Читать книгу Стеклянный принц - Ника Маслова - Страница 4

За часы, минувшие с оставившей до крайности неприятный осадок встречи с парочкой псов в обличьях людей, Ариэль успел успокоиться. Его одиночество всего раз нарушило краткое появление безмолвной прислуги, закрывшей окна, принесшей к столику у королевской постели вазы с фруктами и хрустальные кувшины с вином и водой. В сторону пленника незнакомый с виду слуга не посмел даже взгляда кинуть, не то что заговорить. Ариэль, сидящий на полу, закутавшись в одеяло, проводил каждое движение чужака внимательным взглядом и тоже не произнёс ни единого слова.

Им было не о чем говорить. Магия не только удерживала Ариэля внутри клетки, но и защищала вероятных добряков от непременного гнева их господина, прояви кто-то сочувствие к узнику, попытайся передать что-то сквозь прутья решётки, к примеру, еду, воду или одежду. Увы, но с тюремщиком Фером это оказалось попросту невозможно.

Ко времени появления слуги в королевских покоях Ариэль уже проверил тюрьму на прочность: оторвав узкую ленту от полы рубашки, он хорошенько сложил ткань, связал узлом покрепче и, встав подальше, где-то в шаге от решётки, бросил всё ещё влажный комок сквозь неё. Не только прутья, но и воздух между ними, вся клетка загорелась огнём, в лицо пахнуло жаром кузнечной печи, жадные языки пламени облизали пол и потолок, едва не сожгли неосторожному испытателю волосы и подпалили край одеяла. Когда пламя так же резко, как вспыхнуло, исчезло, Ариэль вне клетки, на полу, с трудом разглядел следы серого пепла, да и те скоро исчезли, развеянные сквозняком. Проведённый опыт со всей очевидностью доказал: проникнуть между прутьев клетки ничто и никто не сможет.

Конечно, магия когда-нибудь ослабеет, но до этого времени ещё далеко. Ярость, проявленная магическим огнём, открыла Ариэлю ещё одну истину о враге: Фер пользовался услугами талантливого заклинателя-каллиграфа. Свитки рисовали многие, но маг, чьё искусство лишило Ариэля даже крохотного шанса на побег или помощь извне, был как ослепительное солнце на фоне крохотных звёзд. Но даже солнце скрывается ночью для сна, что уж говорить о каллиграфе. Сколько же времени он копил силы, чтобы столько их вложить в этот свиток? Недели, месяцы, а может, годы воздержания и медитаций? Для запечатывания клетки использовали настоящую драгоценность. И об этом тоже следовало подумать. Либо Фер неразумен и попросту разбрасывается сокровищами, либо удержать пленника для него важнее всего остального.

Ариэль и хотел бы объявить узурпатора дураком, но недооценивать врага глупо. Победитель отца не мог быть глупцом. Грубым, бесстыдным, жестоким – да, но пока что в его действиях Ариэль не видел явных ошибок.

Что бы он ни слышал, пока его несли по коридорам дворца – злые шутки, поддёвки, смешки, очевидно свидетельствующие о желании выслужиться, – но пока внутри королевских покоев не появятся знакомые лица, следует считать, что Фер осторожен и предусмотрителен. Новый властитель не позволил старой прислуге ошиваться рядом с собой, привёл своих – что охрану, что советников, и даже принеси-подай заменил. Это говорило о доверии короля лишь своим людям, а значит, и неуверенности в такой уж безусловной любви «освободителя от тирана».

Возможно, Ариэль желал видеть лишь то, что лило воду на его мельницу, но всё же в нём проснулась надежда на благополучный в итоге исход. Рассчитывать, что какой-нибудь лорд поднимет восстание против нового короля и спасёт его, Ариэля, чтобы возвести на отцовский престол, либо что мятежником окажется кто-то из слуг, – хвататься за соломинку, причём существующую лишь в воспалённом отчаянием уме. Таких авантюристов из знати Ариэль не знал, в верность слуг не верил. Нет, никто не бросится за него воевать, тем более что противник силён, обладает собственной, может, и небольшой, но действенной армией и всесильными магическими артефактами, да ещё и любовью толпы.

Но вот потом… Никто не избегает ошибок. Цена ошибок властителя – чья-то жизнь, собственность, интересы. Даже если все сейчас воодушевлены сменой власти, проклинают старого короля и весь его род, пройдёт немного времени, и первые недовольные новой властью объявятся. Именно они будут вспоминать отца и говорить, как при нём жилось хорошо, и мечтать о реванше. Так что когда-нибудь обязательно представится шанс всё изменить, если быть стойким.

Он бы и дальше мечтал о прекрасном далёко, но в голове укоризненно звучал голос лорда Дэфайра: «Мысли о мелком, пустые мечтания жужжат, как рой мух. Король нацеливает свой разум на добычу крупную – сильную, беспокойную, способную ранить и даже убить. На мух король не отвлекается».

Ариэль знал, о чём ему следует хорошенько подумать – о том, что пугало, пусть он и клялся себе не испытывать страх. Он и так дал себе поблажку, мечтал о будущем, о фантастическом побеге или внезапной, как снег летом, помощи извне, вместо того, чтобы поразмыслить над той незавидной реальностью, в которой оказался. Фер и его шут-приятель намекнули уже не раз, что привлекательная внешность Ариэля имела значение. Как же не хотелось даже думать о таком, но закрывать глаза на факты Ариэль не привык.

Если Фер, как он сказал, не играл, если все эти намёки – не попытка напугать и позабавиться, насладиться его страхом, то оставалось всего два варианта. В первом, уже всесторонне обдуманном, Ариэль становился крон-принцем, во всём послушном венценосному супругу – тут истязали его душу, лишали воли и приручали подачками, превращали в марионетку. Здесь, пройдя сквозь сонм унижений, притворившись ничтожеством, Ариэль мог сохранить себя и, при случае ударив узурпатора в спину, вновь стать собой и занять трон отца.

Замечательный вариант, Ариэль, дай ему волю, о нём бы даже просил. Только вот беда – внешность крон-принца значения не имела, с чего бы, когда третьей в союзе двух альф всегда становилась женщина, носящая потомство двух объединённых родов, достойная хранительница очага.

Альтернатива выглядела куда хуже, и именно о ней Ариэль вынуждал себя думать. Смерть, по сравнению с ней, казалась привлекательной и желанной. А ещё и его, Ариэля – наследника, старшего брата и альфы – недостойной трусостью, потому что ввергала в почти тот же ужас четырнадцатилетнего Кая. Он не мог с Каем так поступить, не мог выбрать смерть – это стало бы несмываемым позором, как и тот, который, судя по всему, ему придётся пережить, если, конечно, его не спасут от страшной участи милосердные боги.

Во втором варианте Фер ломал его до омеги и получал наследника истинной королевской крови, смешанной с холопьей своей.

Даже от мыслей о таком Ариэля тошнило. Он долго бегал от них, думал о чём угодно другом и еле-еле заставил себя рассмотреть и такой вариант, противный избранной альфийской природе. Ужасней всего, что он знал, как бы сам поступил, окажись на месте безродного Фера – именно так, умиротворив противников новой власти объединением родов. Если бы среди детей отца была девица или омега, вопрос с браком уже был бы решён.

Если бы Ариэль родился бетой, как Томи. Как же он сейчас завидовал брату! Но он альфа, двуполый, и может стать омегой. Это сложно и мучительно, но не невозможно. И это уничтожит его. Если его тело изменится, если он выносит наследника, если он позволит этому с собой произойти – то перестанет быть собой, станет кем-то другим. И на трон никогда не взойдёт – право властвовать древним законом даётся лишь и исключительно альфам.

Ариэль не раз видел таких, каким мог стать сам. Отец милосердно щадил семьи изменников. Лишив главу рода заговорщиков головы, его наследника, а он всегда альфа, даже если не первый сын, отец отдавал в супруги тому, кто заслуживал награды землями и титулами. В старые семьи вливалась новая кровь, отец приобретал верных и благодарных сторонников, и обрывать юные жизни не приходилось. Так установленный порядок вещей объяснял лорд Дэфайр, и тогда Ариэль считал решения отца оправданными и всецело логичными.

Он, конечно, замечал направленные на бывших альф презрительные взгляды, слышал шепотки – мерзкие, непристойные для обсуждения в обществе предположения о том, как именно происходил переход альфы в омегу. На лицах тех высоких и сильных мужчин, настоящих по виду альф, но уже омег, а иногда и с явными доказательствами переопределения – большими животами, Ариэль не видел радости, чаще – гнев или грусть, а то и холодную ярость, лютую ненависть к тем, кто стоял рядом с ними и их за руку держал, их мужьям. И всё равно Ариэль тогда считал, что, сохранив жизнь наследникам заговорщиков, отец проявлял милость.

Думать отвлечённо о других так легко; мысленно надеть их ботинки и походить в них куда как тяжелей. А уж прожить это не в воображении – ужас, страшней самой страшной смерти.

Представив во всех красках, какой путь ему предстоит, если догадка о намерениях Фера окажется верной, Ариэль едва удержал горячие слёзы и поднявшийся к горлу комок. Он бы предпочёл умереть, чем пройти через такое. Встать, разбежаться и врезаться в клетку, и там мгновенно сгореть… Только сотворив такое, он избежит худшей смерти судьбы, а вот Кай, его милый маленький братик, останется вместо него разводить ноги перед убийцей отца, изменником, узурпатором. И ждать пять с половиной лет, которые Ариэля и Кая разделяют, этот подонок не станет, законный наследник ему нужен уже сейчас для укрепления власти.

Горящим, будто в лихорадке, лбом Ариэль прислонился к холодной каменной стене.

Нет-нет-нет, так не будет. Он этого не допустит. И себя тоже в обиду не даст. Если Фер захочет сделать с ним это, Ариэль согласится, надо будет – ноги перед ним разведёт. А потом улучит случай – и подонка убьёт.

Из этой ловушки не будет иного выхода, кроме чьей-то смерти.