Читать книгу Сага о Кае Эрлингссоне - Наталья Викторовна Бутырская, Наталья Бутырская - Страница 8

Ка́рлы – воины с первой по пятую руну

Хуска́рлы – воины с шестой по десятую руну

Хе́льты – воины с одиннадцатой по пятнадцатую руну.

Сторхе́льты – воины с шестнадцатой по двадцатую руну

Воинов выше двадцатой руны славят поименно.

Внутри дома огромный столб подпирал крышу, рядом с ним валялись железные кандалы с длинной цепью между ними. Когда я понял, что меня посадят на цепь, решил, что как только останусь один, попробую освободиться. Но когда меня засовывали в кандалы, то цепь перекинули через столб. Так что я мог двигать руками и ногами, сидеть и лежать, а о большем не стоило и мечтать.

По моим ощущениям, у Акуна была четвертая, если не пятая руна, и он был посильнее Олова, с таким я б не сладил, даже если бы у меня было оружие. Поэтому я смиренно уселся на земляной пол и стал ждать. И ждать пришлось дольше, чем я рассчитывал, хорошо хоть накормили меня, троллевы выродки. И то не сами – на следующий день прислали Ингрид, уже отмытую, переодетую и даже расчесанную. После нескольких дней в лесу казалось, что будет проще ее обстричь, чем разодрать эти космы. И удивительно, девчонка теперь выглядела не такой уж и страшилой.

Я жадно закидывал в пустой живот кашу с редкими кусками мяса и расспрашивал Ингрид о местных порядках.

– Сколько здесь людей? Сколько воинов? Почему Олов не служит больше моему отцу? Есть ли у них лодки и какие?

Но глупая девчонка мотала головой и говорила, что не знает. Зато вывалила на меня кучу бесполезных сведений.

– Меня отвели к тетке Агне́те, у нее есть козы, одна точь-в-точь моя Беляночка, с вот таким белым пятнышком на лбу. А еще у тетки Агнеты пять детей, три мальчика и две девочки. Вот это платье мне подарили, а старое платье тетка Агнета сказала, что надо сжечь, чтобы не гневить Орсу таким ужасным видом. Еще тетка Агнета много на тебя ругалась, сказала, что нельзя такую кроху наделять благодатью. А дочка Агнеты, я забыла, как ее звать, сказала, что раз я маленькая, то и благодать у меня маленькая, и предложила проверить, насколько я стала сильной. Нам нарисовали круг на земле, и я ее слишком сильно толкнула, она вылетела из круга, упала и сломала руку. Так что я очень сильная! Но тетка Агнета на меня даже не ругалась, она назвала дочь троллевым выкормышем. А ведь та девочка была выше меня, почти как ты ростом. А еще меня тот дядька с костью во рту спрашивал про Ра́странд, я ему ничего не сказала.

– Почему? – еле-еле успел вставить я, пока она набирала воздуха.

– Так ведь они враги!

Я застонал и уперся лбом в столб, не переставая жевать. Мы должны были убедить местных в том, что я обычный парень, который никак не мог навредить деревне, а эта дуреха вслух говорила, что они враги. А ведь ее скорее послушают, чем меня!

– Почему враги?

– Ну как же? Дядька тыкал в тебя копьем, а теперь и вовсе приковал. Разве они не враги? Ничего, – Ингрид прислонилась ко мне и зашептала на ухо, – я ночью приду и спасу тебя.

– Да не надо никого спасать, – заорал я, надеясь, что меня услышат местные. – Они не враги. А меня приковали, потому что думают, что это мы плохие. Так что если тебя еще кто-нибудь будет спрашивать про Растранд, расскажи все, что знаешь.

– И спасать тебя не надо?

– И спасать не надо. Живи спокойно и постарайся больше ничего не ломать.

– Хорошо, – надулась девчонка, но почти сразу оттаяла. – Это хорошо, что они не плохие. Мне тетка Агнета нравится, от нее вкусно пахнет. А еще у нее муж помер в этом году, пошел к Нарлу на корабль. Она сказала, что ему никогда не нравилось грести, а теперь придется всю жизнь просидеть на золотой скамье и ворочать золотым веслом. А почему так?

– Значит, он погиб в битве на море. Вот только с кем он сражался?

– С хуо́ркой, – раздался голос О́лова. – Как раз хотел показать тебе. Если ты и впрямь сын Э́рлинга, тебе следует знать, чего стоит слово твоего отца.

Ингрид ойкнула и опрометью выбежала из дома, едва не врезавшись в невозмутимого Аку́на Костлявого с неизменной костью во рту. Кажется, время от времени он их менял, так как на этой еще виднелись остатки мяса, а вчерашняя была обглодана до блеска. Акун расковал меня и шел вплотную, держа копье наготове.

По дороге я встряхивал затекшие мышцы и потирал застывшую на прохладной земле задницу. Еще несколько ночей – и я точно застужу кишки.

Шли мы недолго, поднялись на пригорок возле самого берега, и Олов указал на море:

– Глянь, опять она резвится.

Я не сразу заметил длинную черную тень, лениво двигающуюся в отдалении под водой.

– Что это?

– Это хуо́рка. В прошлом году ей приглянулась наша бухта, и она решила поселиться здесь. Иногда она выбирается в открытое море, чтобы поохотиться, но всегда возвращается. Кажется, она поймала китеныша.

Из воды вынырнуло громадное вытянутое тело, серая кожа покрыта черными разводами, морду я толком не разглядел, успел лишь заметить мощные лапы-ласты да длинный хвост с торчащей полоской плавника. Судя по всему, хуорка была размером с дракка́р.

– Она топит наши лодки, не дает выходить в море, распугала всю рыбу в бухте. Мы тут задыхаемся, запертые от всех. Ни торговцев, ни гостей, ни рыбалки.

– А за помощью… – начал было я, но тут же осекся.

Кажется, я понял, почему Олов так зол на моего отца.

– Посылали. Эта тварь утопила две лодки с гонцами, но третья успела проскользнуть. Обратно мои люди вернулись пешком, бросив лодку за пределами бухты. Эрлинг передал, что у него нет сейчас людей, чтобы убить хуорку. Какой же он ле́ндерман, если не может защитить свои деревни? Мы ему честно платили дань, отправляли воинов, вывозили китовый жир, а единственный раз, когда нам что-то понадобилось от него, он отказался от своего слова! Так что ты скажешь мне, Кай, сын Эрлинга?

– Как можно убить хуорку? – нахмурился я.

Отец казался таким надежным, таким решительным. И мне пришёлся не по нраву его отказ. Должна быть какая-то причина!

В разговор вступил Акун:

– Я слышал, что в прошлом был сторхе́льт, сумевший убить ее в одиночку.

Сторхельт! Воин выше пятнадцатой руны! Неудивительно, что такой справился с чудовищем. Я настолько сильных людей пока даже не видел. Отец был сильнейшим в Сто́рбаше, но и он был всего лишь хуска́рлом седьмой руны, к тому же без боевого дара. Как он мог справиться с хуоркой?

– Во всем Сто́рбаше не наберется денег на сторхе́льта, – угрюмо сказал я. – Да ее просто так и не убить. Если ранить, она уйдет в море или на глубине заляжет.

– Эрлинг не интересовался нашим урожаем или количеством мужчин. Он приходил и брал, что нужно. Так что теперь и мне плевать, сколько у него денег и воинов!

Возможно, прежде Олов прислушивался к голосу разума, но, проторчав запертым в собственной деревне целый год, не в силах помочь своим людям, он уже не хотел слышать никаких оправданий. И я мог его понять. Сколько они смогут продержаться без притока людей и товаров извне? Как скоро у них закончится железо? Да и рыба всегда была неизменным блюдом на столах. По идее, они могли как-то перетащить лодки за пределы бухты, но я не представлял, сколько времени уйдет на эту затею. Да и первая же буря размечет их по берегу. Оставался лишь один вариант – бросить эту бухту и переселиться всей деревней на другое место, оставив хуорку резвиться в одиночестве. Но это тоже огромный риск. Возвести новые дома, заново распахать землю, построить лодки – и всё это успеть до наступления зимы. А ведь это место было по-настоящему удобным. Много плодородной земли под пашню, крутые скалы за спиной, что защищали деревню с суши, узкая горловина бухты не давала штормам проникнуть внутрь и укрывала от непрошеных гостей. Уверен, что и рыбы в заливчике прежде ловили немало. Здесь поудобнее, чем в Ра́странде.

– Я поговорю с отцом, клянусь мечом Фомрира.

– И что с того? – хмыкнул Олов. – Мои гонцы тоже говорили с ним, а толку?

– Он призовет кого-нибудь. Ведь если убить хуорку, наверное, можно подняться на одну руну? Может, кого-то из хельтов заинтересует такая возможность?

– Если бы. Хуо́рка ведь не первородная тварь, а просто огромная и тупая зверюга. Ей даже не нужны наши корабли. Она путает их с китятами и нападает, чтобы сожрать. А когда до ее пустой башки доходит, что мяса нет, люди уже мертвы.

– А если загарпунить?

– Так, малец, если тебе вдруг показалось, что знаешь побольше моего, то ты ошибся. Придумай лучше, как уговорить, чтоб я тебя отпустил.

– А зачем кого-то уговаривать? Нет никакого смысла держать меня в плену. Если б ты хотел, то уже бы прирезал. И Ингрид тоже, а то она может и разболтать. Я хуорку увидел, беду осознал, отцу передам. Жаль, что нет возможности довезти меня морем. Но без девчонки я и по суше доберусь, особенно если дашь припасы.

Олов звучно рассмеялся, от чего его борода запрыгала по широкой груди.

– А ты еще тот звереныш. Думаешь, так легко дойдешь пешком? Чем дальше, тем сложнее путь. Много трещин и скал, хищники, какие-нибудь твари. Хуорка – не самое страшное, что водится в этих землях.

Я пожал плечами.

– Дойду или нет – не твое дело. Прошу лишь позаботиться об Ингрид. Всю ее семью убили. И коз мы бросили по дороге.

Олов похлопал меня по плечу. Уверен, что там остался изрядный синячище.

– Он и впрямь сын Эрлинга, а, Акун?

Акун ничего не ответил, лишь ловко перевернул кость во рту, оставив снаружи вычищенный до блеска кончик.

– Что ж, сын Эрлинга, больше тебя приковывать не буду. Отдохни пару дней, поговори с людьми, познакомься с деревней. Как знать, может, когда-нибудь и тебе пришлют гонца за помощью…

Судя по всему, Олов был прямым и вспыльчивым, совсем как мой отец: легко загорался, легко остывал. Захотел – посадил на цепь, захотел – отпустил на волю. Мне нравились такие люди.

Когда мы вернулись в деревню, Акун вернул пожитки, включая поломанные ножи и отцов топорик, отвел меня в дом на краю деревни и толкнул в руки мощной женщины с низким, почти мужским голосом.

– Покорми его. Олов велел. Он наш гость.

Она неторопливо вытащила горшок со снедью, положила в миску здоровенный кусок мяса и села рядом, наблюдая, как я ем. Впрочем, это не испортило мне аппетит, и я сметелил все, что дали, обглодал кости и отвалился, сыто срыгнув. Тут в дом ввалились два мальчугана немногим старше меня, на поясах у них висели ножи. Значит, руну они уже получили.

– Мам, говорят, что Олов расковал пришлого… – рыжий с тонкой косицей на затылке осекся, разглядев меня в полумраке. – Ага. Как тебя звать?

– Кай, сын Эрлинга.

– Вижу, ты уже поел. Хочешь, мы покажем тебе деревню?

Я улыбнулся и согласился. Этот рыжий совсем не умел скрывать свои мысли.

Так и вышло. Он вывел меня почти на то же самое место, откуда Олов показывал хуорку, тем временем его брат умчался в другую сторону, стоило нам только выйти из дома.

– Значит, ты и есть сын Эрлинга? Из-за твоего отца к нам не приходят корабли, – как я и ожидал, рыжий начал с обвинений.

– Мой отец пока не повелевает морскими тварями.

– Но он не торопится выполнить свой долг! Неужто в Сторбаше нет достойных воинов?

– Смельчаков полно, как гребцов на золотом корабле Нарла. А вот таких сильных – недостаточно. Ничего. Скоро ты подрастешь и сам завалишь хуорку.

Сзади послышались голоса. Из деревни подошли еще парни, все перворунные, хотя у некоторых уже борода начала пробиваться.

– Что-то он коротковат. Я думал, он будет покрупнее, – сказал один из пришедших, высокий, но тощеватый.

– Копье покороче бревна будет. Да только бревно держит дом и гниет потихоньку, а копье пьет кровь врагов.

– Это ты меня бревном назвал?

– Я-то? Я и имени твоего не знаю. Как я мог назвать тебя бревном?

– Слушай, сын Эрлинга, ты наш гость, хоть и незваный, и Олов не погладит нас по голове, коли ты случайно помрешь. Но он не может запретить рунным мериться силой.

– А давайте, – широко осклабился я. – А то я еще толком не прочувствовал свою руну. Никак не могу понять, то ли я теперь сильный, то ли быстрый…

– То ли тупой, – закончил за меня рыжий.

Все расхохотались, и я тоже. Мне и впрямь было весело, как не было со времен Сторбаша до первой жертвы. Я даже оглянулся по привычке на Дага, но позади было лишь море с резвящейся хуоркой.

– Ну так как? Жребий кинете или гурьбой навалитесь? – с азартом свел я кулаки.

– Я первый. Его девчонка сломала руку моей сестре, – выдвинулся угрюмый парень с тяжелой челюстью. – Каких же коз они там режут? Размером с хуорку, что ли?

– Это Ингрид козу резала. Мне же пришлось рунного убить. Видать, Фомрир посчитал, что я настолько силен, что коза или даже безвольный раб – недостаточная жертва.

Мальчишки столпились вокруг меня, разинув рты.

– Ты убил рунного? Врешь?

– Я же не из Сто́рбаша пришел, а из Ра́странда. Туда То́ркель Мачта привел перворунных за благодатью. На меня кинулся настоящий богатырь в радужной кольчуге с огромной секирой. Если бы он попал, то рассек бы меня с головы до пяток. Но домик дяди был таким низеньким, а воин был таким высоким, что секира застряла в потолочной балке.

Кто-то от неожиданности хохотнул.

– Безрунным же оружие не положено, поэтому я схватил свинокол и ткнул в подмышку, пока он пытался вытащить секиру.

– Зарезал как свинью!

– Да. Он меня как долбанет, я влетел в стену, лежу и чувствую, ща помру. Половину костей переломал. А потом благодать! Все раны тут же залечились. Я схватил топор и выбежал на улицу, там убил еще одного, а потом Торкель убил моего дядю.

– Как?

Уже никто и не вспоминал о поединке. Местные слышали истории о битвах и песни, но сами пускали кровь лишь скоту. Олов и Акун вряд ли уделяли много внимания мальчишкам, а тут настоящий живой свидетель сражения между рунными воинами.

Я устроил настоящее представление. Сначала изображал Торкеля, громко и грозно выкрикивал его слова. Потом вставал с другой стороны и показывал действия Ове.

– И Мачта одним ударом отсек дяде голову и руки.

– Здорово!

Мы до ночи проторчали на том мысе, прокручивая тот бой. Рыжий изображал Ове, я – Торкеля, вместо секиры и меча мы размахивали палками, думая, как бы дядя мог защититься и победить ужасного противника. До настоящей драки так дело и не дошло.

Я провел пару дней в селении Олова, передохнул, а потом решил идти дальше

Перед уходом на спину мне взвалили большой мешок с продуктами, дали неплохую рогатину и легкий щит.

– Сколько вы еще продержитесь так? – спросил я Олова перед уходом.

– Может быть, год. Следующей весной будем переселяться. Несколько мест мы уже посмотрели, но все они хуже, чем это.

– Ничего. Когда я стану сильнее, сам приду и убью эту хуорку. А потом мы все вместе зажарим ее во славу Фомрира!

– Ахаха, отлично сказано. Вот только жрать будешь ее сам. Говорят, ее мясо напоминает дубовую древесину, такое же жесткое.

Ингрид также пришла меня проводить. Я не стал ничего ей говорить, лишь потрепал по голове.

Акун Костлявый должен был вывести меня за пределы деревни и проводить до ближайшей горы, поэтому мы отправились в путь вдвоем. Он шел быстро, находил самый удобный путь. После отдыха и хорошей пищи я почувствовал себя в два раза сильнее, словно дар Фомрира наконец сумел осесть в моих костях и мышцах, поэтому я не отставал от проводника, хотя мы шли молча довольно долго

– Иди вон к той горе, – спустя несколько часовнаконец сказал произнес Акун и указал на отдаленную вершину, выделяющуюся даже среди окружавших ее скал. – Когда доберешься, обойди ее слева, и там выйдешь к реке. Дальше пойдешь по ее берегу, там и будет Сто́рбаш.

Он хотел добавить что-то еще, но передумал. Выплюнул кость и двинулся в обратный путь. А я же пошел домой.

Мой путь был так длинен и скучен, что в песнях его бы описали одной строчкой: «На девятый день герой добрался». Я мог бы долго говорить про неудобные и холодные ночевки, хворост, который отказывался зажигаться после проливного дождя, сыпавшего весь день напролет, а ведь я тогда шел и мечтал лишь о согревающем огоньке. Как на следующий день я вывихнул ногу на скользкой земле и прошел так мало, что проще было вообще не двигаться после падения. Как я наткнулся на семейство волков, и мне пришлось отрубить одному ногу, а второму проломить голову. Щенков я не тронул, они и сами помрут с голоду. Как я выкинул мешочек с зерном, который мне положили в припасы, так как он вымок, и ячмень покрылся синеватой плесенью. Как я чуть не утонул в узенькой, но весьма бурной речушке, решив, что смогу перебраться без мостика или даже брода, и как она протащила меня пару десятков шагов, прежде чем я сумел уцепиться за выступающий камень, изрядно приложившись к нему плечом. Но ничего достойного упоминания не случилось.

Я не пытался больше приближаться к морю и отыскивать деревни. Как знать, вдруг мой отец умудрился разозлить всех местных старост? И теперь они ждут не дождутся, когда же к ним забредет сынок Эрлинга, хорошо бы сразу связанный и с кляпом во рту. Не все такие отходчивые, как Олов.

Словом, на девятый день я дошел до указанной горы. Слева серое плато, усеянное разномастными камнями, некоторые выше меня, а другие – мелкие, как сушеный горох. Именно там Акун посоветовал мне обойти гору. Справа же через несколько сотен шагов зеленела трава и даже виднелись небольшие кусты. Еды у меня почти не осталось, лишь кусок сыра, о который можно было сломать зубы, и трижды сушеная рыба. Трижды – потому что после того, как ее высушили в первый раз, я два раза ее искупал – под дождем и в той речушке. Вроде бы уже пора ее выкинуть, но я сомневался. А вдруг эта рыба решит выбор между жизнью и смертью? Вот только я не знал, помру, если съем рыбу, или, наоборот, если не съем. Я вытащил остатки еды, глянул на них и решительно зашагал направо. Там у меня хотя бы был шанс найти что-то съедобное.

Но вот что было странно: чем дальше я уходил, тем неуютнее становилось. Что-то было не так. Да, зеленая трава, цветочки, кустики, но при этом я не слышал трескотни птиц или мышиного писка, не видел перепархивающих теней и не чувствовал запахов, присущих тем местам, где бродят животные.

А потом я увидел это, точнее, сначала учуял, а потом увидел.

Зеленая поверхность была оборвана. Или обрезана. Или опалена. Словом, поперек долины проходил длинный след, словно кто-то пропахал землю, а потом на этом месте распалил самый жаркий огонь, украденный из горнила Корлеха, бога-кузнеца. Нещадно воняло гарью и чем-то еще, что я не смог распознать.

Я мог бы предположить, что сюда ударила молния, но молнии не вышибают длиннющие и широченные полоски земли в долинах, особенно когда рядом стоит здоровенная гора. И чего этот Акун смолчал? Не мог по-человечески объяснить, что справа творится что-то неладное?

К этому времени я уже обошел гору наполовину, а потому не стал возвращаться. Если эта пакость ушла, значит, ушла, а если вдруг начнется снова, то все равно удрать не смогу. Поэтому я перескочил эту мерзкую полосу и побежал дальше, не оглядываясь. Проглоти меня тролль, если я буду искать тут еду.

Вечером я добрался до реки, переночевал и к полудню следующего дня увидел родной Сторбаш.