Читать книгу Сага о Кае Эрлингссоне - Наталья Викторовна Бутырская, Наталья Бутырская - Страница 5

Нарл – зимний бог-мореход, первый корабел, покровительствует морякам. Третий по силе боец среди богов, защитник мореплавателей от морских чудовищ

Атрибуты – золотой корабль и бронзовый гарпун.

Ра́странд разочаровывал с первого же взгляда. Жалкая деревушка внутри укромной бухточки из пары десятков лачуг, развешанные на ветру сети, стойкий запах рыбы. Навстречу нашему кораблю вышло всего три человека: старик с длинными развевающимися волосами и старуха, ведущая за руку ребенка.

Отец подождал, пока ка́рви не уткнулся в песок, спрыгнул в воду и, широко разведя руками, громко воскликнул:

– Хэй, О́ве!

– Эрлинг! – из самой большой халупы вышел старый, но довольно крепкий мужчина. Он держал такой же потрепанный топор, как и он сам. – Давненько тебя не было в наших краях. Зачем пожаловал?

– Навестить тебя, старого бирюка. Привез кое-кого в гости.

Лицо Ове странно искривилось, и я не сразу понял, что он так улыбнулся.

– Неужто моя Да́гней решила проведать дядю?

– Нет. Это твой внучатый племянник Кай.

Я спрыгнул вслед за отцом и, придерживая топор, подошел к нему.

– Кай? Что ж, рад познакомиться, Кай. А ты не сильно-то и торопился, Эрлинг. Всего-то тринадцать лет прошло с его рождения.

Ове протянул руку, и я крепко обхватил его запястье. Старик нахмурился и сжал в ответ мою руку так, что я еле сдержал крик.

– Он что, еще не принес свою первую жертву?

– Об этом я хочу с тобой поговорить отдельно. Кай, ступай пока, осмотрись.

Пока люди отца снимали с корабля мои пожитки и подарки для деревни, я быстро обошел все поселение. Лодок на берегу было немного, часть из них болталась на выходе из бухты. Позади домов виднелась узенькая тропинка, которая вела вверх по каменистому склону, так что я решил пробежаться и взглянуть на окрестности.

С высоты отцовский корабль выглядел крошечным, словно детская игрушка с квадратным куском цветной ткани, серое хмурое небо сливалось с таким же серым и хмурым морем. А с другой стороны было серое каменное плато, на котором росли жалкие желтовато-зеленые клочки травы. Поодаль я заметил несколько коз, их пасла девчонка лет шести.

И как в подобном месте я смогу выполнить условие Фомрира и заполучить столь желанную благодать? Если, конечно, этот шутник не загадал смертельную скуку на протяжении всей жизни.

– Кай! – Эхо подхватило отцовский зов, и я слетел по тропинке вниз. – Кай, поживешь какое-то время с дядей О́ве, научишься плести сети, ловить рыбу.

Как проклятый трэль! Это всё, на что я способен в твоих глазах, отец?

– Может быть, Ове расскажет тебе, как строить лодки. Быть корабелом – почетное занятие.

Вот только Нарл-корабел не очень-то и дружит с Фомриром. Впрочем, с кем вообще дружит этот зимний бог-воин?

Ове смотрел на меня, словно на вошь, ползущую по волосам на руке.

– Ну, прощай, сын! Я приплыву за тобой.

Отец похлопал меня по плечу, растрепал волосы и, не оглядываясь, ушел к кораблю. Он забыл сказать, когда именно вернется.

Дядя не стал дожидаться его отплытия, ткнул меня в спину и бросил лишь:

– Идем.

Он завел меня в одну из халуп, внутри была всего одна комната, тесная, как стойло отцовского коня.

– Здесь ты будешь спать, – и он указал на ворох тряпок в углу. – Здесь есть, – и ткнул на закопченный угол стола. – Топор свой сними и положи в сундук.

– Это мое оружие.

– Безрунным оружие не положено.

– Это не тебе решать.

Ове шагнул ко мне и с размаху влепил пощечину:

– Это моя деревня. Мой дом. Мои правила. Безрунные оружие не носят.

Вытащил мой топор, швырнул его в сундук и захлопнул крышку. Я чувствовал, что Ове и сам был не особо сильным воином, явно слабее отца. Вторая или третья руна, не больше, но для меня и одной руны многовато.

Я не знал, как бы отнесся ко мне дядя Ове, если бы я получил благодать, но сын его любимой Да́гней, не достигший даже первой руны, ему явно не был по нраву. Он со мной даже не разговаривал, лишь бросал одно-два слова, и если я не сразу понимал, что он хотел, то получал подзатыльник. Утро начиналось с «Встал». Затем он швырял котелок с остатками пригоревшей каши, который я потом должен был отдраить. Даже мать не занималась такой работой, для этого у нас были рабы. Потом я шел к берегу, помогал собрать сети и уложить их в лодку. Затем у меня было полдня свободно. Обычно я вытаскивал топорик, уходил наверх и размахивал им, представляя, как рублю врагов. Сначала у них были лица Ленне и Нэнне, но постепенно они все больше походили на Ове. Потом я спер жердь из тех, на которых сушились сети, вытесал из нее подобие копья и учился работать с ним, тыкая в травяное чучело. Иногда я разговаривал с девчонкой, пасущей коз, но она была слишком маленькой и глупой и вечно улыбалась.

Когда Ове возвращался, я тащил тяжеленные вымокшие сети и развешивал их. Если в них была дыра, то я должен был их починить. От грубых веревок и соленой воды руки покрывались ссадинами, которые потом долго-долго ныли. Я возненавидел рыбалку, рыболовов и всю деревню одновременно.

Чистить рыбу, сушить рыбу, потрошить рыбу, солить рыбу, жрать рыбу, дышать рыбой, складывать рыбу, кормить скотину рыбой. И так каждый день. Каждый день!

А по вечерам Ове пил странно воняющую брагу и говорил о том, какой придурок мой отец. Что малышка Дагней заслуживала другого мужа и что только от гнилого семени Эрлинга мог родиться такой урод, как я. Хотя я не понимал, на что жаловался этот старик. Отец был воином седьмой руны, могучим и суровым. Его не обошла вниманием удача, ведь он вернулся из походов с прибылью и даже получил целый херад в управление. Мать жила в хорошем теплом доме, ее руки были мягкими и нежными, так как всю грубую работу выполняли трэли. Но стоило мне только открыть рот, как я тут же получал затрещину.

– Безрунные должны молчать, когда говорит настоящий воин!

Воин он, как же. Убил за всю жизнь пару коз да какого-нибудь раба, чтобы получить вторую руну. Я тоже забрал человеческую жизнь. Только мне повезло не так, как Ове. Хотя я бы не назвал его жизнь везением. Я прожил в Ра́странде всего неделю, а он – много лет. И у меня еще оставалась надежда выбраться отсюда, а у него – нет.

Спустя две седмицы я, лежа на полу и слушая попискивание мышей, вдруг понял, что за целый день не сказал ни слова. Впервые не ходил наверх и не упражнялся с топором. Более того, я не мог сказать, на что потратил весь день. Наверное, снова возился с сетями, но это занятие стало настолько привычным, что я даже не обратил на него внимания. Я как будто растворился в провонявшей рыбьими потрохами деревне с рыбобрюхими жителями, у которых вместо мозгов моло́ки селедки, а вместо крови течет морская вода.

Может быть, такие мысли возникли и у дяди, поэтому на следующее утро Ове швырнул в меня какой-то железкой, едва не задев ухо.

– Сегодня в море не пойду. После полудня будем колоть свинью. Почисти пока свинокол.

Я взял железку. Видимо, ее не чистили со времен выхода Хуно́ра на сушу. Я швырнул свинокол на стол. Потом почищу. После обеда.

* * *

Бухта, где находился Растранд, была небольшой, с изрезанными неровными краями. Видать, Фомрир, когда вырезал местный берег, был изрядно пьян. Потому корабль заметили не сразу, к тому же все местные рыбаки сегодня остались на суше – готовились к празднику в честь Хуно́ра. Хуно́р уважал хорошее мясо, а не обрыдлую рыбятину.

Первый бабий визг взлетел лишь тогда, когда дракка́р почти воткнулся в берег. С него тут же соскочили воины, все оружные и доспешные, словно не деревушку собирались брать, а целый Сто́рбаш. Еще не все успели понять, что происходит, как пролилась первая кровь: ту орущую бабу с размаху проткнули копьем.

Я рванул в сторону дома Ове, за топориком. Зачем только я послушал глупого старика и согласился ходить без него? Я не рассчитывал победить. Дядя был прав, безрунным оружие не давали, а значит, против меня будет не просто воин, а воин, достигший нескольких рун. Такой прибьет меня, как щенка, и даже не заметит. Но лучше уж помереть с топором в руке, как мужчина, чем сдохнуть, скуля от страха.

За спиной слышались крики, стоны, затрещали от огня сухие крыши. Я затылком почувствовал, что меня заметили. Рывком распахнув дверь, я бросился к сундуку, но не успел. Скорость рунных намного выше моей! От смачного пинка я свалился плашмя на стол, врезавшись носом в доски.

– Вставай, рыбий сын! – голос напавшего звучал довольно грозно, но в конце дал петуха, словно там под шлемом пацан не старше меня. – Хоть сдохнешь как мужчина.

Мне уже не было страшно. Голова была пуста. Я как будто смотрел со стороны: вот я приподнимаюсь на локтях, вытираю кровящий нос и понимаю, что под животом лежит тот самый ржавый свинокол, что утром дал Ове. Я схватил железку и развернулся, спрятав ее за спиной.

Я не ошибся. Передо мной стоял мальчишка примерно такого же возраста, что и я, но радужная дорогущая кольчуга, остроконечный шлем с конским хвостом, массивная секира и щит добавляли ему и роста, и мощи. Выглядел он весьма внушительно.

Он усмехнулся, неторопливо занес секиру за голову. Самое время бы напасть, но Ленне и Нэнне показали, насколько же быстры люди даже с одной руной, потому я ждал. Замах. Глухой стук. Секира глубоко вошла в низкую потолочную балку у меня над головой. Я тут же рванул к врагу, выставив свинокол вперед.

Удар. Ржавое лезвие глубоко ушло в открытую подмышку врага, но не успел я обрадоваться, как меня тут же снес к стене удар щита. Я даже расслышал хруст собственных ребер. Но врагу досталось больше. Затихающий хрип. Кровь хлестала из широченной раны: я не успел выпустить свинокол из рук и разворотил ему весь бок.

И тут волна холода прошла по всему телу, смывая усталость и боль, а затем, как и говорил отец, пришло тепло, залив меня солнечным медом с ног до головы. В глазах посветлело, я рассмотрел каждое переливающееся колечко на кольчуге мальчишки, сползшего по рукояти секиры на пол, услышал сотни звуков, доносящихся с улицы, и понял, что наконец получил благодать Фомрира. Только сейчас он принял первую жертву.

Там, снаружи, продолжалась бойня, но я не собирался отсиживаться. После получения первой руны я почувствовал себя всесильным. Достал из сундука топор, который казался теперь невероятно легким, попробовал вытащить секиру из балки, но та застряла намертво, поэтому я забрал лишь щит убитого мальчишки. Теперь я полноценный воин и должен защищать это поселение, как бы я его не ненавидел.

Но когда я вышел из дома, жара поубавилось. По всей деревне носились и улюлюкали опьяненные кровью воины, выталкивали из лачуг местных жителей и по очереди резали их, явственно наслаждаясь потоками благодати. Врагов было по меньшей мере полтора десятка.

Незамеченным я оставался недолго. Спустя несколько ударов сердца ко мне подскочил ближайший воин, тоже мальчишка, с ног до головы увешанный оружием: копье, щит и вдобавок на поясе болтался меч в ножнах.

Он явно не рассчитывал на сопротивление. Излишне широко размахнувшись, он ударил копьем. Оно пробило мой щит и застряло там. Я дернул левой рукой и повернул щит, надеясь, что смогу затормозить противника, но вместо этого легко вырвал копье из рук мальчишки. Странно, ведь он должен быть равным мне по силе либо даже сильнее. Отбросив бесполезный кусок дерева, я рванул к врагу. Он потянулся к мечу, но я не стал дожидаться. Одним движением отбросил топором его щит в сторону, основанием левой ладони вбил наполовину вытащенный меч обратно в ножны и ударом головы в лицо сбил мальчишку с ног, после чего вонзил топор прямо ему в лицо.

– Первая руна? – просипел дядя Ове, подходя сбоку. Он успел вооружиться: щит, охотничья рогатина в красных потеках и неизменный топорик на поясе. – Кай, это лишь щенки, которых натаскивают на кровь и получение новых рун. Там еще есть матерая псина, что следит за ними. Я уже убил двоих, ты кого-то. Нам не простят, сожгут всю деревню. Так что я вызову пса на бой, но если меня убьют, беги в горы. Потом иди на север, к отцу.

– А тебя убьют?

– Зависит от пса.

Ове сейчас выглядел не так, как обычно, более грозно и уверенно. Не только я поднялся на руну за этот день.

Он направился к пристани. Один из щенков, как назвал их дядя, бросился было к нему, но вовремя остановился и даже отошел назад. Ове же продолжал идти спокойно и непоколебимо. Возле вражеского корабля стоял мужчина. И хотя на нем не было ни шлема, ни кольчуги, а из оружия лишь потертый меч на поясе, сразу было видно, что это опытный воин. Издалека я не мог понять, на какой он руне, но вряд ли ниже четвертой.

Воин был абсолютно лыс, чудовищно высок и худ. Сложив руки на груди, он ждал приближения Ове, выражение его лица изменилось лишь при виде окровавленной рогатины.

– Кто ты и по какому праву пришел в мое селение? – голос Ове прокатился по всей деревне.

– То́ркель Мачта. По праву сильного. Ты убил моих подопечных?

– Ты убил всех жителей!

– Значит, ты не смог их защитить. Ты слаб и заслужил смерть.

Несмотря на опасность, я не мог не восхититься словами То́ркеля. Он словно писал песнь о себе. Ове проигрывал словесный поединок.

– Я смотрю, ты достиг четвертой руны. Мне твоя смерть не принесет пользы. Где Ро́альд? – рявкнул То́ркель.

Мальчишки тут же разбежались по нескольким уцелевшим хижинам, а у меня возникло подозрение, что я знал, где Ро́альд.

– Торкель! – один запыхавшийся щенок подбежал к вожаку, но остановился поодаль. – Роальд… он…

– Говори! – Мачта вытянул длиннющую руку и подтащил пацана к себе. – Что с ним?

– Он мертв. Его секира застряла в балке, а сам он… – мальчишка заколебался, Торкель тряханул его так, что зубы клацнули. – Его пырнули свиноколом.

Неудачник полетел в сторону и пропахал боком каменистый берег, но на него никто и не глянул. Весь вражеский молодняк отступил на несколько шагов назад и потупил глаза, боясь глянуть на исказившееся лицо Торкеля.

– Роальда закололи, как паршивую свинью? – голос Мачты изменился до неузнаваемости.

Ове не стал ждать продолжения, а подбросил рогатину в воздух, перехватил и с силой швырнул в Торкеля, сразу же рванув следом.

Я впервые видел настоящий не учебный бой рунных воинов. Торкель даже не дернулся к мечу и не стал уворачиваться. Он поймал рогатину одной рукой, развернул её, вбил в щит дяди до перекладины и уклонился от мощного удара топором. Ове тут же отбросил бесполезный щит, сменил хват на секире и бросился в прямой бой. Удар! Еще удар! Дядин топор рассекал воздух с бешеной скоростью и силой. Торкель, несмотря на огромный рост, легко уворачивался от ударов, не пытаясь достать меч или отскочить. Он словно танцевал, точно зная, куда пойдет топор в следующее мгновение, и подстраивался под его движения. И вдруг он оступился. Ове восторженно взревел и, замахнувшись, нанес удар такой мощи, словно хотел расколоть горы и рассечь море, но лезвие почему-то прошло мимо. Торкель отступил на шаг, а когда топор вонзился в землю, наступил на обух, мгновенно выхватил меч и одним движением отрубил дяде голову и обе кисти рук, которыми тот пытался прикрыться.

– Деревню сжечь! Всех убить! И уходим.

Я проглотил кислую слюну и помчался наверх, в горы.