Читать книгу Тихая Виледь - Николай Редькин - Страница 12

Когда Валенковы, окончив работы на кулигах, воротились в деревню передохнуть да в бане помыться, Анисья встретила их известием радостным:

– Егор, братан-от твой младший, Парамон, объявился! Два года от него ни слуху ни духу, и вот наконец-то… Я уж чуть было к вам на кулиги не прибежала…

– Ну балалайка, настоящая балалайка! – недовольно гудел Егор. – Да не балаболь ты, сказывай все по порядку.

– А чего тут сказывать? Живой он. Анфиска ждет вас не дождется. – И, не сказав более ни слова, Анисья побежала к Анфиске.

Дом ее стоял в конце деревни, у глубокого лога.

– От баба помешанная! – только и сказал Егор. Вскоре явилась краснощекая, грудастая Анфисья и заголосила нараспев, как по покойнику:

– Письмишко мы получили, из Германьи, в плену Парамонушка. Идишь, судьба-то ему дороженьку какую уготовила…

– Чего развеньгалась, живой коли? – ворчал Егор, но радости сердечной не скрывал, взял у Анфиски письмо.

А та тараторила не попускаясь:

– Я уж читала-перечитывала, до последнего словечка помню. Вон и Окулина Гомзякова от своего Нефедка весточку получила. И он у нее в плену, сердечный. Так она такала меня: надобно два адреса писать, и по-нашему, и по-ихнему, по-германьски. В Покрово придется идти, к попу. Окулина уж бегала. Отец Никодим никому не отказывает, книг он много читает духовных, знает и по-французьки, и по-германьски. Говорят, из разных деревень бабы к нему ходят, и он им всем адреса на конвертах пишет, по-германьски-то, а то ведь не дойдет до Парамона письмо-то. Я бы и сама, Егор, сбегала, да на кого скота-то оставишь, старики-то у меня не завладели. А ты тетке Анне поклонись, с отцом Никодимом живет она душа в душу…

– От едрить твою! Ты, Анфиска, не лучше моей балаболки! Схожу, схожу, коли по-германьски надо. Ишь какие тут загогулины… – Егор с трудом, по слогам, читал письмо: в Покровскую церковно-приходскую школу он в свое время походил лишь два года, но слоги в слова связывать научился.

В письме же большими корявыми буквами только и было означено, что он, Парамон, жив, здоров, низко всем кланяется, думает со всеми свидеться скоро – не век войне быть. А Анисью свои дела заботили, и она о своем талдычила:

– Чего в лесу-то поделали? Дрова-то когда рубить пойдете? А новую кулигу? Не в кой поры сенокос-от подскочит…

Егор злился:

– Ох и воркунья! И как такого воркуна земля носит! Ставь-ка давай на стол да баню затопи, все тело иззуделось…