Читать книгу Стеклянный принц - Ника Маслова - Страница 7

Ариэль в молчании сидел на краю королевской кровати в белой сорочке, достигающей лишь середины бедра. Тонкая ткань и ажурные кружева у горловины и на коротких, до локтя рукавах делали его вид ещё непристойней, чем если бы он сидел голышом. Его единственная одежда больше пристала бы девице на брачном ложе. Омег одевали попроще – не в шёлк и кружева, помня, что те всё же мужчины. А он, вот, удостоился.

О вызывающем виде своей новой одежды Ариэль ничего не сказал. О возражениях и упрёках, взывании к совести мучителей он забыл ещё на этапе омовения. Холодный воздух из всех открытых настежь окон помог его лицу вернуть себе привычный вид: щёки уже не так горели, как когда его мыли в четыре руки – снаружи и внутри его тела – двое мужчин: давешний знакомец Толстячок, по росту и силе – медведь, и почти что его брат-близнец – лорд Рами, самолично. Толстячок лишь помогал, держал, не давал сгорающей от стыда жертве вырываться, когда благороднейший лорд Рами, этот смердящий пёс, засовывал в заднее отверстие Ариэля пальцы, а затем пихал внутрь его тела какое-то магическое приспособление, из-за которого Ариэль теперь ощущал себя совершенно пустым от прямой кишки и до самого горла.

Всё позорное действо происходило в примыкающей к опочивальне небольшой, на одну особу купальне, в дубовой бочке с горячей водой. Ариэль уже неделю как мечтал помыться, ежедневного омовения горстью холодной воды из кувшина, выдаваемого для питья, не хватало, и он всё время чувствовал себя грязным. А теперь, когда его кожа скрипела от чистоты и пахла травяным настоем и мыльным корнем, думал, что никогда в жизни не был грязнее нынешнего благоухающего состояния.

Люцифер при его позорных муках тоже присутствовал: то стоял в дверях купальни, наблюдая, как двое мужчин творят непотребство с, вообще говоря, его собственным будущим мужем, то исчезал ради продолжения разговора с магом Леем – видимо, находил его более важным, чем немыслимое унижение, от которого Ариэль едва не воспламенился прямо там, в бочке с мыльной водой.

Теперь, когда Толстячок с Леем, а также наведшие порядок в купальне слуги ушли, в королевских покоях остались лишь они трое, включая лорда-шута. Люцифер чем-то занимался в другой части комнат, как будто что-то искал, в спальню доносился шум переставляемых с места на место вещей, шуршала бумага, так что Ариэль оставался наедине с его другом, псом Рами. Тот, по-видимому, уходить никуда не собирался, расселся с гордым видом на кресле, со вчерашнего вечера стоящем рядом с клеткой, только повернул его к кровати, чтобы смотреть прямо на Ариэля, и с той самой минуты, как сел, взгляда уже не отводил. Охранял? Ариэль на это надеялся, молил всех богов, чтобы, когда Фер найдёт то, что ему так срочно потребовалось, Рами их покинул, оставив наедине.

Фер не был ничем лучше Рами, но чем больше свидетелей у унижения, тем сильней стыд. И особенно острый он перед насмешником. Ариэль был уверен: Фер вряд ли стал бы делиться с другими подробностями произошедшего, а вот Рами – да, несомненно. Рассказывать такие истории шуту должно быть в удовольствие.

Время и холод помогли Ариэлю избавиться от внешних следов пережитого, краснота с лица ушла, жар спал, но его сердцу и душе ничего помочь не могло. Он напоминал себе наставление за наставлением лорда Дэфайра, старался сохранить разум в трезвости, эмоции – под контролем, но как же сложно ему приходилось. Тело ещё помнило чужое вторжение, в заднем проходе присутствовала небольшая болезненность и растянутость, а впереди, судя по уже произошедшему, ожидал ад.

Фер, проснувшийся до крайности поздно, ближе к полудню, сказал, что они начнут подготовку сегодня. Ариэль не возражал: чем быстрее, тем скорей он выполнит свою часть уговора и станет свободным. Он даже ничего не спросил, да и некого уже было: Фер надолго ушёл. Клетку открыл прибывший в сопровождении Толстячка маг, и поначалу Ариэль даже радовался возможности толком вымыться. Он долго плескался в приятно горячей воде, тёр руки и плечи тщательно намыленной жёсткой тряпицей, трижды вымыл волосы – всё под присмотром скучающего Толстячка. А затем в купальню зашёл лорд Рами – и от чувства собственного достоинства Ариэля ничего не осталось, всё оно растворилось вместе с насильным омовением нижней части тела и проникновением в зад чужих пальцев и той отвратительной трубки.

Ариэль всё гадал, почему же случившееся так сильно оскорбляет все его чувства. Вчера, дав согласие Люциферу, что выносит для него ребёнка, он согласился и не на такое. Он согласился развести перед мужчиной ноги, дать не только пальцам, а его естеству проникнуть в себя и не раз. А какая по сути разница, Фер это будет или кто-то другой? И всё же его буквально трясло из-за того, что его унижение станет для шута источником новых скабрезных шуточек. Если уж тут должно присутствовать охранником или помощником кому-то третьему, Ариэль бы выбрал, к примеру, Толстячка, но не Рами с его извечной ухмылкой.

– Перестань так трястись, – негромко посоветовал тот, и Ариэль вскинул голову, встречаясь взглядом с блестящими голубыми глазами лорда-пса. – Ничего такого уж страшного с тобой не случится. Хватит строить из себя жертву насилия, или, ради справедливости, ею станешь. Я поспособствую, если ты, своими трясущимися губёнками, вновь расстроишь милорда.

– Здесь холодно, – коротко ответил Ариэль, отворачиваясь, чтобы смотреть на что угодно другое. Вид Рами смущал все его чувства.

Впервые на его памяти лорд-шут не шутил. Без всегдашней улыбки его лицо выглядело иначе. Оно показалось бы простым и даже приятным, если бы не шрам на щеке и жёсткий подбородок, квадратный, крупноватый, как у норовистого жеребца. Такие лица обычно приписывали людям волевым, способным на решительные поступки. Давний, светлый уже шрам начинался у уголка глаза и тянулся через всю щёку, прячась в густой светлой щетине. Вчера и сегодня лорд, видимо, не пользовался помощью брадобрея. Обычно бороды смягчают черты лица, но лорд Рами, забывший побриться, выглядел более опасным и даже диким, как загулявший воин или лесной разбойник. В купальне лорд разделся, оставшись только в штанах, и сейчас щеголял видом ничуть не более пристойным, чем Ариэль. Наброшенная на широкие плечи рубашка обнажала мускулистую грудь и глубоко, будто ножом тесто, расчерченный на квадраты твёрдый живот. Курчавые золотистые волоски покрывали кожу между светло-розовых сосков.

Ариэлю до дрожи не нравилось то, что он видел. В первую очередь потому, что он видел то, что не предназначалось для его глаз.

Наверное, ему стоило самому посмотреть правде в глаза до того, как его ткнут в неё носом, но он просто не мог. Как не мог забыть грубые пальцы Рами, касающиеся интимных частей тела. Он всё ещё чувствовал давление на бёдра, прикосновение к скукожившемуся от ужаса естеству и яичкам, к испуганно сжавшемуся отверстию. Какой муж позволяет такое в отношении супруга? А Фер позволил своему верному псу и непристойные действия, и непристойный вид, и нахождение в хозяйской спальне.

Позволь Ариэль себе задуматься обо всём – не оказался бы так разбит, когда услышал звук рожка глашатая и крик, доносящийся со двора:

– Королевская свадьба! Через восемь дней, в праздник начала зимы, король Люцифер венчается братским союзом с высокородным Рамиэлем, лордом Восточных долин, главным блюстителем над королевскими войсками и стражей. Хранителем очага становится принц Ариэль, внук достославного короля Аластора, да ниспошлют боги его лону быстрые всходы и щедрые плоды объединённых родов. Радуйтесь и молите богов о скором ниспослании наследника королевскому дому!

Ариэль и сам не заметил, как вскочил на ноги. Он смотрел только на окно, откуда доносился крик глашатая.

– Королевская свадьба! Через восемь дней, в праздник начала зимы, король Люцифер…

Глубоко дыша, сжимая кулаки, Ариэль вновь выслушал весть о том, в какой ад превращается его жизнь.

Его трясло, когда объявление прозвучало в третий раз и затихло.

– Рано начали объявлять, можно было и завтра, – равнодушно заметил Рами, лорд Рамиэль, ещё один будущий супруг Ариэля, как только что выяснилось. – Чего вскочил? Ты что, не знал, что замуж выходишь? Забыл со вчера?

Такое забудешь!

Ариэль не забыл ни мелочи, ни самое главное: он дал согласие одному только Феру.

– При объединении родов хранителя не берут, берут хранительницу, бету, женщину – они самой природой приспособлены для вынашивания потомства, для материнства им хватает их естественной сути, магия не нужна!

– Это не наш случай, – спокойно сказал лорд Рамиэль, будущий супруг, о все великие боги, и, преодолев короткое расстояние до кровати, толкнул Ариэля в плечо, заставил вновь сесть. – Женщина понесла бы от кого-то одного, такова их природа. Нам же нужен общий ребёнок, с общей кровью, и без помощи магии – и омеги – тут не обойтись. И чего ты возмущаешься, я не понял. Что изменилось?

В покои вошёл Люцифер со свёртком в руках.

– Что происходит?

– Наш красавчик аж рыдает, так жалеет себя, – ответил Рами первым.

Ариэль стиснул зубы.

– О тройственном союзе мы не говорили! – выкрикнул он, выворачиваясь из-под тяжёлой руки Рами и вставая на ноги.

– Не говорили, – кивнул Фер. – Ты пообещал мне ребёнка в ответ на обретение свободы. Предполагаешь, что при живом муже я должен стать вдовцом, в одиночку воспитывающим наследника? Так видишь судьбу своего короля?

Ариэль отвёл взгляд в сторону. С чего ему беспокоиться о Люцифере? Мысли метались в поисках спасения из безвыходной ситуации: один Фер – уже больше, чем он мог вынести, но они вдвоём с Рамиэлем, этим шутом, – нет, просто нет.

– Почему бы тогда не взять третьим в наш с вами брак омегу? Зачем вам он?

Рами засмеялся, будто ничего смешнее в жизни не слышал. От приступа хохота этот дурак даже согнулся.

Ариэль воспользовался возможностью и бросился к королю.

– Пожалуйста, подумайте об этом, милорд, – лихорадочно продолжил он, громко, едва не крича, чтобы Фер услышал его слова, а не только громовой хохот светловолосого дурака. – Мне не нужно будет меняться, всё пройдёт куда естественней, с вами останется тот, кто сможет полюбить и вас, и ребёнка. А я, я уйду, уеду, куда скажете, дам любые клятвы, на магии, на крови. Пожалуйста, милорд. Вы ведь в силах всё изменить.

Со двора вновь донёсся звук рожка и крик глашатая – уже не такой громкий, но расслышать можно было каждое слово.

Ариэль умолял, зная – слыша, – что уже опоздал. Ну почему Фер вовремя не сказал, что желает заключить брак с двумя людьми? Почему он не сказал об этом вчера или утром? Теперь, когда королевский дворец уже знает, когда знают ближайшие к дворцу улицы, всё будет сложно, едва ли возможно исправить. Ну почему он ничего не сказал?!

– Пожалуйста, – повторил Ариэль и опустился перед молчаливым, совершенно бесстрастным королём на колени. – Пожалуйста, я вас умоляю.

Смех лорда-шута стих. В полной тишине в третий раз прозвучал далёкий крик глашатая.

– Эй, красавчик, – позвал Рами, и Ариэль поднял голову.

Рамиэль уже стоял совсем близко к ним, рядом с Люцифером, теперь же, на глазах Ариэля, нарочито, с улыбкой, он взял короля за руку и коснулся губами тыльной стороны ладони. Затем обнял и, на миг прижавшись всем мощным телом, поцеловал в губы, придерживая ладонью повернутое к нему лицо короля. Поцелуй двух крупных и мощных, одинаковых по росту и силе мужчин был коротким и скромным, но Ариэль резко опустил голову и даже зажмурился, как если бы невольно увидел нечто совершенно постыдное.

Таким оно и было. Если бы о подобном извращении узнали, то никакой титул и подвиги не спасли бы доброе имя альфы, запутавшегося в отношениях с собственным полом. Истинное чувство или природная склонность привели бы одного из любовников к изменению статуса, так что у них, извращенцев, альф, играющих в страсть друг с другом, не нашлось бы никаких оправданий, не считать же за них похоть или бесстыдство.

Ариэль был не в силах представить их вместе, но тот поцелуй всё ещё стоял перед закрытыми глазами. Какой позор.

– Теперь ты понимаешь? Нам нужен этот ребёнок и именно от омеги. Иначе как мы, влюблённые, могли бы его получить друг от друга? – без капли смущения, бравируя и рисуясь, сказал Рамиэль.

Он не требовал ответа, спрашивал ради красного словца, и Ариэль промолчал. Его лицо запылало сильней, чем даже в купальне, когда он стыдился собственного унижения. Но теперь, когда он узнал, что корона легла на голову недостойного, всё его существо охватил и стыд, и гнев, и отчаяние бессильного и безмолвного.

– Ты нас осуждаешь? – спросил лорд-шут, в то время как король произнёс с изрядной долей укора: – Рами, перестань.

– Нет. Не останавливай меня! – заспорил Рами. – Я хочу знать, что думает о нашей любви этот маленький девственник. – И потребовал у Ариэля: – Говори!

– Творящий такое не достоин не только короны, но и титула лорда. Ваши поступки оскорбляют честь ваших отцов, – сказал Ариэль, глядя в пол.

Он всё ещё стоял на коленях, но чувствовал себя как на рыночной площади балаганным шутом перед парочкой изгаляющихся в пошлых шуточках актёров, один из которых напялил на себя соломенный венец. Какой фарс, ужасно похожий на плохую шутку. Но разве король способен шутить так? Или позволять себе или другу унижать королевскую честь?

– Ты только посмотри на его скорбную мину! – воскликнул главный лицедей, когда второй повторил с большей строгостью: – Перестань уже.

Шут продолжал изгаляться, требовал ответы на всё новые и новые вопросы, но не получал ничего. Не произнеся больше ни слова, Ариэль поднялся на ноги и теперь стоял, глядя в пол, не желая даже взглядом касаться этих людей. Где-то там, далеко, глашатай шёл по улицам большого города, возвещая о королевской свадьбе: союзе двух альф-извращенцев и его, Ариэля, позоре. Боги, похоже, совсем отвернулись не только от него, но и от всей страны.

– Хватит уже, Рамиэль! – прозвучало по-настоящему зло, как вчера, перед тем, как Фер унизился до избиения беззащитного пленника.

Ариэль поднял голову, чтобы увидеть, как Рами, лорд-шут, по-дружески, будто большой мальчишка, толкает в плечо разъярённого Фера, своего сюзерена, и широко улыбается – ведёт себя точь-в-точь как нашкодивший сорванец.

– Да ладно тебе. – Рами засмеялся. – Было весело. Он поверил.

Фер покачал головой и одарил Ариэля пристальным взглядом.

– Мы друзья, – снизошёл он до объяснений.

– Почти братья, – подхватил Рами. – И всегда хотели породниться. – Улыбка стекла с его розовых губ, взгляд посуровел. – Но благодаря твоему отцу у меня больше нет свободных братьев-омег, а у Фера не осталось никого из родни. Так что будет вполне справедливо, что ты, его сын, первенец, альфа, своим телом возместишь наши потери. Больше чем справедливо – милостиво, милосердно по отношению к тебе. Всего один ребёнок вместо всех тех, кого мы потеряли. Это так мало.

Горло Ариэля болезненно сократилось. В сказанное он поверил немедленно, а вот страсть между этими мужчинами ему не удалось даже представить. Ладно ещё лорд Рами, он, кажется, в шутку мог бы провести время даже с козой, но милорд Фер выглядел холодней самого сильного мороза за последние тысячу лет. И его холодность представлялась Ариэлю самым лучшим его качеством.

Его догадку подтвердил и лорд-шут:

– Родишь, и будешь свободен. Если бы я решал, ты бы остался и родил нам и двоих, и троих, ходил бы с пузом до старости лет. Радуйся, принц, что решаю не я, и что Фер смотреть не может на твоё лицо.

Ариэль перевёл взгляд на невозмутимого короля.

– Зато сзади ты вполне ему нравишься, – лорду-шуту, похоже, нравилось лишать его всякой надежды. – А меня вполне устраивает твоё лицо. Мягкие губы. Да-а, меня всё в тебе устраивает.

Рами смотрел на него, как на жеребца на ярмарке, ноги, руки, лицо, ничто не избежало его пристального взгляда.

– Да, ты вполне ничего что спереди, что сзади.

Ариэль вдруг осознал, что находится в спальне, невдалеке от кровати, в компании двух мужчин, оба из которых уже фактически его супруги, и всё, что охраняет его невинность – короткая тонкая сорочка с кружевами и бесстрастное выражение на лице короля.

– До праздника начала зимы ещё больше недели, – напомнил Ариэль, сохраняя неподвижность, как бы ни хотелось сбежать.

– До свадьбы и твоего двадцатого дня рождения, – уточнил Фер. – К этому сроку ты станешь омегой. В первую брачную ночь ты должен зачать.