Читать книгу Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том второй - Нелли Шульман - Страница 8

На покрытом оспинами вспучившегося лака столе в учительской лежала разорванная, яркая стенгазета. Поперек надписи: «Позор израильским агрессорам» красным карандашом вывели сочную фразу. Мат сопровождался тремя восклицательными знаками.

Ученик восьмого класса зареченской средней школы Исаак Бергер не снимал потрепанного серого картуза даже в помещении. Местные ребята таскали форму старого образца, с шароварами и кителем, перетянутым ремнем. Ходили слухи, что Исаак залил в пряжку ремня свинец:

– Так делают уголовники, – молодая завуч школы, присланная по распределению из Подмосковья, поежилась, – у него сидит отец и сам он пойдет по кривой дорожке, – в начале учебного года Бергер, так и не ставший пионером, наотрез отказался вступать в комсомол:

– И сестры у него такие, – банда Бергеров, как их звали в школе, отличалась сплоченностью, – хотя они здесь единственные евреи, – в личных делах банды указывалось, что их отец получил срок за антисоветскую пропаганду и незаконную религиозную деятельность. Завуч ничего не имела против евреев:

– Исаак, – сказала мягко девушка, – Советский Союз – интернациональное государство, где равны все народности. СССР – единственная страна, предоставившая евреям национальную республику, – на красивых губах парня заиграла издевательская ухмылка, – речь идет не о евреях, а о сионизме, зловонной опухоли…, – учащийся Бергер бесцеремонно прервал ее:

– Тогда я тоже опухоль, Татьяна Александровна, – парень засунул большие руки в карманы кителя, – потому что я сионист и им останусь, – завуч ахнула. Бергер упрямо продолжил:

– Извиняться перед автором этого дерьма, – Исаак не собирался стесняться в выражениях, – я не буду, – он брезгливо коснулся пальцем угла газеты, – Израиль должен обрести исторические границы, – завуч открыла рот, – от Нила до реки Евфрат. Моя страна имеет право защищаться от захватчиков, что она и делает, – девушка возмутилась:

– Что ты такое говоришь, – со стены учительской недовольно смотрел бровастый портрет генерального секретаря ЦК, – ты сын советского народа, Исаак, ты должен разделять чаяния и стремления…

Исаак пропускал подобную дребедень мимо ушей, повторяя наизусть псалмы или главы из Талмуда. Фокусу его научил отец:

– Иначе я скопытился бы, милый мой, – смешливо сказал Лазарь Абрамович, – у нас на собрания не гоняют только сидящих в БУРе, а я иногда оттуда вылезаю..

Исаак начал учить Талмуд летом прошлого года, после бар-мицвы. Рав Бергер провел церемонию в Заречье, пользуясь кошерным свитком Торы, доставленным из Малаховки студентами подпольной ешивы. Исаак и сам собирался там учиться. Он не скрывал от здешних преподавателей, что следующим летом уходит из школы. Учителя с ним спорить не осмеливались:

– У них разнарядка, – усмехнулся парень, – они должны поощрять нас к получению рабочих специальностей, что я и делаю, – Исаак, круглый, как и его сестры, отличник, выбрал профессию слесаря-авторемонтника:

– Два года в ПТУ и я отправлюсь в Малаховку, – мальчик скрыл зевок, – хоть бы завуч скорее заткнулась, – набив морду, как выразилась бы София, редактору и художнику стенгазеты, десятиклассникам, Исаак ничем не рисковал:

– Я стою на учете в детской комнате милиции, вернее, мы все стоим, – хмуро подумал он, – а выгонять меня из школы они не имеют права, они обязаны дать мне образование…

Младшие Бергеры не совершали ничего противозаконного, однако милиция, как говорил отец, должна была не зря есть свой хлеб.

Исаак теперь знал, что мать и отец не были его настоящими родителями:

– Мою мать убил Советский Союз, – он зло раздул изящные ноздри, – она стала мученицей еврейского народа, а мой отец неизвестен, но он тоже был сионист и религиозный человек…

Родители, как он продолжал звать рава и ребецин Бергерг, считали именно так. С точки зрения Исаака, в его жизни почти ничего не изменилось:

– На самом деле я Судаков, а не Бергер и мне нельзя оставаться наедине с мамой или сестрами, – учительница повысила голос, однако парень не прислушался, – но дома всегда такой цирк, как говорит мама, что если и захочешь, то не уединишься…

Исааку было жаль тратить время на нотации. Кроме старшей сестры, Сары, сегодня больше никто из девчонок в школу не пошел. Морозы стояли, как выражались в Заречье, хилые, градусник не дотягивал до минус двадцати, однако банда Бергеров притворилась больными:

– Иначе никак не получилось бы, – Исаак нахмурился, – папу в последний раз отпускали домой осенью, а маму утром отвезли в Сыктывкар…

На рассвете он сам бегал в единственную в Заречье амбулаторию, откуда и вызвали к их домику городскую скорую помощь. После уроков Исаак собирался позвонить в родильный дом с единственного же в поселке телефона-автомата. Он не ожидал, что дело займет много времени:

– Девчонки считают, что опять будет сестричка, – он смотрел поверх головы завуча, – нечего, хватит сестричек. Два брата – это мало, надо еще…

Младшие присматривали за шестилетней Леей, четырехлетним Авраамом и двухлетним Бенционом, названным в честь матери Исаака:

– Это у нас восьмой ребенок, – довольно подумал парень, – теперь маме дадут орден материнской славы…

К ордену полагались выплаты, которые пришлись бы весьма кстати Бергерам. Они получали денежные переводы из Москвы, от дальнего родственника, как весело говорил Лазарь Абрамович, и из Чердыни, от еще одних Бергеров:

– София беспокоится, как им сделать брит, – вспомнил Исаак, – в Чердыни нет евреев-врачей, а здесь мы все устроили, – доктор приезжал из Сыктывкара прямо в Заречье. Мать обычно не проводила в родильном доме и недели:

– Она говорит, что незачем там торчать, – хмыкнул Исаак, – может быть, у Софии и Якова Савельевича будет девочка, а если нет, мы что-нибудь придумаем…

София тоже ждала ребенка. Исаак был доволен успехом его шидуха:

– Они всегда друг на друга смотрели, – парень быстро улыбнулся, – сестер я тоже выдам замуж, но надо, чтобы кто-то остался здесь, помогать маме, – ему надоело жужжание завуча:

– Я все понял, – мальчик подхватил ободранный портфель, – драться плохо, Советский Союз – интернациональное государство и евреев в нем никто не обижает. Но евреи все равно должны жить в Израиле, Татьяна Александровна, – он, не прощаясь, вышел из учительской:

– У Сары уроки закончились раньше, – Исаак осмотрелся, – хотя у нее нет двушки, чтобы позвонить в роддом. Можно сэкономить деньги, – он оглянулся на дверь, – у них стоит городской телефон, – ему не хотелось возвращаться в учительскую:

– Позвонить мне дадут, – Исаак, перепрыгивая через ступеньки, спустился в безлюдный гардероб, – но опять начнут гнать пургу насчет советской власти…

Автомат стоял у единственного в Заречье сельпо. Рядом всегда отирались местные алкоголики. Исаак считал себя обязанным беречь семейный бюджет:

– У пьяниц можно настрелять денег, – он поменял кепку на зашитую ушанку из меха, как выражались в Заречье, чебурашки, – позвоню в больницу и побегу домой…

Старшие сестры, кроме уроков и присмотра за детьми, занимались шитьем. Исааку предстояло колоть дрова и рыбачить на еще крепком речном льду:

– И делать уроки, – на улице ему в лицо ударило яркое солнце, – и учить Талмуд к завтрашнему занятию с папой, – Исаак вставал в пять утра, чтобы помолиться и отнести отцу на зону провизию:

– Хотя бы не каждый день, – улицы Заречья тонули в сугробах, но на крышах унылых домов уже щебетали воробьи, – но послезавтра шабат. Значит, надо доставить папе четыре кошелки провизии, а не две, – шмыгнув натекшими под нос соплями, Исаак вспомнил, что скоро Пурим:

– Мы будем готовить подарки, а это еще сто пакетов, – мишлоах манот от Бергеров получали все евреи Сыктывкара, – но с такими вещами помогает и Авраам, хотя ему всего четыре года…