Читать книгу Дети больших дорог. 1,5 года в пути, 32 страны, 100 городов - Натали Стердам - Страница 3

Первый раз я оказалась в Венеции в период глубочайшей депрессии, когда желание выпить кофе перемежалось с честными попытками не выйти из окна сразу после завтрака. Я не знаю, какого рода магия произошла со мной в этом безвременье, в этой современной Атлантиде с вечно голодными чайками и столетними лабиринтами улиц, но я вернулась оттуда другой. Тогда же, между Дорсодуро и Санта-Кроче – головой и плавником этой большой рыбы, в которую облечена Венеция, я поняла, что мое путешествие возможно, и это дало мне надежду.

Всегда, сколько себя помню, я мечтала путешествовать. Когда мне было пятнадцать, мы с друзьями ездили автостопом в соседний город – не потому, что нам очень хотелось его посетить, а потому, что наша жажда жизни и приключений снова и снова толкала нас на дорогу. Летом 2007 мы поехали на Байкал. Свой восемнадцатый день рождения я справила в мужском буддийском монастыре (четки, подаренные монахами, я до сих пор храню как память, куда бы ни занесла меня жизнь). Довольно скоро я поняла, что географию своих передвижений надо расширять, и переехала с Дальнего Востока в Санкт-Петербург, а еще через два года – в Москву. Я часто ездила в Европу, посетила Италию, Германию, Австрию, Чехию, страны Скандинавии и Прибалтики, но всегда возвращалась в столицу. И вот Москвы стало мало.

Закончилась зима, наступило лето. С момента, когда я впервые вернулась из Венеции, прошло семь месяцев. В конце августа я села в самолет Москва-Верона, потому что моя история не могла начаться иначе. Вся жизнь уместилась в рюкзак весом 11 килограмм. Мягкие игрушки, фотографии, чьи-то открытки, цветные платья (все, кроме одного – самого красивого) остались в городе, из которого я улетала с билетом в один конец. Наверное, нигде я не была так счастлива, как в Москве, и ниоткуда не уезжала с такой пустотой в груди – отдав ей кусок сердца и освободив место для нового этапа своей жизни, на котором у меня наверняка не будет никого и ничего, кроме самой себя. Впрочем, если подумать, это уже немало.

В самолете пахло сладкими булками и пиццей, стюардессы в голубых платках разносили вино, вокруг слышалось знакомое «benvenuto»1. Рядом со мной сидел Денис. Не знаю, чем он занимается сейчас, но в тот момент он работал журналистом на телеканале «Дождь» и летел на Венецианский кинофестиваль. Я на всякий случай уточнила, нет ли у него выходов на издание, готовое публиковать мои путевые заметки. Первая из ста напечатанных для подобного случая визиток исчезла в его кармане, куда он спрятал ее трясущимися руками – аэрофобия. Мне страшно не было. Вероятно, потому что я знала – не сейчас. Но не исключаю, что знание мое основывалось на нескольких бокалах красного сухого. Денис так и не позвонил, став первым в череде тысячи никогда не встреченных вновь.

Кстати, идея с самодельными визитками себя не оправдала: я не учла, что век компьютерных технологий берет свое, и намного удобнее моментально найти друг друга в социальных сетях. Вряд ли я раздала больше десяти штук, прежде чем потеряла где-то оставшиеся.

Почти одновременно с тем, как село солнце, я вышла из здания аэропорта в Вероне. Меня встретил Алессандро, гостеприимно предложивший остановиться на ночь в палатке во дворе его дома – между предназначенными на убой кроликами и курицами. Несколько раз он приветственно поцеловал меня, напомнив об этой нежной итальянской привычке целоваться при встрече, прощании, утром, вечером, ночью, с поводом и без повода.

Алессандро было сорок, он учил русский, продавал кондиционеры, много путешествовал и имел одну небольшую проблему: его супруга категорически не одобряла активную деятельность своего благоверного по привлечению в дом гостей из разных стран. Не говоря ни на каких языках, кроме итальянского, Тереза не испытывала особого интереса к тем, кто оказался проездом в их доме. Этим и объяснялось то, что свои сумбурные сны в ту ночь я смотрела на надувном матрасе под аккомпанемент множества сверчков. Увидеть Терезу мне так и не довелось – видимо, она этого не хотела. Но не могу сказать, что я переживала по этому поводу.

Думать об этом было некогда, ведь на столе стояло сладкое домашнее вино и паста с собственноручно выращенными в саду помидорами, где помимо прочего росли виноград, ягоды и киви. Ближе к ночи, ровно после ужина, наступила Верона: мы бродили под фонарями, Алессандро рассказывал мне городские сказки, неторопливо проходящие мимо люди пели, джелатерии2 не собирались закрываться, встречаясь чаще обычных баров – самое важное вовсе не процент алкоголя в крови, а эндорфины от шоколадного мороженого. Итальянцы – великие гедонисты.

Утром мы поехали к Джульетте – до этой каменной девы я так и не добралась в свой прошлый визит в Верону. Если верить примете, каждый, кто потрогает бронзовую барышню за грудь, непременно обретет счастье в любви. Я, конечно, тоже не удержалась и схватила ее за сосок, но, видимо, в моем случае чары Джульетты дали сбой. Подниматься на знаменитый балкон, с которого, согласно Шекспиру, девица общалась с Ромео, я не стала, так как удовольствие стоило четыре евро. С учетом того, что балкон является современной пристройкой, созданной специально для чересчур романтичных туристов – неоправданно дорого.

Ровно в час дня я села на поезд до Венеции. За окном проносились виноградники, небольшие железнодорожные станции, покрытые черепицей оранжевые дома. Мой город приближался ко мне километрами рельсов, предчувствием влажного воздуха, солью Адриатики, смеющимися масками со старых фотографий. Когда Венеция наконец случилась со мной снова, сразу с вокзала я направилась к Джуану – одному из итальянских мастеров масок, с которым познакомилась в октябре 2012 года. К нему же я наведалась, вернувшись в феврале на карнавал. Таким образом, я завела привычку неожиданно объявляться в его жизни без каких-либо предварительных звонков и договоренностей. В этот раз магазин оказался закрыт. Безрезультатно прождав около часа, оставила на двери записку с явками и паролями, и ушла гулять по городу.

От Сан-Марко до Святой Елены – босиком по набережной, с кедами в руках, сквозь толпы туристов к полупустым улицам, на которых мальчишки играют в футбол, а на окнах сушится белье. Моя Венеция – это, возвращаясь из очередного тупика, наткнуться на толпу школьников, увидеть, как играют в маленьком парке собаки, заблудившись, запутаться во времени и обнаружить себя в тысяча шестьсот каком-то там году, потому что в Венеции времени нет, оно отсутствует как категория. Моя Венеция – вернувшись к мосту Риальто, встретить потерявшуюся русскую туристку и помочь ей добраться до Сан-Марко, с ней же делить апельсин, опустив уставшие ступни в воды Адриатики, а после снова гулять без карты, теша себя иллюзиями, что однажды я стану хоть немного своей в этом невозможном городе, где своим можно только родиться.

Звонок мастера застал меня через несколько часов на ступенях одной из церквей. Вернувшись, обнаружила на зеркале фотографию, сделанную еще осенью 2012. Вопреки всему, почта России доставила ее в Италию целой и невредимой. На секунду я задумалась о том, как же причудливо иногда складывается жизнь: я бродяжничаю по земному шару, а где-то в Венеции, между масками из папье-маше и обрывками газет, висит моя черно-белая фотография…

Традиционно пошли есть пасту и пить вино. Откровенно говоря, до сих пор удивляюсь, как мне удалось не спиться в те месяцы: алкоголь разной крепости регулярно употреблялся внутрь в компании новых знакомых – за встречу, за друзей, за путешествия, за очередной прекрасный город с многовековой историей.

В тот солнечный полдень в Венеции, в один из последних дней августа, я рассказала за бокалом вина о своих грандиозных планах старому мастеру, и пообещала, что при следующей встрече буду говорить по-английски намного лучше. Несмотря на языковой барьер, он понял идею, и пришел в ужас.

– Я объеду всю Европу, а потом улечу в Латинскую Америку! Только представь, Джуан, только представь!

– Натали, это сумасбродство, ты должна одуматься, ты не можешь этого сделать!

– Почему нет?

– Это опасно. В Европе опасно. В Италии опасно. Про Латинскую Америку я вообще молчу…

Эти слова мне придется услышать десятки раз на самых разных языках. «Yo no lo creo! De Rusia a Argentina? You can’t do it. Je ne suis pas sûr que je comprends, mais si oui, tu es fou»3. Я привыкла к ним, они отчасти вписались в лейтмотив моей дороги. Я не могу, но я лечу в Аргентину, чтобы после пересечь континент вдоль и поперек, оказавшись между двух океанов и на двух побережьях, и, может быть, я действительно сошла с ума.

Данное Джуану обещание я сдержала в августе 2016. Мы встретились в том же самом кафе, где три года назад я с горящими глазами рассказывала ему о своих грандиозных планах. Мы снова пили мерло. «Теперь я говорю по-английски». «Да, Натали, это так…». Разговор не клеился. Меня не покидало ощущение, что мы видимся впервые. Джуан тоже смотрел на меня иначе – так смотрят на внезапно повзрослевшего ребенка. Но в том далеком 2013 этой странной неловкости еще не было.

Джуан очень хотел помочь мне и оплатить отель, но я отчаянно сопротивлялась, так как договорилась о ночлеге в Местре с Хамисой – моим вторым хостом. В итоге сошлись на том, что мастер позвонит ему и поможет назначить встречу, ибо, как вы уже поняли, я в те славные времена объяснялась на иностранных языках всё чаще на языке жестов, что было весьма затруднительно по телефону. Это сейчас я уверенно говорю по-английски, и чуть менее уверенно по-немецки, тогда же находить общий язык было намного сложнее.

После разговора Джуан повернулся ко мне и с большим сомнением в голосе осведомился, знаю ли я о том, что Хамиса – афроамериканец. Конечно, знаю. Хамиса – единственный, кто согласился принять меня в тот момент, когда я еще искренне верила в то, что еду путешествовать с попутчиком. Многие каучсерферы не любят гостить разнополые пары ввиду того, что последние часто рассматривают предоставленный от чистого сердца кауч4 как бесплатный отель, и ведут себя соответственно: раскидывают вокруг изделия №1, ломают в порывах страсти кровать, не обращают внимания на того, кто их пригласил. Отягчающим обстоятельством было то, что на моей личной странице отсутствовали отзывы, и венецианцы не хотели рисковать, приглашая в дом «непроверенного» человека.

Через полчаса мы с Хамисой наконец встретились. Он был не один, а в компании двух девочек из Латвии, испытывающих нескрываемую неприязнь к русским. Эльза и Эйва едва ли были старше двадцати лет, и межнациональные распри не коснулись их лично, однако весь вечер они посылали мне почти физически ощутимые тонны ненависти. Не зная о специфических особенностях отношения прибалтов к русским, Хамиса решил гостить нас одновременно, наивно полагая, что рады будут все. Я, впрочем, была сверхтолерантна и невероятно дружелюбна, тем более что в предыдущие посещения Риги и Вильнюса ни разу не сталкивалась с подобной реакцией. Мне нравился и нравится прибалтийский акцент, старый город латышской столицы, янтарные кольца и коты, чьими изображениями украшена половина сувенирной продукции, поэтому я приняла решение расслабиться и игнорировать излишне чувствительных путешественниц.

Сам Хамиса учился в Италии и жил один в трехкомнатной квартире. На выходные к нему нередко приезжал Юк – друг из Камеруна. Последний утопил меня во внимании, и все три дня, что я провела в этом доме, мне приходилось дипломатично уходить от темы в ответ на признания в большой любви. Шутка ли – чуть не плача, товарищ предлагал мне жить вместе в Камеруне. В последнюю ночь он всерьез настроился слиться со мной воедино во всех смыслах. Авантюра закончилась пощечиной и вмешательством Хамисы, которого мне пришлось разбудить среди ночи. Наверное, все дело было в груди Джульетты, которую я потрогала незадолго до этих событий. Черный юмор.

В конечном итоге я спала не более трех-четырех часов. В преддверии автостопа из Венеции в Цюрих – катастрофа. Сохранять бодрость духа в одиночных путешествиях – одно из главных правил, о которых следует помнить. Я имею в виду не только позитивный настрой, но и наличие энергии на свершение великих дел, одним из которых и является бросок между городами на 540 километров. Спать в чужих машинах не рекомендуется. Исключение – только если едешь с попутчиком и доверяешь водителю.