Читать книгу Не к ночи будь помянута. Часть 2 - Надежда Валентиновна Гусева - Страница 8

Часть 2
Декабрь
7

Оглавление

Как и все приличные люди, я решила начать жизнь с понедельника. Правильнее было бы – с понедельника нового года, но ждать ещё неделю было просто глупо. Да и потом, что-то мне подсказывало, что в преддверии праздников люди станут сговорчивее.

Рано утром я встала, привела себя в порядок и направилась на свой мост. Герман сказал бы про него – «место силы».

Стояла совершенно непраздничная погода. Морозцы прошли, и на землю опустился тёплый, тяжёлый и сырой воздушный пласт, именуемый южным циклоном. Никогда особо не увлекалась географией, но сейчас вдруг стало интересно – почему это многие явления действуют совершенно непредсказуемо и безо всякой системы. Ведь есть же постоянное течение Западных ветров и периодически рождающийся Эль-Ниньо. Так нет! Время от времени появляется какие-то заковыристые циклоны и ураганы, засухи и неурожаи, и так и норовят внести хаос в привычное расположение окружающего мира.

Под ногами хлюпал мокрый снег. Я дошла до моста и встала посредине, держась за шаткие перила. Пахло весной. Деревья намокли и сразу приободрились. Я посмотрела на старую иву и представила, как через пару дней она покроется ледяной коркой, а её ветки будут звонко отламываться на ветру и падать на зернистый наст.

Я стояла без варежек, ладони лежали на почерневшем дереве перил – чуть шероховатом и шелковистом, словно человеческая кожа. Впереди, за деревьями простиралось серое снежное поле, уходящее за горизонт, и там, где оно касалось мутного неба, в воздухе лежала белая полоса, как будто по небу медленно протекала молочная река.

Было очень тихо. Я закрыла глаза и доверилась только двум чувствам – обонянию и осязанию. Будто дегустировала редкостное блюдо, которое вряд ли попробую ещё раз в таком же исполнении.

Кора деревьев намокла и почернела, а под ней спали ленивые и терпкие тайные соки – древесная кровь. И я чувствовала их. Они не застыли, а медленно двигались и пахли плотью дерева, его непонятной силой. От снега шёл тонкий кисловатый запах, как из старого овина.

И в воздухе было ещё что-то, чему названия я не подобрала и мысленно прозвала этот запах бледно-сиреневым. В этом едва уловимом оттенке уместились ароматы умерших цветов, чистой воды и холодного заоблачного солнечного света.

Под моими руками согрелась деревянная доска.

Словно человеческая кожа.

Я вздохнула и медленно провела пальцами по старой древесине.

Только представить на миг, больше и не нужно.

Тихо, как пианист, завершивший пьесу, я убрала руки. Открыла глаза. Пора.


Первым делом я направилась на вокзал – место суетное, даже для такого маленького городка. Не может быть, чтобы на вокзале не нужны были рабочие руки.

На моё счастье, за прилавком буфета стояла Даша. Я всегда наблюдала за ней, как за простой и неназойливой деталью интерьера. Но сейчас, непонятно почему, войдя из свежего и сырого воздуха в буфет, пропахший пивом, пирожками и жареной картошкой, я сразу ощутила, что она здесь совершенно не на своём месте. Даша стояла за стойкой и отрешённо протирала полотенцем стаканы. Она была не здесь.

И я замерла, когда до меня дошло то, чем для неё представляется пространство буфета. Повинность. Это не её жизнь. Её чувства и слова тут никому не нужны. Что угодно – дешёвый роман, сериал, мечта – для неё настоящее, а всё вокруг – нет.

Господи, да ведь я десятилетиями жила не своей жизнью. Только счастливая Даша себе во благо заменила отвратную реальность розовыми соплями несуществующей любви и приключений, а я – изнуряющей работой и унылыми правилами.

От прикосновения к далёкому прошлому мне стало гадко и грустно. Я села за столик и сняла шапку.

– Кофе? – спросила Даша.

Местный растворимый кофе не вызывал у меня ничего, кроме глубокого отвращения, но я кивнула. На прилавке застыла коричневая пластиковая чашка с чем-то похожим на нефтяные отходы, покрытые пенкой от супа.

– Я собственно насчёт работы. – начала я деловой разговор. – Не знаешь случайно, нужна здесь техничка или посудомойка?

 Даша на секунду оторвалась от стакана, но даже не посмотрела в мою сторону.

–Тут нет работы, и не ищи.

– Почему?

– Да так. У меня мать техничкой в садике работает за копейки. Это с высшим-то образованием. А отец так вообще дома сидит. Завод закрылся и привет.

– Но ты ведь работаешь.

– Тётка устроила. Она тут кассиром.

Мой энтузиазм слегка померк. Ну ничего. Всё-таки город – не село. Я бросила пустую чашку в мусорное ведро и, не прощаясь, ушла.

Следующим по списку был рынок. Сейчас, перед праздниками, тут было людно. В большом помещении, поделённом перегородками на сектора, так и сновали озабоченные граждане. Из колонок, подвешенных к потолку, гремела музыка. Я попробовала было договориться – сначала в молочном отделе, потом в цветочном. И даже безуспешно потолкалась среди могучих баб, торгующих мясом. Без толку.  Даша была права. С работой в городке была беда. В наше время такого не было.

Наконец, я добралась до отдела, где торговали всякой ерундой. Хлопушки, маски и ёлочные шары совершенно немыслимо соседствовали с женскими трусами и мужскими носками; водопады хрустящего дождя и блестящей мишуры колыхались от людского движения и сквозняков. На продавщице сиял красный кокошник.

– Извините. Мне нужна работа. – я старалась перекричать людской гомон и жизнеутверждающую музыку.

– Да что ты! А на праздники смогла бы?

– Да.

– Сейчас хозяйке позвоню.

Женщина ушла под завесу фольгового дождя и быстро заговорила по телефону. Я смотрела, как по прилавку бегает китайская заводная собачка на батарейках.

– Нормально. – сказала продавщица. – Документы давай.

– Я дома оставила. Но позже принесу.

– Дома она оставила! Голову только морочите. Кто тебя без документов-то возьмёт? Беги по-быстрому!.

Тьфу ты.

Я двинулась мимо рядов с зеленью и овощами. Запах огурцов и свежего укропа сводил с ума. Так пахнут летние огороды в жаркий день после тёплого короткого дождя.

Я вспомнила, что ничего сегодня не ела, если не считать привокзального кофе и, дойдя до отдела фруктов, купила красное яблока и три мандарина.

– Ай, какие вкусные. Чего берёшь мало? – мужик за прилавком был слащав как рахат-лукум и сам похож на раздутое красное яблоко.

– Понравится – возьму ещё. – сказала я и тут же принялась обдирать пахучую мандариновую корку.


– Максим, оставь мандарины дома. Возьми бутерброд, если хочешь.

– Ну вава! Не хочу я бутерброд.

– Оставь, говорю, мандарины.

– Но почему?

– Они пахнут… мандаринами. А такое есть не у всех. И будут люди слюни глотать.

– А я угощу.

– Ты всю школу угостишь?

– Ну вавааа!

– Нет. Возьми вот яблочко и иди.

Я прихожу с работы, отряхиваю от снега пальто, снимаю сапоги, иду к холодильнику, чтобы достать кастрюлю с супом и поставить на плиту. И замираю. Оранжевая гора исчезла. Пропали все четыре килограмма мандаринов, которые Лисин привёз мне из Москвы – восстанавливать внука после ангины.

Максим угостил. Всех.


– Ай, вкусно ешь! – восхитился мужик. – Давай ещё угощу.

Из-за прилавка вытянулась рука с чёрными волосами и несвежими ногтями. В ладони лежали ещё два мандарина. Я поблагодарила, взяла и уж собралась было покинуть рынок, но тут меня дёрнул чёрт. Я вернулась и улыбнулась восточному торговцу.

– Я вообще-то работу ищу. Так, подработать на каникулы. Могу торговать, могу товар приносить, убираться. Машину могу водить, правда, прав пока нет.

– Ай, молодца! – расплылся продавец. – Давай, подожди. Сейчас работа будет, всё будет. Эй, Алиюшка! Присмотри, родной, мы счас.

 Мужик-яблоко повёл меня, ловко обходя прилавки и перегородки – я едва поспевала за его круглым задом и косолапыми ногами в грязных кроссовках. Наконец мы оказались на улице, миновали складские помещения и стоянку и вошли в небольшую подсобку, уставленную ящиками и коробками. У маленького оконца стояли стол и продавленный диван.

– Работа будет, всё будет… – повторил мужик сладким голосом.– Деньги будут, хорошо денег дам…

 И вдруг схватил меня под мышки, повалил на диван и впился мне в губы жёстким слюнявым ртом.

Я почти не допускала, что могла быть для кого-то настолько лакомой, что человек забудет про уголовный кодекс, но всё же достаточно пожила на свете, чтобы так уж доверчиво и запросто  следовать за первыми попавшимися штанами и забыть про меры безопасности. А потому была готова и к такому повороту событий – расслабилась, перестала вырываться, а как только мужчина потерял бдительность, невидимым движением вынула маленький кухонный ножик и приставила к его сонной артерии.

– Давай, только дёрнись, дядя. – тихо сказала я.

Торговец замер, давя на меня грузным телом. Потом резко рванулся, пытаясь перехватить мою руку. Я погрузила нож. Правда, изменила направление лезвия и ткнула всего-то на полсантиметра, пронзив один из его подбородков.

– Тихо. Убью.

Торговец ничего не сказал, и это было даже обидно. В таких случаях люди либо ругаются последними словами, либо молят о пощаде. А он смотрел на меня выпученными влажными глазами, в которых застыло полное непонимание происходящего. Тупица.

– Слазь. – скомандовала я.

Он тяжело сполз. В воротник скатывалась тонкая струйка тёмной крови.

– Нападение на несовершеннолетнюю. – я говорила тихо и спокойно. – Знаешь, кто я? Ивана Кузыкина знаешь? Только что откинулся, за убийство сидел. Отчим мой, между прочим. Всё, тебе не жить.

Про Кузыкина я почти не врала. Был такой, в Подмосковье орудовал. Правда, помер ещё в шестидесятые.

Круглый сладкий торговец, что так был похож на красное яблоко, сразу сдулся, сморщился, заскулил и почему-то стал мне сбивчиво рассказывать, что у него четверо детей, и мать умерла, и отец умер, и дочь собралась замуж… А потом ещё больше вытаращил глаза и стал совать мне деньги – смятые купюры по пятьдесят, сто и пятьсот рублей, которые он вытаскивал из многочисленных карманов.

Я взяла несколько, чтобы только он унялся, и молча вышла вон.

Злоба переполняла меня. Я потерпела фиаско в первый день, и не могла придумать, чем бы заняться завтра, во второй.

Не к ночи будь помянута. Часть 2

Подняться наверх