Читать книгу По велению Чингисхана - Николай Лугинов - Страница 18
Глава четырнадцатая
Началось
Оглавление«Когда же они желают приступить к сражению, то располагают все войска так, как они должны сражаться. Вожди или начальники войска не вступают в бой, но стоят вдали против войска врагов и имеют рядом с собой на конях отроков, а также женщин и лошадей.
Иногда они делают изображения людей и помещают их на лошадей, чтобы заставить думать о большем количестве воюющих. Перед лицом врагов они посылают отряд пленных и других народов, которые находятся меж ними; может быть, с ними идут в бой и какие-нибудь Татары. Другие отряды более храбрых людей они посылают далеко справа и слева, чтобы тех не видели противники, и таким образом окружают врага и замыкают в середину; и таким образом они начинают сражаться со всех сторон».
Плано Карпини. XIII в.
Перед самым сражением Тэмучин получил донесение, немало удивившее его: когда отступившие в панике алгымчы прибежали к найманам, те отступили с позиций на Тамырхае к подошве Нахы-Хая, но не выступили навстречу атаковавшим их трем мэгэнам.
«Значит, они не имеют определенного представления ни о численности нашей, ни о нас самих, – размышлял хан. – Паника, недоумение и страх будут расти, а привычная самоуверенность таять… Еще бы! Разве кто осмеливался даже поднять на них, прославленных и сильных, прямой взгляд, а уж о выступлении против них с оружием и говорить нечего! – Дрожь пробежала по телу хана, легкой ломотой напомнила о себе одна из старых ран. – Атаковать! Не давать им успокоиться, и в затяжном противостоянии, в войне, состоящей из мелких стычек, преимущество будет на стороне более многочисленного. А поскольку нас мало, то Кехсэй-Сабарах, распознав эту слабину, уже не упустит дичь, которая сама лезет в капканы и силки…»
Тягостное оцепенение, навалившееся на хана после бессонных тревожных ночей, рассеялось. Глаза заблестели и заискрились, как черные озера на заре.
«Случай удачный, редкий случай: отступающие взламывают передние ряды основного войска, а сзади напирают хвостовые части… Чтобы привести в подчинение и перестроить многотысячное людское месиво, нужны хотя бы сутки, а пока они бьются, как рыба в мордушке, – не этого ли я добивался?» – осознал хан и крикнул зычно:
– Джэлмэ-э-э!
Джэлмэ ждал его зова, ему было что сказать хану.
– Из рассказов наших лазутчиков вырисовывается следующая картина: найманское войско составляют четыре основных кулака, – начал военачальник, – и самый крупный из них– войско Тайан-хана. Второе возглавляет Кучулук, а третье – под началом Тохтоо-Бэки и Джамухи – состоит из перебежчиков разных родов…
– Ты говорил, что их четыре, – перебил хан.
– Четвертое войско – вспомогательное: коноводы, конюхи, котловые, переносчики груза… Их несметное количество вместе с лошадьми…
– Кто над всеми? Кехсэй-Сабарах?
– Нет, хан. Рассказывают, что Кехсэй-Сабарах не поладил с верховным найманом, и его отстранили…
– Так кто же верховный? – нетерпеливо спросил хан, покусывая кончик тонкого уса. – Выяснить удалось?
– Нет, хан. Как будто все уперлись рогами лоб в лоб и оспаривают верховенство!
– Вот уж это на них не похоже… – задумался хан. – Это ведь не мелкие вырожденческие племена… А кто у них в главном совете – выяснили?
Джэлмэ не выдержал его взгляда, опустил глаза.
– Ну? – подстегнул его к ответу хан.
– Перед выступлением на войну сам Кучулук и Тохтоо-Бэки с Джамухой наперегонки рвались разбить нас и не делить ни с кем славу. Тайан-хану больших трудов стоило остановить это рвение, и они выступили вместе, однако воюют каждый за себя, держатся обособленно… Как бы косясь друг на друга… Каждый мнит себя лучше другого на длину рукавицы…
Хан улыбнулся, разворачивая свиток китайской бумаги.
– Подойди, – сказал он Джэлмэ. – Кажется, это гора Нахы? – ткнул он пальцем в рисунок.
Джэлмэ какое-то время вглядывался в изображение, потом подтвердил:
– Да, это Нахы-Хая… Вот Чамырхай… А вот Тамир…
– Здесь, у южного подножия Нахы-Хая, сосредоточено основное войско Тайан-хана. Так? Ставка Кучулука – западнее, а Тохтоо-Бэки – южнее… Мой же андай Джамуха стоит за спиной Тайан-хана… Так?
– Мне сдается, не в его норове прятаться за чужой спиной, нюхать хвосты чужих кобылиц!..
– А-а! – досадливо отмахнулся хан. – Он непонятный, сложный человек, мой андай!
– Не гневайся, хан, но твой андай самый благородный, а потому самый прямолинейный и доверчивый из всех известных мне людей…
– Упрямый. Заносчивый. Неуступчивый даже в мелочах. По своей прямоте и простоте – отличная приманка для хитроумных злодеев… И все на мою голову! Умный-то человек ошибется раз-другой, потом поймет свою ошибку, ее причины. Так? А Джамуха все глубже уходит в трясину… Чем сильней дергается, тем глубже погружается, а там и дна нет. Он прежде расколется, чем признает свою ошибку.
Хан оперся локтями о колени, опустил голову в горячие ладони и закрыл глаза, давая понять Джэлмэ, чтоб тот ушел.
И Джэлмэ исчез легкой тенью.
* * *
Мало в этом срединном мире у Тэмучина людей, с кем сошелся бы он так близко и просто, как с Джамухой. Случилась эта дружба в солнечном детстве, когда они резвились, подобно молочным жеребятам, не ведая ни трудов, ни лишений, ни груза потерь… Чужие люди развели их своими злыми кознями. Окружение, родичи в союзе с чужими. Стал ханом – и стал подобен шапке на чужой голове: верти ею, как хочешь… Так ли это? И кому от этого больше горя, себе ли, народу ли, избравшему бестолкового хана?..
* * *
Прошло время дневного приема пищи, когда от купца Сархая прибыл человек с важными сведениями.
Оказалось, Кехсэй-Сабарах на самом деле отстранен от командования большим войском. Нет военачальника и над всеми военными силами: Тайан-хан, Кучулук, а тем более Тохтоо-Бэки с Джамухой не смогли найти общего языка, составить общий план действий. А вспомогательное черное войско, которое одно на всех, служит лишь предлогом к взаимному разногласию. Однако от лазутчиков приходят вести, что силы найманов численно прибывают, что подходят все новые грузы и снаряжение, и вскоре их войско грозит превратиться в монолит, который малыми силами Тэмучину не расколоть. Об этот монолит можно будет лишь сильно удариться, расколоться и откатиться бесславно в просторы Желтой степи, подобно воде, уходящей в сухую землю и исчезающей в ее ненасытной утробе. Каждый час промедления чреват поражением монголов, и костры нукеров уже не спасут от позора и разгрома. И Тэмучин решился собрать воедино все воинство, подчиненное ему, чтобы разом обрушить всю эту силу на стан Тайан-хана. Если удача не отвернется от хана, то паника в лагере противника усилится, и откат врага будет подобен ледоходу. Пройдет день, а то и два, пока Кучулук с Джамухой поднимутся и придут своим на помощь. Да и придут ли?..
«Вверяем свои судьбы в Божьи руки… Падут многие из многих, и из немногих – немногие. Если участь наша будет горька, то хоть немало врагов своих положим себе под головы перед небесною дальней дорогой. Я сказал», – решил Тэмучин.
* * *
Перед Джамухой был выставлен Джэлмэ, против Кучулука – Най, и дано им было под начало по одному мэгэну. Один мэгэн – это немало, если четко поставлена цель: не сближаться с врагом настолько, чтобы высветить свое истинное число, а грозить издалека, дразнить и наблюдать за маневрами неприятеля. Если тот снимется с места, намереваясь идти на помощь Тайан-хану, то предстоит дать неприятелю коридор, чтобы внезапно наброситься на него сзади и, насаждая панику, остановить его.
Кое-кто воспротивился решению Тэмучина оставить основное войско под командование своего брата Архай Хасара, а самому взять четыре отборных мэгэна, добавив к ним урутов и мангутов, чтобы выступить в авангарде. Однако Тэмучин не дал уговорить себя, понимая, что его присутствие на переднем крае наступления поднимет боевой дух нукеров.
Вечером после сытной горячей трапезы воины рано легли спать, чтобы подняться задолго до восхода солнца. Опять их ноздри уловили ароматы мяса, а глаза увидели дымы над походными котлами. Они неспешно поели пищи особого приготовления, когда небо едва начало светлеть. Сели на оседланных коней и, вмиг смяв тройное кольцо охранного войска найманов, нахлынули на спящую главную ставку. Исполняя приказ Тэмучина, они избегали прямой схватки, разделившись на два крыла. Двигаясь направо и налево, они отсекли часть многочисленного табуна и черного войска, погнали плененных к своему стану.
Переполох и сумятица царили среди найманов, стоял невообразимый шум: скулили собаки, ржали кони, визжали раненые, лязгал металл и свистели стрелы. Воины найманов в спешном порядке перестроились и встали, наконец, несколькими плотными рядами. В свете восходящего солнца сверкали их боевые щиты, видна была щетина копий. Как огромный дракон, сверкало чешуей доспехов невиданно многочисленное войско на пологом склоне подножия Нахы-Хая.
Монголы остановились поодаль.
Быстрыми, накатывающими одна на другую волнами два-три сюняя стремительно подскакивали к найманам на расстояние пущенной стрелы, каждый нукер выпускал по десять стрел и мчался обратно, уступая место соратникам. Убойная сила тяжелых стрел была чудовищной: каждая вторая стрела пробивала щит, находила живую плоть и вонзалась в горячее человеческое нутро.
Издалека можно было видеть, как плотные ряды найманов постепенно пришли в беспорядочное движение, напоминающее муравейник в ожидании дождя. И в этот миг с левой стороны Нахы-Хая, по оврагу сверху вниз ринулось лавиной конное войско найманов численностью около тумэна. Джэбэ с Хубулаем тут же отскочили влево, а Мухулай и Сюйкэ – вправо, и в найманов, мчащихся прямо, с обеих сторон полетели копья, но, словно не замечая потерь, лавина всадников летела вперед, яря себя боевыми криками.
Теперь уже настала очередь урутов и мангутов встретить и погасить вражескую ярость ливнем своих стрел. А когда найманы стали входить с ними во фронтальное соприкосновение, они повторили маневр сородичей и расступились. Но для встречи с отборным войском монголов Сюбетея нападающим пришлось с большими потерями пробиваться сквозь плотную завесу из стрел, сквозь стену копий: раненые и убитые устлали весь их путь. Охваченные ужасом, найманы крутились в кольце врагов, теряя способность подчиняться приказам, уходя от единой воли командующих. Одна группа прорвала кольцо перед мэгэном Сюйкэ и ускакала к своим. Остальные уцелевшие бросали наземь луки, колчаны, ремни и шапки в знак сдачи на милость победивших.
Делали свое роковое дело и луки-ангабылы, тетиву которых натягивали несколько человек, чтобы разить атакующих огромными тяжелыми стрелами. Четыре передовых мэгэна, вооруженные ими, находились на безопасном от пешего войска расстоянии. Они беспрерывно разили войско найманов, пока оно не хлынуло вниз, давя на своем пути арьергард, мешаясь среди конных, неся на своих плечах преследователей, сдаваясь и подчиняясь силе неведомой и тяжкой.
К началу второй половины дня найманы были рассеяны и разрозненно бежали навстречу своему позору. От восхода солнца – на закат.