Читать книгу Семейная сага. Сборник. Книга II - Наталия Смирнова - Страница 50

Родители привозили продукты и разные вещи. Единственным вожделенным лакомством были бананы. Но привозили их зелеными и складывали в валенки на печку. Дозревать. Ожидание скрашивалось ежедневным посещением заморского фрукта на лежанке и проверкой «а вдруг дошли».

Но в это лето бегать встречать папу или дядю Колю сил не было. Почти сразу я заболела. Простуда перешла в ангину, ангина в стоматит. Приехала баба Лёля. (В семье, на самом деле, Любу звали Лёлей. Так назвали ее еще в детстве. И мы ее звали именно так – баба Лёля.) Она меня осмотрела, послушала. Стали решать забрать меня в Москву или оставить на свежем воздухе. В Москве, понятно, за мной следить было не кому. Да и действительно, в деревне все лучше, чем в квартире одной сидеть. На том и порешили. Оставила мне баба Лёля таблетки и уехала. Почему не сработало ее профессиональное чутье, которое всегда ее выручало, не знаю.

В скором времени я перестала есть. То есть, аппетит-то был, но стоило мне съесть хоть что-то – кашу, суп или сушку – не важно, – начинались жуткие боли в животе и боках. Даже ржаные сухарики с солью, которые Бабуля сушила в печке, вызывали приступ.

Так наступил июль. Мне становилось хуже. Я уже почти не выходила из дома. В последние выходные июня меня тоже не забрали в Москву. Может, не приезжали, а может от радости я не показывала виду, как мне плохо. Пятого июля, в пятницу, я начала постанывать.

На мое счастье дядя Коля приехал именно в этот вечер, а не в субботу утром. Он съездил в лагерь за врачом. Врачиха осмотрела меня и сказала, что похоже на отравление. Видимо, смородины переела. Дети в деревне часто не могли дождаться, пока ягоды дозреют. И, наевшись зеленой смородины, маялись животами. Поэтому эта теория вполне могла себя оправдать. Но не в этот раз.

Ночь на субботу превратилась для меня в кошмар. Я орала от болей в боках так, что Аню и Киру отправили спать в другой конец дома. Меня мучила жажда. Но стоило сделать глоток воды, как под ребро будто втыкали нож. При этом было тяжело дышать, воздуха не хватало. Я задыхалась, просила пить и орала. В пять утра меня погрузили в «Жигули» дяди Коли и повезли в Москву.

***

Когда в шесть утра в дверь постучали, я уже встал. Собирался ехать к детям в деревню. На пороге стоял Коля, а рядом с ним Лена. Синий с красными цветочками халатик. Глаза прикрыты. Тяжелое дыхание. Изо рта несло ацетоном. Она прошла в среднюю комнату, легла на детский диванчик. И потеряла сознание.

– Витя, это кома! – сказала мама. – Дыхание уже Кусмауля. Звоню в Филатовскую, знаю там главврача. Бери ее и в машину. Я с Дедом приеду.

Я быстро оделся, завернул ее в одеяло и мы поехали. Однажды мы Аленку вот так возили уже в Филатовскую. Тогда ей было почти три. Она сунула пальчик в проем двери, и он оторвался. Висел на кожице. Дед завернул ее в одеяло, схватил и бегом машину ловить.

Картина была маслом: подземный переход. Бежит бородатый мужик, в руках завернутый в одеяло ребенок. За ним, в сапогах на голые ноги и расстегнутом пальто, несется орущая мать. Нормально тогда, успели. Палец пришили. Но казалось, что страшнее быть не может.

Оказывается, может. И гнал я теперь по Ленинградскому проспекту, пока меня не тормознули в районе Сокола. Тогда через каждый километр была зебра со светофорами. И почти у каждого по посту ГАИ.

– Ваши документы, – в окно мне говорит лейтенант милиции.

– Товарищ лейтенант, девочку больную везу.

Он только взглянул на заднее сиденье, где в этот момент дочь приоткрыла глаза, и махнул жезлом. Езжайте. Больше до самой больницы меня не остановили. А когда я подъезжал к светофорам и постам, включался зеленый и следующий постовой указывал «вперед». Видимо, тот по рации передал, чтобы нас пропускали.

В больнице нас ждали. Хотя в приемном продержали очень долго. Что-то у них там не сходилось. Приехала мама и Дед. Девочка моя то проваливалась в небытие, то приходила в себя. Она просила воды и стонала. Внутри все обрывалось от этих звуков и жуткого шепота «Пить. Пить. Пить».

А потом ее забрали. И врач долго не выходил. Вот тут-то я и вспомнил Наташу и последний сон с ней.

– Наташка, что же ты делаешь? Ну, прости меня, пожалуйста. Прошу, не забирай Лену.

Вышел врач и направился к нам.

– Готовьтесь к самому худшему.

И мир рухнул. Я отказывался понимать, что он говорит.