Читать книгу Маленький Принц - My.Self. Harmony. - Страница 6

Джимми долго ворочался в кровати после страшных историй Кая о детском приюте. Едва ли когда-нибудь в жизни парень сталкивался с подобными местами, где царили хаос и несправедливость, где детей превращали в бесчувственных зверей или убивали вовсе, где округа, казавшаяся заброшенно-живописной, кишела трупами. Он не мог представить себе, как его воспитанники жили в этих условиях… Хоть он и был скептически настроен по отношению к неупокоившимся душам, призракам, полтергейстам и шабашу, почему-то появилась вера в то, что без вины убитые дети бродят по саду, по приюту, шумят и будят ещё живых… Он представлял себе это место во времена Кроу, как будто переносился на много лет назад, находясь в комнате. Быть может, он начал сходить с ума, не проработав и недели в этом ужасном детском доме… Но картинки воображения казались такими живыми, яркими и чёткими. Но все они становились совсем другими, стоило рассмотреть их сквозь призму Кая. Картины мутнели и становились расплывчатыми, как будто на них опрокинули банку с подкрашенной серым водой. Мальчик, который, кажется, так давно перестал смеяться… Пусть он и был невероятно грустным и загнанным, но на фоне воспитателей, директрисы и одногодок выглядел таким настоящим и искренним со своим надорванным голосом и физическим недостатком.

Воспитателя мучили вопросы о прошлом мальчишки. Да, они едва ли знали друг друга, но Хэлмана слишком сильно тянуло к Каю, будто он дёргал за ниточки, привязанные ко всем конечностям Джеймса, и пытался придвинуть его к себе. Необычный мальчик… Слишком необычный. В 15 лет многие уже пробуют курево, алкоголь, встречаются с девушками, ругаются непристойными словами, не вылезают из компьютера, дерутся даже просто так. Кай был каким-то другим, словно сошедшим со страниц «Маленького принца». Он всё ещё ребёнок, чёрт побери. Ребёнок, тянущийся к свету, к высокому, к рисованию и книгам… Джеймс припоминал себя в его возрасте. Они были чем-то похожи, разве что брюнета не держали в железной клетке и не били. И Хэлман понимал, что не может оставить мальчишку загнивать там. Он сказал, что никто их больше не забирает оттуда… Но нельзя такому хрупкому цветочку расти на выжженной земле, где за ним никто не ухаживает, только он сам ищет себе влагу и укромное место от палящего солнца. У него даже подпорки нет подходящей – его совсем не годится, она почти сломана.

Встав с кровати, Джеймс потянулся и наклонился к полу. Мышцы спины напряглись. Он сладко зевнул и направился на кухню, чтобы смягчить пересохшее горло водой. Который час? Почти пять утра. Чудно. Откуда эта бессонница? Ну что ж, он может раньше выйти на пробежку. Это было его терапией – занятия бегом круглый год. Дома он мог иногда поприседать или покачать пресс. В то же время гены наградили его даром есть и не толстеть, но парню этого казалось мало, хоть он и не стремился стать бодибилдером. Зато утренний свежий воздух помогал привести мысли в порядок, когда это так требовалось.

Вот кто и был чокнутым, так это Джек и Кову. У них было одно странное (по мнению Джимми и Луки) общее увлечение: они ходили на скалодром и покоряли высокие стены, увешанные пластиковыми выступами. Поскольку уже дошло до скалолазания на скорость, они оба договорились как-нибудь сходить в один очень большой торговый центр, где на трёхэтажной шахте лифта сделали стену для их любимого развлечения. И это несмотря на то, что Джек курит, а Кову нужны его руки для работы… Иногда Джимми тоже думал присоединиться к ним, но в то же время здравый смысл останавливал его и говорил, что рождённые ползать по земле уж точно не могут карабкаться по стенам.

Он быстро переоделся в спортивные штаны, чуть помятую футболку, надел кроссовки полегче, собрал волосы в неряшливый невысокий хвост, накинул кофту и вышел на улицу, включая музыку на телефоне, чтобы не так скучно было бежать. Лондон всё ещё пребывал в состоянии коматоза, из которого никто не хотел выходить. Тусовщики ждали выходных и пока вели нормальную жизнь, работящие ждали хотя бы шести утра, чтобы выскочить из дома и поторопиться на свои места, дети ещё спали в люльках, только лишь хозяева собак выходили в такую рань, чтобы выгулять питомцев. Джимми это мало интересовало. Его мысли занял лишь один вопрос: как можно вызволить мальчика из кошмарного приюта, прежде чем станет слишком поздно. Он боялся попросить об этом свою мать: она могла не понять его и напомнить, что помимо него у неё есть ещё один ребёнок. Сам он едва ли понимал процедуру усыновления… А ведь она могла занять не один месяц, хоть ему и нужно было срочно забирать мальчишку, пока с ним ничего не случилось. Выкрасть? Всем же как-то наплевать на калеку – есть он или нет. Только потом ему самому не поздоровится. Угрозы? А этот «всемогущий» Джаред (или Джерард? Какое это имеет значение?) не мог его прижучить в ответ? Судя по рассказам мальчика, это какой-то монстр во плоти. Подкупить? А на него не посмотрят, как на сумасшедшего? Да и где он возьмёт такие деньги? Всё же стоило наступить себе на горло и спросить у своей матери. Может, у мальчика всё же были родители? Их можно было бы найти и вернуть его, если только они не наркоманы или алкоголики. Хотя он не выглядит, как отпрыск незащищённых слоёв общества. Он такой маленький хрупкий ангел с адскими глазами. Интересно, как выглядели его отец с матерью… Как природа могла набедокурить и создать нечто подобное?.. Что ж… Ему стоило после работы завернуть домой к родителям, пока отца не будет, потому что он точно не оценит эту идею. Ему можно сказать о случившемся только по факту совершения – тогда он не сможет ничего сделать. Он всегда так делал: снял отдельную квартиру, поступил в Художественную Академию, нашёл девушку, расстался с ней, устроился работать. Отец только звонил раз в месяц и хрипло хмыкал, иногда говоря: «Ну что ж, сын… Ты знаешь, что я думаю, но это твоя жизнь – разбирайся с этим сам». Джимми это не обижало. Наоборот, развязывало руки.

Он неторопливо ехал в сторону приюта. После контрастного душа мышцам стало хорошо, по телу прошёлся заряд энергии и готовность работать целый день: Хэлман не рисковал есть на своей новой работе, раз уж отзывы о местной кухне были, мягко говоря, не самыми лестными. Ребята сегодня не звонили ему: каждый из них тоже трудился не покладая рук. Трудно, наверное, целый день делать витражи или копаться в мелких деталях для нового украшения, стоять под прицелом фотоаппаратов или сидеть в студии и записывать музыку пришедших исполнителей. Для Джимми это хоть и было творчеством, но не составляло особого интереса. Теперь он хотел лишь увидеть мальчишку и удостовериться, что он смог прожить очередную ночь без сюрпризов.

Двор приюта опять встретил парня пустотой – даже старик Сальваторе не курил на камне, хотя где-то в отдалении слышалось щелканье садовых ножниц. Неужели ему разрешили заняться любимым делом и восстановить сад? Джеймс лишь усмехнулся и поторопился в детскую. В холле было как-то необычно тихо… У Мэв отобрали нож или наконец-то убили? Господи, как жутко это звучит, но раз она такой ужасный человек, то ей точно добра не пожелаешь… Хэлман ускорился, скрипя старыми паркетными досками под ногами. Вот и дверь уже близко. Он не решился резко распахивать её: дети могли ещё спать или сильно испугаться такому молниеносному появлению воспитателя. Так что Джеймс приоткрыл комнату и вошёл внутрь. Детей вновь нет. Но на полу какие-то подозрительные красные пятна. Не сок, не краска… Слишком жидкие и яркие для этих субстанций…

– Кай? – негромко позвал его брюнет.

Конечно, это кровь. Несколько пятен расплылись цветами на ковре и между досками пола.

– Кай, малыш, где ты? – Джеймс чувствовал ком, скручивающийся в животе. Если эти живодёры извели мальчика…

– П-привет… – несмело произнёс мальчик, выглядевший из рук вон плохо: он побледнел, дрожал, а на скуле появился синяк. Трясущаяся рука зажимала локоть другой. Блондин не переставал закусывать губы и тихонько вздыхать.

– Малыш… Что с тобой? Что это на руке? – воспитатель подошёл поближе к углу, где сидел мальчик, и опустился на колени, пытаясь убрать ладонь, скрывавшую нечто, что так привлекло внимание Джимми.

– Ай! Не трогай, пожалуйста, не трогай! – пискнул Кай, ухватившись сильнее за свой локоть.

– Что это? – повторил Хэлман.

– Ц-царапина, – громко сглотнул мальчик, когда парень убрал его руку и разглядел длинную красную линию, тянувшуюся по всей внешней поверхности локтя, кровь с которой пропитала разрезанный рукав.

– Царапина? – озадаченно спросил брюнет и взглянул в блестящие глаза блондина, – Это порез, малыш. От ножа, причём. И синяки какие-то. Кто это сделал?

– Мэв.

– За что?

– П-просто так. Потому что я не живу с одногодками. Её это злит…

– Тебе помощь нужна. Рана плохо выглядит.

– Я не пойду в медпункт… – сдавленно пробормотал Кай, как будто кто-то сильно сжал его глотку.

– Почему?

– Они отрубят мне руку. Они часто так делают. Потом скажут Шеридан. Шеридан скажет Джареду. Он опять начнёт за мной гоняться. Он сделает мне намного больнее. П-правда, – он облизнул свои сухие обескровленные губы и шмыгнул носом.

– У них есть лекарства?

– Н-нет. Их нигде нет.

– Даже у Сальваторе?

– Даже у старика. Их нигде нет.

– У тебя есть платок или остатки маленькой одежды? Хоть какая-то ткань?

– Нет.

– Будешь против, если я отрежу рукава?

– Нет, – мальчик протянул свои худенькие руки Джеймсу. Тот нашёл в каком-то ящике ножницы и осторожно срезал ткань с его кофты чуть выше локтя. Он смочил грязный кусок в чашке с водой, стоявшей у Кая в углу, протёр кожу, чтобы убрать засохшие пятна, попытался остановить кровотечение, а потом замотал в чистый рукав пострадавший локоть. Мальчик даже не поёжился. Он только с нескрываемым любопытством следил за руками Хэлмана, проводившими нехитрые махинации.

– Ну вот, так-то лучше. И не так больно, да? – Джимми нежно погладил мальчика по голове, когда закончил с раной, – Ты же знаешь, что такая повязка долго не продержится, да?

– Догадываюсь.

– Она ударила тебя?

– Несколько раз. Потом кинула нож вдогонку. Он только скользнул. Могло бы быть и хуже.

– Я привезу тебе что-нибудь завтра. Такую рану не мешало бы зашить. Но… Боюсь, я не врач. Не тревожь руку, хорошо? Она может опять начать течь.

Мальчик кивнул и прикусил нижнюю губу, подтягивая к себе здоровую ногу и вытягивая больную вперёд. Он аккуратно устроил порезанную руку на коленке, чтобы она держалась прямо, а целой упёрся в пол.

– Джимми… – тихо позвал он.

– Да, малыш?

– Тебе и вправду меня жалко?

– Конечно. А ты как думаешь? Можно ли не пожалеть мальчика, которому делают больно?

– С-спасибо, что жалеешь меня, – пробормотал он.

– Не стоит благодарить за это, малыш. Любой человек, у которого есть сердце, не смог бы ударить тебя, как все они.

Кай незаметно кивнул и уставился в одну точку. Голодно… Очень голодно… Он даже не смог съесть помои Джареда: Мэв атаковала сразу при входе в столовую. Он никогда так быстро не бегал, даже с палкой. Мальчик умчался в детскую, испугался не на шутку и пытался придумать, что сделать с порезом, но ничего не приходило в голову, потому что все мысли спутались от боли. Как же теперь хочется есть…

– А где все остальные?

– Учатся.

– А ты…?

– Я не могу учиться. Мои одногодки не дают и минуты спокойно просидеть. Начинают стрелять бумагой, тыкать, вешать на спину странные записки… Но я умею читать, считать и писать. Если мне дать книгу, то я смогу запомнить что-нибудь. У меня неплохая память.

– Хорошее умение. Ты тренировался?

– Угу. Когда-то Максимус принёс нам толстенную книгу по истории. Я успел прочесть около половины. Я примерно помню события в Великобритании с самого начала по 1780 год.

– Не все школьники могут их запомнить.

– Максимус тоже так говорил.

Джимми до сих пор чувствовал страх за жизнь мальчика, потому что ему слишком сильно не нравилась новая рана. Но тот начал приходить в себя, на бледных щеках появилась тень румянца.

– Малыш… Я знаю, ты, наверное, очень хочешь забыть о своём прошлом, но… Ты можешь рассказать мне что-нибудь о себе? Я до сих пор не могу понять, почему ты оказался здесь, если у тебя есть мама… И почему Кроу не смог тебя пристроить. И перелом…

Кай нахмурился, но не так, как все дети, когда им дают сложную работёнку или не позволяют очередную шоколадку. Блондин смотрел на брюнета своим прошибающим насквозь взглядом и пытался снять с нижней губы шкурку передними зубами. Взгляд поблуждал по потолку, а потом опять опустился на Джеймса.

– Думаю… Если ты дважды спас меня, то… Ты не сможешь предать?

– Я никогда не предам тебя, малыш, – мягко произнёс парень, взволнованно смотря на мальчика.

– Я поверю. П-постараюсь, по крайней мере… – он пододвинул к себе рюкзак и выудил из него медальон здоровой рукой. Покрутив его между пальцами, мальчишка смог открыть крышку и протянул его воспитателю. Джимми вгляделся в небольшое изображение, потускневшее со временем. На нём была девушка, совсем юная, кажется, такого же возраста, как и Кай, такая худенькая и напоминавшая лесную нимфу или ангела в своём белом полупрозрачном платье, с длинными светлыми волосами и огромными голубыми глазами. Сразу было видно, что мальчик почти полностью был похож на неё.

– Это моя мама, Айрис, – голос мальчика стал совсем другим, каким-то нежным, заботливым, грустным, как виолончель.

– Твоя мама… Очень красивая. Такая маленькая и хрупкая, как девочка, – Джеймс бережно вложил раскрытый медальон в руку Кая.

– Она и была девочкой, когда забеременела от этого сукиного сына. Ей было 15, как и мне сейчас, когда он её изнасиловал. Дедушка Малфурион не сказал ей ни слова, как сейчас отцы орут на дочерей, что они подзаборные потаскухи… Он почему-то был рад, хоть и не знал, от кого. И когда В… Он пришёл к нам домой и сказал, что это его сын… Маму сильно колотило. Но она не смогла его выгнать. Она хотела. Но не говорить же дедушке о том, что В её изнасиловал. Иначе дедушка взял бы ружьё и прикончил его на месте. Так появился я, Кай Габриэль. Странное имечко? Дедушка не любил обычные имена. Он мне его и дал. Думаешь, я жил долго и счастливо, рос в любви, меня холили и лелеяли? До четырёх лет – да. Потом… – мальчик помотал головой, – Он и до этого часто бил маму, пока дедушка не видел. А потом дошла очередь до меня. Я играл во дворе, когда В подошёл ко мне и изнасиловал в первый раз. Ничего не сказал, просто скрутил руки и закрыл рот. Мама уже ничего не могла поделать.

– А у тебя не было домашних животных?

– Нет. В не разрешал их держать. У нас была Герда, но он её застрелил, когда мы переезжали. Она просто знала, что… В был очень плохим человеком. Дедушка никогда не держал её на цепи, а В приковал, потому что наша девочка бросалась на него и хотела загрызть, – мальчик судорожно вздохнул, – Я скучаю по дедушке… Он никогда не дал бы меня в обиду. Но он умер. Сукин сын его отравил.

– Откуда ты знаешь? – испуганно спросил Джеймс.

– Дедушка был здоровее любого быка. Как в шестьдесят лет такой человек, никогда не жаловавшийся даже на фантомную боль, мог истечь кровью и умереть в одну ночь?

– Бабушка у тебя есть или была?

– Не знаю. Дедушка говорил, что она давным-давно сбежала с каким-то пиратом, оставив его одного с мамой.

– С пиратом? – подозрительно переспросил Джимми.

– Ну, на маскараде он был в костюме пирата, – мальчик пожал плечами, – Бабушка даже не знает о моём существовании. Она ни разу не приехала и не позвонила. Её не интересовало даже происходящее с мамой. Д-да, вот… – Кай едва не поперхнулся воздухом, пока вздыхал, – Когда В убил дедушку и Герду, мы переехали. Он ещё два года бил и насиловал нас с мамой. Приходил ночью пьяный и начинал. Мне было шесть, когда я взбунтовался. Он практически выломал дверь в комнату, а я спрыгнул со второго этажа. Он меня избил, я сломал ногу… Потом ночевал в собачьей конуре. Мама привезла меня сюда и отдала Максимусу. Оставила мне конверт и сказала, что я смогу открыть его, когда мне исполнится 16, если я здесь задержусь.

– Ты так и пришёл без гипса?

– Да. Проблема не в том, что моя мама была настолько безответственной, что не видела моих мучений, а очень торопилась и не хотела, чтобы её лишили родительских прав. Она обещала меня навещать, но за девять лет я ни разу её не видел. В двенадцать я очень злился и думал, что у неё появился другой ребёнок, а обо мне она забыла, ненавидел её, но потом успокоился и понял, что это всё из-за В. Он может её не пускать. А, может, Шеридан не даёт ей со мной увидеться… Я и сам не знаю, – мальчик отвёл глаза и положил медальон, до сих пор лежавший в его руке, обратно в рюкзак.

Джеймс видел, что ничего хорошего в воспоминаниях о прошлом Кай не видел – они только сильнее его печалили. Но он казался совсем другим – не просто странным мальчиком, которого все бьют. Он маленький несчастный человечек, натерпевшийся за свою жизнь того, что не каждый взрослый смог бы пережить. У него почти никогда не было нормальной жизни, когда его бы любили и не причиняли боль. Ни дома, ни в приюте – никогда. Он не успел побыть ребёнком, которого бы лишний раз могли побаловать шоколадкой, игрушкой или походом в зоопарк. Он всю жизнь заперт в своём кошмарном прошлом и убийственном настоящем как морально, так и физически. У него нет никого: ни друзей, ни родственников, ни даже союзников. Если они и были, то их сметали на пути плохие люди, вроде его биологического отца, директрисы Шеридан, Мэв и Джареда. Такой маленький и одинокий в огромном мире, где никто даже не может просто протянуть ему руку и поднять с пола.

– Джимми?

– Д-да, малыш? – он шумно сглотнул и потёр глаза.

– Как думаешь… Моя рука быстро заживёт?

Хэлман едва сдерживался, чтобы не расплакаться при мальчике. Но этот вопрос довёл его до внутренней истерики.

– П-просто… Мне очень нужна эта рука. Я не смогу ходить без неё. Буду падать. Палку держать неудобно. Будь у меня костыль или что-то в этом роде, то… Я бы и не жаловался, но…

– Кроу не пытался поставить тебя на костыли?

– Пытался, но подходящих не было. Они были очень высокими для меня. Я же совсем… Маленького роста. Сейчас они были бы как раз, но… Шеридан их закрыла на чердаке.

– Я обязательно привезу тебе завтра лекарства. Чтобы рука быстрее прошла.

– Спасибо. Ты очень хороший, – в уголках его губ вновь спряталась улыбка.

Когда Джимми в последний раз проходил мимо детской спальни, он услышал очень странные звуки из угла. Подойдя к плохо освещённой части комнаты, он увидел свернувшегося клубочком Кая, рыдавшего в голос во сне, а его слёзы были размером с приличные горошины. Сердце воспитателя обливалось кровью от этого зрелища. Он не стал будить мальчика, а взял его на руки и, прижав к себе, попытался укачать, мурлыкая под нос мотив какой-то метал-баллады. Несмотря на возраст, блондин оказался на удивление лёгким, как пёрышко. Хэлман на секунду представил, насколько ужасные сны видел Кай после водопада воспоминаний, которым он так легко поделился с ним. В груди резко защемило: парень до сих пор не мог отойти от осознания факта, что встретил настолько ненужного мальчика. Он, как забытая игрушка на остановке – за ним едва ли кто вернётся. Его, скорее, швырнут под дождь или колёса проезжающего автомобиля, чтобы посмеяться. Ох уж эти жестокие дети… А хозяевам, наверное, купили новую игрушку взамен старой, чтобы не плакали. И у Джимми был шанс спасти маленького плюшевого зайчика с одной распоротой и одной оторванной лапкой. Нужно было только поторопиться, прежде чем ему непоправимо навредят.

Он стал плакать намного тише, уже безмолвно, но слёзы всё ещё были огромными и горячими, оставляли влажные следы на его грязном лице. Какой ужас – мальчик спит на полу, в самом углу комнаты, где нет ни подушки, ни одеяла, ни даже тоненькой простынки. Он подкладывает свои тоненькие холодные руки под голову – так ведь опять откроется рана на локте. Может, он плачет именно поэтому – ему очень больно? Как так можно? Всего шесть кроватей? А если воспитанников станет больше? Они тоже будут спать по углам? А что здесь происходит зимой? Наверное, на полу становится очень холодно спать. Но где тогда кантуется Кай? Джеймс взглянул на его влажное лицо. Чуть лучше – слёзы стали крохотными. Хэлману было тяжело это делать, но он пристроил мальчика в углу на спине, раздобыл какого-то старого потрёпанного медведя и подложил под голову вместо подушки. Немногим лучше, но что поделать, если другого выхода нет?

Он вышел на улицу. Уже начинало темнеть. Джимми слегка поёжился, сев в машину. Ему нужно было любой ценой уговорить маму взять этого мальчика к ним домой. Если она не согласится… Чёрт, он тогда потеряет всякую надежду на справедливость в мире. Почему кому-то достаётся всё на блюдечке с голубой каёмочкой, а кто-то спит в углу с больной рукой? Почему он не может помочь всего лишь одному мальчику? Он же не просит усыновить всю свою группу, а всего лишь этого парнишку с холодным взглядом! Ей даже не придётся с ним возиться – Джимми увезёт его к себе и выходит, найдёт врача, чтобы вылечить ногу, будет делать для него всё, что он захочет… Но пока вся надежда на маму…

– Привет, мам, – Джеймс появился на пороге квартиры своих родителей ровно через тридцать четыре минуты после выезда.

– Здравствуй, Джимми, мой милый сыночек! – женщина с чёрными волосами, связанными в пучок, обняла парня и тепло улыбнулась, -Рада, что ты заехал. Проходи на кухню – налью чаю. Не забудь вымыть руки.

Смыв с рук остатки очередного рабочего дня, Хэлман прошёл на кухню и присел на краюшек стула, ожидая, пока мама поставит на стол чайник с вкусной клубничной заваркой и пару пирожных.

– Как дела на работе? -она присела напротив него.

– Не очень… – вздохнул Джеймс, всё ещё думая, как начать разговор с матерью.

– Что-то случилось, дорогой?

– Почти, мам…

– Что?

– Понимаешь, в том приюте живёт один мальчик… Ему всего пятнадцать, но он хромой, и ему просто не повезло в жизни.

– Как это?

– Его совсем никто не любит. Отец насиловал и избивал, мальчик выпрыгнул в окно и сломал ногу, мать вывезла его в приют, чтобы защитить, а потом там сменилось руководство на каких-то чудовищ, которые пытаются убить его всеми силами. Сегодня воспитательница его одногодок, с которыми он не живёт, пульнула в него нож. Он ранен, довольно серьёзно.

– О Господи… – вздохнула женщина.

– Да. Мам, мне нужно его оттуда вызволить.

– Как, Джимми?

– Вы с папой не могли бы… Усыновить его?

– Джеймс Александр Хэлман…! – женщина привстала.

– Он даже не будет с вами жить! Мне не дадут его оттуда вызволить самому. Вы даже его не увидите – он будет со мной.

– Боже, Джеймс… Зачем тебе этот хромой мальчик? Тебе о своей жизни позаботиться надо – у тебя даже девушки нет! После Корнелии ты так никого и не встретил.

– Мам, о чём ты? Какие девушки?..

– Значит, девушки тебя не интересуют, а какой-то мальчик…?

– Он погибнет, понимаешь?

– Сколько лет он там живёт?

– Почти десять.

– Вот десять лет прожил – ещё десять и проживёт.

– Мам… Он станет моральным уродом, как все там. Он хороший, он очень хороший, понимаешь? У него даже детства не было. Он не ходил по пятницам в зоопарк и не ел шоколадный пломбир, обнимая мишку.

– Ты умоляешь меня, как будто щенка из питомника пытаешься взять. Джимми… Ты понимаешь, что всё может оказаться совсем не так, как говорит тебе этот мальчик? Он просто давит на жалость.

– Давит на жалость? Мам, я видел своими глазами, как его пытались избить, как работает с ними их воспитатель, что у него локоть порезан, в конце концов там есть свидетель того, что всё, что я говорю – чистейшая правда! – продолжал напирать Джеймс, позабыв о чае.

– Даже если так… Не забывай, пожалуйста, что у нас с отцом не миллионы фунтов в швейцарских банках, что нам ещё надо вас с братом как-то поставить на ноги, потому что ни у него, ни у тебя нет нормальной работы…

– У него есть работа – он компы взламывает! У меня есть работа – я вдалбливаю в головы детей, что такое хорошо, а что такое плохо!

– Джеймс… – она приподняла бровь.

– Мам…

– Ты понимаешь, что он человек в конце концов? Мы будем в ответе за его жизнь, нужно будет отправить его в школу, в университет… Мы точно не готовы через это ещё раз пройти. Прости, Джеймс, но окончательный ответ – нет.

– Мам…

– Джеймс, разговор окончен.

Он долго сверлил свою мать взглядом, но это не помогло. Однако миссис Хэлман была очень мудрой женщиной, поэтому точно знала, что её сын на этом не остановится, поэтому в её рукаве всегда был припасён козырь.