Читать книгу Тихая Виледь - Николай Редькин - Страница 17

Вечером под развесистыми черемухами расправила свои крылья буйная русская пляска. Сначала плясали одни бабы, но вот на круг вышел сосед Егора, Евлаха: наклонив голову, пляшет в обнимку со своей Огнийкой. Время от времени он, как петух, задирает потную голову вверх и зычно выкрикивает частушку, обрывая бабьи голоса:

И Егор поплясать охотник, хоть это у него и не выходит. Вышел вслед за Евлахой на круг, топчется среди баб, дергает худыми плечами да под ноги смотрит, то ли не может насмотреться на сапоги свои, то ли боится нарешить их о невидимые выбоины и камни. А в кучке старух, стоящих поодаль, только и слышится:

– Ох уж у нас в деревне только один и плясун – Егор!

– Топтун он, а не плясун!

– А и потоптаться, девка, не всякий умеет. Ай да Егор!

А Анисья его, от баба! Нарядилась в рваные, в заплатах, мужнины штаны, длинную домотканую рубаху, шапку-ушанку и дает копоти!

Но уж и Дарья Осипова ей не уступает:

А Анисья тут как тут, руками в стороны разводит:

Егор грозит ей кулаком, а ей хоть бы что: пошла себе кругом, высоко подняв над головой шапку-ушанку.

Мужики да беззубые старухи со смеху покатываются. А Дарья выводит своим сильным голосом:

И Анисья-соперница подает визгливый голосок с другого конца:

Вдруг на кругу все смешалось.

Евлаха, плясавший уже без своей бабы, столкнулся с топчущимся в центре Валенковым, посмотрел на него пьяными глазами, словно не узнал, и вдруг заорал во всю глотку:

– Егор!

А тот даже головы не поднял, топчется себе да топчется.

– Егор, кол тебе в уши! – И Евлаха хватанул Егора за рубаху.

Гармонь смолкла. И пляска остановилась. Евлаха продолжал наступать на оторопевшего Егора:

– Говорят, ты к Огнийке моей ходишь, путаешься с ней?

– Евлампий, – всплеснула руками Огнийка. Бабы озабоченно шумели:

– Вот пало опять Евлахе чего-то на ум! Как выпьет, так шибко же неловкой…

– Так путаешься, говорю?

– Чё-о-о? – открыл рот Егор. – Да на кой она мне, твоя Огнийка? Своя хуже хомута.

– Ах! Дак ты моей бабой брезгуешь? – И Евлаха схватил Егора за грудки.

– Этому Евлахе только бы подраться, Еран, настоящий Еран, – недовольно шумели бабы.

Стоявшие поблизости мужики стали сцепившихся разнимать и уговаривать.

– А ты, Васька, чего заступаешься? Родственник он тебе, что ли? – орал Евлаха на мужика с красным вытянутым лицом и большими, навыкат, выразительными глазами.

– Родственник! На одном солнце портянки сушили, вот и породнились! – Ваське было лет пятьдесят.

Длинноногий, выше всех на голову, тучный, широкоплечий, он славился в деревне недюжинной силой.

Подошел Захар и повел Евлаху к столам, за которыми мужики играли в карты. Егор, задетый за живое, поплелся за ними, но встревать в разговор не решался.

Евлаху усадили на скамью. Захар подал ему братыню пива. Егор же стал надоедать Захару, бессвязно лепеча:

– А почего все-таки, соседушка ты мой? Христом Богом ведь просил, а ты, Захарушка, вона как… – Припомнилась подвыпившему Егору обида, и пытал он обидчика, почему все-таки он денег ему взаймы не дал.

– Почего, почего! Богат больно, спичками прикуриваешь!

– Какое, Захарушка, богатство, нужда-злодейка… Захару надоело Егорово бормотание, и он вдруг заявил:

– Да я тебе пятак и так отдам. Надо? Прыгнешь с конька, и он твой! – И Захар посмотрел вверх, на крышу своего большого дома.

– А чё? – сразу согласился Егор.

– Чё не чё, а прыгнуть надобно на борону, кверху зубьями, ага! – Не думал не гадал Захар, что на такое Егор согласится.

Егор и правда опешил. С ответом замешкался. А ежели как ноги изувечишь, живи потом стороником-то!

– А-а-а, – зубоскалил Евлаха, – куда тебе, Егорша, в порты наложишь!

И младший брат Евлахи, Ксанфий, сидевший в кресле под окнами, похохатывал да колотил руками о деревянные подлокотники: Ксанфий с детства был неходячим. Евлаха выносил его на улицу весной, летом, по большим праздникам.

Народу у столов собралось много. И Егор, раззадоренный, уж не мог отступать. Махнув рукой, он полез на крышу по скрипящей лестнице. Пока он взбирался и, покачиваясь, шел по охлупеню[13] к коньку, Евлахины сыновья, Игорь да Сидор, молодые мужики, под стать отцу любившие потеху, притащили деревянную борону и бросили ее зубьями вверх под передними окнами против конька.

– Чего ты с дикаря возьмешь! – бранилась разгоряченная пляской Анисья. Вытерла лицо ушанкой и вгорячах ударила ею оземь.

Пелагея, оказавшаяся рядом со Степаном, сочувственно смотрела, как тот хмурится и катает желваки. Ефим взглядывал на них со стороны: по душе ему была потеха над Степкиным отцом. Захар, поняв, что дело зашло далеко, попытался Егора урезонить:

– Слезай, чтоб тебе!.. Так отдам, на! – И он подбросил на ладони пятак.

Егор, глянув вниз на борону, похоже, внял речам Захаровым, осторожно попятился от конька, но Евлаха продолжал потешаться:

– Ой и Егорша! Эко ты! Духу не хватает… Ну и Егорша!..

И Ксанфий продолжал хохотать, безобразно растягивая рот. И Егора «повело». Он опять подлез к коньку и, изловчившись, прыгнул вниз!

Все ахнули. Бросились его поднимать и ощупывать.

– Цел вроде бы, – смеялась отчего-то очень счастливая Поля.

– Да чего этому сухарю сделается! Скоро-то его не уторкаешь! – оживились перепугавшиеся было бабы.

– Ой, болько, тут болько, – как будто понарошку постанывал Егор.

Его, хромающего на правую ногу, отвели к столам, на скамью, как барина, усадили.

Захар пятак выложил, полный ковш пива подал… Ваське долговязому забава не понравилась.

– А чего, складнички? А ежели как я вашу поварню в лог спихну? За два пятака! – подступил он к Евлахе.

И все притихли.

Видимая отсюда поварня стояла на краю пологой лощинки. Почва здесь была песчаная. Под одним углом песок осыпался.

И народ озабоченно призадумался. А что, ежели поднатужиться? Пожалуй, что можно поварню и спихнуть. У Васьки вон какая силища!

И Евлаха заерепенился:

– А три пятака не хочешь ли?

– Эта работенка как раз два стоит.

– Ишь ты! – В голосе Евлахи уже не было прежней уверенности.

Вмешался Захар:

– Будет тебе, Василий! Ну тебя к лешакам, прости Господи! – И Евлахе, и Василию подал по ковшу пива.

И Василий больше не настаивал, словно ему уже того довольно было, что Евлаха пошел на попятную. Вскоре вновь заиграла голосистая гармонь…