Читать книгу Алая буква - Натаниель Готорн - Страница 4

Перед бревенчатым строением, массивные дубовые двери которого были усеяны шляпками кованых гвоздей, собралась толпа: бородатые мужчины в темных одеяниях и серых островерхих шляпах вперемежку с женщинами в чепцах.

Каких бы взглядов на человеческое счастье и добродетель ни придерживались основатели колоний в Новом Свете, они неизменно сталкивались с необходимостью отвести один участок девственной почвы под кладбище, а другой – под тюрьму. Зная это правило, можно не сомневаться, что отцы города Бостона возвели первую тюрьму не позже, чем разбили первое кладбище на участке Айзека Джонсона[1]. Его могила послужила центром, вокруг которого впоследствии начали размещаться могилы всех прихожан старой Королевской церкви[2].

Так или иначе, но спустя пятнадцать-двадцать лет после основания города деревянное тюремное здание, исхлестанное непогодой, уже потемнело, состарилось, а фасад его стал еще более угрюмым и мрачным. На тяжелой оковке дубовых дверей образовался такой слой ржавчины, что, казалось, во всем Новом Свете нет ничего древнее этой темницы. Словно она так и явилась на свет – старой, как само преступление.

Перед этим уродливым зданием, между ним и проезжей частью улицы, была расположена лужайка, сплошь покрытая репейником, лебедой и прочей отталкивающего вида растительностью, которая, должно быть, нашла нечто родственное себе в месте, где угнездился угрюмый цветок цивилизации – тюрьма. Но сбоку от дверей, почти у самого порога, раскинулся куст дикой розы, усыпанный – дело было в июне – нежными цветами. Цветы эти словно предлагали и арестованному, впервые переступающему порог тюрьмы, и выходящему навстречу судьбе осужденному, свою хрупкую прелесть и тонкий аромат – в знак того, что всеобъемлющее сердце природы исполнено милосердия и сожалеет о его участи.

Этот куст рос тут с незапамятных времен. Мы не в состоянии установить, просто ли он уцелел с той поры, когда его окружал дремучий лес, и как-то пережил гибель склонявшихся над ним могучих дубов и сосен, или же – как утверждают достоверные источники – расцвел прямо под ногами праведницы Энн Хатчинсон[3], когда она входила в двери этой тюрьмы. Но поскольку этот куст находится на самом пороге этого повествования, которое берет начало у зловещего тюремного входа, нам остается лишь сорвать один из цветков и предложить его читателю. Пусть он послужит символом иного – прекрасного и одухотворенного – цветка, выросшего в здешних краях, и, быть может, ему удастся смягчить мрачное окончание этого рассказа о человеческой слабости и скорби.