Читать книгу Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том третий - Нелли Шульман - Страница 3

Его осторожно повели вверх по ступеням эшафота.

– Боятся, что убегу – сердито подумал он, – или, лишив меня глаз, они не хотят, чтобы я карабкался на ощупь? Должно быть, торопятся, моя казнь сегодня не единственная.

Шершавые доски нагрело солнце, легкий ветер шевелил его темные волосы. Он пожалел, что не может увидеть родной город. Услышав колокольный звон неподалеку, он решил, что Богу, особенно сейчас, все равно. Перекрестившись, он стиснул зубы, превозмогая боль.

Правая рука была сломана, распухшие, посиневшие пальцы еле двигались. Левая кисть бессильно висела. Каждую кость в ней раздавили тисками.

Его узнал человек, которого он когда-то не убил. Он ни в чем не признался и поэтому сейчас ему отрубали голову. Он знал, какая смерть его ждет, если он начнет говорить и молчал – долго, почти месяц.

Опустившись на колени, он ощутил грубые пальцы палача, сорвавшие с шеи ее крест. Он никогда не снимал медное распятие, полученное из ее мягких, маленьких рук. Положив голову на плаху, он еще успел вспомнить ее лицо.

Проснувшись в ледяном поту, Петя уставился в беленый потолок комнаты постоялого двора.

Он перекрестился: «Господи, и привидится такое». Ненадолго вернулась легкая боль, иногда тянувшая в его левой руке. Подышав, он пробормотал: «Скорей бы домой, соскучился я. Хоть прямо сейчас в Кале езжай».

Петя зажег свечу и потянул к себе чернильницу.

– Счастье мое! Детям я отправляю отдельное письмо, а ты прочти то, что ниже, но не оставляй конверт на глазах у всех…, – он быстро писал, усмехаясь себе под нос.

Днем он дошел до английского посольства. Оставив донесения и письма семье, Петя забрал свою почту.

– Это не мне, – заметил Петя, разглядывая конверт: «Что, мой брат в Париже?».

– Да, – ответил чиновник. «Он сейчас как раз у посла».

– Я подожду в приемной, – решил Петя.

– Здравствуй! – Степан обнял его:

– Я встречался кое с какими людьми, мы говорили о нашем альянсе в Новом Свете. Дружеском альянсе, без бумаг и печатей, как мы делали с покойным Гийомом делали. А ты откуда здесь взялся?

– Почту сдал, почту принял, – улыбнулся Петя. «Отдохну пару дней и вернусь в Гент».

– Пошли, пообедаем, – сказал брат. «Редко такое счастье нам выпадает, вдвоем посидеть».

– Правильно, – одобрительно сказал Петя, когда брат выбрал вино, – надо, Степа, радоваться жизни. На меня посмотри. Я люблю поесть, выпить, люблю дарить жене шелк и бриллианты, и не собираюсь всю жизнь ходить в черном камзоле. Церковь я посещаю обычную, а не какие-то тайные сборища. Ты занимайся, чем хочешь, ради Бога, но не обвиняй других в том, что они Петрарку любят больше, чем Псалмы.

– Псалмы-то ты любишь, кстати, – заметил Степан.

– Тогда Евангелие. Написано хорошо, не спорю, но, нельзя всю жизнь читать только Библию. И кое-что другое я тоже люблю, – подозвав трактирщика, Петя заказал еще бутылку.

– Поэтому у тебя круги под глазами так и не прошли, – насмешливо сказал Ворон.

– Это от работы, – обиженно отозвался младший брат, – сплю мало. Попробовал бы ты уговорить моего давнего друга короля Генриха подписать мир с гугенотами на условиях, которые устраивают не только его, но и нас. Сейчас еще ехать в Брюссель, – Петя нахмурился, – Марфа там летом отлично потрудилась, Вильгельм Оранский вел себя так, как нам надо, а Генеральные Штаты приняли Голландию и Зеландию в состав Союза. Однако католические провинции опять пылают, дон Хуан опять на коне, и конца-края этому не видно. До зимы точно не попаду домой.

– Я тоже вряд ли, – согласился Степан: «Кстати, ты знаешь, что Мартин Фробишер возвращается?»

Петя принялся за ножку куропатки.

– Я еще в прошлом году говорил Майклу Локку, главе Московской Компании, – усмехнулся брат, – что не надо Фробишеру давать денег, Северо-Западный проход он все равно не найдет. Локк мне показал золото, привезенное Фробишером, – Петя пожал плечами, – насколько я не ювелир, но и то увидел, что это пирит. Но все равно дали, дураков у нас много.

– Ты свою долю в компании держишь? – поинтересовался брат.

– И свою, и твою, Степа. Запас карман не трет, как известно. Однако неохота тратить средства на всяких шарлатанов, вроде Фробишера, – Петя добавил: «Но если бы ты пошел искать Северо-Западный проход, я бы денег не пожалел».

– Почему? Дай куропатку, что всю себе загреб? – Степан забрал половину птицы.

– Потому, что ты его найдешь, – улыбнулся младший брат. «В тебя я верю».

– Спасибо, – Степан погладил темные кудри брата, – но я еще в здравом уме и не хочу замерзать во льдах. Ты был на Груманте, знаешь, что это такое. Новый мой корабль будет готов только в конце зимы, Фробишер возвращается, Фрэнсис в декабре уходит в кругосветку, а мне сейчас надо отлучиться кое-куда по делам.

– Ничего, – Ворон выпил вина, – Фрэнсиса отправлю, побуду дома, а к февралю и сам двинусь на запад. Хватит на берегу сидеть.

– Ты в прошлом месяце только пришел, – Петя заказал еще одну куропатку.

– Верно, – сказал Степан. «Что-то я проголодался. В прошлом, не в прошлом, – он пожал плечами, – а все равно долго, соскучился я по морю. Почему в Англии не делают такой хороший сыр?» – он отрезал сразу четверть круга. «Хоть вези с собой».

– Здесь ты прав, – открывая письма, Петя замер. Он знал, что значит такая печать. Петя прочел короткую записку два раза. Ворон отставил стакан с вином. Губы младшего брата даже посинели.

– Джованни казнили в Риме, – Петя не поднимал глаз от письма.

– Джованни ди Амальфи, я тебе говорил о нем. Так вот что мне приснилось…, – он поднялся: «Извини». Велев принести счет, Ворон пошел вслед за братом. Петя сидел на заросшем травой берегу Сены.

– Тише, – Степан ласково обнял Петю. «Не надо, милый, не надо, пожалуйста». Вытерев лицо рукавом рубашки, найдя руку Степана, Петя взял ее в свои ладони.

– Петька, а если…, – спросил его старший брат.

– Ты же видишь, что я жив, – Петя глядел на сверкающую закатом реку. «Значит, он молчал», —

Брат отвернулся, Ворон положил руку ему на плечо: «Пойдем».

– Погоди еще немного, ладно? – попросил Петя.

Степан погладил его по голове. Брат, всхлипнув, прижался к нему.

Они еще посидели под белыми стенами громады собора, под багровеющим вечерним небом Парижа.

Вернувшись в трактир, Петя потер левое плечо: «Опять тянет, – он налил себе вина, – где остальные конверты…, – он перебросил брату письмо, – держи, тебе, от Маши.

Петя распечатал надписанную изящным почерком Марфы весточку. Из конверта выпал засушенный василек. «Мы с детьми успели сорвать, когда я приехала домой…, – начал Петя, но запнулся, – дальше неважно.

– Да говори, – Степан не отрывался от письма жены.

– Понесла Марфа-то, – младший брат покраснел.

– Марья тоже, – Степан почувствовал, что смутился. «Вовремя я в июне к ней заглянул, хоша и на одну ночь».

– Я тебе, Степа, давно говорил, что надо купить дом в деревне, – подытожил брат.

– Ладно, – Ворон кинул на стол серебро, – у меня еще одно дело в городе, а потом я в Кале, и поминай, как звали. В январе окажусь дома.

– Я не раньше, – Петя помрачнел, – черт бы подрал дона Хуана и его планы.

Братья обнялись. Степан спустился к перевозу на северный берег реки.

Убедившись в том, что адрес верен, Ворон постучал в дверь медным, начищенным молотком. Домик в Марэ оказался ухоженным, его впустила внутрь чистенькая служанка:

– Я позову мадемуазель, – девушка ловко присела.

Адрес Ворону порекомендовал один из французских капитанов. Приятель добавил: «Если тебя не смущает то, что она стоит как хороший новый баркас».

Его не смущало. Деньги его вообще не тревожили. Семью он обеспечил на поколения вперед, заодно спрятав кое-что в разных тайных местах. Ворон погладил тяжелый кошелек в кармане плаща. Золото можно было тратить так, как он хотел.

Опустившись в обитой бархатом кресло, он рассеянно полистал переплетенное в телячью кожу собрание гравюрок определенного толка: «Забавная штучка, – Ворон усмехнулся, – надо в Лондоне пожертвовать средства на новое издание сборника проповедей». Все больше и больше людей уходили из церкви к истинным христианам: «Многие умеют читать, – он все рассматривал гравюры, – такая книжка придется ко двору».

– Месье, – раздался рядом нежный голосок.

Приятель, несомненно, знал, что ему надо. Худенькая девушка, почти подросток, не доставала белокурой головой даже до его плеча: «И это я еще сижу, – смешливо подумал Ворон, – она ростом с Тео, хотя постарше будет. Наверное, ей лет восемнадцать».

Волна кружев на сером, в цвет ее глаз, платье, прикрывала плоскую грудь в скромном декольте.

– Мадемуазель, – он поднялся. Девушка даже отступила, таким он был высоким и широкоплечим: «Я принесу вино, месье, – она робко улыбнулась, – добро пожаловать в Париж». Рядом с Вороном она и вправду казалась ребенком. От него пахло солью и пряностями, словно в комнату вместе с ним плеснула морская волна, словно закружил голову аромат корабельных трюмов.

Вино оказалось достойным. Он всегда любил Париж а то, что здесь можно было со вкусом выпить. На улице стоял теплый сентябрь, но камин все равно горел. Отставив бокал, он подмигнул девушке: «Вам не жарко, мадемуазель?»

– Можно просто Жанна, – она не поднимала золотистых, длинных ресниц.

– Жанна, – Ворон похлопал по ручке своего кресла. «Иди сюда, моя прелесть».

Девушка сразу пристроилась рядом, поддернув платье. Ворон ценил шлюх, понимавших его с полуслова.

– Жанна, – он погладил острую коленку в шелковом чулке, – ты послушная девочка?

– Очень, месье, – она зарумянилась. Ворон уверенно смял кружева ее нижних юбок.

– Это хорошо, – почувствовав под пальцами влагу, лениво улыбнувшись, он коснулся ее губ. Жанна шепнула: «Все, что хочет месье».

Он взял девушку за подбородок:

– Месье хочет многого, но начнет с простых вещей, – поставив ее на колени перед креслом, Ворон глаза.

Когда он ушел, девушка сгребла с простыни деньги. Напоследок осыпав ее монетами, гость распластал ее на спине посреди тусклого сияния золота. В опочивальне пахло солью и потом, металлом и кровью. Отшвырнув с дороги разорванный шелк платья, распахнув ставни, девушка впустила в комнату свежий ветер осени.