Читать книгу Актуальные проблемы политической экономии - Н. В. Сычев - Страница 5

Политическая экономия – одна из общественных наук, т. е. она призвана изучать общественную жизнь людей; объектом ее изучения является общество. Известно, однако, что изучением общества занимается не только политическая экономия, но и многие другие науки (например, история, социология, политология, правоведение, демография, этика, эстетика и др.), каждая из которых исследует определенную область общественных отношений[31]. Следовательно, для того чтобы установить место политической экономии в системе общественных наук, необходимо прежде всего четко определить предмет ее исследования, который специфичен и формируется в соответствии с объектом познания[32]. Это означает, что следует указать на такие аспекты общественных отношений, анализ которых, с одной стороны, есть необходимое условие полноценного исследования общества, а с другой – прерогатива именно политической экономии, вооруженной не только общими, но и особыми методами социального познания, отличными от методов других общественных наук.

Политическая экономия как наука является продуктом длительного исторического развития экономической мысли. Истоки последней своими корнями уходят в глубокую древность. Уже в первобытную эпоху зародились зачатки экономических знаний, явившиеся результатом особой повседневной деятельности людей – познавательной. Она осуществлялась непосредственно на основе обобщения практического опыта как средства ориентации в жизненно необходимых процессах: изготовлении орудий труда, обустройстве жилья, собирании плодов, организации охоты, рыбной ловли и т. п. По мере развития общества знания об этих процессах усложнялись, накапливались, сохранялись и передавались из поколения в поколение в виде навыков, обычаев, правил, заповедей.

В них фиксировались и отображались представления людей о хозяйственной деятельности, способах повышения ее результативности. Однако эти представления не выходили за рамки обыденного знания, еще не выделялись в самостоятельную область научного знания и существовали в виде нерасчлененного, целостного первобытного мышления, ведущей стороной которого был «здравый смысл» в рамках религиозного миросозерцания.

Впервые элементы научных знаний об экономике появились в странах Древнего Востока, в которых утвердился так называемый азиатский способ производства. Он был особой формой социально-экономического устройства – восточной деспотии, строившейся по сословно-кастовому принципу. В результате классовой дифференциации и имущественного неравенства в древневосточном обществе умственный труд отделился от физического. Это создало предпосылки для зарождения письменности и научных исследований в качестве самостоятельной отрасли человеческой деятельности. Данные исследования охватывали разнообразные процессы окружающего мира. Так возникла философская, в том числе и обществоведческая, мысль. Последняя включала в себя и экономические знания. В центре внимания древневосточных мыслителей находились проблемы социальной организации, рабства, богатства, управления государственным хозяйством, особенности различных видов хозяйственной деятельности (земледелие, ремесло, торговля) и т. п. Однако это была первая попытка эмпирического обобщения накопленных знаний[33]. Они отражались не только в философских трактатах, но и в различного рода нормативно-правовых актах, сводах законодательств, о чем говорят дошедшие до нас «Беседа разочарованного со своим духом» (Египет), «Кодекс царя Хаммурапи» (Вавилон), «Законы Ману» и трактат «Артхашастра» (Индия), «Книга перемен» и трактат «Гуань-цзы» (Китай) и др. Эти письменные памятники древней культуры, содержащие весьма ценные сведения о хозяйственном быте и социально-политической организации первых очагов цивилизации, стали отправным пунктом дальнейшего осмысления экономических процессов, зародышем будущей экономической науки[34].

Исторически первые формы теоретических знаний об экономике сформировались в античную эпоху. Эти знания развивались в лоне единой, нерасчлененной по существу, философской науки. Она включала в себя как собственно философские знания, касающиеся наиболее общих вопросов бытия и познания, так и конкретного знания отдельных сторон природных и общественных явлений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что философы Древней Греции были одновременно и первыми представителями зарождающейся экономической науки[35].

Античные философы по своим экономическим воззрениям были ревностными защитниками натурального производства, при котором создаваемые продукты предназначались для внутрихозяйственного потребления. В этой связи они считали главной отраслью экономики земледелие – единственное занятие в сфере хозяйственной деятельности, достойное свободного человека. Последний должен выполнять функции надзора и управления, в то время как простой физический труд – это удел рабов, которых философы называли говорящими орудиями. Менее почетным, по их мнению, является ремесло, заслуживающее порицания. Уделяя пристальное внимание проблеме роли рынка и меновых отношений в жизни общества, они осуждали вместе с тем крупную торговлю и ростовщичество.

Стремительный взлет экономической мысли в Древней Греции был обусловлен, прежде всего, особенностями становления нового типа цивилизации. Господствующей системой организации античного общества становится не коллективное (как в странах Древнего Востока), а индивидуальное рабовладение. Данная система объективно требовала и породила более рациональные формы хозяйственной деятельности, развитие которых предопределялось рядом факторов: техническими нововведениями, углублением общественного разделения труда, возросшей ролью частнохозяйственной инициативы, купеческого и ростовщического капитала. В результате возникла потребность в теоретическом осмыслении хозяйственных процессов, а потому в необходимости появления экономии (от греч. «ойкос» – дом, хозяйство и «номос» – правило, учение, закон. – Н.С.) как самостоятельной науки.

Впервые данный вопрос был поставлен Ксенофонтом – автором знаменитого трактата «Домострой». По мнению Ксенофонта, экономия должна занять свое достойное место в качестве особой отрасли научного знания среди других, известных к тому времени наук. В этой связи он писал: «Домоводство есть… название науки… при помощи которой люди могут обогащать хозяйство, а хозяйство, согласно нашему определению, есть все без исключения имущество, а имуществом каждого мы называем то, что полезно ему в жизни, а полезное… – это все, чем человек умеет пользоваться»[36].

Таким образом, Ксенофонт определял экономию как науку о способах и правилах рационального управления домашним хозяйством. В этой связи он рассматривал довольно широкий круг вопросов: о внутрихозяйственных отношениях, о роли разделения труда в обществе, о ценности и способах обмена хозяйственных благ, о функциях денег, о месте и роли земледелия, ремесла и торговли в обогащении хозяйства. Однако экономические взгляды Ксенофонта базировались в целом не на глубоких философских рассуждениях, а, главным образом, на непосредственном обобщении накопленного практического опыта повседневной жизни, что позволяло ему давать деловые советы своим соотечественникам[37].

В противоположность Ксенофонту Платон рассматривал хозяйственные явления в более широком аспекте, в соответствии со своей социально-философской концепцией, изложенной в трактатах «Государство» и «Законы». Согласно этой концепции, хозяйство представляет собой необходимый элемент человеческого общежития, формой существования которого является государство. По мнению Платона, государство возникло вследствие необходимости обеспечить каждому отдельному человеку материальные условия его существования: самосохранение, удовлетворение разнообразных потребностей в условиях борьбы против природы и враждебных народов.

Современное государство Платон характеризовал как отрицательный тип человеческого общежития, которому свойственны неизлечимые пороки (корыстолюбие, зависть, тщеславие и т. п.). Этому типу он противопоставлял проект идеального государственного устройства. Основу данного устройства образует разделение труда, поскольку каждый человек рождается отличным по своей природе: либо управлять, либо заниматься земледелием и ремеслом. В идеальном государстве Платона свободное население делилось на три сословия: 1) правителей-философов, осуществляющих мудрое и справедливое управление государством; 2) воинов, охраняющих общественный порядок; 3) земледельцев и ремесленников, производящих все необходимое для поддержания жизни граждан. К третьему сословию примыкали и мелкие торговцы, причастные к хозяйственной деятельности. Рабы не включались ни в одно из этих сословий и рассматривались в качестве вещи, принадлежащей свободным гражданам. Такое устройство государства должно «предоставить всем сословиям иметь свою долю в общем процветании соответственно их природным данным»[38].

Однако этим предположениям не суждено было сбыться. При всей своей «радикальности» данный проект по сути своей отражал реалии тех общественных отношений, которые существовали в античном обществе. По словам К. Маркса, идеальное государство Платона «представляет собой лишь афинскую идеализацию египетского кастового строя»[39]. Не случайно критики Платона всегда обращали внимание на утопичность выдвинутых им положений[40]. Впрочем, и сам Платон в последние годы жизни не верил в возможность практической реализации своего идеального проекта переустройства общества и государства, о чем свидетельствует трансформация его взглядов, представленных в более поздней работе «Законы».

Наивысший вклад в развитие экономической мысли античной эпохи внес гениальный мыслитель древности Аристотель[41]. Он изложил свои взгляды главным образом в произведениях «Политика» и «Никомахова этика», в которых дано развернутое учение о государстве. Аристотель исходил из предпосылки, что государство представляет собой продукт политического общения, цель которого состоит в достижении какого-либо блага. Поэтому человек по своей природе существо политическое. Природное влечение людей к общению приводит к образованию составных частей государства: семьи и селений. Но государство является первичным по отношению к ним, поскольку всякое целое предшествует части[42]. В противоположность Платону Аристотель разработал свой проект наилучшего государственного устройства. Согласно этому проекту, все население такого государства должно состоять из земледельцев, ремесленников, скотоводов, торговцев, наемных работников и воинов. Рабы выделялись в особую группу, так как они не включались ни в одно из этих сословий и приравнивались к обычным вещам, включенным в имущество их господина.

К числу важнейших условий существования и развития государства Аристотель относил богатство, под которым он понимал накопление хозяйственных благ, необходимых для жизни и полезных для домашнего и государственного общения. В этой связи он выделял два типа хозяйственной деятельности: экономику и хрематистику. Экономика – это естественный, правильный тип хозяйственной деятельности. Ее цель – производство потребительских благ для удовлетворения разнообразных потребностей всех членов семьи. Эта деятельность имеет свои границы, которые обусловлены естественными причинами. В противоположность ей хрематистика (от греч. «хрема» – имущество, владение) – это противоестественный, отрицательный тип хозяйственной деятельности. Цель хрематистики – неограниченная нажива, беспредельное накопление денег. По словам Аристотеля, экономика «заслуживает похвалы», а хрематистика «по справедливости вызывает порицание»[43].

В такой своеобразной форме Аристотель выразил суть своей натурально-хозяйственной концепции, являвшейся (как и у Платона) составной частью его социальной философии. В центре внимания Аристотеля находилась проблема взаимосвязи между отдельными «ойкосами» (хозяйствами) античного полиса. В этой связи он исследовал ряд важнейших экономических категорий (разделение труда, товар, деньги, торговую прибыль, процент) и тем самым заложил теоретические основы экономической науки. Характеризуя отличительные особенности античной философии, К. Маркс писал: «Поскольку греки делают иногда случайные экскурсы в эту область (экономической науки. – Н.С), они обнаруживают такую же гениальность и оригинальность, как и во всех других областях. Исторически их воззрения образуют поэтому теоретические исходные пункты современной науки»[44].

Экономические взгляды мыслителей Древнего Рима (Катона Старшего, Варрона, Колумеллы, Цицерона, Сенеки и др.) развивались в общем русле античной традиции. Вместе с тем в теоретическом отношении их работы были не столь глубокими и разносторонними, как у древних греков. По мнению В. Ф. Левитского, это объясняется, главным образом, существенным влиянием римского права на все стороны общественной жизни. Оно пред определяло специфику классовых отношений, характер социального устройства, моральные принципы и, как следствие, экономические воззрения. Согласно этим воззрениям, решающую роль в хозяйственной сфере играет не человеческий труд, а собственность. Причем сама собственность истолковывалась как чисто правовой феномен. В качестве ее источника рассматривались не экономические, а иные, преимущественно насильственные, факторы, что вполне соответствовало завоевательской политике могущественного Рима[45].

В этих условиях древнеримские ученые сфокусировали свое внимание на исследовании проблем сельскохозяйственной экономии. В целях сохранения и укрепления существующего общественного строя они предложили ряд мер по реорганизации сельского хозяйства, касающиеся, в частности, улучшения технологии обработки земли, организации рабского труда, внедрения интенсивных методов хозяйствования, развития арендных отношений, повышения общей культуры земледелия и т. п. Их экономические взгляды отражали особенности завершающей ступени эволюции античного общества, кризисное состояние рабовладельческой системы в период упадка и заката Римской империи.

Идеи античной экономии получили свое дальнейшее развитие в эпоху Средневековья, в течение которой утвердился и господствовал феодализм. Наиболее характерная черта феодальной экономики – господство натурального хозяйства. Вместе с тем в ней развивались и товарно-денежные (рыночные) отношения. По мере роста производительности труда, особенно городских ремесленников, увеличивалось количество продуктов, поступающих на рынок. Постепенно набирал свою силу и мощь купеческий и ростовщический капитал.

Важнейшая отличительная черта духовной жизни феодального общества – господство церковной идеологии, которая в странах Западной Европы была представлена католицизмом. «Церковь с ее феодальным землевладением, – писал Ф. Энгельс, – являлась реальной связью между различными странами; своей феодальной организацией церковь давала религиозное освящение светскому государственному строю, основанному на феодальных началах. Духовенство было к тому же единственно образованным классом. Отсюда само собой вытекало, что церковная догма являлась исходным пунктом и основой всякого мышления. Юриспруденция, естествознание, философия – все содержание этих наук приводилось в соответствие с учением церкви»[46]. В этих целях средневековые теологи (богословы) использовали выдвинутое еще древними философами учение о естественном праве, т. е. об идеальном, независимом от государства праве, вытекающем будто бы из разума и природы человека. При этом само естественное право преподносилось в религиозно-этической форме как выражение воли бога, разновидность божественного закона.

Сказанное в полной мере относится и к средневековой экономии, которая, по аналогии с античной, включала в себя всю совокупность экономических знаний о способах и правилах рационального управления домашним хозяйством[47]. Она развивалась под влиянием, с одной стороны, главного направления средневековой философии – схоластики, опиравшейся на религиозно-догматические постулаты, установленные церковными соборами (каноническое право)[48], с другой – античной философии, прежде всего учений Платона и особенно Аристотеля. Наиболее видными представителями средневековой схоластики являлись Иоанн Скот Эриугена, Пьер Абеляр, Сигер Брабантский, Иоанн Дунс Скот, Фома Аквинский.

Схоласты исследовали ряд экономических проблем, наиболее актуальных для феодального общества. В соответствии с христианской доктриной они рассматривали труд в качестве решающего фактора хозяйственной деятельности[49]. Исходя из сословных различий, схоласты утверждали, что каждый человек должен трудиться сообразно своему положению и званию. Важное место в их исследованиях занимала проблематика развития рыночных отношений, касающаяся особенностей ценообразования (концепция «справедливой цены»), источников торговой прибыли и процента, справедливого распределения доходов и т. п. Однако религиозная оболочка, в которую облекалась экономическо-философская мысль, схоластический характер используемой аргументации, постоянная апелляция к религиозному авторитету (главным образом, к догмам «Священного писания») в качестве основной формы доказательства истинности или ложности теоретических положений существенно ограничивали возможности дальнейшего плодотворного развития экономической мысли.

Прогресс в этом направлении исторически связан с эпохой Нового времени, когда произошел переход от феодализма к капитализму. По своей сути и своему содержанию данный переход был обусловлен глубокими качественными изменениями, которые осуществлялись во всех сферах общественной жизни. Преодоление феодальной раздробленности, укрепление централизованных государств, разложение натурального хозяйства, развитие промышленности, образование национальных рынков, рост внешнеторговых связей, формирование рыночной экономики, появление новых общественных классов, становление гражданского общества и правового государства – эти коренные экономические, социальные и политические изменения имели своим следствием радикальные сдвиги в области духовной жизни европейских народов. Эти сдвиги проявлялись в трех наиболее характерных формах: в Возрождении с его новой гуманистической идеологией и культурой, в Реформации и в бурном развитии естественных наук.

В культуре Возрождения, зародившейся еще в XIV в. в городах Италии, а в XV и XVI вв. распространившейся в разных формах по всей Европе, нашли свое выражение интересы различных классов, выступавших на исторической арене. Однако наиболее активную роль в формировании идеологии Возрождения играла нарождавшаяся буржуазия, являвшаяся в то время восходящим, прогрессивным общественным классом.

Гуманистическая культура открыто еще не порывала с господствовавшей тогда церковной идеологией и католической религией, но она ставила на первый план светские науки и образованность, подчеркивая тем самым свое отрицательное отношение к богословско-схоластической учености. Особенность этой ранней буржуазной культуры заключалась в том, что она широко использовала культурное наследие античного мира. В этом смысле данная эпоха и называлась эпохой Возрождения, или Ренессанса[50].

Наиболее характерная черта этой культуры и идеологии состояла в признании интересов и прав личности, которые подавлялись феодальной реакцией и совершенно отрицались религиозно-католической моралью, в требовании всестороннего и гармонического развития личности, которое было абсолютно чуждо Средневековью.

Другим ярким выражением нового мировоззрения и радикальных сдвигов в идейной жизни общества было реформационное движение, нанесшее мощный удар по средневековому католицизму и папству. Идеология реформизма XVI в., представлявшая собой по форме протест против церковной организации и идеологии средневекового католицизма, была по своему содержанию протестом против существовавших социальных и политических порядков феодализма. Она отражала, прежде всего, стремление крепнувшей буржуазии освободиться от опеки католицизма как орудия феодального строя и учредить собственную буржуазную церковную организацию. В ходе классовой борьбы реформационное движение раскололось на ряд течений, отражавших социально-политические требования разных общественных слоев: оппозиционных групп внутри класса феодалов, разных слоев народных масс и формирующегося класса буржуазии.

Общественно-политическое значение реформации выражалось в том, что она содействовала укреплению независимости ряда молодых европейских государств. Укрепление же сильных централизованных государств в Европе в виде национальных абсолютистских монархий в Испании, Франции, Англии и некоторых других странах привело к значительному ослаблению экономического могущества и политического влияния римско-католической церкви, которая на протяжении всего Средневековья была определяющей идеологической силой и высшим оплотом феодализма в Европе. В результате «духовная диктатура церкви была сломлена; германские народы в своем большинстве прямо сбросили ее и приняли протестантизм, между тем как у романских народов стало все более и более укореняться перешедшее от арабов и питавшееся новооткрытой греческой философией жизнерадостное свободомыслие, подготовившее материализм XVIII века»[51].

Следует, однако, отметить, что эпоха зарождения и становления капитализма, насыщенная массовыми революционными движениями народных масс, весьма напряженной и острой борьбой идей самых разнообразных направлений, столкновениями различных философских и гносеологических течений и школ, являлась мощным катализатором раскрепощения умов, освобождения человеческой мысли от средневекового застоя и раболепия. По словам Ф. Энгельса, «это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно ограниченными»[52].

И, наконец, третьей и, пожалуй, самой плодотворной и действенной формой борьбы против старой богословско-схоластической идеологии в эту эпоху явилось то движение мысли, которое развертывалось в области естественных наук и вело к подлинному освобождению человеческого мышления от власти теологии, служило могучим источником новых философских и теоретико-познавательных идей, а также необходимой основой для выработки научных методов исследования. Это движение было связано с коренными изменениями в области общественных отношений и общественной идеологии, обусловленными, в конечном счете, существенными сдвигами в сфере материального производства. В связи с разложением феодальных отношений и утверждением капитализма в Европе складывалось новое мировоззрение, появился новый тип человека с новыми духовными запросами и идеалами.

В таких условиях представители новой идеологии и культуры повели решительную борьбу против схоластики, подчинившей разум и науку религии[53]. Освобождение науки от религиозной оболочки, неуклонный рост общественных потребностей в процессе становления капиталистического способа производства обусловили необходимость дифференциации научного знания. В результате положение в сфере научного познания стало коренным образом меняться, ибо теперь наряду с философией появляются и начинают самостоятельное движение конкретные науки о природе и обществе (из так называемой натуральной философии выделились известные до настоящего времени естественные науки, из нравственной (социальной) философии – общественные). В числе общественных наук в самостоятельную отрасль знания обособляется и экономическая наука.

Исторически процесс ее возникновения совпал с периодом первоначального накопления капитала, который образует предысторию капитализма. Экономическое учение, теоретически отразившее потребности этого периода, – меркантилизм[54] – является, соответственно, предысторией западной экономической науки. С меркантилизмом связана первая попытка теоретического осмысления способов и правил «ведения уже не отдельного, а общенационального, государственного хозяйства. В связи с этим давно известное понятие «экономия» приобретает новое значение – оно превращается в политическую экономию»[55]. В научный оборот этот термин впервые ввел француз А. Монкретьен. В 1615 году вышел в свет его «Трактат политической экономии». В этой работе под политической экономией понималась наука о государственном хозяйстве, предусматривающая активную роль государства в приобретении, сохранении и приумножении богатства.

Вместе с тем следует отметить, что новая наука, обретя свое название, еще далеко не обрела своего точно определенного предмета, ибо понятие «политическая экономия» в этот период носит собирательный, обобщающий характер. Дело в том, что данная наука включала в себя и собственно экономическую теорию (исследование важнейших экономических категорий: богатства, товара, денег, капитала, торговли, прибыли и т. п.), и экономическую политику (денежную, налоговую, торговую), связанную с деятельностью государства. «Поэтому политическую экономию этого периода, в отличие от прежнего «домоведения», можно охарактеризовать как свод правил о ведении государственного хозяйства, своего рода «государствоведение»[56].

Выражая интересы нарождающейся торгово-промышленной буржуазии, меркантилисты (У. Стаффорд, Г. Скаруффи, Т. Мен, А. Серра, Ж. Б. Кольбер и др.) видели главную задачу политической экономии в теоретическом обосновании такой экономической политики, которая способствовала бы приращению богатства. Последнее отождествлялось с деньгами, а сами деньги – с благородными металлами, золотом и серебром, на которые все можно купить. Но их может принести только торговля. Поэтому нет ничего удивительного в том, что меркантилисты исследовали преимущественно сферу обращения, природу торгового капитала, занимавшего господствующее положение в эпоху становления капиталистической экономики. Соответственно, источниками богатства они считали внешнюю торговлю, приносящую торговую прибыль, а также отрасли производства по добыче благородных металлов и экспортные отрасли, обеспечивающие активный торговый баланс[57].

В своем развитии меркантилизм прошел два этапа. Ранний меркантилизм связан с утверждением монетарной системы, или системы денежного баланса. В качестве основной цели экономической политики провозглашалось накопление золота и серебра как абсолютной формы национального богатства, запрещение вывоза благородных металлов за пределы данного государства, строгое регламентирование деятельности иностранных купцов, ограничение ввоза зарубежных товаров, установление высоких пошлин, квот и т. д. Поздний, или развитой, меркантилизм характеризуется как мануфактурная система или система торгового баланса. Вместо административных методов накопления богатства, значение которых резко упало, поздние меркантилисты выдвинули на первый план методы экономические. Они отказались от запрещения вывоза золота за пределы страны, от жесткой регламентации денежного обращения, выступали за активный торговый баланс, который должен был обеспечить постоянный приток золота в страну. Для достижения этой цели поздние меркантилисты выдвинули целую систему мероприятий, практической реализацией которых призвано заниматься государство: поощрение развития мануфактурной промышленности; активный протекционизм; поддержку экспансионистской политики торгового капитала (в частности, создание монопольных торговых компаний); развитие судостроения и мореплавания, захват колоний; резкое повышение налогового обложения для покрытия государственных расходов и т. п.

По мере развития капитализма, усиления роли предпринимательской деятельности в сфере непосредственного производства и соответствующего роста могущества и влияния предпринимателей, действовавших в этой сфере, хозяйственная практика все нагляднее демонстрировала ограниченность меркантилистской концепции, дававшей весьма поверхностное представление об источниках происхождения и приращения богатства. В этих условиях объективной необходимостью становится научное исследование не внешних форм движения торгового и денежного капитала, а внутренних закономерностей развития капитала промышленного, функционировавшего в сфере материального производства. Эта задача была решена представителями классического направления буржуазной политической экономии[58].

Великая заслуга классической буржуазной политической экономии заключалась в теоретическом обосновании следующих положений: 1) политическая экономия – это наука о богатстве, и в этом качестве она выступает как философия рыночного хозяйства; 2) главным источником богатства является не сфера обращения, а сфера материального производства; 3) труд образует сущностную основу экономических явлений и процессов; 4) трудовая теория стоимости дает ключ к пониманию механизма функционирования рыночной экономики; 5) научное абстрагирование является важнейшим методом политэкономии, посредством которого можно вскрыть внутренние закономерности изучаемого объекта; 6) в экономической жизни общества господствуют стихийные объективные законы, которые не зависят от воли и сознания людей; 7) классовая структура общества базируется, в конечном счете, на распределении доходов между различными социальными группами и классами; 8) развитие свободного предпринимательства возможно лишь при определенных условиях, прежде всего активной политике экономического либерализма, ограничивающей вмешательство государства в экономику.

Основоположником английской классической политической экономии является В. Петти, которого К. Маркс назвал «гениальнейшим и оригинальнейшим исследователем-экономистом»[59]. Его экономические воззрения формировались в условиях быстрого роста капиталистических отношений в Англии, которая по уровню своего социально-экономического развития превосходила другие страны Западной Европы. Здесь гораздо быстрее завершился процесс первоначального накопления капитала, вместе с коренной ломкой феодальных отношений складывался классический капитализм. Это создавало благодатную почву для возникновения политической экономии как особой науки.

В противоположность меркантилистам В. Петти утверждал, что источник богатства общества следует искать не в сфере обращения, не во внешней торговле, а в сфере производства, в результативности действия производственных факторов, участвующих в создании общественного продукта. В этой связи он сформулировал свое знаменитое положение: «Труд есть отец богатства, а земля – его мать»[60], ставшее отправным пунктом дальнейшего развития классической политической экономии.

Исходя из данного положения, В. Петти исследовал довольно широкий круг экономических явлений: деньги, заработную плату, ренту, процент, цену земли, налоги и т. п. При этом он стремился, с одной стороны, не ограничиваться описанием внешней стороны данных явлений, столь типичным для меркантилистов, а объяснить «таинственную природу»[61], т. е. проникнуть в сущность и на этой основе вскрыть их качественную определенность; с другой стороны, дать возможно более точную характеристику изучаемых явлений. Имея в виду второй аспект, В. Петти писал: «… вместо того чтобы употреблять только слова в сравнительной и превосходной степени и умозрительные аргументы, я вступил на путь выражения своих мнений на языке чисел, весов и мер… используя только аргументы, идущие от чувственного опыта, и рассматривая только причины, имеющие видимые основания в природе»[62].

Указывая на взаимосвязь экономических процессов, В. Петти подчеркивал, что они образуют составную часть «политического тела», т. е. общества, которое развивается по своим «естественным» законам. Для того чтобы правильно действовать «в политике и экономике»[63], необходимо познать эти законы с целью предвидения ожидаемых последствий. Такой подход к трактовке сущности общества и экономики позволил В. Петти заложить основы новой науки – политической экономии, поскольку в своем подлинном значении она «начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства»[64].

Родоначальником французской классической политической экономии является П. Буагильбер. На его экономических взглядах отразились особенности социально-экономического развития абсолютистской Франции, которая была преимущественно аграрной страной. В отличие от Англии, где капиталистические отношения быстро прогрессировали, во Франции капиталистический уклад развивался медленно и в противоречивых формах. Крестьянство, составляя основную массу населения, разорялось высокими налогами, а также в связи с превращением натуральных повинностей в денежные. Кроме того, крестьянство испытывало на себе тяжелые последствия меркантилистской политики, проводимой Ж. Б. Кольбером, которая покровительствовала крупной мануфактурной промышленности. В результате сельское хозяйство пришло в упадок[65].

В этих условиях наиболее видные представители социально-экономической мысли Франции решительно выступили в защиту сельского хозяйства. В их числе был и П. Буагильбер, который подверг резкой критике меркантилизм. По его мнению, богатство общества заключается не в деньгах, а в полезных вещах, прежде всего в продуктах земледелия. Деньги же служат лишь средством обмена, поэтому они должны находиться в постоянном движении. В силу этого причину сокращения общественного богатства следует искать не в недостаточном количестве денег, а в сокращении доли общественного потребления. Подобное положение обусловлено, главным образом, экономической политикой правительства, от которой страдали и нарождающиеся предприниматели, и особенно крестьянство, поскольку они несли всю тяжесть налогообложения.

Характеризуя финансовое положение страны, П. Буагильбер отмечал, что между всеми отраслями народного хозяйства существует тесная взаимосвязь, ни одна из них не может обойтись без другой: промышленность без сельского хозяйства и наоборот. Однако основу могущества и богатства нации он видел в развитии сельскохозяйственного производства. Отстаивая интересы крестьянства, П. Буагильбер вскрыл реальные причины его тяжелого положения и предложил ряд покровительственных мер по облегчению жизни сельскохозяйственного населения. Поэтому он называл себя адвокатом сельского хозяйства.

Экономические воззрения П. Буагильбера были весьма обширны. Он исследовал ключевые проблемы политической экономии: природу стоимости, цены, денег, капитала, земельной ренты и т. п. На основе его суждений по этим проблемам «можно сказать, что он знал политическую экономию, понимал ее смысл раньше, чем она получила свое теоретическое обоснование в трудах Адама Смита и физиократов»[66].

Специфической формой французской классической политической экономии является школа физиократов. Данный термин происходит от двух греческих слов: «физис» – природа и «кратос» – власть и означает, соответственно, власть природы. Он принадлежит основателю и главе этой школы Ф. Кенэ. В нее входила большая группа экономистов (В. Мирабо, В. Дюпон де Немур, Г. Летрон, А. Тюрго и др.).

Отправным пунктом учения физиократов является концепция естественного порядка, которая была господствующей в философско-социологической литературе Франции XVII–XVIII вв. Согласно этой концепции, люди объединились в общество добровольно, руководствуясь соображениями самосохранения и выгоды, на основе заключенного между ними договора. Так возникло государство, цель которого – защита интересов и содействие достижению счастья граждан. Законы, определяющие и охраняющие все права граждан, – это естественные законы, а общественный порядок, установленный в соответствии с этими законами, суть естественный порядок[67].

Подвергнув резкой критике исходные положения меркантилизма, физиократы перенесли вопрос о происхождении общественного богатства из сферы обращения в сферу производства. По их мнению, реальное богатство складывается из полезных вещей. Отводя деньгам роль простого посредника в обращении, физиократы утверждали, что в этой сфере происходит только обмен равных ценностей (эквивалентный обмен).

Однако физиократические представления о производстве были еще очень ограничены. Физиократы исходили из определяющей роли сельскохозяйственного производства, которое преобладало в экономике Франции XVIII века. Обосновывая это положение, Ф. Кенэ писал: «Именно постоянно воспроизводимые богатства сельского хозяйства служат основой для всех профессий, способствуют расцвету торговли, благополучию населения, приводят в движение промышленность и поддерживают процветание нации», оно (земледелие. – Н.С.) служит основой всей экономики государства»[68].

Подобный подход к предмету исследования нашел свое отражение в учении о чистом продукте, которое занимало одно из центральных мест в экономической теории физиократов. Под чистым продуктом они понимали избыток земледельческого продукта над издержками производства, т. е. дополнительный продукт. В качестве его источников физиократы рассматривали землю и приложенный к ней труд людей, занятых в сельском хозяйстве. В этой связи физиократы дали свою трактовку понятия производительного труда. Производительным они считали лишь земледельческий труд, ибо только он создает чистый продукт. В промышленности же, по их мнению, труд работников лишь преобразует форму продукта, создаваемого в земледелии, количество которого не возрастает, а остается неизменным.

В тесной связи с физиократическими представлениями о производстве и производительном труде находились их воззрения на классовую структуру общества. Исходя из отраслевого принципа, Ф. Кенэ выделил три класса: производительный (фермеры), собственников (землевладельцы), непроизводительный («бесплодный», по его терминологии) класс (промышленники, рабочие, торговцы и пр.). А. Тюрго, как завершитель физиократизма, ввел новый критерий деления классов – отношение к средствам производства и формам получения дохода. А. Тюрго различал как внутри промышленного, так и землевладельческого класса капиталистов – предпринимателей и наемных рабочих. Эти два класса, по его мнению, существенно отличаются друг от друга: если первый является собственником средств производства и присваивает свой доход в виде прибыли, то второй ничего не имеет, кроме своих рабочих рук, и получает причитающийся ему доход в виде заработной платы.

Физиократы рассматривали институт частной собственности и личный материальный интерес в качестве коренных основ экономической жизни общества и предпринимательской деятельности. Отвергая доктрину меркантилизма, они выступали активными сторонниками невмешательства государства в экономику и противниками всякого рода монополий, защищая свободу предпринимательской деятельности и внешней торговли. Физиократы выдвигали свои предложения и в области налоговой политики, всемерно поощряющей развитие промышленности. По их мнению, налоги должны быть только на чистый продукт, т. е. взиматься с фермеров и земельных собственников. Чтобы содержание промышленности и торговли обходилось дешевле, необходимо ослабить все ограничения для их развития.

Физиократам принадлежит важная заслуга в исследовании ряда фундаментальных проблем политической экономии. Прежде всего это касается проблемы капитала. Они положили начало научному анализу его составных частей: основного и оборотного капитала – в виде учения о первоначальных и ежегодных авансах (относя, однако, это деление капитала только к земледелию). В качестве обобщающей концепции физиократических воззрений выступает исследование воспроизводства общественного продукта, представленное в знаменитой «Экономической таблице» Ф. Кенэ. Ему принадлежит честь открытия того, что процесс воспроизводства может успешно осуществляться только в том случае, когда соблюдаются определенные пропорции в развитии экономики. Оценивая таблицу Ф. Кенэ, увидевшую свет в 1758 году, К. Маркс писал: «Это попытка, сделанная во второй трети XVIII века, в период детства политической экономии, была в высшей степени гениальной идеей, бесспорно самой гениальной из всех, какие только выдвинула до сего времени политическая экономия»[69]. Заложенные в таблице идеи стали отправным пунктом разработки будущих воспроизводственных (макроэкономических) моделей.

Высший этап в развитии классической политической экономии связан с английской школой. Один из самых выдающихся представителей этой школы – А. Смит. В своем знаменитом труде «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776) он обобщил накопленные за весь предшествующий период экономические знания и превратил их в стройную целостную систему, которая завершила длительный процесс становления политической экономии как науки[70]. Определяя ее предмет, А. Смит отметил, что политэкономия ставит перед собой две различные задачи: во-первых, это исследования природы и причин богатства народов; во-вторых, это изыскание путей обеспечения народного или общественного благосостояния[71]. Эти задачи, по его мнению, тесно связаны между собой, взаимообусловливают и дополняют друг друга.

Исходя из идеи естественного порядка, выдвинутой французскими просветителями, А. Смит применил ее к политической экономии. Суть его концепции такова. Человеческое общество представляет собой обширный меновой союз, первоначальные истоки которого связаны с естественным свойством человеческой природы – склонностью к торговле, обмену. Каждый человек по своей природе эгоист. Главным мотивом его хозяйственной деятельности является своекорыстный интерес, личная выгода. Руководствуясь этими соображениями, люди имеют естественное стремление улучшить свое материальное положение посредством оказания друг другу взаимных услуг. Так возникает исходный хозяйственный стимул: если ему предоставить возможность действовать совершенно свободно, он сам собой способен привести общество к благосостоянию.

В соответствии с данным стимулом каждый отдельный человек стремится по возможности использовать свой капитал или какой-нибудь иной объект собственности таким образом, чтобы продукт его обладал наибольшей стоимостью. Обычно он и не думает при этом об общественной пользе и не сознает, насколько содействует ей. Он имеет в виду собственный интерес, личную выгоду, но «в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой (выделение наше. – Н.С.) направляется к цели, которая совсем не входила в его намерения… Преследуя свои собственные интересы, он часто более действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится служить им»[72].

Из данного фрагмента следует, что под «невидимой рукой» А. Смит подразумевал стихийное действие экономических законов в капиталистической экономике. Эти законы объективны, т. е. они действуют независимо от воли и сознания людей, часто против их намерений. Общественные условия, при которых складываются рыночные отношения, наиболее эффективно осуществляется благотворное действие своекорыстного интереса и стихийных естественных законов экономического развития, А. Смит называл естественным порядком. В этой связи он активно выступал за проведение политики экономического либерализма, т. е. свободы предпринимательской деятельности, невмешательства государства в экономическую жизнь общества.

В противоположность физиократам А. Смит объявил предметом политической экономии всю сферу материального производства, в которой создается богатство нации. Исходя из разделения труда, он изложил свое учение о стоимости, деньгах, рынке, конкуренции, доходах, капитале, производительном и непроизводительном труде, воспроизводстве, экономической политике, т. е. всех составных частях разработанной им теоретической системы. Будучи философом, А. Смит обладал обширными энциклопедическими знаниями. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и «в каждой строке «Богатства народов» вы вдыхаете аромат философских настроений века. Исторические, социологические, психологические концепции громоздятся одна на другую в мозгу нашего шотландского философа, и он спешит пропитать их насыщенным раствором свои экономические категории»[73].

Систему политической экономии, созданную А. Смитом, поднял на качественно новую ступень другой выдающийся английский экономист Д. Рикардо. Придерживаясь концепции экономического либерализма, он выступил со своими работами в первой трети XIX века – в период промышленного переворота, когда произошел переход от мануфактурной стадии к машинной индустрии, сформировались основные классы капиталистического общества, резко обострились социальные противоречия, затрагивающие экономические основы общественного строя. В этих условиях ключевое значение как для экономической науки, так и для хозяйственной практики приобрел вопрос о распределении доходов. Именно по этой причине с теорией распределения связано понимание Д. Рикардо предмета политической экономии.

В своем главном труде «Начало политической экономии и налогового обложения» (1817) Д. Рикардо отмечал, что продукт земли является результатом взаимодействия трех факторов: труда, машин и капитала; он делится между тремя классами общества, а именно землевладельцами, капиталистами и рабочими. Каждый из этих классов получает свой доход в виде ренты, прибыли и заработной платы. Их величина весьма различна на разных стадиях общественного развития и находится в «зависимости главным образом от уровня плодородия почвы, накопления капитала и роста населения, от квалификации и изобретательности работников и от орудий, применяемых в земледелии»[74]. Имея в виду это обстоятельство, Д. Рикардо писал: «Определить законы, которые управляют этим распределением, – главная задача политической экономии»[75].

Сказанное вовсе не означает, что Д. Рикардо отрицал решающую роль производства в экономике. Напротив, выступив в качестве завершителя английской классической политической экономии, Рикардо, «который стремился понять современное производство в его определенной социальной структуре и который является экономистом производства par excellence[76], именно поэтому объявляет не производство, а распределение подлинным предметом современной политической экономии»[77]. Подобный подход к трактовке предмета политэкономии позволил ему исследовать взаимоотношения между различными классами капиталистического общества по поводу распределения национального дохода[78].

В качестве исходного пункта экономических исследований Д. Рикардо выступает трудовая теория стоимости. Обладая математическим складом ума и стройностью логического анализа, Д. Рикардо пытался с позиций этой теории преодолеть присущий А. Смиту дуализм в трактовке целого ряда экономических явлений (стоимости, заработной платы, прибыли, ренты) и создать на этой основе монистически стройную и непротиворечивую теоретическую систему. Ее идеи (наряду с экономическим учением А. Смита) оказали колоссальное влияние на дальнейшее развитие политической экономии не только в Англии, но и во всей континентальной Европе.

Одним из наиболее ярких представителей и вместе с тем завершителей французской классической политической экономии был С. Сисмонди. В своем основном труде «Новые начала политической экономии в его отношении к народонаселению» (1819) он дал следующее определение предмета этой науки. «Материальное благосостояние людей, – писал С. Сисмонди, – поскольку оно зависит от государства, составляет предмет политической экономии»[79]. Согласно автору, олицетворением материального благосостояния служит богатство, посредством которого удовлетворяются материальные потребности людей, обеспечивается всеобщее счастье[80]. Эта цель может быть достигнута «лишь при том условии, если рост его (богатства. – Н.С.) соответствует росту народонаселения и если оно распределяется в известной пропорции; нарушение же этой пропорции представляет крайнюю опасность»[81].

В отличие от А. Смита и Д. Рикардо, которые рассматривали экономические процессы и явления как естественные, С. Сисмонди полагал, что эти процессы и явления направляются государством. Логическим следствием такой трактовки было его утверждение: политическая экономия – «наука не просто расчета, а наука моральная», она вводит в «заблуждение, когда оперируешь голыми цифрами, и ведет к цели лишь тогда, когда приняты во внимание чувства, потребности и страсти людей». Поэтому «мы называем политической экономией управление народным богатством»[82].

В противоположность английским классикам С. Сисмонди выражал интересы не крупных предпринимателей, а мелких производителей. Придерживаясь трудовой теории стоимости, он ставил на первое место проблему взаимосвязи производства и потребления, считая приоритетным последнее[83]. Исходя из этого, С. Сисмонди анализировал противоречия капитализма и критиковал его, разрабатывал теорию реализации общественного продукта и обосновывал неизбежность экономических кризисов.

Классики политической экономии добились весьма существенных успехов в научном исследовании закономерностей капиталистической экономики. Это стало возможным благодаря всестороннему обобщению результатов развития предшествующей экономической мысли и хозяйственной практики, крупных достижений в области методологии научного познания и разработке на этой основе системы политической экономии как экономическо-философской теории, как философии рыночного хозяйства. «Политическая экономия… имеет, так сказать, два корня. Если одной своей стороной экономическая наука соприкасается с шумом и гамом уличного базара или биржи, то своей другой стороной политическая экономия близка к бесстрастному покою философского созерцания. Надлежало установить путем чистого умозрения, каковы будут законы взаимодействия и равновесия хозяйственного целого. Задача эта напоминала задачи механики, с тою разницей, что вместо мертвых частиц материи и физических сил заступали мыслящие и чувствующие личности и психологические силы. Такая задача достаточно грандиозна, чтобы увлечь воображение философа. И мы видим, что величайшими экономистами были именно люди с широкими философскими интересами и с любовью к абстрактному мышлению»[84].

Дальнейшее развитие политической экономии получило неоднозначную трактовку в экономической литературе. Так, К. Маркс различал классическую и вульгарную политическую экономию. Для него критерием их различения служит отношение и той и другой к одной из наиболее важных теоретико-методологических проблем познавательного процесса: отображению сущности экономических отношений и формы ее проявления. «Под классической политической экономией, – писал К. Маркс, – я понимаю всю политическую экономию, начиная с У. Петти, которая исследует внутренние зависимости буржуазных отношений производства. В противоположность ей вульгарная политическая экономия толчется в области внешних, кажущихся зависимостей, все снова и снова пережевывает материал, давно уже разработанный научной политической экономией, с целью дать приемлемое для буржуазии толкование, так сказать, наиболее грубых явлений экономической жизни и приспособить их к домашнему обиходу буржуа»[85].

По К. Марксу, процесс превращения классической политической экономии в вульгарную был обусловлен углублением и обострением классовых противоречий капиталистического общества. Поясняя свою мысль, он писал: «Поскольку политическая экономия является буржуазной, т. е. поскольку она рассматривает капиталистический строй не как исторически преходящую ступень развития, а, наоборот, как абсолютную, конечную форму общественного производства, она может оставаться научной лишь до тех пор, пока классовая борьба находится в скрытом состоянии или обнаруживается лишь в единичных проявлениях»[86].

Однако уже к началу 30-х гг. XIX в. эта борьба приобрела довольно острые, ярко выраженные формы, характеризующие классовый антагонизм между буржуазией и пролетариатом. В этих условиях кризис буржуазной политической экономии выразился в крахе ее классического направления и установления в ней господства иного, вульгарного направления. Имея в виду это обстоятельство, К. Маркс отмечал, что «английская экономическая литература этой эпохи напоминает период бури и натиска в области политической экономии во Франции после смерти д-ра Кенэ, однако только так, как бабье лето напоминает весну. В 1830 году наступил кризис, которым все было решено одним разом.

Буржуазия во Франции и в Англии завоевала политическую власть. Начиная с этого момента классовая борьба, практическая и теоретическая, принимает все более ярко выраженные и угрожающие формы. Вместе с тем пробил смертный час для научной буржуазной политической экономии. Отныне дело шло уже не о том, правильна или неправильна та или другая теорема, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна, согласуется с полицейскими соображениями или нет. Бескорыстное исследование уступает место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой»[87].

В качестве гносеологического источника возникновения вульгарной политической экономии К. Маркс рассматривал вульгарные элементы, содержащиеся в учении А. Смита. Они были тесно связаны с характерным для его методологии своеобразным дуализмом, который обусловил непоследовательность рассматриваемых им теоретических проблем. Дело в том, что, с одной стороны, А. Смит стремился вскрыть внутреннюю связь экономических явлений и процессов капиталистического общества, с другой – описать эту связь в том виде, в каком она представлена в реальной действительности[88]. Именно эта вторая сторона учения А. Смита послужила отправным пунктом вульгаризации политической экономии. Однако этот процесс завершился лишь «после того как политическая экономия достигла известной ступени развития и отлилась в устойчивые формы, т. е. после А. Смита, – от нее отделяется, как особый вид политической экономии, тот элемент в ней, который есть всего лишь воспроизведение внешнего явления в качестве представления о нем, – отделяется ее вульгарный элемент»[89].

По мере развития капитализма, обострения классовой борьбы процесс вульгаризации буржуазной политэкономии усиливается, приобретает разнообразные, порой весьма изощренные формы. В этой связи К. Маркс писал: «… Чем больше политическая экономия достигает своего завершения… идет вглубь и развивается как система антагонизма, тем самостоятельнее противостоит ей ее собственный вульгарный элемент, обогащенный тем материалом, который этот вульгарный элемент препарирует на свой лад; пока, наконец, этот вульгарный элемент не находит своего наилучшего выражения в виде учено-синкретической и беспринципно-эклектической компиляции»[90].

С резкой критикой воззрений представителей пострикардианской политической экономии выступили и другие экономисты, причем весьма далекие от марксизма. Так, проводя сравнительный анализ работ Д. Рикардо и его последователей в исследовании логики развития хозяйственного кругооборота, известный историк экономической мысли Й. Шумпетер писал: «Его работы – это также не ученические опыты, а творение мастера, в то время как все теоретики последующего периода – вплоть до появления теории предельной полезности – действительно являются школярами»[91].

Столь сокрушительная и резкая критика пострикардианского периода в развитии политической экономии не получила, однако, поддержки в мировой экономической литературе. Напротив, в ней утвердилась и является доминирующей иная, прямо противоположная точка зрения, согласно которой все экономисты данного периода внесли значительный вклад в развитие полит экономии, поэтому их также относят к классикам. В частности, влиятельный английский экономист Дж. М. Кейнс отмечал: «Экономисты – классики» – так впервые назвал Маркс направление, объединяющее Рикардо, Джеймса Милля и его предшественников, то есть основателей теории, нашедшей наиболее яркое выражение в рикардианской экономической системе. Я привык, быть может в нарушение общепринятого этикета, включать в состав «классической школы» последователей Рикардо, то есть тех, кто воспринял и развил дальше рикардианское экономическое учение, включая, например, Дж. Ст. Милля, Маршалла, Эджуорта и проф. Пигу»[92]. Аналогичную точку зрения развивает и известный американский экономист Дж. К. Гэлб рейт, суть которой такова: «Идея А. Смита подверглась дальнейшему развитию Давидом Рикардо, Томасом Мальтусом и в особенности Джоном Стюартом Миллем и получила название классической системы. В последней четверти XIX в. австрийские, английские и американские экономисты дополнили теорию так называемым маржинальным анализом, и это в конце концов привело к замене термина «классическая экономическая теория» термином «неоклассическая экономическая теория»[93].

Однако данная точка зрения вызывает, по меньшей мере, два серьезных возражения. Во-первых, и Дж. М. Кейнс, и Дж. К. Гэлбрейт сознательно искажают и фальсифицируют позицию К. Маркса по рассматриваемому вопросу. Дело в том, что К. Маркс никогда не относил к числу представителей классического направления политической экономии Дж. Милля, Т. Мальтуса и других экономистов (например, Ж.-Б. Сэя, Р. Торренса, С. Бейли, Дж. Мак-Куллоха), являвшихся основоположниками и активными приверженцами вульгарной политэкономии. Исключение, пожалуй, составляет Дж. Ст. Милль, которого, по мнению К. Маркса, неправильно было бы относить к вульгарным экономистам – апологетам капитализма[94].

Во-вторых, упомянутые авторы не сочли нужным выделить особый критерий, в соответствии с которым, с одной стороны, они зачисляют в состав классической школы всех вышеназванных экономистов, включая и представителей маржинализма; с другой – выделяют в качестве второго, особого направления – «неоклассическое». Но подобная трактовка эволюции пострикардианской политической экономии не только неубедительна, но и по существу неправомерна и ошибочна, поскольку она стирает качественную грань между настоящим классическим и новоявленным «неоклассическим» направлениями. Как справедливо отмечает К. А. Хубиев, «вопреки мнению многих зарубежных и отечественных экономистов, неоклассическое направление не следует считать особым, а тем более крупным научным направлением в силу отсутствия у нее (маржиналистской теории. – Н.С.) собственных фундаментальных основ. С классическим направлением ее может связывать главным образом приверженность к свободной конкуренции. Но поскольку это направление выступает оппонентом трудовой теории стоимости, то оно не может считаться продолжением классического направления и выступать «новой классикой»… То, что сегодня называют неоклассикой, с большим основанием можно называть псевдоклассикой, или квазиклассикой»[95].

Действительно, теория и методология пострикардианской политической экономии имеют свои специфические особенности в сравнении с классической политэкономией: представители вульгарного направления решительно отвергли трудовую теорию стоимости; отказались от идеи социального исследования капиталистической экономики; сосредоточили свое внимание главным образом на анализе проблем функционирования рынка, механизма ценообразования, опираясь при этом на теорию спроса и предложения, теорию издержек производства, а позднее – теорию предельной полезности или же их эклектический синтез. Причем эти проблемы рассматривались сквозь призму не только экономических факторов, но и факторов неэкономических (биологических, психологических, социальных, правовых, этических и т. п.), что позволяло вульгарным экономистам отождествлять сущность экономических процессов с формами их проявления (например, стоимость и меновую стоимость, стоимость и цену)[96].

Как уже отмечалось, на этой основе сформировались сначала неклассическое (антиклассическое), затем неонеклассическое (неоантиклассическое) направления буржуазной политэкономии. В рамках последнего стали широко использоваться математические приемы и способы с целью отображения статики и динамики рыночных процессов, не противоречащего «здравому смыслу». В результате приоритетным становится исследование не фундаментальных, причинно-следственных закономерностей развития экономики, а ее внешних функциональных связей, эмпирических количественных зависимостей, что неизбежно вело к весьма поверхностным представлениям о предмете экономической науки.

Кроме того, на базе классической школы сложилось марксистское направление политэкономии, которое занимает особое место в мировой экономической мысли. Именно с этим направлением связана новая трактовка предмета политической экономии[97].