Читать книгу Тихая Виледь - Николай Редькин - Страница 19

Да Бог с ними, с бочками. Шуру жалко. Все она в сторонке, и до того ей обидно, что готова зареветь. Куксится. Платком нос мусолит. А подружка ее, бойкая да расторопная Полька, с круга не сходит:

– Ой и Полька! Вот ужо отеч-от тебе! – ухмыляются старухи и с пляшущей Поли глаз не сводят: – Вот девка! Хоть бы уж поскорее Михайло ее замуж выдал. Испридерутся ведь парни из-за нее все! Ефимко да Степка вон как друг на друга зыркают!

Сошла Поля с круга перевести дух, платком лицо вытирает. А на кругу в эту минуту отплясывают соперники-злюки, Ефим чернобровый да Степан рыжеволосый.

Обоим Полька люба, оба по ней сохнут. А кто ей милее – то никому не ведомо. И вот тебе на! Хлопнул Ефим Полю по крутому плечу, а та возьми да и отвернись!

Сделался Ефимко чернее тучи. Не подвернись тут Шура, бог весть что вышло бы: так он ее, бедную, саданул по плечу, что ойкнула она, но отказать не посмела, робко на круг выплыла.

– Гляньте-ко, Ефимко Шуру выбрал! – расшушукались старухи. – Да в кои это веки? Ой, ой…

– А пусть попляшет, – защищали девку бабы сердобольные. – Сколько раз с пирушек в слезах уходила, тоже ведь поплясать охота…

И старухи соглашались, покачивали головами:

– «Восьмерка»-то уж шибко же пляска несправедливая. Иная с круга не сходит, а другая весь вечер в стороне стоит. Вон Полька опять на кругу!

И правда: тронул Степан Полю за плечо, и она на круг лебедушкой выплыла, подбадривает долговязую подругу:

И Шура спела! Никто от нее ране песен не слыхивал. А тут – на-ко вот! Выводила дочь Васильева толстым голосом:

И с какой безудержностью, с каким отчаянием пустилась плясать Шура, словно первый и последний раз ей счастье выпало!

И старухи одобрительно запокряхтывали:

– Ой и Шура, ой и молодец!

И не сразу смекнула-почувствовала плясунья: делается чего-то с ее длинной юбкой! Чего же это такое? Ой, Шура, Шура! Незнамо-неведомо люду стороннему, чем у нее юбка подвязана; только ведь сползает, сползает!.. И Шура, наконец-то, почуяла неладное: надо крутиться, вертеться, а она подхватила юбку – и с круга опрометью! Побежала домой в слезах. Раскраснелась. Разрыдалась. Шибко, видно, неловко девке. Обидно и горько. И не все поняли, что такое с Шурой приключилось.

Ефимко на кругу один остался. Оглушили его крики и хохот:

– Чего от тебя Шура-то побежала? Худо топаешь! Чего такое с девкой наделал? Раскливил, уговаривай…

Громче других хохотал Степка Валенков. А Ефимко сказать не знает чего! Сквозь землю провалился бы!

Отошел к черемухам, к дружкам – сыновьям Евлахиным. Подозвал и младших братьев своих, Саньку с Афонькой, долго чего-то им на ухо нашептывал.

– А чё дашь? – торговался Афонька. Ефимко обещал ему что-то.

И вот выждали братцы минуточку: Афонька стал на четвереньки за спиной ничего не подозревающего Степки, а Санька, разбежавшись, толкнул его. И полетел Степка через Афоньку, оземь ударился, рубаху новую вывозил, забранился на озорников:

– Ах, етит твою, ошлепетки сопливые!

А те заверещали понарошку, но так зычно, будто их живыми режут. А Ефимко с Еранами, Игорем да Сидором, тут как тут:

– Чего же это ты, паскуда, на ребят малых?

И понеслось! Замахали кулаками молодые мужики. Одни за Ефимка, другие за Степку. Забеспокоились старухи:

– Вот ведь Ераны драношарые! Никогда праздник ладом отвести не дадут. Только бы подраться! Ой, да чего же это такое…

Ефимкова партия стала одолевать, и Степкины дружки пошли на попятную:

– Уходим, Степа, умякают. Смотри-ко, еще вон… Улицей к дерущимся бежали два парня с колами в руках.

– Это я побегу? – совсем осатанел Степан. Вот тебе и лясник, вот тебе и непутевик! Кого-то замочил – только слычкало.

Девки сбились в кучу, перепужались:

– Полька, забирай какого-нибудь. Расшибутся ведь. Полька, кому говорят, взаболь[15] они…

Видя, что и правда парни разошлись не на шутку, сорвалась отчаянная Поля с места, в самую гущу дерущихся залезла и проворно выволокла Степана.

Разгоряченный дракой, он бранился, вырывался, но держала она крепко, уговаривала ласково.

И драка как-то сразу вдруг остановилась. Опустил Ефим избитые руки и словно не слышал, что говорили ему матерящиеся дружки:

– Будь ты мужиком! Наводи ты Палахе по соплям! Старухи, бабы, подошедшие мужики бранились на молодежь:

– Мало вам девок! Из-за одной глотки рвете!

– Домой! И носа чтоб не казала! – велел Михайло, и Поля, не прекословя, пошла себе от черемух.

Молодые парни провожали ее взглядами, сморкались и плевали кровью на июньскую траву.

А белый вечер уж нахмурил брови и застелил реку и лога белоснежными простынями…