Читать книгу Маленький полярный роман - Настя Перова - Страница 8

В кои-то веки Васька решил прогуляться по городу. Измена горам прошла незамеченной. Он долго плутал по мощеным улочкам, то и дело жалел, что потерял ориентир единственных в городе рельсов единственного в городе трамвая, когда его путь ушел в недра очередного холма. Вечерело. Мягкий свет укрывал лужайки, во дворах кое-где можно было заметить играющих детей. Город был расположен в предгорье, и поэтому им вдоволь можно было играть в прятки за мшистыми валунами или скакать в резиновых сапогах под тонкими струйками стекающих с отвесных скал ручейков.

Он долго плутал, то натыкаясь на заправки у обочин не таких уж пустынных шоссе, то находя пару раз огромный спортивный стадион, покинутый болельщиками и футболистами, казалось, спугнутыми недавно прошедшим дождем, небольшое озерцо, покинутое спускавшимися к морю ледниками, по берегам которого росли плакучие ивы, давшие приют уткам, испугавшимся потоков извергаемой небом воды. Старинные церкви разбавляли охру и позолоту дощатых домиков, искрящихся каплями дождя в лучах заходящего солнца. Мостовая вела дальше, спускала к центральной набережной и рыбному рынку, где можно было попробовать китовое мясо или черную икру, сделанную из местных водорослей. Обходя сомнительные туристические места, Вася вновь стал взбираться по склонам – теперь уже другой горы, где вволю произрастали, словно от одной подземной грибницы, многочисленные домики.

Внезапно, за очередным поворотом, он понял, что вышел в волшебное место. Белые фасады домов отражали свет, а жители, словно договорившись и выкрасив-таки свои жилища одинаковой краской цвета венецианских облаков на лазоревом небе, исчезли. Мостовая уходила наверх, все дальше в горы. За крышами домиков виднелось море, согласившееся приютить лучи солнца на ночь.

– Если и есть на Земле место, где жили бы самые настоящие ангелы, – это было бы здесь, – закономерно решил Васька. Он долго бы так вот стоял, впитывая в себя вымерший, очищенный город. Но тут Ваську окликнул тонкий детский голосок.

Маленькая девочка, лет пяти от роду, беловолосый, курносый добрый дух – жительница сих мест, изволила что-то спросить у забредшего в ее владения юноши. «Варь» и «йорь» успел расслышать он и, не зная, как ответить, сиротливо улыбнулся. Девочка насупилась. Но хмуриться долго она не могла. «Эн-Мари», – внезапно пробормотала. Вася ухмыльнулся: с ним знакомились. Точно так же пробормотав свое имя, неприглядно звучащее на латинице, он огляделся вокруг. Девочка явно знала тайные тропы этого неземного места. Солнце село, и надо было как-то выбираться.

– Tram, – изобразил Вася. – Ту-ту.

Девочка понимающе улыбнулась. Хихикнула. Хлопнула в ладоши и рассмеялась.

– О прекрасная вейла! – Васька был непреклонен в своем стремлении попасть домой и в порыве противоречия перешел на русский. Он говорил долго, убедительно, отчаянно жестикулировал и пытался донести всю красоту и могучесть языка русского, равнинного, несопоставимого с высокогорным шипением и хрипом.

В конце концов ему это удалось. Девочка властно хлопнула в ладошки, словно приказывая парню остановиться. Ткнула пальцем куда-то вниз, развернулась на каблучках резиновых сапожек – униформы всех местных детей, как уже выяснил Васька, и по лужам пошлепала домой к такой же сказочной, как и она, сделанной со вставками из витражей, изображавших розу с опадающими лепестками, белой двери.

Ему оставалось повиноваться.

– Почти как Манька моя, – мелькнуло у него по дороге – вниз, к морю, где вместо обрыва, на побережье и в центре находился тупик первой остановки алого, похожего на спешную гусеницу, выбравшую нестандартный для себя способ передвижения, трамвая.

***

Скромное общежитское хозяйство да житье-бытье Ваське нравилось. Он вкушал самостоятельную жизнь, как гурман – наслаждаясь отсутствием заботы и контроля со стороны своей состоящей из женщин семьи. Васютке мерещилась новая жизнь, где-то там, за кустами, подступавшими к дверям его нового дома. Эти чувства и ароматы настигали его, когда он с пакетом еды за плечом торопливо взбирался по ступенькам темной, неосвещенной лестницы на свой восьмой этаж. Он любил неспешно раскладывать продукты на столе, прежде чем убирать их в холодильник, прикидывая, что из чего и в какой последовательности он будет готовить. Он пристрастился к простой, даже грубой пище: молоку, яйцам, хлебу, – в которой черпал силы, искал и находил тепло родного очага. Васька научился готовить: и треклятые макароны, еду любого студента, подавал себе с пахучими и пряными соусами собственного изобретения. Он запекал в фольге картофель, долго желавший оставаться сырым, экспериментировал с рисом – только что каши – наследие тетушки – не варил.