Читать книгу Саян. Повести и рассказы об охоте и природе - Николай Близнец - Страница 8

* * *

Пролетело в хлопотах лето. Выпускные экзамены. Долгожданная поездка в Киров и поступление на факультет биологии-охотоведения при конкурсе четыреста человек на пятьдесят мест. Первые впечатления о вятской речи, первые романтические встречи со студентами-старожилами. И разочарование. Уже в конце сентября я, в составе четырех поступивших только-только абитуриентов, был отчислен с жесткой формулировкой: «…За несоблюдение правил Советского общежития и дискредитацию звания Советского студента…» Случилась большая драка. Студенты старшего выпускного курса другого факультета хотели заслать в гастроном за водкой моего одногруппника Игоря из Горького. Он отказался и пришел в комнату с разбитым в кровь лицом. Мы вчетвером быстро нашли обидчиков и, затащив их в туалет, там и оставили отмывать свою кровь. А часам к одиннадцати весь их факультет вломился к нам на этаж. Стали врываться во все двери, разыскивая нас. А кроме нас с Игорем в нашей комнате жили ещё двое поступших парней из Сибири. Оба после армии, оба – десантники, оба уже ходили на медведя. И в результате побоища весь коридор общежития вскоре был заляпан каплями крови прибывших к нам на разборки хулиганов. А на следующий день без серьезных разбирательств ректор, который в то время просто ненавидел охотоведов, приносящих такую славу сельскохозяйственному институту средней руки, просто отчислил нас с вышеуказанной формулировкой. Приказ тот я сорвал, и он долго как-то хранился у меня дома, но факт остается фактом: нас отчислили. Но нет ничего в этом мире, что происходило бы случайно. Меня, обивавшего пороги деканата, профкома, приемную ректора, вызвал декан заочного факультета и прямо сказал: «Я хорошо знаю вашего брата, который учится у нас на пятом курсе. Давайте переводитесь и Вы на заочное отделение, по результатам летних экзаменов – сразу без экзамена». Не зная в то время законов философии, я выбрал из двух зол меньшее: написал заявление и на последние деньги отправил домой телеграмму: «Перевелся на заочное отделение. Еду домой». Денег на билет не было – неделю разгружал вагоны на станции «Киров – товарный». Заработал и на билет, и на штраф, и на новый охотничий нож из магазина на Комсомольской площади, и на прощальный банкет с яичницей и пирамидой коньяка «Три бочки», так как в то время в Кирове днем с огнем водки было не отыскать. Жалко было уезжать из Кирова, но лишь в фирменном поезде «Вятка» в плацкартном вагоне я понял, как я скучаю по родине, как скучаю по семье, по Саяну. Я представлял, как пойду на охоту, как уговорю брата официально принять меня егерем.

Но, к сожалению, официально принять меня егерем брат не мог: по трудовому законодательству того времени мы, родственники, не могли работать в прямой подчиненности. Выручала мамина простота. Она дала мне, огорченному, денег на билет и отправила в Минск, в Окружной совет военно-охотничьего общества Краснознаменного Белорусского военного округа. Я приехал втайне от брата и пошёл на приём прямо к главному начальнику – полковнику с фамилией Перец. Он, улыбаясь, выслушал мой сбивчивый рассказ и об институте, и об охотхозяйстве, и о Саяне. Вызвал секретаря и поручил… оформить меня егерем военно-охотничьего хозяйства, где начальником работал не принявший меня до этого на работу мой брат. Сколько радости! А сколько гордости, когда полковник Перец дал в моё распоряжение личную чёрную «Волгу», на которой мы с шофёром съездили на окраину Минска в склад, где я получил форму, планшет и обувь. Я до сих пор помню запись в моей трудовой книге. В ней написали: «Принят на работу егерем военно-охотничьего хозяйства. Обязательство и присягу на верности Родине принял». Брат к тому времени жил уже отдельно от нас, но случайно приехал по пути из леса к родителям именно в тот запоминающийся вечер. На кухне на полу были разложены мои новые форменные принадлежности одежды и экипировки: фуражка зеленого цвета и зимняя военная шапка с эмблемами ВОО, ПШ-обмундирование, парадная форма, юфтевые сапоги моего личного размера, военный офицерский бушлат, рубашки военного образца и настоящая полевая офицерская сумка-планшет.

– Что это такое? – растерянно с порога просил брат, уставившись на обмундирование и установленную на кухонном столе мамину швейную машинку.

– А вот что, – я с гордостью протянул брату зеленое удостоверение егеря.

– Да, ну, на фиг. Как это так? – брат растерянно вертел в руках моё удостоверение, глядя то на меня, то на маму, то опять на довольного меня. – Ну, малой, ну даёшь! Поздравляю! – брат обнял меня и с улыбкой принял предложение остаться поужинать, отметить и переночевать.

– И загрузить тебя по-полной, раз уж ты такой настырный, – многообещающе сдвинул притворно брови брат.

В этот вечер мы засиделись далеко за полночь. Не испортили первое «деловое совещание» мамин обильный ужин и «по соточке» первачка. Говорили много о биотехнии, о планах на селекционную охоту, об усилении борьбы с браконьерами и хищниками, о последних уборочных работах в колхозах и возможности поживиться там отходами зерна, картофелем, кукурузой. Брат, к моей неописуемой радости, важно пообещал отдать мне имеющийся в охотхозяйстве старый трактор. И, самое главное – Саян. Собака брата теперь становится и моим неизменным спутником на работе, значит, полноценным сотрудником военно-охотничьего хозяйства с содержанием на прикорм в размере одного рубля в день, т.е. тридцати рублей в месяц, в то время как мой оклад составлял семьдесят пять рублей. Это была радость – работать егерем и получать за это ещё сто рублей – с Саяном на двоих. Через день в военной егерской форме и с ружьём брата я пошёл в свой первый профессиональный егерский обход. В полевой сумке – «Справочник егеря», журнал-дневник егерского обхода, карта «Зеленой зоны», которая была и раньше моим учебным обходом, и карта участка охотничьего хозяйства, примыкающего к «зеленой зоне», со вчерашней ночи ставшего довеском к территории моего настоящего егерского участка-обхода.

Я до сих пор помню, какими счастливыми глазами провожала меня мама на работу в моей новенькой форме, с Саяном, с бутербродами и термосом в рюкзаке за плечами.

А вскоре я был приглашен братом в гарнизонный Дом офицеров, где каждый четверг после 18:00 собирались члены гарнизонного Совета военно-охотничьего общества, военные охотники и начальник охотхозяйства. Обсуждали планы работы, предстоящие выезды на проведение биотехнических мероприятий, на борьбу с браконьерами. Мама дала мне двадцать пять рублей – на традиционное угощение членов Совета в местном офицерском кафе «Березка». Брат втихаря всунул мне ещё «четвертной», зная, что маминого взноса маловато будет. Столики заказал тоже брат. И вот я в цивильном костюме и галстуке принимаю поздравления авторитетнейших людей, которые с пятнадцати лет были для меня на высоте первых космонавтов или членов Политбюро. Они, улыбаясь, подходили и поднимали тосты за меня, за братьев, за охоту. А когда мне предоставили слово, я, краснея, предложил выпить «за нас всех, за моего друга Федю …и за Саяна». Все дружно чокнулись и с улыбками выпили до дна. Так Саян вместе со мной получил официальную прописку в элитном клубе-коллективе гарнизонного Совета военно-охотничьего общества крупнейшего в те времена гарнизона в БССР.