Читать книгу Кити - Николай Москвин - Страница 7

Я не знаю, как с тобой мне быть:

Ведь я люблю тебя, да только денег нет…

Макс Кэрридж (Осёл). Группа «Мастер Бастур»

Эту главу я хочу начать не речами о вечной любви и метафизике взглядов, не о сердцах, стучащих в унисон. Никакой романтики. Речь пойдет о деньгах. Просто о деньгах.

Я любил Кити. Любовь моя была безупречно чиста и прозрачна. В ней не было абсолютно никаких примесей. Не было в ней и денег…

При написании этой книги я порылся в своих старых пыльных тетрадях, спрятанных на даче на чердаке. И нашел там весьма любопытные «расходные накладные», датированные как раз тем временем, когда мы встречались с Кити…

Вот некоторые выдержки:

«Денег катастрофически не хватает. Они исчезают, утекая, как вода сквозь пальцы. При том, что я не сижу в кафе и ресторанах, не покупаю практически ничего из одежды. Новые джинсы я покупаю только тогда, когда старые отказывается штопать и зашивать даже суперэкономная бабушка. Из еды я покупаю только два куска самого дешевого замороженного мяса на рынке сразу после зарплаты и приношу 5 кг картошки. Всё остальное покупает бабушка, пенсия которой во много-много раз меньше моей зарплаты. В последние две недели я не купил ни одной пачки сигарет, хотя и до того, как бросил, я покупал далеко не самые дорогие сигареты. Я даю бабушке половину суммы коммуналки, но, насколько мне известно, она эти деньги не тратит, откладывая их, видимо, на похороны. Единственное, на что мне приходится тратить деньги, это дорога до работы. И еще это Кити. Но моя девочка, при том, что она абсолютно материальна, не требует от меня дорогих подарков, роскошных букетов и походов в ресторан. Просто я люблю угощать ее фруктами или шоколадом, ведь она так любит все вкусненькое! Один раз мы с ней посидели в Макдональдсе… Но это не могло меня разорить! Я нищ, у меня долги. И никакого просвета не предвидится. Однако, надо разобраться, куда же все-таки исчезают мои деньги. Почему бабушка, пенсия которой просто ничтожна, умудряется еще, как фараон, на загробную жизнь откладывать, а я – не было такого, чтобы смог дотянуть до зарплаты, не занимая? С завтрашнего дня буду записывать все расходы. До копейки.»

Далее шли цифры. И эти цифры были не менее печальны:

– 10 Шоколадка для Кити

– 5 Жвачка

– 15 маршрутка

– 120 Отдал долг Диме.

Остаток: 60 рублей.

До зарплаты 8 дней минимум. Опять не хватит. Опять занимать. А ведь надо бы еще носки новые купить. Блин, придется пока без носков.

Следующая запись:

– 20 Подарок Кити

– 15 Немного еды домой

– 60 Посидели в кафе с Кити

Остаток: 25 рублей. И я еще не отдал долг 150 рублей за прошлый месяц!

Вот такие прискорбные и совершенно неромантичные «записки охотника» я обнаружил в той тетради. Да, с деньгами была беда. Прочтя эти записи, я живо вспомнил неприятные и тягостные ощущения, связанные с постоянной нехваткой денег. В те времена, чтобы чувствовать себя уверенно, нужно было получать 1000 долларов. Для человека несемейного более-менее приемлемая зарплата начиналась от 400 долларов. Я тогда получал 200. Этого было достаточно, чтобы не умереть с голоду, покупать раз в неделю мясо, раз в год – ботинки или несколько пар носков… Этого было достаточно, чтобы позволить себе быть человеком курящим и иногда потребляющим дешевую алкогольную продукцию. Но этого уже совершенно не хватало для того, чтобы быть человеком, у которого есть Женщина.

Но тогда я этого не понимал. Я почему-то думал, что деньги – это грязь. Что богатыми могут быть только жулики и бандиты. Я сидел с гордо поднятой головой и кропал свои вирши, в то время когда такие же молодые ребята, как я, работали на двух-трех работах, крутились и вертелись, как могли – кто во что горазд. Кто-то попался и посидел немного в местах не столь отдаленных, кто-то работал честно, но вложил всё во «Властелин», кто-то всё потерял чуть позже: в августе во время дефолта. Но как бы то ни было, в какой-то момент деньги у этих ребят были. Грязные или заработанные потом и кровью, но были. А у меня их не было ни в каком виде – ни в чистом, ни в грязном. И хотя я и испытывал некоторое неудобство, связанное с этим, попытаться как-то исправить ситуацию, поискать работу с более достойной зарплатой мне даже не приходило в голову…

Кити стала первым человеком на земле, которая заставила меня хотя бы задуматься о деньгах.

В один веселый предвесенний день я пришел на работу с солидной кожаной папкой. Папка досталась мне в наследство от деда, который был военным юристом. В этой папке когда-то могли быть важные секретные документы: показания свидетелей, компроматы на каких-то военноначальников, которых требовалось сместить с должности, зашифрованные данные о военном шпионаже. Черт знает, чем там занимался мой дед, полковник… Но а я был, как говорится, не летчик. В этой папке у меня хранились стихи. Двенадцать лучших стихотворений, переписанных каллиграфическим почерком. Когда-то Кити, проявив неожиданный интерес к моему творчеству, предложила набрать их на компьютере и распечатать. И вот я решил воспользоваться ее предложением. Утром я передал ей папку, и уже в обед получил ее обратно: Кити всё сделала в лучшем виде. Я ее сердечно поблагодарил и стал ждать от нее… чего-то еще. Чего же еще мне хотелось? Нетрудно догадаться, что, прежде всего, мне хотелось ее одобрения и восхищения.

Я дождался конца рабочего дня и зашел к ней.

– Кити, спасибо тебе большое. Компьютер – волшебная вещь. Да и принтер тоже. И ты – моя волшебница.

– Да не стоит благодарностей, Солнце. Только скажи, зачем тебе эти стихи?

– В смысле, зачем? А я же тебе говорил, этим летом я хочу попытаться поступить в Литературный институт…

– Ты это серьезно?

– Ну да. Кстати, как тебе стихи? Ты заметила, три из них посвящены тебе…

– Да? – она выглядела какой-то рассеянной. – Я, честно говоря, особо не вчитывалась. Автоматом всё напечатала. Некогда было…

– Давай, я тебе тогда оставлю почитать…

– Не стоит, Солнце. Потом как-нибудь. Сейчас работы много навалилось.

– А-а, понятно…

– Кстати, давно хотела тебя спросить, как ты думаешь: что мы с тобой кушать будем?

– В смысле…

– В прямом. Что сами кушать будем? Чем деток кормить? Одеваться будем или, как папуасы, голыми по Москве бегать? Или ты думаешь, меня устроит быть твоей любовницей? Конечно, еще месяца два-три можно пошалить, но потом-то что? Наверное, придется расстаться…

– Кити, только не это…

– Всю жизнь встречаться?

– Да нет же, мы должны быть вместе… до конца. Мы должны стать… семьей.

– Вот об этом и речь. А для семьи что нужно? Ты же понимаешь, что твоей нынешней зарплаты явно недостаточно, чтобы содержать семью. Я была уверена, что ты уже передумал идти в этот твой Литературный и ищешь что-нибудь посерьезней. Ну там, юридический или финансовый.

Я вообще не могу понять, что это за институт такой – Литературный. Чему там учат? Стихи писать? Ты и так умеешь. Но только что ими заработаешь?

Я потупил взгляд и робко проговорил:

– Ну, Илья Резник, я читал, на джипе ездит да еще с охраной.

– Да он же мафиозе! Ты посмотри на него – вылитый крестный отец. А стихи, это он так, в свое удовольствие пишет…

– Александр Шаганов…

– Алкаш.

– Иосиф Бродский получил нобелевскую премию…

– Потому что еврей и в Америку смылся.

– Кити, он не смывался! Его выставили!

– Да какая разница! Короче, Солнце, надеюсь, ты подумаешь над этим вопросом. Ты пойми, я не хочу тебя заставлять от чего-то отказываться, чем-то жертвовать ради меня. Просто я вижу, что ты пока витаешь в облаках и не совсем осознаешь, что такое семья. Сейчас я работаю, нам на двоих наших зарплат худо-бедно хватит. А когда я в декрет уйду, что мы будем есть? Рукописи?

– Да, Кити, как всегда, ты права. Тысячу раз права! Я, если честно, уже передумал поступать. Это я так, по инерции. Стихи, как курево – фиг отвыкнешь…

– Солнце, ты подумай как следует. Нужна ли тебе я? Ты же видишь, я женщина совершенно земная. О стихах и о картинах со мной не поговоришь. Буду часами на кухне сидеть, ногти красить, телек смотреть, три часа в ванне лежать: маски, кремы… все выходные – по магазинам. Чулочки, кофточки, колготки… И тебя заставлю одеться! Подумай, тебе это точно надо?

Я представил себе: Кити сидит на кухне, на лице маска из огурцов со сметаной, в волосах бигуди, на столе перед ней бесконечные баночки, бутылочки, пилочки, щипчики, крема, лосьоны, скарбы. Я же в это время в засаленном переднике возле плиты, потом у гладильной доски, потом с тазиком на балконе, потом со шваброй и с пылесосом… На какое-то мгновение сомнение закралось в мою голову, но это было лишь мгновение. Я посмотрел на ее лицо, на ее кожу. У нее была безупречно ухоженная кожа. И мне хотелось ее гладить и целовать бесконечно. Ее темно-русые вьющиеся волосы отливали серебром и на ощупь казались шелковыми… И вообще, она была такая маленькая, миленькая, сладенькая, вкусненькая… И я вдруг понял, что чаша весов уверенно и непоколебимо наклонилась в сторону этой маленькой хрупкой удивительной женщины, хотя на другой стороне были такие весомые и «тяжелые» аргументы, как Поэзия, Искусство, Свобода, Самопознание…

Еще месяц назад, если бы меня кто спросил: «Будешь ли ты готов оставить поэзию, если тебе повстречается женщина, которую ты полюбишь и если это будет обязательным условием для того, чтобы быть с ней?» Я бы рассмеялся этому человеку в лицо. Я бы ответил, что никогда не предам своих идеалов и никогда не сойду с выбранного пути.

Но теперь я уже не был уверен ни в чем: ни в своих поэтических талантах, ни в своих идеалах, ни в своем предназначении.

На следующий день я зашел к Кити в кабинет, полный решимости.

– Кити, я буду изучать финансы! Я хочу хоть немного в этом разобраться, а потом, если получится, поступлю на какие-нибудь курсы. Ты знаешь, я подумал: на институт потребуется слишком много времени. А мне, возможно, придется работать на двух или трех работах. Ну, чтобы мы, как папуасы, по улицам не бегали… Я же вообще ничего не знаю ни о бухгалтерии, ни об экономике… Думаю, курсы будет самое оно. Но я хотел сначала у тебя попросить… может, ты мне немного сама расскажешь, если будет время, или книжки какие-нибудь принесешь почитать, если у тебя есть… об этом – о финансах…

Ее реакцию на это заявление трудно передать словами. Сказать, что ее глаза заискрились, ничего не сказать. Сказать, что она посмотрела на меня счастливо и влюбленно, опять же, значит, ничего не сказать… Ради этого взгляда можно было бы пообещать и всё собрание сочинений Ленина наизусть выучить!

– Солнце, что это с тобой? Ты не заболел? – спросила она игривым тоном, искрясь от счастья.

– Нет, Кити. Я, кажется, начинаю выздоравливать. Благодаря тебе…

– Вот это очень хорошо. Я рада за тебя. Завтра принесу тебе что-нибудь почитать.

– Договорились, – я подскочил к ней, быстро обнял, поцеловал в шею и выскочил из ее кабинета.

На следующий день она мне принесла насколько брошюр. Что-то типа «Бухгалтерия для чайников», «Введение в экономику», я уже точно не помню. Я открыл первую страницу первой книги и начал читать. Дочитал до десятой страницы, понял, что ничего не понял. Начал читать заново, пытаясь хоть что-то понять. Но даже хоть что-то понять было крайне не просто. К вечеру я так устал и измучился, что когда Кити меня увидела, она тут же сочувственно пропела:

– Ой, да на тебе лица нет. Ты что, всё читал эти книжки?

– Да. Слушай, я не думал, что это так сложно. Я вообще ничего не понимаю… Когда я читал труды древних философов и средневековых алхимиков, мне кажется, было проще разобраться.

– Я тебя умоляю, Солнце! Ничего сложного тут нет. Уж поверь мне. Я в школе была далеко не отличницей. И математику не особо любила. Но, когда понадобилось, во всем разобралась. Это как читать научиться. Сначала ты зубришь буквы, потом год по складам читаешь. А потом, не задумываясь, читаешь бегло.

– М-да… Что ж, придется попотеть.

В этот вечер я провожал ее сквозь февральскую оттепель, провожал почти до самого дома. И у меня и у нее было великолепное настроение. Я беспрестанно хохмил, она смеялась над моими не всегда удачными шутками искренне, при этом я замечал, как красиво переливаются ее жемчужные зубки в свете вечерних фонарей. Она тоже шутила, и ее шутки казались мне так же неудержимо смешными. Да что там говорить! Просто в этот вечер мы были счастливы. Она в меня поверила. Она поверила, что я смогу стать для нее не только любимым человеком, но и надежным тылом. И мне оставалось лишь оправдать это доверие.

Всё выше и ярче над нами становится солнце!

Опаздывая на свидание, время несется.

И ветер доносит частицы грядущей весны.

И мысли, как стрелы, куда-то безудержно мчатся.

И бьются сосульки о землю – кому-то на счастье.

И снегу холодному снятся горячие сны…

Неудержимо приближался март. Дневные оттепели сменялись ночными заморозками. Серая мгла, неделями скрывавшая солнце, стала рушиться, как железный занавес. Солнце проглядывало всё чаще, и светило оно уже совсем не по-зимнему. И смотрело оно прямо в глаза, не стесняясь.

Я продолжал штудировать книги по финансам, которые мне приносила Кити. К своему удивлению я обнаружил, что многое из того, что было не понятно мне, было так же не понятно и ей. Я часто задавал ей вопросы по той или иной теме, но она не знала на них ответа. При этом она нисколько этого не стеснялась, говоря, что совсем не обязательно знать всё. Но совершенно необходимо безупречно знать «свой участок», как она выразилась.

Кроме того я обнаружил, что сам начинаю кое-что понимать: что-то поверхностно, что-то глубже. Но постепенно всё так или иначе становилось понятным.

Но стихи не отпускали меня. Я продолжал их писать, хотя уже и не в том невероятном количестве, как раньше. И я продолжал ходить раз в неделю к Александру Сергеевичу на подготовку к поступлению в ВУЗ. Тут я позволял себе двойной обман: Кити я не говорил, что продолжаю готовиться к поступлению в Литинститут, Александру Сергеевичу не говорил, что передумал поступать. Я так рассудил: если Кити меня бросит, если у нас что-то не заладится, тогда я всё-таки попытаюсь поступить в институт.

Сейчас, с высоты своего жизненного опыта, я уже точно знаю: такая раздвоенность и неопределенность неизбежно образуют в жизни трещину, которая потом расползается, ширится и, если совсем не повезет, может развалить здание жизни пополам и обрушить его. А если и повезет, залатать эту трещину будет практически невозможно, через нее постоянно будет сочиться вода, поступать холод, и всевозможные вредоносные твари будут беспрепятственно проникать вовнутрь.

Февраль – месяц короткий. Особенно, когда год не високосный. Потому не успел я оглянуться, как наступил март. И март понесся вперед неудержимо…

Март 1998

Фразу «сегодня за мной приедет муж» в марте я слышать от Кити перестал. Я еще какое-то время по привычке поглядывал в сторону окна, когда мы с ней болтали и целовались в ее маленькой вечерней комнатке, но чувство опасности полностью исчезло. Иногда мы и вовсе забывали закрыть жалюзи. Я как-то спросил ее: куда муж-то делся, почему перестал приезжать? Кити ответила, как обычно, не без юмора: «А ты что, соскучился? могу позвать…» Она сказала, что у него прибавилось работы, и он уже не успевает за ней заезжать. Однако, подозреваю, причина была в другом. Она просто запретила ему приезжать за ней, и он беспрекословно выполнял ее приказ.

К 8 марта я ей подарил букет цветов и почему-то колготки… Если честно, сейчас я постеснялся бы дарить женщине колготки. Даже самые дорогие и роскошные. Как-то это странно и не серьезно. Конечно, можно дарить женщинам и разноцветные чулочки с подвязками, и рваные колготки из секс-шопа, но не всем – только временным половым партнершам, с которыми нет ничего общего, кроме разнузданного аморального секса, и в любом случае не на 8 марта… Дарить колготки любимой женщине… Но тогда я не нашел ничего более удачного и к тому же, как всегда, был весьма ограничен в финансах. Однако Кити мой подарок ничуть не смутил. Она забрала колготки, а после праздников сообщила мне, что я каким-то чудесным образом угадал с размером, и колготки ей подошли идеально и очень понравились…

Дни летели. Баснословные дни. Вечерами мы сидели у нее в кабинете. Потом я провожал ее почти до дома. Когда она растворялась в вечерней мгле, я нырял в метро, потом летел к маршрутке, скорей, скорей домой! Тут же звонил телефон. Иногда я не успевал разуться, и трубку брала бабушка. Конечно, я знал, что бабушка скажет мне: «Это тебя», и посетует на то, что мне даже поужинать не дают. Но мне не хотелось ужинать. Мне хотелось ее. Только ее…

Мне хотелось слушать ее, говорить с ней обо всем на свете, смеяться с ней, смотреть на нее, целовать ее глаза, шею, губы… Но с пришествием марта мне захотелось не только этого. Нетрудно догадаться, чего больше всего на свете мне захотелось в марте…

Мы с Кити любили друг друга безоговорочно, и это «кое-что», наверняка, уже давно могло между нами произойти, если бы не одно обстоятельство, один вопрос, решить который на тот момент не представлялось возможным. Вопрос этот звучал так: где? ГДЕ??? ГДЕ?????? Где, черт возьми, у нас может это произойти? У нее дома муж и мама (еще и кот, но он не смог бы помешать). У меня дома бабушка, и она крайне редко куда-то уезжает…

С проблемой присутствия бабушки я впервые столкнулся еще год назад. У меня тогда появилась подруга – студентка четвертого курса моего училища, только с другого факультета. Звали ее Лена. Вовсю бушевала весна, выпускные экзамены были на носу, и к ним нужно было усердно готовиться, а тут Лена, поцелуи на вечерних скамейках… Я подумал о том, что нужно попытаться как-то совместить приятное с полезным, иначе в дипломе у меня будут стоять одни трояки. И вот однажды я набрался смелости и спросил разрешения у бабушки на то, чтобы готовиться к экзаменам не одному, а совместно с сокурсницей. Бабушке надо отдать должное: при своей старой закалке и строгой советской морали она проявила великодушие и разрешила нам готовиться вместе. И вот однажды я привел Леночку домой. Мы втроем пообедали. Я сразу заметил, что Лена бабушке очень понравилась, так как тоже отличалась отменной воспитанностью и врожденной интеллигентностью. Бабушка ушла на кухню, а мы с Леночкой начали делать уроки. Довольно долго мы честно корпели над лекциями, правда, иногда отвлекались и переглядывались. Но по прошествии определенного времени мы всё-таки не выдержали и начали целоваться, сначала осторожно, прислушиваясь и поглядывая на дверь, но потом мы вконец обнаглели и в итоге так увлеклись этим любимым в юности занятием, что Леночка, забывшись, издала негромкий, но весьма красноречивый сдавленный стон. Из кухни тут же послышалось недвусмысленное покашливание. Мы вынуждены были прерваться.

Еще месяц я промучился с Леночкой, пытаясь найти место для интимной близости, но так его и не нашел…

Неужели и с Кити меня ждет нечто подобное? Нет, с Кити, конечно, всё должно быть по-другому. Кити должна стать моей женой. Но до того, как она станет женой – терпеть???

Нужно было что-то предпринимать. Притом, срочно. Но что можно было придумать?

Вариант первый: прямо там, в ее кабинете. Человек, насмотревшийся фильмов соответствующего содержания, сочтет этот вариант вполне приемлемым. И, признаться, я сделал несколько пусть не очень грубых, но вполне настойчивых попыток сделать это с Кити прямо в кабинете как раз тогда, когда муж перестал за ней приезжать. Но эти попытки не увенчались успехом. Да и сам я в какой-то момент понял, что первый раз у нас всё должно произойти совсем по-другому, уж точно не на работе.

Вариант второй: номер в гостинице. Этот вариант был отметен ею еще более резко:

– Солнце, ты за кого меня принимаешь? По номерам с тобой шастать?.. Я что, похожа на…

– Не-не-не, Китинька, что ты! Ты совсем не похожа! Ты не так всё поняла… Я просто хотел…

Третий вариант: одолжить ключи от квартиры у каких-нибудь друзей или знакомых. Это был самый реалистичный вариант. Забегая вперед, скажу, что именно он, в конце концов, и сработал… но на тот момент, о котором идет речь, все друзья и знакомые испытывали те же проблемы, живя с родителями, либо были женаты и их жены постоянно торчали дома и не могло быть и речи о том, чтобы…

Оставалось одно: ждать, когда бабушка, наконец, соберется съездить к кому-нибудь в гости. Хотя бы на пару дней. И вот как раз в марте, где-то в середине, бабушка и оказала мне такую услугу, за которую я готов был ее расцеловать и убить за нее всех тогдашних депутатов и министров, которые портили ей жизнь из телеящика. Я сразу сообщил Кити о том, что бабушка собирается в гости на выходные. Кити, как мне показалось, была рада этому обстоятельству не меньше меня…

Разговор шел по телефону.

– Кити, делай что хочешь: придумывай себе командировку или засылай в командировку мужа. Придумай подруг, родственников, знакомых… Но эти выходные мы должны, наконец, провести вместе! Ты узнаешь, как я готовлю. Я испеку для тебя пирог, сварю мой коронный и неподражаемый борщ, буду тебя лелеять, баловать и выполнять все твои прихоти…

– Хорошо, Солнце, я постараюсь! Я очень хочу побывать у тебя в гостях. Но ты же понимаешь, муж может и не отпустить…

– Но ты же не скажешь, что едешь ко мне! Скажешь, у подруги девичник. Еще что-нибудь…

– Хорошо. Я постараюсь! Знаешь, я уже так не хочу с ним быть! В рабочие дни я его почти не вижу: придет поздно вечером, буркнет два-три слова и спать без задних ног. В последнее время он очень устает на работе и не домогается… Но выходные с ним – это пытка…

– Бедненькая моя… Да как же мне поскорее украсть тебя?..

– Солнце, ты же знаешь, всё в твоих руках. Я готова хоть завтра. С чемоданами…

– В смысле, с чемоданами?..

Тут я притих. Кити – с чемоданами? Она хочет переехать ко мне? Но она же знает: я живу с бабушкой в однокомнатной квартире, бабушка старой закалки – охов-вздохов не потерпит и умирать в ближайшее время не собирается, хоть и откладывает на это дело… Светлое будущее с Кити мне представлялось не у меня дома, а у нее, в ее маленькой уютной квартирке, с тещей, с котами, с блинами. Мужа она выгонит. Я – вместо мужа… С чемоданами я представлял скорее себя, чем ее…

Ответ Кити стал потрясением для меня:

– Когда ты найдешь, куда меня красть, я готова в тот же момент с тобой бежать. Ну, конечно, не на край света и, желательно, не в шалаш. Но, в принципе, для начала и съемной однушки хватит…

Я молчал, переваривая ее слова. Она, видимо, догадалась, о чем это я так глубоко задумался:

– А ты что, Солнце, хотел вместо муженька ко мне подселиться? Ну вы, мужики, даете! Вы что, коты что ли, с улицы вас по очереди подбирать и домой приводить? И что мне маме прикажете говорить? Пожила с одним – не понравилось. Привела другого на пробу? Да дело даже не в маме. Она у меня добрая, всё стерпит. Я сама не хочу, чтобы было всё так же. Будет всё так же – так же всё и закончится. Если начинать всё сначала, то уже в отдельной квартире. Всё-таки мы уже не такие маленькие. Можно и без мам, и без пап, и без бабушек как-нибудь…

Новые цифры закрутились в моей голове: 200 баксов в месяц – однушка (минимум), 400 баксов – чтобы хоть как-то хватало на жизнь. Это для начала… 600 баксов… Как, где я смогу зарабатывать 600 баксов??? Ладно, подумаем об этом позже. Сейчас, прежде всего, вытащить ее на выходные…

– Да, Китинька. Конечно, ты права. Я заработаю денег, и всё у нас будет так, как ты хочешь. Я прекрасно понимаю, что нехорошо просто взять и занять место твоего мужа. Это место надо заслужить. Поверь, я сделаю всё возможное. Но, прошу, в эти выходные… мы должны…

– Попробовать? Ты это имеешь в виду? Конечно, в этом есть определенный резон. А вдруг нам не понравится! И что ты тогда будешь напрягаться, работу искать? Просидишь в охране до пенсии. Да и я… что это мне романтики захотелось? Мальчика высокого, голубоглазого ей подавайте… Говорят же мудрые: не ищи журавля в небе…

– Кити… – мне уже хотелось плакать. Она умела попадать в самое сердце, не прицеливаясь…

– Что, Солнце?

– Прошу, не надо таких слов! Я не хочу пробовать. Я и так знаю, что когда у нас дойдет дело до этого, нам будет хорошо, как никогда. Я нисколько в этом не сомневаюсь. Иначе просто и быть не может…

– Почему ты в этом так уверен? – спросила она насмешливо.

– Я просто это знаю. Если ты думаешь, что я тебя приглашаю только для этого, ты глубоко ошибаешься. Ты можешь приехать и, если захочешь, я даже не прикоснусь к тебе. Я буду тебя кормить, рассказывать тебе смешные истории и анекдоты, мы сходим в кинотеатр, в цирк, да куда угодно…

– Ладно, Солнце. Я не против. Я обязательно к тебе приеду. Если получится…

Мы договорились, что она позвонит мне в субботу утром, перед выездом. Она записала станцию метро, первый вагон из центра – всё, как раньше записывали, договариваясь о свидании в досотовую эпоху.

В пятницу вечером я сходил в универсам и накупил всякой всячины. Как и обещал, я собирался испечь пирог с капустой по лучшему бабушкиному рецепту, собирался сварить борщ. А на ужин я задумал приготовить самое интересное: салат из экзотических фруктов и клубнично-сливочный коктейль «Гибель Девственности» собственной секретной разработки.

Продукты мне обошлись примерно в треть зарплаты. Некоторые ингредиенты еще пришлось побегать поискать. Но, слава богу, времена лютого дефицита были уже далеко позади, и при желании можно было достать всё. Чего не было в супермаркете, можно было найти на рынке, и наоборот. В субботу утром я проводил бабушку до автобуса. Она, я думаю, догадалась, по какой причине я не поехал с ней навещать родственников. Она, конечно, не могла не заметить ананасов, абрикосов, персиков, киви, бананов, манго, кокосов, папайи и прочей роскоши, которая заняла полхолодильника. Но она ничего не спросила и даже не кашлянула для порядка. Я ее посадил на автобус, помахал ей рукой и мне даже стало ее как-то жалко. Я решил, что обязательно оставлю ей попробовать хоть немного этих невообразимых фруктов, из которых некоторые она и в глаза-то ни разу не видела.

Проводив бабушку и вернувшись домой, первым делом я проверил исправность телефонного аппарата. Так, гудки идут. Набираю: сто. В ответ: точное время – десять часов, пятнадцать минут, сорок секунд. Отлично! Телефон работает. Быстренько помыть пол, навести порядок и за борщ. Его нужно сварить заранее, чтобы он успел настояться, иначе не то будет… Варить и ждать звонка. Ждать… Кити сказала, что сможет выехать не раньше двенадцати. Соответственно, и позвонит она часов в двенадцать. Как раз к этому времени борщ я успею сварить…

Чем ближе настенные часы приближались к двенадцати, тем тревожнее и муторнее становилось у меня на душе. Я тер на терке свеклу, а сердце колотилось так, как будто ему тоже скоро предстояло попасть в суп…

Большая и малая стрелки часов сошлись в зените. Тишина. Стрелки – в небо. Тишина. Я закинул в суп лавровый лист, свежую зелень, подождал немного, снял с огня. Тишина. Я поднял трубку. Гудок есть. Положил трубку. Тишина. 12:10. Попробовать борщ на соль? Нет. Только после того, как она позвонит. Почему, почему я не могу знать, что там у нее сейчас происходит? Почему из-за какого-то там мужа я не могу сейчас позвонить ей сам? Дальше время пошло в соотношении минута=вечность. 12:16. Вечность. 12:17. Вечность. 12:18. Вечность. Мертвая тишина. И уже точное понимание, что там – у нее – происходит что-то такое, что совершенно точно не позволит ей выехать ко мне. Ни сейчас. Ни через десять минут. Ни через час.

В 12:40 я набрал ее номер сам. Мне уже было безразлично, кто возьмет трубку: она или ее муж. Я просто уже не мог сидеть в этой тишине и должен был услышать хоть чей-то голос. И заодно узнать, живы они там или нет…

Трубку взял ее муж. Его голос был резок и явно выдавал не самое спокойное расположение духа:

– Ало!

Я немного помолчал. Просто повесить трубку? Нехорошо.

– Это поликлиника? – спросил я, постаравшись немного изменить голос.

– Нет, вы ошиблись! – выпалил раздраженно он и бросил трубку. Мое ухо почти физически ощутило, как он швырнул трубку на аппарат.

Так. Он явно раздражен. Значит, что-то там у них происходит или уже произошло. Может, она все-таки сбежала от него и едет ко мне? Может, она просто из дома не смогла позвонить? Позвонит из таксофона. Или, может, она уже приехала и ждет меня там, у первого вагона? А я…

Я стал метаться по квартире, пытаясь взять себя в руки и понять, что мне сейчас лучше всего сделать… Раздалась трель телефонного звонка. Это она.

Не успел я сказать «алло», как она заговорила каким-то сдавленным голосом и полушепотом:

– Солнце, ничего не получается… Только не вздумай больше звонить – он дома. Короче, в понедельник всё рассажу, – сделав паузу, она добавила совсем уже еле слышно, – целую.

Что я сделал первым делом, повесив трубку? Догадаться нетрудно. Первым делом я вышел в коридор и выкурил две сигареты подряд. Курильщики меня поймут.

Что я делал потом? Потом я смотрел телевизор и ел, не понимая вкуса, свой борщ. Потом вышел на улицу и немного прогулялся. Вернулся домой, опять включил телевизор, съел еще порцию борща. Снова вышел прогуляться, только на этот раз до ближайшей коммерческой палатки; в палатке я купил две больших банки джин-тоника. В общем, всё было хорошо, если не считать того, что на душе у меня было… не очень хорошо. О чем я думал в тот вечер? Наверное, я не думал ни о чем. Я просто не мог думать, потому что мысли сами залетали в мою голову бескрайним пчелиным роем и только и делали что жалили, жалили, жалили… Это были мысли о том, что она никогда не будет моей, о том, что она просто играет со мной; мысли о том, что муж ее никогда не отпустит ни ко мне, ни к кому бы то ни было; о том, что я никогда не смогу зарабатывать 600 баксов в месяц и снимать квартиру, что это непосильная для меня задача; о том, что Кити я нужен лишь для развлечения и, так сказать, для разнообразия, что она заранее знала, что не приедет и до последнего момента мучила меня неопределенностью, что… Перечислять можно бесконечно. Мысли-пчелы были агрессивны, как никогда, и сквозь их плотный рой невозможно было ничего разглядеть. Гул всё нарастал, и в какой-то момент мне показалось, что я не вынесу и буду биться головой о стену, чтобы – пусть ценой сотрясения мозга и увечий – хоть как-то вытрясти этих проклятых насекомых из головы… Часа в два ночи после двух коктейлей я провалился в спасительную темноту.

А в воскресение выглянуло солнце. Не одеваясь, я вышел на лоджию. Голова не болела, но чувствовалась какая-то разбитость. Я взглянул на солнце, которое светило уже совсем по-весеннему и словно говорило мне: всё не так, как ты вчера думал… она на самом деле…

Задребезжал телефон. Она! Я бросился на кухню, снял трубку… Нет, это бабушка.

– Да, у меня всё в порядке. Когда приедешь? А, понятно. Приезжай, я борщ сварил вкусный. Да, смело приезжай – я один…

Кити позвонила чуть позже. Она много не говорила, просто сказала, что соскучилась…

Я вышел на улицу. Была середина марта. Ярко и воодушевленно светило весеннее солнце. Я был молод, полон сил и, самое главное, я был любим. Любим женщиной, которой посвятил свою жизнь.

В понедельник мы грызли киви, жевали абрикосы и покатывались со смеху, когда Кити рассказывала, что происходило в субботу, хотя это было не смешно. Это было совсем не смешно. Но я не мог себя сдерживать… Кити умела так рассказывать, что даже самые драматичные события превращались в карикатуры и шаржи. Она рассказала, как муж, услышав, что она хочет уехать «к друзьям» на целых два дня, начал собирать свой единственный чемодан, чтоб уйти, но все его вещи в чемодан не вошли. Он долго и упорно пытался их туда запихнуть, но безрезультатно; потом он по ошибке стал пытаться выставить ее, свою жену, а заодно и тещу, забыв, что квартира принадлежит им, а не ему; потом он вознамерился довезти ее до друзей на машине, а заодно и набить им всем морду – всем-всем-всем ее друзьям…

– У тебя рук не хватит, чтобы всем набить.

– Хватит! Я еще и ногами бить буду!

– Как? Ляжешь на спину и будешь, как жук, барахтаться всеми конечностями?

– Нет! Никуда ложиться не буду! Но буду бить, бить, бить!..

Эта кутерьма продолжались почти до самого вечера, не стихнув даже после того, как Кити сказала, что никуда не поедет…

– Ревность – страшное чувство, – решил подвести итоги я, дослушав ее рассказ.

– А ты, поди, не ревнивый? – улыбнулась Кити.

– Я – нисколько, – соврал я. – Ну, во всяком случае, не до такой степени.

Но уже очень скоро мне представилась возможность на деле испытать это утверждение…

Начало этого дня не предвещало ничего необычного. Обычная омерзительная мартовская оттепель. Обычная давка в метро. Без пятнадцати десять утра я, как обычно, на своем рабочем месте. Шеф, как всегда, пришел на работу не к десяти, а чуть позже: примерно к половине одиннадцатого, с характерной начальственной задержкой. Поздоровался со мной за руку. Лицо серьезное, деловое, твердое, ни намека на улыбку или расслабление – всё, как обычно. Направился в кабинет, но вдруг остановился перед дверью, как вкопанный, ключи в руке застыли. С этого момента обычное закончилось, и начались странности. Неожиданно резко шеф развернулся и снова подошел ко мне.

– Как дела, Николай? Как служба? – спросил он и начал смотреть на меня пристально и не моргая, словно вдруг решил поиграть со мной в переглядки.

– Всё нормально. Без происшествий… – ответил я, растерявшись, и отвел глаза. Игра в переглядки была мной проиграна.

– Хорошо. Давай, Николай, будь бдительным. Не расслабляйся… особо, – сказал Александр Павлович, и в его глазах промелькнула явственная усмешка. Я бы даже сказал, ухмылка. И я понял… понял, к чему это он.

Он узнал… Конечно, он не мог, в конце концов, не узнать – все-таки начальник службы безопасности – о том, что я завел «роман», «интрижку», «шашни» с замужней сотрудницей офиса. Да, собственно, скорее всего, уже весь офис знал о том, что у нас с Кити «что-то есть», потому что в последнее время мы почти каждый вечер проводили вместе в ее кабинете, уже не всегда дожидаясь, когда выйдет последний сотрудник, покидали офис вместе, вместе шли до метро… Безусловно, о нас знали все сотрудники офиса. Но я как-то не задумывался над этим, наивно полагая, что даже если люди что-то такое и заметили, то у них столько дел и так мало времени, что им просто некогда думать и гадать по поводу чьих-то тайных отношений. «Sanctum simplicitas», – как сказал бы мой друг Макс, знаток латинских цитат. Люди устроены так, что как бы они ни были заняты и погружены в собственные проблемы, на сплетни и обсуждение чужой личной жизни время у них найдется всегда, притом в избытке.

Шеф скрылся в своем кабинете, а я начал вспоминать… И вспомнил. Да, всё было: и недвусмысленные взгляды, и ехидные улыбки, и несмешные шуточки. На последние особенно щедры были водители, которым, в отличие от нормальных работников, заняться в течение дня было особо нечем. Все всё прекрасно знали. Но я это понял только сейчас.

После такого озарения в голове моей, как военные корабли, поплыли тяжелые хмурые мысли. Я представил себе положение Кити. Я-то человек лихой и свободный, а вот Кити… она связана узами брака, всевозможными моральными нормами и т. д. Безусловно, положение Кити было менее выгодно. И то, что она пошла на это, говорило о многом. Значит, она готова пожертвовать своим «добрым именем» и честью добропорядочной жены ради… меня. Ради любви ко мне. Прямо, как Анна Каренина… Недаром меня что-то заставило перечитать этот роман Толстого незадолго до того, как в моей жизни появилась Кити. Думая об этом, я всё больше и больше восхищаясь мужеством женщины, которая оказалась готовой преодолеть ради любви страх перед разоблачением и «сословные предрассудки.» Ну а я? Неужели я в этой истории всего лишь Вронский?..

Ближе к обеду мои размышления прервала стая водителей. Все они с утра быстро закончили свои водительские дела, куда-то ненадолго съездили и теперь сгруппировались в холле возле меня, обменивались рассказами о том, как какой-то мудак кого-то подрезал и прочими жизненными историями. Я сидел на своем рабочем месте, болтая с ними. В какой-то момент я почувствовал, что ноги начали затекать, поднялся со стула и решил походить, дабы хоть немного размяться.

– Что, отсидел? – спросил один из водителей и тут же отпустил совершенно непригодную для печати шутку, знакомую мне еще с армейских времен.

– Оно самое, – ответил я, и, чтоб не показаться «не своим», выдал сразу две шутки из того же репертуара.

Все дружно посмеялись, и я пошел по коридору, время от времени делая легкие наклоны и приседания. Проходя мимо двери Кити, я заметил, что она приоткрыта. Нисколько не желая потревожить Кити в рабочее время, я прошел было мимо. Однако мое боковое зрение уловило нечто такое, что никак не вписывалось в рамки моего обыденного восприятия. В ее кабинете сидело то, что просто физически не могло там сидеть. И если бы это было некое инопланетное существо, призрак моей прабабушки или снежный человек, это было бы еще полбеды. Я бы и глазом не моргнул, если бы там сидел сам сатана. Всё было гораздо хуже: в комнате Кити сидел мой шеф – Александр Павлович Чернов…

Сидел с наглой, здоровой, румяной рожей, сложив нога на ногу, вальяжно жестикулировал и, смеясь, что-то ей рассказывал. Кити, хоть и выглядела несколько смущенной, посматривала на Александра Палыча с некоторым интересом и реагировала на его шутки кокетливыми улыбками и звонким смехом. Я просто охренел от такой аномалии. Шеф в ее кабинете… Что он там забыл, позвольте спросить? Он не имеет к бухгалтерии никакого отношения. И она не имеет ничего общего с его ЧОП.

Я вернулся на свое место. Сел. Нужно было как-то осмыслить увиденное.

Бред какой-то. Ему что, скучно стало? Не с кем поговорить? Впрочем, почему бред? Всё очень просто: шеф – мужчина, Кити – женщина. Молодая, красивая и, как наверняка решил для себя шеф, легко доступная женщина. Ком ревности вырос в груди за одно мгновение и готов был поглотить меня полностью, но не успел. Шеф появился в коридоре. Остановился возле моей стойки. Бросил на меня быстрый, но очень многозначительный взгляд, в котором было всё: соперничество, вызов, недоумение, презрение, восхищение, ненависть, сожаление… Какая-то гремучая смесь. Всё это он быстро выплеснул на меня и удалился в свой кабинет.

Через минуту позвонила Кити:

– Солнце, зайди ко мне.

Я зашел.

– Как ты думаешь, кто сейчас у меня был? – спросила она игриво.

– Чернов.

– Ты заметил?

– Случайно проходил мимо. Дверь была приоткрыта…

– И о чем, ты думаешь, он со мной беседовал?

– Вот это для меня загадка.

– Он приглашал меня в ресторан.

– И что ты?

– Естественно, я ему отказала. Только почему это вдруг он решил, что меня, замужнюю, добропорядочную женщину, можно так вот просто взять и пригласить в ресторан?

– Ума не приложу. Возможно, он просто озабоченный.

– Я тоже так подумала. Но, должна сказать, он довольно веселый и интересный мужчина. Только староват. Меня старики не очень интересуют.

– Я думаю, Кити, он просто что-то разнюхал о нас, – сказал я печально.

– Да-а! И как это ты догадался?

– Наверное, все уже знают. А ведь, самое интересное, что между нами, по большому счету, еще ничего не было…

– Что значит не было? Каждый день целуемся, гуляем за ручку, как в детском садике. Разочек переспали бы и разбежались, как нормальные дяди с тетями – это действительно ничего не было бы. Твой шеф не глупый. Давно уже на меня косо посматривает. Видимо, решил, что раз я с тобой, значит, легкая добыча.

– Честно говоря, мне хотелось его убить.

– А если б я согласилась пойти с ним в ресторан?

– Ты!? – воскликнул я с искренним изумлением.

– Ты прав, я бы ни за что не согласилась. Ты же знаешь, я порядочная женщина. Ладно, иди. А то увидит, что ты не на месте, пуще прежнего разозлится.

Я вышел. Вернулся к себе. Подошел к двери шефа и шепнул ей: