Читать книгу От Савла к Павлу. Обретение Бога и любви. Воспоминания - Николай Пестов - Страница 11

Была у меня большая детская скорбь. В четырнадцать лет (5–6 класс) я летом брала частные уроки французского языка у одной учительницы гимназии, ведущей немецкий язык, Натальи Дмитриевны Крыловой. Ей было двадцать два года, она недавно окончила институт с шифром (бриллиантовой медалью императрицы Марии Федоровны). Ее можно было часто видеть в монастыре перед иконой преподобного Серафима Саровского. Никуда, кроме церкви, она не ходила и слыла аскеткой, монашкой. На уроках она шутила со мной и вовсе не была «сумасшедшей», как ее называли у нас в доме.

Я видела веру без колебаний и сомнений; я видела, как она стояла и молилась в церкви. Она вся была как горящая свеча перед Богом. Строгая, скромная, умная, убежденная, идейная, непоколебимая в вере – так ее характеризовали верующие. Она первая раскрыла передо мной Евангелие и прочла мне притчу о сеятеле. Зерно упало на добрую почву, и начала расти моя симпатия, моя любовь к этой необыкновенной девушке. У нее были большие серые глаза и задушевный мягкий голос. Бывало, и спорить мне с ней хочется, и не могу я согласиться с нею, и сто вопросов ей задаю – почему да отчего.

Наталья Дмитриевна Крылова. 1910-е годы

Но пришла осень, кончились уроки, и родители восстали против моего увлечения. «Ты ведь любила учительницу рукоделия! Ведь Наталья Дмитриевна ненормальная! Она тебя аскеткой, монашкой делает!» На голову моей дорогой учительницы сыпались оскорбления, упреки, насмешки, а я только и мечтала увидеть ее.

Дословно привожу сохранившееся у меня ее первое письмо ко мне:

«Дорогая Зоя, Вы просто глядите на вещи одним левым глазом и вольною волею отрицаете существование половины явлений в мире. Почему?

И нелогично, то есть если отрицать, так уж в данном случае все. Послушайте! Ведь теперь еще нет в мире ничего вполне объяснимого. Если Вы привыкли вдумчиво относиться ко всему окружающему, Вы не могли не поразиться тем, что ни один самый знающий ученый не может дать Вам ответ положительно на многие первостепенной важности вопросы.

Пока плаваем на поверхности – будто что-то знаем, как только коснемся основ – признают бессилие разума. Возьмем примеры. Почему слюнные железы выделяют слюну, а железы желудка выделяют желудочный сок? А еще многие другие, и так далее… Наука не решает такие вопросы и всякие выделения желез называет секретом желез. Возьмем мир растительный. Почему, объясните мне, посаженные рядом два крошечных зернышка яблони и березы выбирают из земли один – одни, другой – другие соки? Возьмите чудную розу и тот ком земли, из которого она выросла. Все Вам здесь понятно? А если все, то посоветуйтесь с кем-либо и состряпайте Вы розу сами. Попытки создать самим живое существо, чем занимался Фауст у Гёте, не увенчались успехом ни в одной современной лаборатории. Ведь не я одна, но великие люди признают, что все явления в мире – чудеса, лишь с той разницей, что одни чудеса повторяются ежедневно и мы к ним привыкли, а другие повторяются редко. (Если было бы чаще, то мы тоже привыкли бы к ним и перестали их замечать.) Мы их не понимаем, но, странное дело, – почему-то даже отрицаем! Почему это? А?

Вы вообще, дорогая Зоя, бродите вокруг духовного мира, не имея ключа войти в него. Вы натыкаетесь на духовные явления, но не знаете, какой меркой мерить их. Вы можете отрицать их, смеяться над ними, но они существуют независимо от этого. А на Вас блестяще сбываются слова апостола Павла: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием».

Ну, подумайте, ведь было бы смешно, если бы Вы, не видя сроду рояля, засели бы играть и захотели сыграть Бетховена. Сколько бы Вы ни колотили по клавишам, Вы бы все-таки не сыграли, не раскрыли его прелести. Чтобы войти в мир звуков, нужно знать известные приемы… Как же Вы хотите вскочить без всякого приготовления в тот мир духовных явлений, который составляет целую половину жизни человека? Или, по-Вашему, нет этого мира? И наши души болтаются в наших телах, как горошина в пустой банке?

Для того, чтобы видеть солнце, я должна повернуться к нему физиономией и раскрыть глаза. Чтобы увидеть источник духовного света, я должна раскрыть свои духовные очи. Это делается у людей грамотных чтением и молитвою, у неграмотных – устным оглашением их и той же молитвой к Тому, кто Один отверзает ум разуметь Писания (Лк. 24:25). Так как Вы принадлежите к разряду грамотных, я шлю Вам для серьезного просмотра книгу. Если Вас интересует многое – найдете ответы. Если нет – не читайте. Нет, впрочем, читайте, во всяком случае потерять от чтения таких книг ничего нельзя, приобрести же при желании можно очень многое. Я больше чем уверена, что Вам эта книга понравится и своей глубиной, и ясностью изложения. Читайте на духовное здоровье.

Ну, всего хорошего!

„Врачу, нецелися сам!“

Н.Д.»

Если не ошибаюсь, то это была книга епископа Феофана «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться».

Итак, чтение книг духовного содержания, чтение Евангелия, посещение церкви и молитвенное правило в моей комнате стали мне необходимы. У меня была своя большая комната. В углу – киот с образами и всегда зажженная лампада, на ночном столике – Евангелие и какая-либо книга.

Но отец следил за мной и, конечно, читал мой дневник, полный восхищения словами Натальи Дмитриевны. «Новое твое обожание! А ты лучше сходи в библиотеку, возьми Ренана, прочти этого автора». Повинуясь, чтобы не вызвать раздражения, я сама шла в библиотеку, брала и читала. Нет, не нравились мне эти книги! «Ну что, интересно? Поняла, кто был Христос?» Начинался разговор. Я была так молода, так любила отца, что спорить и дискутировать с ним не могла: боялась я, что еще несколько минут – и он скажет что-либо страшное для души. Где мне было тягаться с ним, с его запасом всяких «научных» атеистических доводов! А их у него было так много…

– Папочка, ты бы прочел Евангелие… Ты бы полюбил Церковь! – робко говорила я.

– Я все знаю, я все понимаю, слушай меня: я боюсь за тебя, ты – мое счастье, я не переживу, если… если…

На глазах слезы, голос дрожит, папа глухо кашляет в своем кабинете. Очень я его огорчала! Очень, очень! А я все же иду к обедне, ко всенощной, к матушке Еванфии.

Отец был председателем педагогического совета в гимназии, и, конечно, начальство знало влияние Натальи Дмитриевны на меня. Это было для нее опасно: вольнодумство не поощрялось. За мной стали и другие ученицы обожать Наталью Дмитриевну, причем ученицы-то самые лучшие – пятого, шестого, седьмого класса. С горестью и недоумением я видела, что Наталья Дмитриевна сторонится меня – и ни книг, ни бесед уже не было.

А причина была в том, что наша семейная обстановка стала известна всему городу. Досужие кумушки разносили сплетни. Плохая семья! Меня ехидно спрашивали: «С кем вчера гулял твой отец на бульваре?» Стыд жег мои щеки. Я замыкалась в себе и бежала в монастырь к матушке Еванфии.

«За что меня не любит Наталья Дмитриевна? – вопрошала я в своем дневнике. – По всем предметам – „пять“, а за немецкий всегда, за все ответы – „четыре“. Знаю, знаю, угадываю! „Может ли быть что доброе из Назарета?“ А я… Ведь у нас бедлам (сумасшедший дом в Англии). Может ли быть что доброе из Бедлама?»

Я грущу и вздыхаю. Да, я росла в обстановке очень тяжелой. Но любовь к отцу меня очень поддерживала. Привожу его стихи, написанные ко дню моего рождения.