью. После обычно выступали венаторы, более почётные и дорогие участники игр, которые уже были вооружены и убивали животных в поединках. Удел бестиариев нельзя было назвать завидным – пара из них уже получили чувствительные удары рогами, а один едва спасся из-под копыт. Зрителей всё это весьма веселило, особенно неудачи и падения людей.

– Сегодня у венаторов немного работы, – сказала Айя. – Заколют только пару быков. Эти игры из дешёвых, а иногда бывает, что и с львами, и с леопардами бьются. У нас в лудусе шесть женщин-венаторов, с ними ты тоже будешь работать. Помни, что по рангу они стоят ниже гладиаторов, денег они тоже получают меньше… однако они всё же выше тебя.

«Ниже меня тут, похоже, никого нет».

Когда окровавленные туши уже убрали, и актёр в маске объявил, что мясо быков будет роздано зрителям, чем вызвал немалое ликование, наступила пауза в зрелищах. Её заполняли шутейные поединки клоунов, что бились на деревянном оружии, помогая себе плётками. Одни из них были наряжены в уродливые маски, другие имели какие-то физические увечья, третьи были карликами, и все они образовывали жуткую кутерьму, вздымая облака песка. В это время по рядам пошли продавцы воды и пирогов, что пробирались, лавируя между людьми с большими корзинами. В отличие от бесплатных раздач, за эту еду нужно было платить медной монетой.

Клеопатра закрыла глаза, думая о синей полосе залива, что так манила на горизонте. Как бы ей хотелось сейчас сесть на корабль и сбежать домой, словно и не было ничего. Она вспомнила, как «Лебедь» удалялся от берега, и очертания Херсонеса таяли вдали, а отец привычно стоял на корме, принимая лицом свежий ветерок. Все звуки отступили, она слышала лишь плеск волн и поскрипывание дерева, изредка нарушаемые криками чаек. Ей вспомнились дельфины, что сопровождали судно, и тени гор на горизонте.

– Идём, говорю, – Айя подтолкнула её в бок.

– Что? – вздрогнула девушка, вернувшись разумом на трибуны.

– Идём за сцену. Сейчас наши будут выходить биться – могут появиться раненые, нужна будет помощь, – сказала сирийка. – Тебе пора учиться нашей работе.

– А посмотреть отсюда нельзя?

– Можно. Однако тебе лучше произвести хорошее впечатление на господина. Покажи ему, что ты готова трудиться.

– Хорошо. Веди.

Закулисная суета поначалу смутила Клеопатру. Она не знала, что делать, поэтому тихо приткнулась в углу и стала просто наблюдать. Айе пришлось быстро оставить её, ибо раненой Фалестре потребовалась помощь, и сирийка с головой ушла в работу. От убитых быков на полу остался кровавый след, их туши разделывали в одном из боковых помещений, откуда периодически выходил раб в замазанном кровью фартуке. Потом принесли и тело павшего на арене. Клеопатра заметила, что с ним обращаются весьма почтительно – вовсе не так, как с рабами или преступниками.

Бойцы выходили через двери первого этажа и потом возвращались, хотя иногда возвращался только один, а второго вносили на руках, и у служащих арены прибавлялось работы. Здесь был собственный врач – гладковыбритый мужчина лет пятидесяти с тёмными, кудрявыми волосами, но Красный лудус предпочитал отправлять за сцену и людей ему в помощь, дабы гладиаторы ни в чём не нуждались. То и дело победитель удостаивался оваций, некоторые сразу выпивали вина, хотя это и не приветствовалось.

На глаза девушке попался какой-то мальчишка, что нёс на плече меч. Она решила проявить бдительность и схватила его за руку, сказав:

– Ты куда это идёшь? Откуда ты здесь вообще взялся? Хочешь стащить меч?

– Стащить? Да я работаю в лудусе, – набычился парень. – Я – Диокл, и Красный лудус – это мой дом. Тебя я видел – ты новая рабыня. Ещё не знаешь тут ничего. Это ты должна у меня учиться.

– Извини, – она отпустила руку. – Я хочу быть полезной.

– Смотри-ка, Леэна выходит, – Диокл мотнул головой в сторону двери. – Никогда себе не прощу, если не увижу её бой. Пойдём на третий этаж, там можно будет посмотреть из окошка.

– Уверен? Нас не накажут?

– Не бойся. Все так делают. Как можно пропустить такой бой?

Клеопатра не стала спорить, и они взобрались по деревянной лестнице туда, где не было никого, только декорации высились грудами, да пылились под покрывалами причудливые лебёдки. Мальчишка, похоже, хорошо знал все закоулки сцены, он быстро прокрался к среднему дверному проёму и отодвинул заслонку, открыв удобное смотровое окошко. Девушка присоединилась к нему, присев на какую-то старую декорацию.

– Да, сегодня Леэна покажет нечто удивительное, – прошептал Диокл. – Увидишь, что не зря её прозвали львицей.

Первой на арену легко выбежала её противница – Агава, совсем молодая женщина из лудуса Сильвана, она предстала перед зрителями в образе ретиария. Не имея шлема, она повязала голову тёмным платком, единственную её защиту составляла маника на правой руке, соединённая с крупным наплечником. Сеть она держала сложенной на сгибе локтя, а трезубец воткнула в песок. Помимо этого, у неё имелся и кинжал – на случай, если бой пойдёт вплотную.

Леэна вышла с правой стороны, и образ её сразу поразил Клеопатру, так как раньше она ничего подобного не видела. Она была облачена в кольчугу, что сияла как серебряная чешуя, на голове же имела железный шлем, в котором были только два круглых смотровых отверстия. Эта маска производила жуткое впечатление, ибо человек полностью исчезал за ней, превращаясь в безжалостного бога смерти. Оружие воительницы тоже было удивительным – в правой руке она держала короткий меч, левая же была покрыта кольчужной маникой, что переходила в лезвие, имевшее форму полумесяца. Бронзовые поножи на её ногах обеспечивали защиту до колен.

– Что это за облачение? От неё словно веет ужасом, – прошептала Клеопатра. – Я думала, что ретиарий должен биться с секутором.

– Так обычно и бывает, но иногда против ретиария выходит арбелас. У него нет щита, как видишь, но оружие в обеих руках, – пояснил Диокл.

– Я даже не знала, что такой есть.

– В малых городах не увидишь всего богатства игр, но у нас, как и в Риме, есть все типы бойцов, – сказал парень. – Арбеласы встречаются не часто, ибо сложно обучить гладиатора сражаться обеими руками. Леэна это умеет. Смотри, у неё шлем как у секутора, а лезвием она может распороть сеть, если та обрушится ей на голову.

Клеопатра быстро поняла, что для этого мальчишки игры составляют всю его жизнь. Он многое о них знает и отчаянно жаждет выплеснуть на кого-нибудь эти знания. Девушка была не против стать таким благодарным слушателем, так как теперь и ей это пошло бы на пользу. Нужно знать тех, с кем придётся делить новый дом, пусть она и надеялась покинуть его как можно быстрее.

Вечер уже сгустился над театром, и горизонт окрасился заходящим солнцем в алые тона, а на арене зажгли большие масляные лампы, что были закреплены на столбах. Вечерние бои имели особую атмосферу, ибо арена, озарённая искусственным светом, остро выделялась из полутьмы окружающего мира, а тени метались по декорациям и стенам как фигуры богов. Леэна не снимала шлема даже для приветствия зрителей, она отыгрывала свою роль до конца, и люди принимали её игру. Клеопатра уже успела посмотреть несколько боёв, однако ни разу публика не реагировала на бойца так бурно – тысячи эфесцев отбивали единый ритм, ударяя руками по каменным сидениям.

– Самые любимые бойцы города, – весело сказал Диокл. – Они завершают всю программу сегодняшних игр. Сейчас Леэна, а потом Арес.

Гладиаторы разошлись, и судья приготовился опустить свою палку на песок. Девушка вгляделась в лицо соперницы львицы и не увидела там ничего, кроме страха. То, что произошло дальше, запомнилось Клеопатре надолго.

Одновременно с ударом палки Леэна сорвалась с места, подняв волну песка, и бросилась на противницу, словно олимпийский бегун на дорожке стадиона. У той было лишь несколько мгновений, чтобы среагировать, – она отпрянула и бросила сеть почти наугад. Свинцовые грузики заставили эту огромную паутину мягко раскрыться, но львица уклонилась чуть вправо и нырнула под сеть, сев на бедро. Инерция заставила её проскользить по песку добрых десять футов, и она молниеносно вскочила, оказавшись очень близко от соперницы. Трезубец ретиария встретил её, заблокировав между зубцов короткий меч, но лезвие на левой руке было уже нечем остановить, и оно вспороло плоть от плеча до ключицы.

Агава провернулась волчком, а Леэна рванула её трезубец вниз, наступила ногой и выбила из пальцев, отшвырнув подальше. У воспитанницы Сильвана остался лишь кинжал, который она выставила вперёд в левой руке. Из раны обильно хлестала кровь, окрашивая тело ярко алой краской. Львица накинулась на неё, обрушив удары с обеих рук – кривое лезвие прошлось по голове, возвратным движением рассекло бок и перерезало кожаную повязку, что скрывала грудь, меч же входил сквозь рёбра снова и снова. Агава ещё стояла на ногах, но была уже вся красной от собственной крови, она попыталась было поднять руку с двумя вытянутыми пальцами, но зашаталась и повалилась на колени. Судья подступил, чтобы остановить поединок, однако Леэна упредила его, быстро перерезав сопернице шею. Она сама решала, когда завершать схватку, и зрители ревели от восхищения. Она всё ещё не снимала шлема, повернувшись к трибунам и показывая им обагренные кровью руки, – воплощённое божество смерти. Могучий гул толпы поднимал её на крыльях урагана.

– Ужас, – прошептала Клеопатра, у которой волосы встали дыбом.

– Да, Леэна пишет кровью, как художники красками. Так Сатир говорит, – Диоклу явно понравилась её реакция. – Не привычна ты ещё к нашим делам. Нужно тебе закалять свою волю, как я делаю. Когда-нибудь я выйду на эту арену и покажу сражение не хуже.

– У Агавы не было и шанса. Разве это справедливо?

– Она принесла клятву и должна стоять в бою против любого соперника. Иногда попадаются слабые, а иногда сильные, но ставить пары – это привилегия хозяина. Гладиатор просто выходит и бьётся, – ответил мальчишка. – Так говорит Сатир.

– Ты его, я вижу, очень уважаешь.

– Конечно. За него билась моя мать, а потом он дал работу и мне. Он обеспечил меня крышей над головой и пищей, а ведь мог просто выбросить. Нынче я работаю на него, а потом буду биться за него на арене.

– Твоя мать была гладиатором? В Красном лудусе? – поинтересовалась Клеопатра. – Что с ней случилось?

– Да, она была одной из лучших, – кивнул Диокл. – Десять лет назад она пала на арене.

– Жаль, что ты не смог по-настоящему узнать её.

– Я знаю её по рассказам других, – уверенно сказал мальчишка. – Ей довелось погибнуть в бою, а это лучшая смерть из возможных. Когда-нибудь я хотел бы для себя такой же.

– Это случилось здесь?

– Нет, в Антиохии. Сатир тогда путешествовал с бойцами по городам Востока, и в Антиохии на играх они встретили Келено, лучшую женщину-гладиатора в Империи. Она провела два боя подряд с перерывом в день и во втором из них одолела мою мать.

– Ты как будто восхищаешься ей? – удивилась Клеопатра.

– Она – великий боец, и за это я её уважаю. Мне рассказывали, что тот бой был честным и очень близким, но ей всё же повезло больше. Не знаю даже, кто мог бы сразить её… Может быть Леэна… Теперь уже не важно. Говорили, что она закончила карьеру и вернулась к мирной жизни.

В это время внизу, на первом этаже сцены, разразилась какая-то буря – кто-то швырял предметы в стену, что отлетали с металлическим звоном, звучали несколько голосов, но среди них особенно выделялся один, мужской и яростный. Диокл подбежал к лестнице, сказав:

– Это Арес бушует. Не могу этого пропустить.

– Почему он так взбешён? – девушка поймала его за руку.

– Он не получает боя, которого жаждет. Арес – лучший боец Эфеса, он уже очень давно хочет сразиться с Гектором, что безраздельно правит милетской ареной, но Сатир никак не устраивает этого боя. Нынче Аресу назначили в соперники какого-то жалкого милетца, и он считает недостойным для себя подобное сражение.

Они вместе скатились по лестнице и попали в самое сердце представления. Железный сосуд с водой валялся на боку, и жидкость растеклась по полу тёмным пятном, рабы и даже гладиаторы жались к стенам, не желая попадаться на пути воплощённой ярости. В центре всего этого возвышался Арес, который ходил из стороны в сторону, раскручивая меч в пальцах.

Клеопатра удивлённо обнаружила, что легендарный боец вовсе не является гигантом – он был среднего роста, а на фоне огромного друга, прозванного Буцефалом, выглядел даже маленьким. Впрочем, было в его фигуре нечто угрожающее – во-первых, всё его тело, казалось, состояло лишь из мышцы и сухожилий, во-вторых, он двигался потрясающе быстро. Его плечи и грудь покрывала татуировка, изображавшая Горгону со змеями вместо волос. Лицо его обрамляла рыжая борода, такая же рыжая шевелюра была взъерошена как у кельта в боевом раже, взгляд же казался совершенно диким.

– Бой есть бой, – со своей скамьи вставил толстяк Циклоп. – Надо выйти и сделать дело.

– В задницу себе засунь своё дело! С кем я ещё должен подраться?! С собаками?! Со шлюхами?! – Арес подпрыгнул на месте. – Я мало приношу денег этому лудусу? Я вонзил меч в чрево этого города, и из распоротого брюха хлынул золотой фонтан! Только на мне тут всё и держится!

– Ты прав, ты заслужил… – сказал Фламма.

– Да, я заслужил! Я сделал то, что люди считали невозможным, я побил тех, кого раньше никто не повергал! Тридцать побед без единого поражения! Этого не достаточно?! – он говорил страстно, и девушка не могла не признать наличия у него актёрского таланта.

– Мы все понимаем, что ты должен встретиться с Гектором, – успокоительным тоном произнёс Мелантий. – Тут у тебя нет врагов.

– Неужели? И никто не шепчется у меня за спиной? Расскажи это кому-нибудь ещё.

– Исполни свой долг, как предписано традицией, – виновато прогудел Буцефал, хлопнув его по плечу.

– Иди и сам исполни, – рыжеволосый пнул ему шлем. – Ты лучше подходишь той собаке, что они выставили против меня.

– Я пропущу эти слова мимо ушей, брат, – насупился гигант. – Пропущу, ибо ты не в себе.

– Но почему Сатир отказывается устроить этот бой? Почему от зверя прячут его добычу? – немного смягчился Арес. – Только ради вас, друзья… но Валерий, коего бросили против меня, не заслужил этой чести. Я покажу им всем то, что они должны увидеть.

– Сделай это и забудь, будто не было, – посоветовал нубиец.

– О, нет. Они ничего не забудут, напротив, запомнят надолго.

Он сделал ещё круг, потом подхватил своё снаряжение мурмиллона и молча направился в сторону двери, толкая перед собой раба-распорядителя. Гладиаторы посмотрели ему вслед, и многие облегчённо вздохнули. Леэна, что уже вернулась и стояла близ дверного косяка, сказала:

– Ну, теперь он изольёт свою ярость на несчастного.

– А Сатир не пришёл его проведать… – заметил кто-то из бойцов.

– Ещё бы он пришёл, – усмехнулся Мелантий. – Он хорошо знал, в каком настроении будет Арес, и не собирался присутствовать. Нет, наш Сатир ведёт свою игру.

Почти все гладиаторы и служители театра бросились к окнам и дверным проёмам, чтобы увидеть, как развернутся события на арене. Вся сцена на три этажа наполнилась высунутыми головами любопытных. Рабы тоже не стали исключением, и Клеопатра едва протиснулась к окну на втором этаже. Ей на шею опёрся чей-то локоть, а к бедру притиснулось колено, но она не обращала внимания на неудобства, вся поглощённая озарённым лампами кругом.

Арес вышел на песок с небольшим опозданием, и Валерий, его соперник, уже ждал, облачённый в снаряжение фракийца. Публика приветствовала чемпиона весёлым гулом, но он не посмотрел на трибуны, бросив щит и шлем к своим ногам. Люди затихли, поняв, что происходит нечто необычное. Арес вонзил меч в песок и полностью безоружным подступил к судье, крикнув:

– Чего ждёшь?! Начинай!

Ошарашенный раб поднял палку и замер в нерешительности.

– Ну, по священному закону! Один на один, кровь против крови! Начинай! – чемпион изготовился как перед прыжком.

Судья ударил палкой, и тысячи зрителей взревели, предвкушая невиданное зрелище. Арес налетел так, словно у противника не было оружия, он ударил пинком в щит, взметнул ногой волну песка и окатил ею соперника. Валерий сделал несколько выпадов клинком навстречу, но чемпион лудуса, не смотря на ярость, двигался на удивление грамотно и легко избегал острой стали. Ноги Ареса плели стремительные кружева, и временами казалось, что он зависает над песком будто демон, а не человек.

– Играет, подлец. Никогда не поймёшь, где у него истинная ярость, а где лишь притворство, – Клеопатра услышала голос Алкионы, что стояла у соседнего окна. – На ноги нужно смотреть. Именно в ногах залог его победы.

Девушка подумала, что та права, ибо Валерий не мог угнаться за своим стремительным противником, хотя и пытался, отчаянно мечась из стороны в сторону. Арес, впрочем, не торопился побеждать, прежде он хотел испытать свою судьбу. Он буквально подставлялся под меч, держась совсем близко от соперника, уклонялся и подныривал, пропуская острие в считанных дюймах от своей шеи. Зрители охали после каждого такого прохода, многие вскакивали с мест, и даже знати в первом ряду сложно было удержать себя в руках.

– Где же твоё жало?! Где смерть?! – кричал Арес, издеваясь над милетцем. Он встал, раскинув руки в стороны и подставляя грудь под удар, однако Валерий уже не решался бить, растерянный и утративший веру в себя.

Чемпион налетел на него, прихватил за край щита и сделал заднюю подножку, легко опрокинув на песок. Сразу же он оказался сверху, зажав вооружённую руку фракийца его же собственным щитом. Несколько ударов потребовалось дабы выбить рукоять из пальцев, однако Арес не пытался забрать меч, вместо этого он начал срывать со своего противника шлем. Скоро массивная бронзовая маска отлетела на песок, следом за ней туда же отправился и щит. Чемпион отпустил Валерия, тот перекувырнулся и подхватил свой клинок.

– Теперь ты обнажён пред ликом богов! – прокричал Арес. Он вооружился своим шлемом, зажав его в левой руке, будто небольшой щит, и двинулся вперёд.

Фракиец сделал выпад, но чемпион легко отбил шлемом и контратаковал правой, дав звучную пощёчину, что заставила толпу рассмеяться. Валерий махнул ещё раз, совсем обезумев от обиды, клинок застрял в глазнице шлема, и чемпион резким рывком выбил оружие, отшвырнув его далеко в сторону. Теперь уже он не стал ждать, сразу же врезавшись плечом и опрокинув соперника навзничь. Шлем обрушился на лицо, раздался хруст поддавшейся кости, пальцы фракийца вцепились мёртвой хваткой в Ареса, но тот продолжал свою методичную работу. Он забивал фракийца тяжёлым шлемом, не удостоив его смерти от меча, – после десятка ударов тело обмякло, а бронза густо окрасилась кровью.

– Вы видели всё, люди Эфеса! – чемпион впервые обратился к трибунам. – Железо не коснулось меня! Ничто не коснулось меня! Разве я простой смертный?! Я – бог среди людей!

Клеопатра поражалась его актёрскому мастерству – глаза его казались безумными, но жесты были выверены, и это была скорее игра, чем реальное бешенство. Театр неистовствовал так, что птицы сорвались с вершины скалы и закружились тёмным облаком над ареной. Чемпион взял брошенный меч, покрутил его в руке, а потом вонзил в песок, отступив на шаг назад. Он сказал:

– Как звали этого ублюдка?! Кто помнит?! Я не помню! Никто?! Да всем насрать, как его звали! Я могу биться с богами, но я не потерплю неуважения к себе! Я клянусь, что не возьму больше оружия в руки, пока не получу Гектора!

После этого он быстро повернулся и скрылся в дверях, оставив рёв толпы позади. Этот рёв постепенно сложился в клич, поддержанный тысячью голосов:

– Гектора! Гектора!

– Сатир будет в ярости. Ему так и не удалось подчинить этот огонь, – сказал кто-то над ухом Клеопатры. – Арес велик как боец, но для него не существует ничего, кроме собственного величия.

*****

Уже на следующий день в лудусе девушка никак не могла забыть страсти прошедших состязаний, ведь прежде ей не доводилось присутствовать на них от начала до конца. Отец никогда не жаловал подобных развлечений, и лишь раз ей удалось издалека посмотреть на пару гладиаторов, что выступали на площади Херсонеса. Она пыталась разобраться в своих чувствах – с одной стороны, кровь и смерть вызвали в ней ужас, но, с другой стороны, она восхищалась силой и стойкостью этих странных и удивительных людей.

Теперь у неё было вдоволь времени, чтобы изучить обширный лудус, раскинувшийся на холме за пределами города. Она знала, что в Эфесе, зажатом на узкой полоске земли между морем и горами, цена земли была столь велика, что подобные здания обычно выносили в сельскую местность, поэтому и не удивилась, когда увидела его очертания среди фруктовых рощ и домиков рабов-земледельцев. Говорили, что название Красного лудуса произошло от красной глины, что добывали поблизости, однако теперь это имя приобрело новый смысл – здесь проливалась кровь.

Двухэтажная школа располагалась прямоугольником вокруг внутреннего двора, служившего для тренировок и учебных боёв. С одной стороны к ней примыкал массивный дом ланисты, с другой – бараки для рабов, лазарет для раненых и хозяйственные склады. Клеопатре сказали, что всего здесь обитает две сотни человек, из которых сто тридцать – бойцы. Левое крыло считалось женским, а правое – мужским. Гладиаторы жили на обоих этажах в маленьких комнатах, обычно по двое, но лучшие занимали свои комнаты в одиночку, имея больше привилегий. Рабам приходилось ютиться в куда худших условиях – на нарах по десятку и более человек в больших помещениях, впрочем, и там имелись такие, кто пользовался отдельными кроватями и занавешенными уголками. Охраны, как и говорила Айя, почти не было, лишь пятеро стражников обычно толкались на посту у ворот.

С самого утра Клеопатре пришлось тяжко – ей выпало помогать на кухне, где воздух был раскалён как в парилке, а потом тереть полы в длинных коридорах. Краем глаза она видела, как бойцы упражняются на песке, но поднимать голову было некогда. Начальником над рабами служил Феб, старый и костлявый старик, чьё прозвище было горькой насмешкой, ибо он отличался весьма злобным нравом. Несколько раз он ударял девушку палкой по спине, когда ему казалось, что та не слишком усердна в работе.

Покончив с уборкой, Клеопатра прислонилась к длинной стене лудуса, дабы немного передохнуть, тут на неё и налетела Демо, выскочившая из соседней комнатушки. Девушка инстинктивно рванулась, однако, не смотря на прежние занятия в гимнасии, её сил оказалось явно недостаточно, и гладиаторша подняла её в воздух, перетащила как мешок и бросила на кровать в одной из комнат.

– Что тебе надо? – Клеопатра немного испугалась, готовясь к худшему.

– Нужно познакомиться, – она услышала голос Леэны, которая полулежала в углу на изящном ложе. – Ты недавно попала к нам и ещё не предстала перед первыми столпами.

– Но Феб приказал мне вычистить ещё две кладовые.

– Он здесь – никто. В лудусе распоряжаются первые столпы, тебе должны были сказать, – усмехнулась львица. – Если я хочу, чтобы ты была здесь, то ты будешь здесь.

– Ты попала сюда не ради Феба, а для того, чтобы служить нам, – подтвердила Демо. – Лучше тебе дружить с нами, а не чураться словно чужих.

– Разве не хозяин устанавливает порядки?

– Он живёт не с нами, а отдельно. Его порядок – это правила для рабов, слепое подчинение, как в любом лудусе, – пояснила Демо. – Однако, чтобы жить тут по-человечески, нам нужны и свои порядки, которые выгодны нам, а не кому-то извне. Сатир может закрыть на это глаза.

– Сатир купил тебя, а он умеет выбирать рабов, – сказала Леэна. – Зачем он купил тебя? Что ты умеешь?

– Я вам не цирковая лошадь, – возмутилась Клеопатра. – Я ничего такого не умею, и я не должна быть рабыней.

– Интересно. Это слова свободной. Ты не родилась рабыней и попала в неволю не так давно. Как ты умудрилась оказаться в рабстве? – заинтересовалась львица, сев на ложе и придвинувшись к девушке поближе.

Сейчас Клеопатра смогла рассмотреть чемпионку лудуса и её подругу как следует. Она поймала себя на мысли, что совсем не боится Демо – не смотря на ремесло бойца, фракиянка не производила впечатления жестокого человека. Леэна же вызывала у девушки настоящий ужас, ибо в памяти всплывали картины прошедшего боя и её противница, залитая кровью. В движениях и взгляде львицы было что-то хищное, хотя нельзя было отказать ей и в красоте. Глаза её приковывали к себе пронзительной голубизной, но в этом цвете не было теплоты, лишь холодная ярость. Лицо с точёными скулами и светлая кожа выдавали германскую кровь, над правой бровью и пониже рта виднелись два старых шрама; золотые волосы струились ниже плеч, распущенные без всякой причёски. Её сильное тело было покрыто татуировкой в кельтском стиле – животные переплетались в изысканном узоре, а отрубленные головы висели на ветвях дерева как украшения.

– Долгая история… Со мной много чего произошло, – сказала девушка, вздрогнув под этим пристальным взглядом.

– Послушай меня внимательно, – голос Леэны был спокоен и тих. – Ты думаешь, что мы относимся к тебе как к существу низшего сорта из-за твоего положения, но это не так. Для меня не важно – рабыня ты или свободная, мне важнее другое – будешь ли ты частью семьи, будешь ли отдавать себя ради твоих сестёр. Для начала ты должна рассказать нам всё без утайки, открыть свою душу так, будто мы самые близкие тебе люди.

– А это именно так и есть, – вставила Демо.

– Сделай свой выбор сейчас, – продолжала львица. – Откроешься ли ты перед нами или сочтёшь нас недостойными? Станешь ли нашей сестрой или останешься просто рабыней?

– Что вам рассказать? – голос девушки чуть дрогнул.

– Ты видела мой бой, – догадалась Леэна. – Я чувствую в тебе страх. Не путай Игру с жизнью, малышка. Она была уже мертва. Та женщина, Агава… Я не стала ждать вынесения приговора и сама пресекла её жизнь, ибо кровотечение было уже не остановить. Я убиваю на арене, но здесь я отношусь к своим сёстрам с любовью и вниманием, ко всем прочим же – по справедливости. Некоторые упрекают меня в суровости, но никто не может оспорить, что я воздаю каждому по заслугам.

– Истинно так, – поддакнула Демо.

– Теперь говори, и можешь не торопиться, – львица закинула ноги на кровать и прислонилась к стене. – Я люблю длинные истории, особенно если рассказывают хорошо.

– Моя мало похожа на увлекательный роман, – немного смутилась Клеопатра, – ибо она горька и с печальным концом. Я родилась в Херсонесе, жемчужине Тавриды, как говорят, и семья моя была не из последних, так как отец владел несколькими судами, что ходили с товарами до самой Азии и даже Египта. Мать я потеряла рано, потом старший брат уехал по торговым делам в Италию, да там и остался, поэтому отец стал брать меня с собой в плавания, а я любила море и совсем не возражала. Мы ходили по Эвксинскому Понту, я видела новые города… Это случилось в наше четвёртое совместное плавание, когда корабль встал на якоре близ Ольвии.

– Дай-ка угадаю. Неужели пираты? – вставила фракиянка.

– Да, ты весьма прозорлива. Ночью они подошли на маленьких судах и навалились внезапно, у нас не было ни единого шанса.

– Что было дальше? – львица взглянула прямо на девушку, словно желая понять, скажет ли та всю правду или не сможет открыться.

– Это был ужас. Они убили некоторых из нас… мой отец получил тяжёлую рану в самом начале нападения, и я держала его у себя на коленях. Они сказали, что за него можно взять большой выкуп, и разрешили мне ухаживать за ним, чтобы он не умер. Корабль разграбили, потом сожгли… Три дня в маленьком гроте на берегу я старалась не дать ему умереть, однако жизнь всё же покинула его. Они гнали нас сначала по суше, потом посадили на судно, и, наконец, мы прибыли в город, – Клеопатра говорила почти отстранённо, чувствуя, что всё в ней уже перегорело.

– И как же они продали вас? – спросила Леэна.

– В трюме, когда мы ждали своего часа, кто-то шептался, что нас могут продать в рабство, но я сказала, что это невозможно, ибо мы – римские граждане, либо жёны и дети римских граждан. Один из пиратов только рассмеялся, он уверил нас, что наместник провинции признает нас всех разбойниками, захваченными в плен, и все мы по закону обратимся в рабов. Мне казалось, что такого не бывает, но так и случилось. Никому из нас не дали свидетельствовать перед властями, всех бросили на площади, стражники избили нас, а магистрат обнялся с предводителем пиратов… всех нас признали разбойниками, убийцами и беглецами.

– Эх, наивное дитя. Ты же дочь торговца и должна была знать, что в законы верят только дураки, – усмехнулась Демо. – Обычные взятки позволяют пиратам продавать людей в рабство даже в Империи. Уверена, что за каждого из вас наместник получил свою долю. Они ещё и не такое творят, особенно с теми варварами, что переселяются в Империю в надежде на защиту и богатство.

– Да, этот так, – мрачно кивнула львица, думая о чём-то своём.

– Наивные варвары переселяются целыми семьями и родами, уверенные, что император обещал каждому землю для поселения, но провинциальные власти не дают им земли, они окружают их гарнизонами и морят голодом, пока те не начнут умирать. Вот тут-то и приходят в их временные лагеря работорговцы, что на короткой ноге с магистратами, они скупают детей и жён варваров в рабство за бесценок. Это прямая насмешка над законом, но всем насрать, – фракиянка говорила явно со знанием дела.

– Что было дальше? – спросила Леэна.

– Нас не стали продавать в Мезии, но вывезли подальше, в Эфес. На рынке меня мутило, и я плохо помню подробности. Я даже не знала поначалу, кто меня купил.

– Тебе повезло, что оказалась здесь, – сказала предводительница.

– Мне нужно поговорить с Сатиром. Я объясню ему, что случилось, и смогу убедить, что я не рабыня, – девушка решительно посмотрела на гладиаторш.

– Хорошо. Я помогу тебе устроить эту встречу, – неожиданно согласилась львица. – Подожди несколько дней и получишь желаемое, но не слишком обольщайся.

– Ты уже поняла, каково твоё место среди нас? – весело толкнула Клеопатру в плечо Демо.

– Похоже, что в самом низу, пинаемая всеми… – поморщилась та.

– Не отчаивайся так. Можешь быть младшей сестрой, – фракиянка бросила короткий взгляд на предводительницу, словно ища одобрения. – Хочешь быть моей сестрой? Некоторые говорят, что это не так уж плохо.

«Я чувствую себя как ягнёнок среди львов. Может ли ягнёнок дружить со львами? Однако у меня нет выбора. Попробую натянуть на себя волчью шкуру».

– Да, – кивнула девушка.

– Мы будем относиться к тебе по справедливости и о тебя ждём того же. Ничего не скрывай от нас и подчиняйся старшим, – сказала Леэна. – Если кто-то попытается обидеть, приходи к нам. Мы разберёмся… как с женщинами, так и с мужчинами.

– Учись делать то, что здесь полезно, – посоветовала Демо. – Когда люди смотрят на хорошую работу, их сердца быстрее оттаивают.

С этого дня ей стало заметно легче, словно камень свалился с души. Она старалась запоминать имена и особенности характеров бойцов, подслушивала обрывки разговоров и сама спрашивала, училась ориентироваться в лабиринтах лудуса, умело избегая встреч со старым Фебом. Ей казалось, что она теперь немало узнала об обитателях школы. Узнала, что лучница Токсарис называет себя дочерью скифского царя, но в это никто не верит, что Буцефал, не смотря на устрашающий вид, весьма добрый человек, а Циклоп любит гулять в чём мать родила, похлопывая по исчерченному шрамами пузу. Главное же – уже довольно скоро ей принесли весть, что хозяин лудуса готов принять её в своём кабинете.

Утро ещё только окрасило мир в розовые тона, когда Клеопатра пришла к массивной лестнице хозяйского дома, но ей пришлось долго ждать, ибо желающих было много, а рабам полагалось место в самом конце очереди. Чернокожий прислужник со свитком запускал гостей по одному, зачитывая имена на ломаном языке. Кто-то пришёл говорить о делах, кто-то просить денег, кто-то сжимал в руке рекомендательное письмо от дальнего родственника. Богатые старались не обращать внимания на бедняков, а те жались по углам, желая выглядеть как можно более несчастными, дабы их просьба была удовлетворена.

Наконец, имя Клеопатры произнесли, и она быстро вошла, миновав обширный главный зал, где слуги суетились у фонтана. Сатир сидел за столом в своём небольшом кабинете, перед ним были разложены папирусные свитки и письма на глиняных табличках, в двух тяжёлых мешочках поблёскивали монеты, выглядывавшие из развязанных горловин. У входа в кабинет её встречал Кербер, высокий сириец, что часто служил телохранителем господина, его руки покоились на поясе, придерживая меч. Справа от стола замер Виктор, самый доверенный из рабов ланисты, что прежде бился на арене как гладиатор. Его массивная фигура могла бы показаться полноватой, но ей почему-то думалось, что это лишь иллюзия, и он очень быстр. Тёмная борода придавала ему мрачное выражение, руки были покрыты густым волосом, шрамы тянулись как белые дороги по коже. Он происходил из варваров – это было ясно – и преодолел уже четвёртый десяток. На правой руке у него отсутствовало несколько пальцев – тяжёлая утрата для бойца.

– Мне сказали, что ты хотела меня видеть, – Сатир поднял на неё глаза. – Что тебя привело?

Девушка заметила, что он одет в простой бурый хитон, не показывая никакого внешнего богатства, движения его выверены, а взгляд сосредоточен. Он любил работать. Стены кабинета были покрыты реликвиями его ремесла – гладиаторскими шлемами, щитами с отметинами ударов, деревянными и стальными гладиусами. По углам на высоких постаментах красовались бюсты тех, кого уважал хозяин.

– Господин, я должна рассказать вам о недоразумении, что произошло со мной… – она осторожно подбирала слова. – Дело в том, что я не рабыня…

Сатир выслушал весь её рассказ, получившийся ещё более подробным, чем в первый раз, в полном молчании. Его лицо не выражало никаких эмоций, и ей стало страшно, что она ошиблась, поверив в его добросердечие. Кербер с Виктором также не выдавали своих чувств, они были похожи на каменные изваяния, от коих веяло смертью.

– Прошу помочь мне вернуть доброе имя, – закончила, наконец, Клеопатра, опасаясь поднять на ланисту глаза.

– Родственники у тебя в Херсонесе остались? – спросил хозяин. – Кто может подтвердить твоё происхождение?

– Отец мой погиб, а следы брата затерялись, – замялась девушка. – Домом управляет наш слуга, Гелон. Он всегда был верен семье…

– Я верю твоему рассказу, – сказал Сатир. – Мне сразу показалось, что ты не та, за кого тебя выдают, а я неплохо разбираюсь в людях. Свободных людей обращают в рабство за горсть монет… да, я верю в это, ибо я видел жизнь. Однако я не могу восстановить твоё доброе имя.

– Но вы могли бы написать магистратам, что была ошибка…

– Наместник вынес приговор и никогда не признает своей ошибки, никогда не поставит на кон свой авторитет. Никто из магистратов не будет оспаривать его решения, ибо каждый там повязан с другим, – ответил ланиста. – Кто-то мог бы обратиться в суд от твоего имени, но процесс будет тяжёлым, потребуется много денег на хороших адвокатов, ибо магистраты будут всё отрицать. Так или иначе, но у тебя нет ни денег, ни поручителя.

– Но это же бесчестно и незаконно, – прошептала она.

– Да, это так, но именно так и бывает, – Сатир посмотрел на неё, погладив бороду. – Не думай, что я злой человек или желаю тебе недоброго. Я велю, чтобы с тобой обращались хорошо. Виктор проследит. Я никогда не заковываю своих рабов в кандалы, если они не совершают явного преступления, я не ставлю клейм и не применяю плетей, если они сами того не заслужили. Это всё, что я могу тебе обещать.

– Разрешите мне написать письмо Гелону, дабы он приехал и свидетельствовал перед вами, – ухватилась за последнюю надежду Клеопатра. – Он мог бы выкупить меня из рабства.

– Ты понимаешь, что я потратил немалые средства на тебя и не могу позволить себе разбрасываться деньгами…

– Наш дом не беден, и он соберёт достаточную сумму, чтобы компенсировать все ваши расходы, – уверила она. – Могу я написать письмо?

– Напиши…