Читать книгу Семейная сага. Сборник. Книга II - Наталия Смирнова - Страница 48

День, когда мамы не стало, я помню хорошо. Папа оставил нас дома. После завтрака он собрал нас в большой комнате и сказал:

– Сегодня…

– Не лазить на подоконник? – весело спросила я из-за занавески.

– Сядь со мной, Лена, – как-то тихо и медленно произнес отец.

Я села в кресло. Повисла тягостная, ощущаемая всем телом, тишина.

– Сегодня, ребята, умерла ваша мама, – глухо промолвил папа, и я сразу заплакала.

Мне было шесть с половиной лет, я все сразу поняла. Брат уже знал об этом. Бабушка сказала ему утром. Он в этот момент читал, а узнав, точно как отец, уткнулся в подушку и заплакал. Теперь плакала я. Кира увел меня в свою комнату. Он достал новенькую немецкую железную дорогу, к которой и прикасаться-то мне было им запрещено. Теперь брат был готов отдать мне ее, чтобы отвлечь. Но мне она была не интересна. Больше из взрослых со мной никто не разговаривал на эту тему.

Скоро дом стал наполняться людьми. И нас отправили к родственникам. Я весь день плакала и просилась к маме. Мне хотелось, чтобы меня обняли и поговорили. Жена маминого брата, тетя Оля, как могла, пыталась это сделать. Но помимо меня, ей надо было следить еще за Киркой и Анютой – нашей двоюродной сестрой.

На похороны нас не взяли. Я просила, умоляла. Даже припомнила, что папа не взял меня к маме в больницу перед операцией. Это был последний раз, когда я могла увидеться с ней. Но папа был не приклонен. Я долго страдала от того, что не смогла проститься с мамой.

Но может, папа был прав. Похороны 36-тилетней женщины – тяжелое испытание. Проводить Наташу в последний путь пришло очень много людей. Одноклассники и сокурсники, коллеги по работе, друзья, родственники. Говорили речи, плакали. Ее все любили. Особенно ее бабушка, мать отца, Анна Алексеевна, а для нас просто Бабуля.

***

Жизнь Бабули была не простой. Росла в деревне в большой семье, четверо своих, да двое приемных. В 7 лет ее отдали в няньки – барчука нянчить. Родных несколько лет не видела. Вернулась, трудилась на земле, не разгибая спины.

Полюбился ей паренек. Да только родители другого сосватали. Павел был хорош. Работящий, руки золотые, все делать умел. «Стерпится, слюбится» – напутствовала мама. Друг за другом родились сыновья Борис и Виктор. Тяжелое время было – голодное. Пережили с Божией помощью и благодаря трудолюбию Анны и ее супруга.

Но болеть Анна стала, голова кружится, обмороки. Ей врач посоветовал родить. Перед самой войной родилась дочка Рая. Мать поправилась. Да вот беда – родилась девочка с вывернутыми ножками, ходить не сможет. По врачам ездили, да все впустую. Павел сам ей ботиночки сделал, в которых стопы выпрямлялись. В них девочка пошла.

Тут война. Павла не взяли по здоровью. Виктор стал шофером, перевозил военную технику. Борис ушел в пехоту. Он погиб в Ржевской мясорубке в марте 42-го. Виктор вернулся, женился на веселой девушке Нине. Вскоре у них родилась дочка Наташа. Анна и с мужем души во внучке не чаяли. Правда, Павлу нянчить Наташеньку долго не пришлось. Через полгода его не стало, слабое сердце не выдержало.

Наташа была очень привязана к бабушке. Все свои тайны, радости и горести несла к ней. Она была младше своей тети Раи всего на девять лет. Они были как сестры. Когда подросли, на каникулы вместе ездили в деревню. Бабуля очень любила своих девочек. Смерть Наташи была для нее ударом.

Когда уносили гроб, старушка припала к нему, рыдая. Она обнимала свою Наташеньку в последний раз, и никто не мог ее удержать. Ее пришлось оттаскивать, чтобы закрыть крышку. Через полтора года она похоронила и сына.

***

То, что дома мамы не было, я привыкла, пока она лежала в больнице. Но как же мне было одиноко в душе! Я ненавидела детский сад, потому что каждый вечер дети бежали на встречу мамам, раскрыв объятия. А я стояла и ждала, пока меня заберет брат.

Каждый переживал горе по-своему. Папы вечерами часто не было дома или он был занят делами. Бабушка с дедом тоже работали. Они переехали к нам, чтобы помогать отцу с нами, детьми. Мне же очень не хватало того, чтобы со мной поговорили, обсудили, рассказали о том, что случилось. Я хотела говорить о моем горе, проплакивать его.

– Я к маме хочу! – плакала я.

– Ну, ты же знаешь, она умерла, к ней нельзя, – объясняли мне. Будто я не понимала этого. Мне нужны были любовь и внимание, принятие моего горя. Меня все жалели, успокаивали, отвлекали, как могли. Куда бы я не пришла, все уже всё знали.

– У меня мама умерла, – говорила я, надеясь, что со мной об этом поговорят.

Но взрослые, наверное, не знали, как вести в такой ситуации. И неизменно отвечали:

«Я знаю, малыш. Это грустно». Или «Да, Леночка, мы знаем, очень жаль твою маму».

И горюшко ушло внутрь меня: на людях все было нормально, но в душе я продолжала горевать. Возможно, это состояние и запустило аутоиммунный процесс. Он медленно, но верно начал хозяйничать в моем организме задолго до постановки диагноза.