Читать книгу 365. Сказки антарктических писателей - Модест Казус - Страница 39

Весна
БЛАНШ ЗАУСЕНЕЦ. ТОПИНАМБУР (АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ВЕРСИЯ). ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОЙ

Оглавление

Жил да был корчмарь в корчме. И не было у корчмаря ни трех сыновей, ни жены с колотушкой. Корчма его стояла на самых отшибленных отшибах, однако же во времена сухого закона обрела популярность – корчмарь слыл во всей губернии злостнейшим самогонщиком.

В один особо ненастный и скудный на алкашей день зашли в корчму Семеро-со-двора в полной своей комплектации. Зашли, значит, и уселись на грубо сколоченные скамьи вокруг деревянного стола. Уселись, значит, и давай разговоры разговаривать.

– Как-то раз смастерил мужик гундель и пошёл эту гундель продавать – рассказывало первое из существ, имевшее вид до того благостный, что любой, кто встречал его, никогда в жизни больше не печалился. – Но по дороге гундель сломалась. Заплакал мужик, да и помер с горя. Теперь, говорят, бродит степями раздольными и гудит так протяжно – «Гу-гу-гу»!

– Ну, и брехотун ты, брат! – заревел медведь – Сам гундишь, что та гундель! Лучше послушай, какую историю слыхивал я! Повадился индрик-зверь в одно село харч воровать. Собрались мужики и стали думать-решать, как им индрика-зверя изловить да искромсать в салат. Но пока думали, пришел в их деревню палеонтологический отряд и зверя зафиксировал в бюллетень. Загрустили мужики, ибо не на кого им стало охотиться. А индрик-зверь попал в книгу исчезнувших животных.

– Ой, а вы знаете?! – запрыгала на лавке хвостатая барышня. – Что будет, ежели смешать персидский джин с тоником Хука, залить бурду эту отваром Крафта и посыпать нитфоспидовым поршоком, то можно получить превосходный кармагеддонов коктебель.

– Ав! Ав! – гавкнул из-под лавки плешивый волчок. – Уж какие нонче времена мракобесные пришли. Пришли, а уходить не собираются. Здухачи, когда бороться вздумают, не деревья рвут с корнями, а цельные домы людские вместе с людями в друг дружку швыряют!

– А от чего всё зачиналось? – заугрюмила без того мрачная и пузатая туча. – На берегу морском птиц с дюжиной лиц снёс черный яиц. Из яйца полез василиц и давай кусать за пятки девиц! О, как!

– Ну и что! Хо-хо-хо! – засмеялось полотенце, за счёт которого все пили и гуляли – Раньше скукотень, а таперича веселень. Закатили однажды пирушку в одной избушке, все пьяные колесом ходят, падают и лбы расшибают. А когда пить стало нечего, по домам пошли. Идут, значит, слышат в темноте – тресь-тересь! Трещит кто-то чем-то. А то шаликуны с веретёнцами да прялками крадутся. Заманили мужиков в прорубь, да и со смеху покатились! Веселень!

– Т-с-с-с! – прошептало последнее непонятно что о семи языках. – А вам не кажется, что мы здесь не одни?

Мы тут же всполошились, под стол заглядываем, молнии мечем и дождём брызжем. А семиглавое им кричит:

– Смотрите-смотрите! – и перстом в угол тычет, где жирный свинтус с топинамбуром в пасти.

– Ах, ты! Прорва! – заругался корчмарь, который тоже приметил свинтуса. – Быть козе на бузе, а бычку на веревке!

И заколол свинью.

Ух, а мяса-то нажарили! Ах, и сала-то накоптили! Закатили пир на всю округу, только не пришел никто.

365. Сказки антарктических писателей

Подняться наверх