Читать книгу Стеклянный принц - Ника Маслова - Страница 5

Скрипнула дверь, раздались шаги нескольких человек, шорох одежды. Ариэль, уставший от одиночества и тишины, затаил дыхание, гадая, кто нарушил королевский покой. Сначала ничего не происходило. Затем как будто стул отодвинули от стола. Прозвучал усталый вздох, неясный шорох, звук, с которым на деревянную поверхность могла бы лечь снятая корона.

– Как ты себя чувствуешь?

Голос Рами. Ариэль его узнал, засомневался лишь потому, что прозвучал он мягко, с несвойственной суровым воинам заботой. Впрочем, вечно улыбающемуся лорду-шуту всё простительно, Ариэль не удивился бы, даже увидев его ходящим вверх ногами.

– Болит голова? Или…

– Или, – отрезал Фер. Бесстрастный тон невозможно было не узнать, даже раз услышав, Ариэль же имел несчастье беседовать с милордом-псом дважды.

– Может, позвать Лея?

Непродолжительная тишина.

– Ну хорошо. – Опять Рами. – Не хочешь, не надо. Тогда я прошу тебя: сделай это сегодня. Чем дольше ты тянешь, тем сильней…

– Именно.

– …раздражение. Мне плевать на мальчишку. Твоё хорошее самочувствие намного важней. Не тяни.

– Да, мой господин, – прозвучало язвительно, видимо, в шутку, но Ариэль едва мог поверить в то, что услышал. Самозваный, но всё же признанный народом король назвал вассала господином. Пусть не всерьёз, но всё равно при отце даже представить такое было бы невозможно.

«Судьба короля – одиночество. У него нет ни друзей, ни возлюбленных, только подданные. Король не вправе привязываться к одному человеку, даже к собственному ребёнку, его сердце радеет о благополучии всех, – в возбужденном сознании мелькнуло и исчезло наставление лорда Дэфайра. Ариэль не смог сосредоточиться, упал мыслями в исхоженную вдоль и поперёк тему: – Отца больше нет. Они убили его».

– Именно. В заботах о тебе я – твой господин. Слушай и исполняй, что я тебе говорю, – прозвучало немыслимое по наглости и непочтительности заявление Рами. А Фер, вместо того чтобы поставить зарвавшегося пса на место, рассмеялся. Он весело смеялся, будто признавал право друга называться господином короля.

Очевидно, они очень близки.

Друзья, как и братья, усиливают друг друга. Они же – уязвимое место. Если втолкнуть между ними клин, то можно немало выиграть. Ариэль ещё не знал как, но, что способ найдётся, не сомневался. У всех есть слабости, у Рами и Фера, отнюдь не монахов, усердно устремляющихся помыслами к чертогам богов, их должно быть множество. Даже среди братьев не редка ревность. Ариэлю повезло, что Томи – бета, родился бы брат двуполым, определился бы в альфу, и многие бы захотели на этом сыграть. А тут двое альф, один король, другой – подданный, друг, но не равный, а подчинённый. Как бы ни были они дружны, каким бы количеством пролитой крови ни скрепили узы боевого товарищества, соперничество между ними есть, Рами должен завидовать другу хоть немного, трещины в их отношениях не может не быть. Надо лишь слушать внимательно, чтобы потом надавить и превратить тонкую ниточку в глубокую пропасть.

Ариэль закусил губу. Терпение – добродетель и его оружие в единственно доступной пока, тайной войне, а он жаждал движения, открытого сражения, сидеть под замком и не делать вообще ничего, только строить планы и подмечать слабые стороны соперников выматывало больше жажды, голода и надуманных страхов.

Вскоре вошедший в укромную часть королевских покоев Фер поначалу никак не показал, что помнит о присутствии пленника. Когда прибежал виденный прежде слуга, король разоблачился с его помощью до нижней рубашки, согласился надеть предложенный сарацинский халат тёмно-красного цвета. Препоясался сам. Прошёлся туда-сюда, не глядя в сторону клетки, отдал несколько тихих приказов. Слуга налил в кубок вина и протянул его господину, затем зажёг свечи. Крохотные язычки пламени затрепетали на сквозняке, не в силах прогнать наступившие сумерки. Ариэль и не заметил, как приблизилась ночь.

Слуга принёс кресло из главной части покоев и установил его рядом с клеткой, а затем удалился. С тихим стуком закрылась входная дверь. Всё это время Люцифер простоял у окна, глядя вдаль и попивая вино. Ариэль молчал, наблюдая за тюремщиком с почти болезненным интересом, подмечая всё. И то, как тот держит кубок, и как сверкают в свете дрожащих свечей украденные кольца-амулеты на его руках, и как дёргается кадык на мощной шее, когда он пьёт, и на тёмные волосы, развеваемые ночным ветром, и на профиль – что-то в нём показалось знакомым, виденным прежде, уже давно.

Боги одарили убийцу и вора благородной внешностью, испорченной лишь по-мужицки мощным телосложением. Ариэль не мог ошибиться, в каждом движении Фера крылась сила настоящего воина, прошедшего множество битв с мечом в руках – и это достоинство тоже нельзя было сбрасывать со счетов, как и красоту лица, которая всегда дарит её обладателям незаслуженную ничем иным любовь и расположение людей.

Отец Ариэля был такой же высокий, но много уже в плечах. Он не бегал по полям сражений с мечом, а смотрел сверху и отдавал приказы, которые, благодаря его выдающемуся уму и опыту, приводили войска к всё новым и новым победам. Ариэлю нравилось рубиться мечом, он обожал тренироваться с оружием в руках – ни отец, ни лорд Дэфайр ни разу не похвалили его успехи в состязаниях с другими. Чтение и рисование карт, расстановка войск и планирование атак ценились ими не в пример выше. Владение оружием, даже мастерское, похвал никогда не удостаивалось, как и выездка лошадей, победы в конных соревнованиях. Отец снисходительно говорил, что с молодостью эта страсть у Ариэля пройдёт, и не препятствовал увлечениям, хотя лорд Дэфайр несколько раз предлагал отцу запретить наследнику тратить время на «бесполезные для будущего короля шалости».

И вот, шутка судьбы, опустевший трон занял тот, кто с оружием не расставался даже в спальне: меч в простых кожаных ножнах, с удобной, без драгоценных камней и витиеватой резьбы, отполированной до блеска рукоятью лежал на кровати, всего в нескольких шагах от жаждущей добраться до него руки – и, словно на другой стороне широкой реки, недоступный.

Ариэль отошёл к стене, когда приготовленный слугой стул у клетки занял Люцифер. Король сел, широко расставив ноги, одну руку положил на подлокотник, в другой всё ещё держал кубок с вином. Выражение его лица, его взгляд не прочитал бы даже шепчущий на воде ведьмак. В одном халате поверх тонкой нательной одежды, в мягких домашних туфлях, с кубком в руке, он без короны умудрялся выглядеть полновластным правителем, так что простой деревянный стул под ним уподобился трону. Удивительное умение для безродного узурпатора, которым Ариэль, законный наследник, к сожалению, не обладал, хотя тренировался и в этом под руководством лорда Дэфайра.

– Пришло время нам всё обсудить, – сказал Фер.

Ариэль плотней прижал к себе наброшенное на плечи одеяло. За день его одежда высохла – а ещё он догадался просушить её волшебным огнём, и теперь не боялся из-за неловкого движения предстать перед тюремщиком обнажённым. Относительная пристойность внешнего вида придала ему уверенности, а голод и жажда не ослабили, наоборот, помогали – не давали забыть, почему он так ненавидел сидящего перед ним человека. К этому часу Ариэль уже приготовился ко всему, даже к самому страшному разговору, в меру своих сил, разумеется.

– Слушаю вас.

– Господин. Называй меня господином.

Ариэль облизнул пересохшие губы.

– Передо мной нет иных господ, кроме отца и богов. Я не вправе дать вам иного ответа.

Он ждал вспышки гнева, а встретил полный спокойной уверенности взгляд.

– Твой отец мёртв. Корону пронесли мимо твоей головы, и теперь ты – такой же подданный королевства, как каждый родившийся и живущий на этой земле. Я твой король и господин. Чем быстрее ты с этим смиришься, тем быстрее окажешься на свободе.

– Вы вернёте мне свободу, если я признаю ваше право на власть?

Фер отпил из кубка. Изголодавшийся Ариэль чувствовал терпкий и сладкий аромат вина. Он сглотнул, подавляя острый приступ не ко времени проснувшейся жажды.

– Будут и другие условия, которые ты должен будешь выполнить. Не только обещания, которые так легко нарушить тому, кто клянётся верно служить убийце отца.

– Так вы лично убили его? – Ариэль не удержался от вопроса. Он знал, что ему не ответят или солгут, желая предстать в лучшем виде, не вызвать ненависти, раз уж сотрудничество необходимо. Но он так хотел знать.

Фер даже не моргнул глазом.

– Да. Я лично вырвал из груди сердце твоего отца и скормил его псам.

Ариэль пошатнулся.

Так поступали лишь с теми, кого хотели лишить милости богов даже после смерти. Привратники небесных чертогов не могли взвесить сердце умершего, и его душа лишалась возможности по делам своим попасть в рай или ад, оставалась вечно бродить по земле невидимым призраком. Так поступали лишь с худшими из худших: насильниками над детьми, изменниками, не знающими пощады разбойниками-душегубами. И его безвинным отцом, даже в смерти лишившимся справедливого суда и чести бесконечно пировать вместе с богами и героями.

Губы Ариэля мелко затряслись, и он отвернулся, чтобы не видеть красивое бесстрастное лицо, в котором не дрогнул ни один мускул – лицо безжалостного убийцы.

– Я судил твоего отца, приговорил к смерти и привёл приговор в исполнение самолично. Я убил твоего отца, могу убить тебя и всех твоих братьев, и никто мне не воспротивится, наоборот, будут славить за доброе дело. Многие желают вырезать всех от семени Душелома до последнего человека. Между жаждущими твоей смерти и тобой сейчас стою лишь я.

Ариэль дрожал, и холод осенней ночи не имел к его слабости никакого отношения. Фер молчал, будто давал ему время осмыслить сказанное.

– Душелома? – спросил Ариэль, всё ещё глядя в стену.

– Не знаешь, как в народе прозвали твоего отца?

Ариэль не ответил.

– Повернись и посмотри на меня. До сих пор ты проявлял отвагу и стойкость, не заставляй меня разочаровываться в тебе.

Ариэль повернулся и прислонился спиной к стене. На глазах ещё не высохли слёзы, текли по лицу. Жестокий подонок получил полную возможность насладиться его горем и сердечной мукой. Ариэль будто потерял отца во второй раз – лишился даже крохотного шанса встретиться с ним за границей между жизнью и смертью.

– Свою славу твой отец построил на крови и костях. Нет семьи в королевстве, которая бы не потеряла сына по его вине. Тысячи погибли в развязанных им войнах. Тысячи сложили свои головы на плахе за малейшую провинность. Тысячи безымянных жертв, и сотни тех, чьи имена не забыты. За последние пятнадцать лет он уничтожил глав всех влиятельных знатных семей, чтобы укрепить свою власть.

– Это ложь.

– Ты должен был видеть казни на главной площади. Или ты слеп? Или глух – не слышал их предсмертных криков?

Ариэль поджал губы.

– Казнили изменников.

Фер усмехнулся, его глаза остались холодными, чёрными, страшными, как самая тёмная бездна.

– И что же это за власть, чтобы каждую неделю находить десятки изменников, которых надо казнить? То заговорщиков среди знати, то планирующих мятеж купцов, то шпионов других королевств среди воинов, которых, на горе героям, начинали славить за отвагу и храбрость. Зная, что впереди ждёт непременная смерть, какой дурак стал бы участвовать в заговоре? Видя кругом порядок и справедливость, рвение короля за благополучие народа, кто захотел бы свергать такую власть, во всём честную и благословенную богами? Или, думаешь, все вокруг круглые дураки?

Ариэль не знал, что сказать, кроме:

– Их беспристрастно судили.

– Из-за перенесённых пыток не все могли своими ногами на плаху взойти. Этого ты тоже не видел?

Видел, но вопросов не задавал.

Фер встал, прошёлся из угла в угол, будто запертый в клетке дикий зверь, хотя это Ариэль сидел под замком.

– Чтобы противники твоего отца не обрели уважаемую, знакомую многим голову, имя, лицо, полегли тысячи. У каждого из них вырывали сердца, а тела бросали гнить на поле изменников. Его видно с самой высокой башни дворца, оно белое даже летом из-за тысяч костей. Его ты тоже не видел?

Фер подошёл к кровати, взял в руки меч в ножнах, с любовью взвесил его, со звоном вытащил лезвие.

– Так ты, мелкий лжец, хочешь сказать, что не знал ничего о том, о чём знали все? Ты не знал о тысячах трупов, лишившихся головы и сердец, шанса в посмертии обрести справедливость. Ты не знал о казнях десятков невинных людей на площадях каждую неделю. Ты не знал о страхе и ненависти к твоему отцу, к вам всем, его плоти и крови. Об его истинном имени – Ломающий души, Душелом проклятый, каким его и запомнят в веках, ты тоже не знал?

Он задавал вопросы тихим голосом, который грохотом отдавался в ушах Ариэля. Этот страшный голос звучал, словно набат, возвещающий горе, эхом отдавался внутри и корёжил всё, до чего добирался, всё, чем был мир Ариэля, всё, во что он верил и что твёрдо знал. Этот голос убивал.

– Это не может быть правдой.