Читать книгу Кити - Николай Москвин - Страница 6

Часть 1
Глава 4. Муж

Оглавление

Ворчливый муж, взгляни на поле

и обрати свой взор к цветам!

В них мотыльки по божьей воле

впиваются то тут, то там.


В. Степанцов

Утром следующего дня Кити срочно вызвала меня к себе.

– Кити, привет! Что-то случилось?

– Да есть немного, – ее глаза, как всегда, сверкали озорными огоньками, но при этом казались немного испуганными. – Тут вчера муж устроил истерику. Он искал тебя и хотел набить тебе морду. Ну, в смысле, лицо. Хорошо, что ты где-то задержался. Он всё метался, орал и говорил, что убьет тебя. Я его еле уговорила уехать. Сказала, что ты уже ушел. Так что, возможно, убивать тебя он придет сегодня…

Я помрачнел и глубоко задумался.

– А откуда он узнал? – спросил я.

– Не знаю, он не сказал. Да это и не важно. Факт остается фактом.

Что тут сказать… Откровенным трусом я никогда не был, но и роль супергероя мне не особо шла. Ее муж был маленьким: ростом ниже, чем она. Но при этом далеко не щупленьким. Я сразу вспомнил его суровое лицо и тяжелый взгляд, когда он смотрел в камеру видеонаблюдения, когда приходил за своей благоверной… Что ж, придется драться. Мне тут же вспомнился один случай, произошедший в армии…

Я и другие ребята моего призыва, еще только приняв присягу, были «духами». Среди нас, духов, выделялся физическими данными один солдатик по кличке Арнольд. Это был совершенно квадратный детина два на два, с пяти лет занимавшийся карате и другими видами единоборств. Его, в отличие от нас, салаг, деды не трогали. Он как-то быстро с ними сдружился, жрал с ними по ночам жареную картошку и ему одному было разрешено раньше положенного подковать сапоги и расстегнуть воротничок. Впрочем, с его толстой могучей шеей – по другому он просто бы задохнулся…

Однажды ночью деды бухали. Уже не помню, по какому поводу, но бухали крепко. Арнольд в этой пьянке не участвовал: спал. Мне же не спалось, я всё время с тревогой вслушивался в голоса дембелей, ожидая, что они, дойдя до кондиции, вспомнят о нас и начнут свои обычные ночные «воспитательные работы»: подъем, построение, приседания, отжимания, удары в грудную клетку… Но на этот раз нас, молодых, не тронули. Допившись до состояния al dente, деды начали воспитывать одного из своих – маленького щупленького деда по кличке Малой.

– Что, Малой, на что спорим? Ведь не сможешь, кишка тонка!

– Чего это не смогу?

– Слабо поднять Арнольда и заставить его отжиматься? Ты же дед, а он – дух. Дух должен дедушку слушаться!

– Вы чё, меня тут за лоха что ли держите?

– Ну, тогда иди, докажи… Чё, зассал, дедуля?

– Сейчас эта сука у меня сто раз отожмется, бля буду!

Дальше события развивались стремительно. Я слышал, как Малой начал бегать по темной казарме, видимо, в поисках кровати Арнольда. Вскоре он ее нашел…

– Арнольд, подъем!

Тишина.

– Арнольд, я сказал: подъем!

В ответ какое-то неясное бормотание.

Звук удара: Малой, видимо, что есть силы ударил ногой по кровати Арнольда.

– Иди ты на хуй! – послышался сонный голос Арнольда.

– Ах, ты, сука! – прорычал Малой. – Ты сейчас встанешь!

Что было дальше, можно было догадаться по звукам. Сначала послышался звук свалившегося на пол грузного тела, несколько мгновений какой-то возни, потом – звуки тупых тяжелых ударов, после чего стали доноситься какие-то странные сдавленные хрюканья и хрипы. Тут же послышались голоса дедов: эй, всё-всё, хорош, неси его в сортир… поднимай быстро духа какого-нибудь, смотри, кровищи сколько… бля, быстро тряпку…

Я был уверен, что Арнольд побил Малого: тот, конечно, был не трус, но всё-таки они с Арнольдом были совсем из разных весовых категорий.

Деды бегали туда-сюда, возбужденные, и один из них всё время повторял:

– Мужик! Мужчина! Ну ты даешь! Мужик, бля!

Я думал, что это комплименты в адрес непобедимого и неустрашимого Арнольда, но я ошибался… Утром я увидел Арнольда с двумя огромными фонарями под глазами, и из обеих его ноздрей торчала вата…

Малой дрался за свою правду (пусть эта «правда» с точки зрения цивилизованного гражданского общества более чем сомнительна), и он победил даже в столь неравном бою…

Сегодня предстояло драться мне. В отличие от Арнольда и Малого, драться я не умел, да и правда была точно не на моей стороне…

Что ж, надо сказать, что я в этот день, хоть и не чувствовал себя героем, старался держаться. Я испытал страх, но совсем ненадолго. Почему-то почти сразу ко мне пришло какое-то странное равнодушие к тому, что должно было произойти этим вечером. Я готов был понести заслуженные удары с честью и достоинством. Подумаешь, придется немного походить в солнцезащитных очках и попользоваться тональным кремом. А если бы Кити была моей законной супругой, и тут какой-то сукин сын посмел? Да я бы тут же драться научился! Да я бы за нее просто в клочья разорвал!

«А самое страшное видели: лицо мое, когда я абсолютно спокоен?» К концу рабочего дня, когда вот-вот должен был пробить час моей расплаты, я каким-то образом достиг того самого страшного спокойствия и не менее страшной потусторонней отрешенности. Мне было совершенно всё равно, что со мной произойдет дальше: меня убьют выстрелом в лицо или запинают ногами, похоронят с почестями на Ваганьковском или закопают, как бешеную собаку, в глухом лесу. Мне действительно было всё равно. Только одно меня еще чуть-чуть беспокоило: а ведь у нас с ней даже секса еще не было…

Он позвонил в дверь. Как обычно, я увидел его суровое лицо на экране монитора. Что ж, я готов. Более чем готов…

Ее муж смотрел в камеру наблюдения мрачно, исподлобья. Но это меня не пугало. Неожиданно для себя я не нажал на кнопку разблокировки двери на своем рабочем месте, а пошел открывать непосредственно к самой двери, чтобы впустить его лично, как дорогого гостя, как иногда меня просили впустить и проводить до нужного кабинета особо важных клиентов. Я открыл, он вошел. Короткая стрижка, крутая кожанка, ростом мне по грудь. Я, не отрываясь, смотрел на него сверху вниз.

– Добрый вечер! – я решил начать разговор первым. – Я так понимаю, у нас с вами сегодня должен состояться серьезный разговор…

Он ничего не ответил. Он лишь буркнул в ответ что-то невразумительное и, даже не посмотрев на меня, просочился между мной и дверью и тут же скрылся в кабинете своей супруги – моей Кити…

«Что это было? – подумал я. – Странно».

Какое-то время я потоптался возле двери Кити, не зная, что мне делать дальше: ждать своего врага здесь или на своем месте? Немного подумав, я избрал второй вариант. Он прекрасно знает, где я нахожусь. Сижу я недалеко. Я встретился с ним лицом к лицу, дал понять, что готов к сатисфакции. Теперь мое дело за малым – ждать. Ждать вызова на дуэль. В конце концов, хоть я и пишу стихи, в данной ситуации я скорее Дантес, чем Пушкин.

Но вызова на дуэль в этот вечер так и не последовало. Они вскоре оба ушли. Я закрыл офис, сдал ключи… Домой не хотелось. Меня переполняла невероятная сила, я чувствовал какую-то первобытную удаль, которую никогда еще не испытывал. С этим нужно было срочно что-то делать. Я нашел темный безлюдный уголок в том же дворе, где располагался офис. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что меня никто не видит и поблизости никого нет, я немного размялся, сделал несколько наклонов, несколько приседаний. Потом перед моими глазами возник ринг. Меня уже ждали… На этот раз я был готов. Готов на все сто процентов. Раздвинув канаты, я ступил на ринг, поприветствовал зал, и бой начался. Это был лучший бой в моей жизни. Удары, которые я наносил, были чудовищными. Это были не отчаянные удары рассвирепевшего зверя, это были точно рассчитанные, отточенные удары спокойного непобедимого бойца. Я положил сначала одного, потом другого, потом третьего… Я отправил в нокаут сначала всех своих школьных обидчиков, потом добрался до армейских… Иногда было достаточно одного удара. Но с некоторыми приходилось попотеть. Особо крепкие парни держались против меня около минуты, пытаясь нанести ответные удары. Но, в конце концов, падали даже самые стойкие бетоноголовые верзилы. Когда все тени прошлого были повержены, осталась только одна маленькая округлая тень. Это была тень настоящего – тень ее мужа. Она стояла как-то неуверенно и одиноко. Я подошел к ней. Тень смотрела на меня и молча о чем-то умоляла. Я прекрасно знал, о чем меня просила эта тень. Но я так же прекрасно знал, что не смогу выполнить эту просьбу. Не смогу. Как остановить самолет, ревущий на взлете? Как остановить меня сейчас? Сейчас, когда я стал богом, когда я вдруг понял, что могу творить чудеса, когда во мне столько силы, сколько в одного человека непонятно как может уместиться… И ведь стал я таким только благодаря ей…

Тень стояла и ждала моего ответа.

– Извини, но я не могу ее оставить. Это невероятная женщина. Да что тебе объяснять, ты же сам всё знаешь. Я ее не отпущу. И ты бы на моем месте действовал так же. А выбор пусть будет за ней. Я очень надеюсь, что выбор она сделает правильный. А теперь, пока…

И я ушел.


Наступил следующий день – пятница, 13 февраля. Висевший на стене бабушкин отрывной календарь, в который я заглянул, проснувшись, показывал к тому же и полнолуние.

Я не суеверный человек, но от моей вчерашней бодрости и избытка сил не осталось и следа. С самого утра я почувствовал усталость, вялость и апатию. На работу идти совершенно не хотелось. Кое-как пережевав унылый завтрак, я оделся, обулся, вышел из дому и направился к остановке. Маршрутки всё не было, и я машинально… закурил. Уже выкурив почти всю сигарету, я вдруг осознал, что произошло нечто… нечто ужасное. Сколько дней я продержался! И курить-то мне уже не хотелось! И как эта проклятая пачка снова оказалась в кармане моей куртки? И откуда взялась зажигалка? Я точно помню, что выкладывал… С отвращением я бросил сигарету в сторону.

От никотина мое настроение ухудшилось еще сильнее. Гнусное серое небо уже вторую неделю прятало солнце в своей железобетонной камере, не выпуская его на получасовую прогулку, на которую имеют право даже самые страшные, приговоренные к пожизненному заключению, зеки. Погода стояла поганая: то чуть подмораживало, то всё начинало таять. Снег казался старым и безнадежно больным. Маршрутка приехала набитая битком, я еле втиснулся и ехал стоя на одной ноге. Метро в этот день так же показалось особенно мерзким. Бестолковая хмурая биомасса с сумрачными неприветливыми лицами давила и сжимала само мое существо. От кого-то несло потом, от кого-то дешевым одеколоном, от кого-то вообще смесью лука и чеснока. И все напирали, куда-то пытались протиснуться, беспорядочно и бессмысленно вертя своими костлявыми или жирными телами, и давили всё сильней и сильней… Казалось, уже ничего не обрадует и не воодушевит меня в этот день. Я взял ключи, открыл офис и плюхнулся на свое место, желая только одного: чтобы этот день закончился как можно скорее.

Первой пришла Кити. Она сразу, не заходя в кабинет, направилась ко мне. Глаза ее сияли.

– Привет, Солнце!

– Привет, Кити!

– Ты что такой мрачный?

– Пятница 13-е.

– Да брось ты! Какая ерунда! Лучше расскажи, что вчера произошло? О чем ты с ним говорил, когда он за мной пришел?

– Да, собственно, ни о чем. Я ждал дуэли. Ну, в смысле, драки. Но он как-то не проявил энтузиазма в этом вопросе…

– Ты что, предложил ему драться?

– Да нет же! Просто открыл дверь, поздоровался. Я был уверен, что он первым в драку полезет. Только думал: сразу начнет кулаками махать или за угол зайти предложит. Но он даже не посмотрел на меня, прошел мимо и сразу – к тебе. И всё.

– Да-а. Интересно, интересно…

– Слушай, Кити, а все-таки как он узнал о нас? Мы же вроде так… осторожно… особо не афишируем…

– Да не очень-то осторожно! Он просто в окошко один раз случайно заглянул. Ну, приехал как-то пораньше и решил заглянуть…

– Как? Мы же… Ты же всегда жалюзи закрываешь… Эх, не зря меня временами беспокоило это окно…

– Ты выйди, когда стемнеет, на улицу и загляни сюда. Много интересного увидишь, – сказала Кити.

– И что же он увидел? Что мы делали в этот момент? Целовались?

– Слава богу, нет. Мы просто сидели и болтали. Но у него возникло много вопросов по поводу тебя. Он спросил, что ты делал в моей комнате в конце рабочего дня. Спросил, о чем мы так весело с тобой болтали и смеялись. Мне пришлось проявить чудеса выдумки и изобретательности. Это тебе не стихи писать… Вот когда женишься, и жена тебя застукает с любовницей, ты меня поймешь.

– И что же ты ему наплела в свое оправдание?

– Ой, Солнце, думаешь, я помню? Я всё сочиняла на ходу и тут же всё забыла, потому что он вроде как поверил и успокоился. Мы мирно сели в машину, собрались уезжать, как вдруг его словно пчела укусила. Он начал орать, как потерпевший, что сейчас найдет тебя и убьет. Он выскочил из машины и начал ломиться в офис. Хорошо, что тебя там уже не было…

– Но я бы не испугался…

– Да что мне: испугался ты или нет? Ненавижу, когда мужики выясняют отношения! Вы что, петухи что ли? Если бы вы начали драться, я бы вас обоих к чертям собачьим послала! Я тогда сама на него наорала и сказала, что если он не успокоится, я его выставлю с чемоданами этим же вечером. Только тут он притих.

Тут до меня кое-что начало доходить… Вчера… вчера, когда ее муж, потупив взгляд, просочился мимо меня и спрятался за дверью своей жены, когда я подумал, что он меня испугался… Всё на самом деле было не так. Совсем не так. Он вовсе не испугался высокого голубоглазого парня. Он готов был этого парня разорвать на куски, зубами загрызть, он еле сдерживался, чтобы этого не сделать. И сдерживало его только одно: перспектива быть выставленным любимой женой на улицу. Если бы не это, был бы я сейчас уже совсем не таким симпатичным…

– Солнце, что с тобой? О чем это ты так задумался?

Этот вопрос вернул меня в настоящее.

– Да, Кити, так, – я закрыл лицо рукой и засмеялся. – Так всё смешно вышло. Я вчера подумал, что твой муж испугался меня. Я подумал, что он боится драться со мной…

Кити смотрела на меня смеющимися глазами, и какое-то в них было нехорошее сочувствие…

– Солнце, мой муж не испугался бы и Майка Тайсона. Он боится только меня.

– Кити…

Тут она подскочила ко мне и впилась в мои губы. Поцелуй длился всего несколько секунд, но этого хватило. У меня прошло всё: и пятница 13-е, и утренняя депрессия, и все разочарования этой и предыдущих жизней…

– Солнце, смотри: кто там к тебе в дверь рвется? Пора работать! До вечера!

Она поскакала в свою комнатку, а я нажал на кнопку открывания двери. В этот день я уже ни о чем не думал. Я просто знал, что она меня любит. Она меня Любит. И это всё. И больше мне ничего не было нужно.

Вечером я ее провожал до метро. Я подарил ей «валентинку», которую купил еще в начале недели. Потом я попросил ее подождать меня несколько минут, пока я кое-куда сбегаю… Вернулся я с букетом цветов. Букет был скромен, но ее сияющие глаза при виде букета заискрились каким-то совсем уже немыслимым светом… Мы постояли еще немного. А потом она направилась к себе домой, к своему мужу. Я махнул ей рукой. Она ответила подобным движением. И вдруг… она неожиданно развернулась и побежала ко мне… Я распахнул объятия. Мое сердце бешено заколотилось. В голове тут же загудел поток мыслей: вот сейчас она скажет, что любит меня и не хочет возвращаться к мужу, сейчас она скажет, что завтра, в день святого Валентина, мы должны быть вместе, сейчас она…

Она прижалась ко мне и промурлыкала:

– Солнце, скажи честно, ты сегодня утром курил?

Я чуть не поперхнулся собственной слюной…

– Кити… А как ты… учуяла? Слушай, я случайно… Дьявольский день… Как-то пачка сигарет попала в мой карман, словно кто-то подсунул… Прости, я закурил чисто автоматически, пока ждал автобуса. Но это сегодня день такой дурацкий… Пятница, 13-е…

– Ладно, Солнце, на первый раз прощаю. Но ты знаешь, от меня дурных привычек не скроешь. Я сразу почувствовала, еще утром. Думала, сам признаешься…

– Кити, прости…

Она поцеловала меня в губы и быстро зашагала прочь.

Я вернулся домой и засел за свою поэтическую тетрадь. От 13 февраля 1998 года у меня осталось на память такое стихотворение:

Промчалась пятница. И нам домой пора.

Сок фонарей разбрызган в темном страшном небе.

И выйдут строки из-под нервного пера

О том, что мира нет печальней и нелепей.


Я промолчу, я лишь махну рукой во след,

Когда оставишь ты меня на выходные.

Вернусь домой, и мне заметит мой сосед,

Что у меня глаза влюбленные больные…


И встречу день влюбленных снова я один.

Ты день святого Валентина встретишь с мужем.

А утром будет снег – изменчивый блондин,

И лишь ему ни я, ни ты – никто не нужен.


Когда-нибудь, возможно, нам и суждено

Соединиться под светилом раскаленным…

Но в этом мире слишком страшно и темно,

Но в этом мире быть нельзя двоим влюбленным…


Все выходные я писал. Писал какие-то стихи, делал наброски. Не курил. Ждал понедельника, чтобы увидеть ее.

Мне не терпелось ее увидеть. Я хотел знать, как она провела день святого Валентина. Мне очень хотелось, чтоб в этот день, именно в этот день она вдрызг разругалась с мужем и чтобы ночью между ними ничего не произошло. Да, в этот день у нее не должно быть с ним секса. Я так хотел. Это было бы… справедливо.

Понедельник, наконец, наступил. Она пришла. Но она была уже совсем не такой, какой была в пятницу. Ее словно подменили. Это трудно описать словами. Я просто сразу почувствовал это, как зверь, как она чувствовала мои выкуренные в прошлой жизни сигареты… Она стала чужой, не моей, как будто между нами ничего и не было. Она не смотрела, улыбаясь, в камеру видеонаблюдения, ожидая, когда я ее впущу. Войдя, она не бросилась по коридору ко мне, не сказала: «Привет, Солнце!» Поздоровавшись холодным кивком головы, она, даже не взглянув на меня, поспешила спрятаться в своей маленькой комнатке…

Проклятые выходные! Проклятые долбанные выходные! Что же у них там произошло за эти два дня? Догадаться не трудно. Конечно, он стоял перед ней на коленях. Конечно, он подарил ей на 14 февраля золотое украшение за 500 баксов и 99 роз. Конечно, после этого у них был бурный секс…

Вечером я зашел к ней, хотя она меня и не позвала. Она уставилась на меня с удивлением – мол, и что ты тут забыл…

– Кити… Ничего, если я зайду… ненадолго?

– Мне некогда. Давай, только быстро…

Ага, ей уже некогда! Вот, блин…

– Кити, хотелось бы знать, что между вами произошло за те два дня, что мы с тобой не виделись? Я тебя просто не узнаю…

– А зачем тебе это знать?

– Мне просто будет легче, если я буду знать всю правду, какой бы горькой она не была…

– Ну, как хочешь. В принципе, ничего особенного не было. Он просто часа два плакал, ползал передо мной на коленях, умолял не бросать его. Он говорил, что любит меня больше всего на свете и умрет без меня. Обещал и клялся никогда больше не устраивать сцен ревности и разборок. Потом он подарил мне 99 роз и золотую безделушку с бриллиантами за штуку баксов. Но, я его всё равно еще долго не прощала. Я не хотела оставаться с ним. Если честно, я хотела всё бросить и поехать к тебе. Очень хотела… И вдруг мне стало жалко его. Он так плакал… Я испугалась: а вдруг он и вправду без меня умрет… Я пожалела его и простила. Что было потом, в постели, рассказывать?

– Нет! Можешь не продолжать, – поспешил прервать ее я. – Всё ясно, Кити. Всё ясно. Мне очень жаль. Но знай: я буду за тебя бороться…

– Может, не стоит? – она посмотрела на меня с печальной улыбкой.

– У меня нет другого выбора, Кити.

– Это почему же?

– Потому что… я тоже люблю тебя!

Я почувствовал, что после таких слов лучше всего уйти, чтобы не взболтнуть еще чего лишнего. И я вышел.

Так я признался ей в любви. Этим вечером она уехала с мужем. Я увидел в мониторе, как он, обняв ее, обернулся и бросил насмешливый взгляд в камеру видеонаблюдения. В ответ я показал ему средний палец и выключил монитор. Я был уже спокоен и ни о чем плохом не думал. Я почему-то был уверен, что смогу ее удерживать рядом с собой столько, сколько будет нужно. Смогу, несмотря ни на что. Почему? Потому что она меня тоже любила. Любила, наверное, даже сильнее, чем я ее. Хотя она так никогда и не сказала мне об этом прямо…

Физики смогли додуматься, как можно измерить силу тока, силу магнитных полей, мощность светового потока или звукового давления. Но как измерить силу любви, не скажет ни один нобелевский лауреат. Я читал много книг разного толка о природе взаимоотношений двух полов. Кто-то пытался доказать, что никакой любви нет, что всё, что попадает под это определение, не более, чем химические процессы, происходящие в организме человека под воздействием тех или иных факторов. Кто-то, наоборот, находил в любви исключительно эзотерические свойства. Истина, как и положено ей, лежит где-то посередине. В какой-то период своей жизни (период весьма спокойный, умиротворенный и совершенно лишенный каких-либо любовных переживаний) я любил подумать над этой загадкой, сталкивая между собой противоположные теории и мнения, вспоминая свой собственный опыт. И кое-какие теоретические выводы тогда я для себя сделал. У меня где-то лежит тетрадь, где я подробно и обстоятельно изложил свои суждения, связанные с этим вопросом. Основная суть моих умозаключений состояла в том, что я разделил такие понятия, как любовь и влюбленность.

Влюбленность – это вспышка, озарение, предзнаменование, предчувствие. Это чудесная возможность увидеть, ощутить идеал человека, идеал отношений.

Любовь – это другое. Это поток, процесс, растянутый во времени, это не только наслаждение, но и тяжелая кропотливая работа. Любовь, в отличие от влюбленности, не дает таких бурных голливудских спецэффектов в чувствах, но она несоизмеримо глубже, тоньше и драматичнее. Влюбленность – это трейлер к фильму. Любовь – сам фильм. И если вам посчастливилось увидеть трейлер, далеко не факт, что вы попадете на фильм. Возможно, он просто не выйдет в прокат; или вы на него попадете, но он сильно вас разочарует; или, возможно, вы увидите пиратскую копию этого фильма на дешевом двд-плеере, встроенном в маленький кухонный телевизор, посмотрите его, жуя бутерброд и болтая по телефону, и так ничего и не поймете…

Далее я разделил любовь на две ипостаси: земную и неземную. Земная любовь, как следует из определения, возможна здесь, в этом мире. Несомненно, она требует определенных жертв, требует довольно серьезных обоюдных усилий сторон, созидающих ее. Как строительство дома. Можно построить дом крепкий, на века, а можно ограничиться и лачугой, которая развалится от первого же ветерка. Так или иначе, земную любовь я высоко не ставил, считая ее вынужденным компромиссом, к которому приходят люди, чтобы создать нечто подобное тому, что было задумано когда-то небом, что существует в чистом виде, но не здесь, не на земле, не в условиях современного цивилизованного общества. Другое дело – неземная любовь…

Неземная (небесная) любовь в современных условиях на земле существовать не может. Потому что это абсолютная, идеальная, чистая любовь без каких-либо примесей. Это любовь, в которой нет работы с девяти до шести, нет заработной платы, нет квартирного вопроса, нет «сходи, вынеси мусор и купи хлеба, а то стиральный порошок закончился». Это любовь в том виде, в котором ее создал бог (природа, вселенная, инопланетяне – как хотите). Когда-то, в золотой век человечества, когда земля была раем, люди имели возможность испытывать эту любовь. Но потом, как следует из древних текстов, люди стали бессовестно требовать большего. Боги терпели довольно долго, но, в конце концов, прогневались… и забрали любовь обратно на небо, оставив людям некое подобие.

Мой «трактат» о любви заканчивался такими словами: «Золотой век уже не вернется. Но впереди – век Платиновый. Он грядет. Люди пройдут через семь черных дыр и семь адских врат, люди переживут тысячу войн и тысячу природных катаклизмов, они достигнут самого дна своего, а потом наступит новая эра. Это будет эра Добра и Света. К людям вернутся их изначальная мудрость и доброта. Они перестанут стяжать, завидовать, лгать, их перестанут одолевать гордыня, злость и темные страсти. Люди стряхнут с себя пыль тысячелетий и вернутся к своему первоначалу. И боги простят их. И Любовь вернется на эту несчастную землю.»

Ладно, не будем затягивать «рекламную паузу». Пора возвращаться…

Формула любви остается неразгаданной. Хотя есть подозрение, что эта формула предельно проста. Может, это плюс умноженный на минус? Как ты думаешь, Кити? Кто из нас больше с цифрами дружит?

После объяснения с Кити я решил начать игру в молчанку, стараясь делать вид, что смирился с разрывом отношений и что мне глубоко безразлично, возобновятся они или нет. Опираясь на свой скромный опыт общения с женщинами, я сделал вывод, что такая напускная холодность способна весьма благотворно влиять на застопорившиеся отношения. Я был уверен, что Кити меня любит, и, в конце концов, не выдержит и первая подойдет ко мне. Прошел вторник, прошла среда… Прием не срабатывал. Кити приходила расписаться в журнале и даже не смотрела на меня. Мы просто здоровались и прощались, не глядя друг на друга. В какой-то момент у меня возникло сомнение: а вдруг это не игра в молчанку? А вдруг она и на самом деле остыла ко мне? Свою роль в пьесе «Равнодушие» Кити играла искрометно…

Кто первый не выдержит? Кто сдастся? Кто из нас всё же сильней? В четверг не выдержал я…

Вечером я зашел к ней в кабинет, сел на стул и уставился на нее грустными глазами:

– Кити, надо бы поговорить.

– О чем, Солнце? – она назвала меня Солнцем! Значит, еще есть надежда?

– О нас.

– Ты что, забыл, что было на прошлой неделе? А если муж сейчас опять подсматривает?

– Тем лучше! Кити, я не могу без тебя! Мне плохо, Кити… – я набросился на нее и принялся отчаянно целовать. Кити сопротивлялась, но не очень внятно и не долго…

– Кити, ты же меня любишь? Скажи, что любишь меня!

– Солнце, перестань! Возьми себя в руки! – сказала она строго. – Если хочешь, проводи сегодня меня. За мной никто не приедет.

– Да, Кити! Я сейчас! Я быстро!

Мы снова шли по Петровскому бульвару, держась за руки. Мы снова безудержно о чем-то болтали и не могли наболтаться. И ее глаза снова сияли. Сияли ласково и влюбленно. И снова это была моя Кити.

Кити

Подняться наверх