Читать книгу Куда уходит детство - Николай Шмагин - Страница 12
Алатырская сага
Дом под горой
Четвертая глава
Осенние заботы
ОглавлениеВанька вышел в сени и, распахнув дверь, взял с верстака ножовку. Приладив на табуретке доску, стал пилить, не замечая вышедшего деда.
– Чего вскочил спозаранку? – хрипло спросил дед, прокашливаясь.
Ванька озабоченно продолжал пилить.
– Ловушку сделаю, синичку поймаю, – пояснил он, когда отпиленная часть доски упала на пол.
– Птицы вон вовсю распелись, а они всё дрыхнут, – ворчливым бабушкиным голосом выразил своё недовольство внук, стараясь казаться взрослым и самостоятельным.
– Чегой-то я, в самом деле, словно барин, – виновато хмыкнул дед и осмотрел шершавую доску: – ловушку, говоришь? Давай лучше эту приспособим, – и выбрал строганую доску, пошире.
– Разметить сначала надо, покумекать, что к чему, а уж потом пилить, – дед нашарил на верстаке карандаш, и они углубились в работу…
Вышла бабушка с полным ведром помоев и поспешила в сарай, откуда доносилось голодное похрюкивание…
Задевая руками бабушкины веники, густо разросшиеся под окнами их квартиры, Ванька стремглав выбегает в сад и удивлённо оглядывается; как изменился он за последнее время, зарос буйной зеленью, расцвёл багряно-жёлтыми листьями, а среди яблонь хозяйничает Васька.
Его голова мелькает среди ветвей, между стволов, глаза зорко высматривают заветные плоды, руки неутомимо шарят в траве и листьях.
Ванька подбегает к ветвистой яблоне – апорт и, обхватив руками её ствол, что было силы, трясёт; разрывая листву, с шумом падают на землю спелые румяные яблоки.
Друзья с аппетитом хрумкают сочные плоды и выбирают про запас.
Обернувшись, Ванька увидел дикарку и обрадованно подбежал к ней; гордая красавица была вся усыпана маленькими жёлтыми яблочками. Ванька попробовал самое жёлтенькое, друг тоже, и мальчишки бросились набивать карманы дичками, повыбрасывав крупный сладкий апорт.
– Мировые яблочки, – восторгался Ванька, – а ты не верил, растяпа…
– Симак без тебя хотел плыть, – сообщал Васька новости между делом, – да Сашка длинный не согласился. Говорит, без Ваньки не пойдём.
– Длинный – настоящий друг, а мы с дедом ловушку сделали.
– Скоро в школу, не до птиц, – озабоченно вздохнул Васька.
Послышалось довольное хрюканье, и они увидели борова, гуляющего у дома на воле, на травке.
– Борька, ко мне! – закричал Ванька, и к Васькиному удивлению боров помчался к ним, словно собака; друзья почёсывали у него за ушами и он блаженно хрюкал, помахивая хвостиком-колечком.
Мальчишки побежали к дому, и боров стал гоняться за ними по двору.
– Наел загривок, молодчага, – удовлетворённо похлопал Борьку по спине подошедший дед, под мышкой у него был зажат ящик: – пудов на шесть потянет, если не больше, факт.
– Вырос себе на беду, болезный, – вздохнула бабушка.
– Окорок славный получится, – согласился с ней дед, и показал встревоженному их разговором Ваньке ящик: – видал? Пойдём-ка…
– Посылку получил? – обрадовался внук и побежал за дедом домой.
На столе лежали; школьная форма, тетради, букварь, счётные палочки, касса, карандаши и ручки с перьями, новые ботинки.
– Портфель купите сами, так как в посылку он не помещается, слишком большой, – читает дед письмо, – ишь ты, сами…
– Я без портфеля в школу не пойду, – нахмурился Ванька, с интересом разглядывая целое богатство, присланное родителями специально для него, их сына Ваньки. И это мирило его с их отсутствием.
– Придумаем што-нибудь … Скоро приедем в гости, – продолжает дед чтение, и тут его недовольство сменилось иронией, – ишь ты, в гости.
– Фланель, – одобрительно пощупала материю бабушка и приложила брюки к ногам внука: – штаны-то длинноваты, укорачивать придётся.
Ванька нахлобучил новую фуражку с кокардой и гордо приосанился.
– Хорош фрукт, – хмыкнул дед, засовывая письмо в карман, и нахмурился: – хочу тебя порадовать, мать. На днях инспектор заявится, за каждое дерево теперь платить будем, тудыттвою растуды их в печёнку.
– Значит, правду болтали, а я не верила, – охнула бабушка и тут же обнадёжила сама себя, – небось, недорого посчитают, чай деревья не люди. Рази можно такое с людьми вытворять?
– Как знать, – покачал головой дед и встал. – Да, чуть не забыл. Нестерыч завтра придёт, так што готовь магарыч.
– Хосподи, может обождать ещё…
– Жди, не жди, а колоть надо.
– Кого колоть, Борьку? – испугался Ванька, забыв о фуражке.
– Это мы про другое толкуем, – успокоил его дед.
– Дед, попробуй, – Ванька вытащил из кармана заветные яблочки, – с нашей дикарки. Их там полно.
– Для Борьки сгодятся, – попробовал дед и, сморщившись, выплюнул: – бабушку вон угости. – Он усмехнулся и, потрепав внука за вихры, вышел…
Сбивая кочки новыми ботинками, Ванька поднимается вслед за бабушкой по переулку; фуражка великовата и ему приходится то и дело поправлять её свободной рукой, другой рукой он тащит за ручку деревянный самодельный сундучок.
Они выходят на улицу, и в это время их обгоняют соседи; вся расфуфыренная, Васькина мать торжественно несёт огромный букет цветов, за ней едва поспевает сын в новой шерстяной форме и с блестящим ранцем за плечами. Окинув презрительным взглядом Ванькину фланелевую форму и неказистый сундучок, она фыркнула, схватила сына за руку и, раздуваясь от важности, прибавила ходу.
– Вот чешут, – Ванька был обижен невниманием друга. Сундучок оттягивал руку, и он с досадой поставил его на землю. – Не пойду я с сундуком в школу. Вон у Васьки ранец, а я хуже его?
Бабушка в ответ лишь молча вздохнула и, подняв тяжёлый сундучок, поспешила дальше. Как бы, не опоздать.
Ванька постоял, сердито глядя ей вслед, и бросился догонять.
Сопровождаемые взрослыми, со всех сторон к школе торопятся будущие ученики. Подгоняя отстающих, звенит школьный звонок…
Наконец, все собрались во дворе у дверей школы. Родители сбились в сторонке, наблюдая, как их детей учительница выстраивает в линейку.
Напротив первоклашек стояли десятиклассники, выпускники школы. В руках у них были подарки, приготовленные для этого торжества.
– Поздравляем вас с окончанием школы, желаем вам всего хорошего в вашей новой взрослой жизни, которая ждёт вас! – обратилась к ним директор школы, сдерживая волнение.
– А вас, дорогие первоклассники, с началом первого учебного года в вашей жизни! А теперь обменяйтесь подарками на память.
Выпускники вручали подарки первоклассникам, которые в ответ совали им свои скромные дары и смотрели на взрослых с немым восхищением.
Ванька вручил десятикласснице дорогую авторучку, присланную специально для этого случая матерью в посылке, и получил в ответ книгу Николая Дубова «Огни на реке».
Он в волнении прижал заветную книгу к груди, подхватил свой сундучок, подошедшая откуда-то сбоку бабушка всучила ему ещё букет цветов, и Ванька вконец растерялся, окружённый такими же взволнованными первоклассниками, как и он сам.
Звенит первый школьный звонок на урок и, подгоняемые им, будущие ученики спешат к дверям школы, сопровождаемые учительницей и взглядами своих родителей и близких.
Бабушка тоже подождала, пока её внук войдёт в двери и, успокоенная, пошла домой к деду, жаждая рассказать ему о таком важном событии.
Сухопарая учительница в очках строго стучит указкой по заставленному цветами столу, призывая к тишине и порядку взъерошенных галдящих первоклашек:
– Тихо дети! Давайте знакомиться. Меня зовут Мария Михайловна, и я буду учить вас целых четыре года, так что времени у нас будет предостаточно. Сейчас я буду вызывать по списку, каждый должен встать и показаться всему классу: Архангельская Людмила!
Откинув крышку парты, встала красивая нарядная девочка с умным, серьёзным лицом.
– Садись, Люда … Марков Виктор!
Сидящий рядом с Людой сухощавый симпатичный паренёк в шерстяной форме тут же вскочил.
– Журавлёва Таня! Марков может сесть, – улыбнулась учительница.
Паренёк сел, стукнув крышкой, зато встала симпатичная девочка из соседнего ряда и смело оглядела класс, тряхнув косичками.
– Симаков Александр! Побыстрее прошу вставать.
Симак нехотя поднялся, закатив глаза в потолок. Все оживились.
– Косырев Владимир! А Симаков пусть постоит, поучится у других, как надо вставать, – построжала лицом учительница. Класс затих.
Вовка Косырев чинно встал, держась за крышку парты…
Слушая, как вызывают других, Ванька ждал, когда же и его вызовет эта строгая учительница? Ему было не по себе в столь непривычной школьной обстановке. Он посмотрел на красивую Люду Архангельскую, она заметила его взгляд и строго сдвинула брови вразлёт.
Ванька отвернулся, стушевавшись.
– Маресьев Иван! – вдруг донеслось до него, и он вскочил, грохнув крышкой парты так, что вздрогнули сидящие рядом. Уши у него загорелись от непонятного волнения.
– Садись, Маресьев. Не надо так громко стучать крышкой. Прошу всех быть повнимательнее. Устименко Василий! – учительница перевела взгляд на его друга Ваську, и Ванька с облегчением опустился на своё место.
В это время сидящий сзади него Симак схватил Ванькин сундучок и стал насмешливо рассматривать, демонстративно хихикая.
– А сейчас все вынимаем из портфелей тетради и буквари! – снисходительно улыбается учительница, глядя на бестолково суетящихся учеников и, привлечённая вознёй у одной из парт, подходит: – Что случилось?
Ванька уже успел отнять свой сундучок у сидящего сзади Симака. И, весь красный от возмущения и борьбы, раскрывал его. Все засмеялись.
– А чего он с сундуком в школу припёрся?! – на весь класс выразил своё недовольство Симак. – У меня тоже родителей нет, а братан вот, портфель купил, – и он хвастливо поставил на парту свой новый портфель.
Вокруг снова все засмеялись, радуясь неожиданной разрядке.
– Прекрасный сундучок, удобный, – неожиданно для всех похвалила Ванькин сундук учительница. – И пенал, какой необычный, – теперь уже искренне удивилась она, разглядывая самоделку. – Кто тебе сделал?
– Дед, – тихо ответил смущённый Ванька и с гордостью объяснил: – он у меня столяр, дома всю мебель сам сделал; комод, стол со стульями, диван, кровати. Он всё может. А родители мои в Чебоксарах работают, скоро приедут. Насовсем.
– Какой у тебя хороший дедушка, – ласково улыбнулась ему учительница, возвращая пенал. Посрамлённый Симак затих сзади.
– Можно я с Ваней сидеть буду? – поднялся со своего места Васька.
– Конечно, – разрешила учительница, и он пересел к другу.
– Продолжим урок. Тихо дети, внимание! – захлопала она в ладоши, снова призывая к тишине взбудораженный класс…
Лошадь неторопливо везла по улице телегу с дремлющим возле железной бочки возницей. На перекрёстке она привычно остановилась и зафыркала, возница очнулся и, соскочив с телеги, взялся за черпак:
– Кому каросин? – зычно огласил он окрестности, скорее по привычке, так как со всех сторон к нему уже спешили женщины с бидонами, вёдрами, бутылями и банками…
Наглядевшись на это интересное зрелище, друзья пошли дальше.
«Эй, Ванёк!» – Оглянувшись, Ванька увидел насмешливую физиономию Симака и едва увернулся от плевка в свою сторону.
– Попроси деда, он тебе коня деревянного сделает, в школу поскачешь, с сундуком! Ох, умора! – Симак явно нарывался на ссору.
Ванька поставил сундучок и, сжав кулаки, шагнул навстречу недругу.
– Ты чо, драться будешь? – удивился Симак, распаляясь. – Ну, давай, чёрт рыжий, стыкнёмся до первой кровянки!
Но Ваньку этим было не испугать. Постоять за себя он умел, и Симак знал об этом. А идти на попятную было позорно.
– Да ладно, – начал, было, он тянуть канитель, но уже поздно:
– Я тебе за деда!.. – Ванька обхватил Симака за шею и рванул на землю, но тот угрём вывернулся и, стушевавшись, отступил.
– Пошутить нельзя, – растерялся Симак, чувствуя свою неправоту.
– И Ваньком меня больше не зови, а то ещё получишь! – Ванька поднял свой сундучок, и друзья пошли домой, игнорируя смутьяна.
Симак плёлся сзади, обидчиво сопя и досадуя.
– Напугал тоже, Ванька – встань-ка! – взъерепенился запоздало он, но, как говорится, после драки кулаками не машут. – Я тебя на лодку не возьму, – наконец, нашёлся он и взбодрился: – пешком к пещерам потопаешь!
Друзья обернулись, и Симак насторожился.
– Ну и пойдём, – вступился за друга Васька, – без тебя обойдёмся.
– Да ладно, я пошутил, – примиряюще засмеялся Симак и зашагал рядом с ними: – братан разрешил, можем хоть сейчас рвануть.
Ваньке было приятно слышать об этом, и он невольно смягчился, уже по-дружески глянул на приятеля:
– Приходи вечером на огороды, костёр запалим.
– Картоху печь будем, вот здорово! – обрадовался Симак, и добавил: – Птиц пора ловить, огород-то уже весь убрали?
– Картошку осталось просушить, – по – хозяйски ответил Ванька…
И вот он в передней за столом учит уроки: отложив букварь, торопливо пишет в тетради строчки букв, часто обмакивая перо в фарфоровую чернильницу, и стараясь побыстрее закончить. От этого на листе появляются кляксы, но Ванька накрывает их промокашкой и урок готов.
Торопливо входит чем-то расстроенная бабушка и, всхлипывая, бестолково мечется по кухне.
Не успел Ванька, как следует удивиться, появляется дед; кряхтя, он влез на лежанку и, пошарив на запечке, достал длинный нож-финку:
– Ну, я пошёл, мать, – озабоченно посмотрел на бабушку и ушёл.
Ванька встревожился, вскочил и бросился к бабушке:
– Куда дед пошёл, Борьку колоть?
– Пойдём-ка милок, – бабушка увела его в спальню и, усадив на сундук, присела рядом: – што поделаешь, судьба его такая…
Ванька подозрительно часто зашмыгал носом и отвернулся.
– Ты уши-то заткни, так легше будет.
Он закрыл уши руками и настороженно прислушался: вроде тихо.
– Привыкли, чай, к нему, – сквозь слёзы бормотала бабушка, – из поросёнка малого, вон какого здоровущего борова, взрастили…
И вдруг даже сквозь заткнутые уши прорезался истошный, пронзительный Борькин визг и оборвался, а Ванька заплакал, уже не прячась.
– Помогать пойду, – вздохнула бабушка и нехотя побрела на улицу.
– Борька, зачем они тебя так, Борька, – шептал Ванька, сидя в одиночестве и дав волю слезам, затем встал и робко вышел, всё ещё не веря в случившееся несчастье.
То, что он увидел, заставило его содрогнуться от ужаса и отвращения; страшная картина распяленной туши потрясла его и он замер, не в силах отвести глаз от того, что ещё недавно было живым и весёлым боровом.
Туша висела в сарае вниз головой и покачивалась, когда дед поворачивал её, а сосед палил шерсть, водя пламенем горелки по шкуре.
В сторонке бабушка проворно разделывала на дощатом столе внутренности, от вида и запаха которых Ваньку замутило, и он бросился бежать в сад…
Красные языки пламени жадно лижут ботву, трещат стебли и сучья, разгораясь в костёр, и вот уже во всю гудит пламя, освещая лица очарованных необыкновенным чудом мальчишек и ещё более сгущая сумерки.
У Паньки в руках котелок с картошкой, и он преисполнен важности.
– Пора в поход отправляться, а то холодно будет, грязь, – Ванька смотрит на развалившихся вокруг костра друзей, ожидая поддержки.
– В следующее воскресенье отправимся, – решает Сашка, – да, Симак?
Симак молча соглашается, оглядывая огороды:
– Здесь сети с утра как раскинем, и все щеглы наши будут, – мечтает он вслух с блаженной улыбкой.
– Мне синицы нравятся, – возражает Ванька и тяжело вздыхает.
– Щеглы умнее синиц, – авторитетно заявляет Васька; он разворошил прутиком прогоревшую ботву и, взяв услужливо поданный Панькой котелок, вывалил картошку в тлеющие угли, закидав её горячим пеплом.
– Борьку жалко? – глянул он на расстроенного друга, тот кивнул.
– Што, борова закололи? Поедим теперь сальца! – оживился Симак.
Ванька оглядел друзей и содрогнулся, вспоминая:
– Я его зимой из соски молоком поил. Если бы вы слышали, как он страшно кричал перед смертью.
Мальчишки замолчали, наблюдая, как Васька разгребает золу.
– Налетай! – он первым подхватил картофелину, и вот уже все мечут огненные картошки в руках, упрямо отдирая чёрную, обуглившуюся кожицу вместе с картофельным мясом, и с аппетитом жуют их.
– Соль забыли, – сокрушается Панька, хватая очередную картошку.
– Ты и без соли всю слопаешь, – отталкивает его Симак, тщетно шаря в золе палкой. – Так и есть, слопал, ну и дошкольник! – восхищается он с досадой, и друзья неистово хохочут, позабыв обо всём на свете.
Ванька смеётся вместе со всеми, загораясь ещё одной идеей:
– Вот найдём в тех пещерах саблю или ружьё, а может пистоль, в музей сдадим. Дед рассказывал…
– Слыхали мы. Братан говорит, если клад и был, давно растащили.
– Говорят же тебе, не нашли, – накинулся на Симака Васька.
– Фома неверующий! – засмеялся Сашка, и мальчишки в наступающей темноте горячо заспорили о будущем походе.
Вокруг них раскинулось родное подгорье, сады, огороды, источая ароматы зрелой осени…
Панька с молчаливым восхищением смотрел на возвращающихся из школы друзей. Кивнув ему, они остановились у калитки.
– Вечером погуляем? – Ванька покосился в сторону своего сарая.
– А то как же, – с готовностью ответил Симак.
– Уроки учить надо, – неопределенно возразил Васька.
– Пацаны! Тсс… – Симак интригующе округлил глаза и показал пальцем в сторону забора, напротив; из едва приоткрытой калитки подглядывала за ними, прячась, соседская девчонка.
Симак на цыпочках подкрадывается к калитке и, выудив откуда-то из карманов прищепку для белья, ловко защемляет любопытной нос.
Сквозь хохот пацанов слышен тихий плач обиженной девочки, так мечтающей дружить с мальчишками.
– Ладно вам, пусть она выходит, – милостиво разрешил Васька. – Натаха, иди сюда, не бойся. Только не приставай к нам. И не шпионь больше. Тебе всё понятно?
Он сделал строгое лицо, и вышедшая из калитки соседка согласно закивала, обрадовавшись сбывшейся, наконец, мечте.
Панька на всякий случай показал ей язык и скорчил страшную рожу, но соседка не обратила на него никакого внимания. Глупый малыш.
– Ну, пока, – решился, наконец, Васька, и пошёл домой. В один миг пацаны разбежались, оставив в одиночестве девчонку-соседку и Паньку, который тут же помчался прочь, не желая оставаться в её обществе.
Вбежав на своё крыльцо, он столкнулся со старшим братом, собравшимся в город: в отличие от Паньки, это был высокий худой парень с довольно приятной внешностью. Пропустив младшего брата в дом, старший брат спорым шагом вышел в переулок и резво попёр в гору…
Ванька опасливо прошёл мимо безмолвного сарая и в нерешительности остановился: в саду гулял ветер, срывая с деревьев жёлтые листья, сиротливо лежали убранные огороды, и он вздохнул; пора домой …
Отодвинув букварь, он уныло заглянул в тетрадь, где под его кляксами красовалась жирная двойка, похожая на лебедя, и нахмурился, искоса глянув на деда: вдруг дедушка узнает?
– Што, внук, много двоек нахватал? – как в воду глядя, спросил дед.
Ванька отрицательно покачал головой и задумался. Хлопнув дверью, вышел дед, и он оживился: схватил новую тетрадь и, ухмыляясь, стал писать. Затем красным карандашом старательно вывел под написанными строками пятёрку, снова торопливо накарябал чернилами, и снова поставил себе отличную отметку…
Вошла бабушка, и Ванька сделал вид, что учит уроки.
– Учи-учи, – она ласково улыбнулась ему и захлопотала на кухне…
– Бабань, я сегодня десять пятёрок получил! – наконец хвалится Ванька и протягивает ей тетрадь: – Иди, смотри, вот.
– Умница ты моя разумница, – восхищённая бабушка рассматривает пятёрки и бросается к пришедшему деду: – Глянь, отец, десять пятёрок наш отличник-то получил!
Дед удивлённо и недоверчиво смотрит в тетрадь, затем на смутившегося под его взглядом внука и усмехается:
– Многовато што-то, – но его гложет другое и, сунув тетрадь бабушке, он сердито заходил по кухне: – Такие налоги, а за што, спрашивается? Даже дикарку посчитали, язви их в душу! Война давно кончилась, пора бы и передышку народу дать. Так нет, на тебе, тудыттвою растуды!
– Откуда столь денег-то взять, рази напасёшься, – поддакнула она.
– Зато пенсию прибавили, ети их мать! – снова загремел дед, оглядываясь: – Где топор? Порублю всё к чёртовой матери.
Ванька выскочил из-за стола, и не замеченным прошмыгнул в дверь…
Разгневанный дед с топором в руках решительно подходит к яблоням и первой жертвой избирает дикарку; примерив, где рубить, поднимает голову, прикидывая, куда упадёт дерево, и на самой верхушке видит внука, вцепившегося в ствол среди ветвей:
– Слезай, рубить буду!
– Не слезу, – упрямо доносится сверху.
Дед сердито выпрямляется: – Ишь, тоже мне защитник выискался, слезай, говорю!
– Если срубишь, я упаду и разобьюсь!..
Дед озадаченно смотрит на ослушника и, рассердившись вконец, начал было рубить, плюнул в сердцах и, бросив топор, полез за кисетом.
Ванька соскользнул вниз и, прижимая ладонями глубокие раны на дереве, горько заплакал, не в силах сдержаться:
– Зачем рубил? Ведь она живая, ей больно!
Дед трясущимися руками сворачивал козью ножку, просыпая табак мимо: – Ладно, не реви. Вылечим мы её, лучше прежнего будет.
Он улыбнулся внуку, и Ванькины слёзы вмиг просохли: он понял, что яблони спасены…
Помирившиеся дед с внуком пришли во двор. И в это время со стороны переулка раздалась песня, сопровождаемая игрой на гармошке. Это Санька-сосед снова пожаловал в гости. На сей раз, он был хотя и опять хмельной, но приодетый и вёл себя вполне пристойно.
Он ловко перебирал пальцами клавиатуру, растягивая гармошку и напевая очень по-русски; задушевно и разухабисто одновременно.
– Бываешь же ты иногда человеком, Саньк, – довольный им дед улыбнулся. Пение соседа ему понравилось.
Улыбка деда была редкостью, и она подвигла соседа на дальнейшее; он рванул гармошку и запел во весь голос что-то блатное, непристойное. Дед нахмурился, не желая слушать похабщину.
– Эх, жисть наша пропащая!.. – машет тот в ответ рукой и тоскливо вздыхает, рвёт мехи гармошки, дико поёт, вернее, орёт про комаринского мужика, к полному Ванькиному восторгу.
– Конченый человек, забулдыга! – плюёт дед под ноги и уходит, волоча внука за собой…
– Васька, выходи гулять! – соскучившись по другу, Ванька нетерпеливо смотрел в окна на втором этаже; вот выглянул Васька и, покачав отрицательно головой, исчез учить уроки.
Ванька постоял и побрёл к спасённой яблоне. Потрогав забинтованный ствол, сочувственно вздохнул:
– Больно тебе? Не сердись на деда, он больше не будет… Скоро родители приедут, может, останутся насовсем…
Откуда-то примчался Дружок, и Ванька угостил его куском хлеба.
– Мы с дедом будку тебе сделаем, – пообещал он псу, – тогда зимой не замёрзнешь. Ну, пока, – он помахал ему рукой и нехотя пошёл домой, обуреваемый неприятными предчувствиями…
Дед топил печь, и Ванька присел рядом, заглядывая в топку:
– Печку рано ещё топить, – он удивлённо посмотрел на его осунувшееся лицо, потрогал отросшую седую щетину на подбородке: – ты почему не бреешься? Не то зарастёшь, как леший.
– Хвораю я, тёзка. Вот погреюсь на печке, может, отойду ещё.
Ванька оглянулся на вошедшую бабушку и, увидев в её руках свою злополучную тетрадь, насторожился.
– У Галины была? – хмыкнул дед, поглядывая на внука.
– Похвалилась я ей, какие у внучка успехи в учёбе, а она посмотрела и смеётся: тётя Дуся, говорит, это он сам себе пятёрок наставил.
– Ну и плут, – удивился дед, – обманул деда с бабкой и рад радёшенек.
– Вздуть бы его, как сидорову козу. Родителям надо писать, пущай забирают обратно, – она собрала на стол и приказала: – пора ужинать.
– Не буду я, нашего Борьку есть, – запротестовал внук, увидев свинину, и сердито глянул на деда с бабушкой: – пишите, уеду от вас.
– Совсем от рук отбился, – возмутилась бабушка, – ешь, кому говорю!
– Не серчай, – дед подошёл к столу и сел рядом с Ванькой, но тот отвернулся, обиженно сопя.
– Хочешь, анекдот расскажу? О том, как дедушка Ленин с дедушкой Сталиным горячую кашу ели наперегонки?
– Это кто быстрее? – оживился догадливый внук, вновь поворачиваясь к деду. – А какую кашу, манную или гречневую?
– Пшёнку, – пояснил дед, усмехаясь. – Так вот. Дали им по тарелке каши. Дескать, кто быстрее съест, тот смекалистее и умнее. А стало быть, и главнее. Ленин стал осторожно, по краям да поверху кашу снимать ложкой, а Сталин был горяч, нетерпелив, и зачерпывал ложкой глубоко, ел обжигаясь, торопился, стало быть; а Ленин, знай, кушает себе не спеша, так и съел кашу быстрее. Так-то вот.
Анекдот был интересен Ваньке, но он кончился, и Ванька снова вспомнил про свои обиды, снова заклокотал от возмущения:
– Зачем Борьку закололи? И яблони чуть не порубил, дикарку поранил. Рази можно так поступать?
– Мясо да сало откуда, думаешь, берутся? – усмехнулся дед. – Сам должен понимать, а с яблонями погорячился, признаю.
– У всех портфели, а мой сундук не откроешь никак, – негодовал внук, – надо мной пацаны насмехаются.
– Ну, это дело поправимое, – дед взял сундучок и вышел в сени, к верстаку, чинить его…
Ванька отодвинул подальше миску с мясом, и стал есть картошку, тщательно приминая её и осторожно, по краям да поверху снимая ложкой, совсем как дедушка Ленин. Попробовал, было, копнуть глубже, как дедушка Сталин, но обжёгся и бросил ложку.
Входит дед и, поставив сундучок на стол, щёлкает крышкой:
– Видал? – пытается он помириться с внуком, Ванька – ни в какую.
Дед сникает и, шаркая валенками, направляется к лежанке: – Ништо, мясца вам заготовил на зиму, проживёте…
– Хосподи, и чево буровишь, прям как маненький, – забеспокоилась бабушка, укоризненно поглядывая на внука. – Чайку счас попьёшь, на печке полежишь, оно глядишь и полегшает…
По опустевшей пашне прыгала пёстрая птичка, выискивая корм. Вот она с любопытством приблизилась к раскинутым сетям, в это время дёрнулась верёвка и сеть опрокинулась, накрыв зазевавшуюся пичужку.
– Есть! – на весь огород заорали мальчишки, выскакивая из-за кустов.
Ванька завистливо вздохнул и поглядел на свою ловушку-домик, стоящую под дикаркой. Птиц вокруг не было, и он побежал к друзьям…
Симак уже впустил птичку в клетку, и мальчишки наблюдали, как она мечется и кидается грудкой на прутья, стремясь вырваться на волю.
– Щегол! – радовался Васька, устанавливая сети для следующей невольницы. Пашня вмиг опустела, и вновь над ней запорхали птицы…
Ванька уныло поглядывал на торчащую крышку ловушки и прислушивался к торжествующим крикам на пашне; вот мимо него гурьбой прошагали друзья, впереди Симак нёс клетку, в которой сидели пленницы.
– Не опаздывай, встречаемся у лодки, – напомнил он приятелю-неудачнику, любуясь своими птичками.
– Лови-лови, не зевай, – посочувствовал Сашка, и мальчишки убежали делить свою добычу, тут уж не до Ваньки…
Неудачливый птицелов окинул ловушку безнадёжным взглядом и замер: крышка захлопнулась. Не веря своему счастью, подбежал и приложил домик к уху, вслушиваясь: тишина была ему ответом.
– Наверно от ветра захлопнулась, – разочарованно пробурчал он и открыл крышку: из домика на него смотрела перепуганная синица.
Не успел Ванька захлопнуть крышку, как синица выпорхнула и улетела.
Галина вышла из дома и, случайно глянув в соседний двор, увидела Ваньку с пустой ловушкой в руках. Забежав в их вечно раскрытую калитку, она подошла к соседу, который при виде её тут же отвернулся.
– Сердишься на меня? – Ванькина спина выражала непримиримость. – Ты же не маленький, сам понимаешь. Учиться тебе надо, а не деду с бабушкой. Не журись, получишь и ты свою пятёрку, настоящую.
Ванька исподлобья глянул на неё, и Галина улыбнулась: – Мир?
Ванька кивнул: – Галь, ты только замуж не выходи, ладно?
От неожиданности она растерялась: – Почему?
– Когда я вырасту, сам женюсь на тебе! – он серьёзно посмотрел на смутившуюся девушку и побежал в сад: усевшись под яблоней, замечтался…
«Вот они с Галей идут по переулку; она – в белом платье, он – в чёрном костюме с галстуком. Маленький, ниже плеча невесты…»
Ванька нахмурился: нет, так не пойдёт.
«Вот они снова идут по переулку, но теперь он выше её почти на голову. Из калиток выглядывают соседи, восхищённо глазея на счастливую пару и недоумевая: когда же успел вырасти женишок?..»
Ванька улыбался и, сам того не замечая, расхаживал вокруг дикарки. Тут к нему подбежал запыхавшийся друг и вернул к действительности:
– Ты чего, забыл? Мы его ждём, а он под яблоней гарцует!
Ванька оторопело поглядел на него и сломя голову бросился к дому:
– Обожди, я сейчас …
Дед лежал в кровати и, увидев внука, приподнялся, опираясь на руку.
– Дед, меня ребята ждут, к пещерам собрались, – сообщил Ванька нетерпеливо: – когда бабушка придёт из аптеки, ты скажи ей об этом, а то она разволнуется. Ладно?
– Скажу, – дед глядел на внука больными, ввалившимися глазами: – ты того, Ваньк, возвертайся скорее, боюсь, помру, не увидимся больше.
– Мы быстро, – успокоил его Ванька, – на лодке пойдём, с парусом.
Ветер надувал старый парус до отказа, и лодка резво рассекала волны, поскрипывая бортами. Мимо проплывало родное подгорье, поросшие кустарником берега, песчаные отмели, и мальчишки были в полном восторге.
– Глянь, Симак, – встревоженный Ванька показал на течь, от которой вода на дне лодки медленно, но верно прибывала; поверх неё плавала пустая банка из-под консервов.
– Ерунда! – отмахнулся хозяин лодки. – Сашок, мель впереди!
– Вижу, – Сашка длинный уверенно направлял лодку по нужному фарватеру. Панька смирно сидел на скамейке и восхищённо глядел на него.
– А вдруг на мель сядем? – засомневался Васька и вскочил с места. Лодка накренилась и, затрепыхав парусиной, вильнула к отмели.
– Сиди смирно! – заорал Симак и помог Сашке выровнять курс.
– Едва проскочили, – Сашка поглядел за борт, мель удалялась…
– Откуда ты знаешь, где плыть? – не отставал любопытный Васька.
– От верблюда, – Сашка недовольно покосился в его сторону, однако пояснил: – между бакенами держать надо, вот и вся премудрость…
Вода в лодке как-то сразу поднялась и заполнила её почти до половины, она тяжело осела и резко снизила ход. Только тогда все спохватились, и Симак первым всполошенно заорал:
– Сашок, давай к берегу! Тонем, хана!
– Зачем к берегу? – Ванька нашарил на дне утонувшую банку и стал яростно вычерпывать воду: – Держи прямо, Сашок!..
Все, кроме рулевого, принялись за дело; вода пошла на убыль, и лодка продолжала свой путь, приближаясь к повороту. За высоким обрывистым берегом виднелись трубы завода, рядом раскинулась величавая густая роща, скрывая в своих недрах заветные пещеры.
– Приехали, – Сашка направил лодку к быстро надвигающемуся берегу.
Взволнованные мальчишки приготовились к высадке…
И вот они уже торопливо взбирались на высокий холм, поросший могучими дубами. Им не терпелось увидеть загадочные пещеры.
– Раньше наш город крепостью был, Русь от Ногайской Орды защищал, – Ванька с гордостью оглядел остановившихся передохнуть друзей.
– Высока горка, – кивнул Симак на тропинку, петлявшую меж дубами.
– Не мешай. Пусть Ванька дальше брешет, интересно послушать, – перебил его Сашка.
– Я не брешу, дед рассказывал. А в пещерах сам Стенька Разин от буржуев прятался, и Пугачёв город брал, – Ванька перевёл дух. – Знаете, где его построили? На этом месте раньше был волшебный камень – Алатырь! А вокруг текли целебные реки…
– Кончай заливать, – Симаку надоело слушать, и он полез дальше.
– Сходите в музей, темнота! – возмущался Ванька вслед друзьям. – Кто скажет, сколько у нас в городе героев Советского Союза? Ага, не знаете! – торжествовал он, стараясь не отставать.
С высоты холма далеко видны поля и леса, уходящие к горизонту.
Возле обвалившихся пещер земля была затоптана до основания.
– Разинские пещеры, – язвительно поддел Ваньку Симак, и разочарованно огляделся. – Я говорил, нет здесь ничего, и быть не может. Всё давно выгребли до нас.
Тем не менее, мальчишки сосредоточенно полезли внутрь, исследуя все закоулки, и втайне надеясь отыскать клад; обшарив пещеры и их окрестности, неудавшиеся кладоискатели развалились на траве и приуныли.
Симак оглядел друзей и, узрев, что одного не хватает, спросил:
– А где наш дошкольник, ребята?
– Да там, роется как крот, – махнул в сторону одной из пещер Сашка длинный, пренебрежительно ухмыляясь, – надеется.
Пацаны, было, засмеялись над чудаком, но тут из пещеры донёсся торжествующий крик и на свет божий явился весь перепачканный глиной, но сияющий Панька; в руках он держал насквозь проржавевшую кривую саблю.
Пацаны вскочили и обступили счастливца:
– Вот это дошкольник, обскакал нас! – изумился Симак. Васька потрогал саблю и с видом знатока объявил:
– Турецкий ятаган. Такие у янычар были.
– А может, сам Степан Разин сражался здесь с этими янычарами? – вдохновился Ванька, возбуждённо блестя глазами. – Порубал их, они и драпанули, и ятаганы свои побросали.
– Ну и мастер ты брехать! – восхитился Сашка, тоже рассматривая находку. – Дай подержать. Да не бойся, не съем.
– Везёт же дуракам! Может, и мы найдём чего? – встрепенулся, было, раздосадованный Симак, но, вспомнив, что они всё уже облазили, снова прилёг на травку. За ним остальные, а в центре гордо восседал Панька, намертво вцепившийся в свою находку.
Ванька мечтательно смотрел на заросшие бурой травой пещеры, на манящие лесные дали. И разочарование его постепенно улетучивалось.
Симаку же было не до красот:
– Побежали к окопам, может, там повезёт?..
– Вон они, рукой подать, – показал Сашка далеко в поле, когда неутомимые путешественники выбрались из рощи и отмахали уже порядочно, – а вон и завод. Считай, мы уже на месте.
– Кто первый? – обрадовался Симак. – За мной, ура!..
Заросшие кустами и травой окопы выглядели безобидно. Словно и не было здесь жестокой схватки с вражеским десантом. Неподалёку от них тянулись затянутые колючей проволокой заборы военного завода, на вышке маячил часовой.
Ребятам было страсть, как интересно узнать, что за забором?
– Не вышло у фрицев завод взорвать, – Ванька с гордостью огляделся. – Дед говорил, наши бойцы шпиона поймали, от него и про десант узнали. Подготовились к встрече, как следует.
– А почём наши знали, где окопы рыть? – полюбопытствовал Панька.
– Ну и дурила! – Симак похлопал его по голове и кивнул в поле перед окопами: – Линия фронта оттуда приближалась, где же им быть?
Необидчивый Панька крепко прижал к груди свою саблю. И, спрыгнув в окоп, первым исчез за поворотом…
Завалившийся набок блиндаж низко осел крышей, грозя придавить смельчака, но Панька бесстрашно юркнул в щель.
«Нашёл!» – донёсся изнутри его восторженный вопль, и мальчишки один за другим полезли к нему. Панька топтался в углу у ящика, в ожидании подмоги. Сашка длинный с надеждой откинул крышку: пусто.
– Опять ничего. И тут до нас побывали, – то ли огорчился, то ли обрадовался Симак. – Я уж подумал, снова этому недотёпе повезло, – ткнул он Паньку под рёбра, но тот был на седьмом небе от счастья и не заметил тычка, блаженно улыбаясь всем сразу.
– Надо было родиться пораньше, – объяснил Сашка причину их неудач.
Ванька вздохнул и напоследок пошарил в углу за ящиком: пальцы наткнулись на железо, и к радости друзей он вытащил оттуда две ржавые мины, одну за другой.
– Противопехотные, – объяснил всезнающий Васька, показывая на оперение. Симак взял одну мину и небрежно осмотрел:
– Счас как брошу, как жахнет! – решил он постращать друзей и заржал, довольный собой: – Не боись, я шутю.
Ванька отобрал у него свою находку и полез наружу:
– Кончай базарить, домой пора.
– Вместо клада мины нашли, да ещё саблю в придачу, ну и дела! Повезло нам. Пацаны, вернёмся домой, в костёр их заложим, вот уж рванут, так рванут! – наконец-то Симак нашёл применение трофеям и, довольный, бодро зашагал рядом с оживлёнными друзьями. Обратный путь был не близок…
Лодка осела на бок, почти вровень с бортами наполненная водой.
– Приехали, – безнадежно махнул рукой Васька, опускаясь на землю.
– А што, костёрчик запалим, переночуем! – восхитился Симак.
– На берег надо было вытащить, – Сашка сокрушённо покачал головой.
– Есть охота, – выразил общее желание Панька, позабыв на мгновение о своей сабле. Все как один проглотили голодную слюну.
– Хотите, я вам анекдот расскажу? Как дедушка Ленин с дедушкой Сталиным кашу ели? – Ваньке хотелось отвлечь друзей от неприятных мыслей, и ему это удалось. Тема была как нельзя более желанной.
– Значит, кто быстрее съест, тот и главнее. Ясно? Ленин стал по краям ложкой кашу сгребать, а Сталин зачерпывал глубоко, в середине чашки, и обжёгся. А Ленин скушал свою кашу первым, значит, он и главный.
Друзья вокруг него завздыхали мечтательно:
– Да, неплохо бы сейчас кашки-то, – Симак облизнулся. – Я согласен обжигаться, как Сталин. Лишь бы побольше, да с маслом.
– Сначала пшённой с маслом, потом гречневой, с молоком, – неожиданно для всех размечтался Сашка длинный, громко урча пустым животом.
– А я бы гурьевской покушал, – воодушевился Васька, вставая.
– Какой-какой? – удивились друзья незнакомому названию.
– Это манная каша с изюмом, – снисходительно пояснил Васька невеждам. – Просто объеденье. Можете мне верить.
– Домой хочу! – громко заныл Панька, наслушавшийся вкусных историй. Ванька заботливо уложил мины на песок и бросился к лодке; нашарив на дне позабытую всеми банку, стал лихорадочно вычерпывать воду.
Мальчишки выгребали, кто чем мог; руками, кепками, и вода медленно, но верно пошла на убыль…
– У меня дед болеет, мне ночевать здесь нельзя, – бодрился Ванька.
– Щели заткнём, и полный вперёд! – Симак тоже не унывал…
Вскоре лодка была уже на ходу, свежий ветер надувал парус, вселяя в сердца путешественников надежду на скорое возвращение домой…
А вот и подгорье. Всё ближе и ближе.
Ванька с удивлением увидел раскрытые настежь сени и, сунув завёрнутые в фуфайку мины под верстак, захлопнул сенную дверь и вошёл в дом. В квартире толпились соседи; он заметил стоящие у печки чемоданы, тут на него оглянулась Панькина мать и поманила в переднюю.
– Посмотри, иди, кто приехал? – чересчур ласково, что было ей совсем несвойственно, улыбалась Панькина мать.
Ванька заглянул в переднюю и увидел бабушку с мамой, соседей. При соседях он сдержанно подошёл к матери, и они обнялись. Бабушка всхлипнула, и Ванька тревожно огляделся в поисках деда.
– А дед где, бабушка?
– В больницу его отвезли, полечат немного, и он вернётся, – как маленькому, растолковала Ваньке мама, и он встревожился ещё больше.
– Ну ладно, мы пошли, всё будет хорошо. Иван Яковлевич мужик старой закалки, выдержит, – успокоили хозяев соседи и удалились.
Мама с бабушкой занялись распаковкой вещей, и Ванька получил от матери новый настоящий портфель. Он с удовлетворением обследовал его и отложил в сторону. Без деда в квартире было неуютно и пустынно, тихо.
– Мама, ты насовсем приехала, а где папа?
– Пока в гости, сынок, но скоро приедем насовсем. Я насчёт работы разузнаю, и заживём мы все вместе! – обрадовала она сына.
– Слава те хосподи, скорей бы, – посетовала бабушка. – А то старые мы стали, никак за этим пострелом не углядишь. И дед вот захворал.
Она поставила перед внуком миску, и проголодавшийся вконец Ванька с жадностью набросился на еду…
Новый портфель был лёгкий, красивый, с удобной ручкой, и Ванька горделиво поглядывал на прохожих, выставляя его напоказ.
Они с матерью прошли было мимо столярки, но Ванька остановился.
– Мама, пойдём, я тебе покажу, где дед наш работает. Мы с бабушкой часто сюда за стружками приходим. Наберём по мешку, и домой тащим, зимой всё для печки сгодится…
Под грохот станков они вошли в столярку, и Ванька подбежал к знакомому верстаку, за которым всегда работал его дед. На него оглянулся тот самый весёлый парень-балагур.
– Привет, Ванюха. Как там дедушка поживает? Хотим навестить его, да всё никак, работы полно, – сообщил он, продолжая строгать доски.
– Мы с мамой после школы в больнице были, а нас к деду не пустили, – отвечал Ванька, оглядываясь на мать. Та подошла поближе.
– Здрасьте вам, что с Иван Яковличем? – встревожился парень, бросая фуганок. Подошли другие рабочие. Дед пользовался уважением.
– Пока без сознания. Врачи говорят, организм здоровый, надо подождать, – сдержала слёзы мама. Взяв сына за руку, она пошла к выходу, оставив позади столпившихся рабочих…
Ванька молча шагал по улице рядом с матерью, вот они вышли на площадь и, глядя на показавшуюся вдали церковь-музей, он сказал ей:
– Мы с дедом в музей хотели сходить, а он был заперт, – Ваньке стало нестерпимо жаль своего любимого деда, и он отвернулся, скрывая от матери слёзы, посыпавшиеся из глаз.
– Пойдём сейчас сходим? – она глянула на часы.
– Потом как-нибудь, – Ваньке кажется кощунством идти в музей без деда, во всяком случае, сейчас: – да и бабушка ждёт, на вокзал пора.
Мать с удивлением посмотрела на рассудительного сына и только теперь разглядела, как он вырос и повзрослел за минувший год…
Паровоз выпустил пары, и взволнованные пассажиры полезли в вагоны.
– Не привелось с папой поговорить, – всплакнула напоследок мама, обнимая плачущую бабушку, – не расстраивайся, мы скоро приедем. Совсем.
– Управлюсь с божьей помощью, – вздохнула бабушка, утирая слёзы.
– Ну, Ванечка, будь умницей, слушайся бабушку, – мама поцеловала Ваньку на прощанье и заторопилась в вагон…
Огромные красные колеса дёрнулись, закрутились, и поезд поехал: мимо них медленно поплыли вагоны с пассажирами, вызывая лёгкое кружение головы у Ваньки.
Ванька с бабушкой смотрели на мать, высунувшуюся из окна, и махали ей руками, пока поезд не исчез вдали за мостом через Суру.
Тогда они пошли домой, только не через город, как сюда с мамой, а вдоль полотна железной дороги, так было ближе.
По левую руку раскинулось в низине алатырское подгорье, река Алатырь вилась среди полей и перелесков, с правой стороны расположились улицы города, петляя вверх по горе деревянными домами среди садов и огородов, красуясь маковками церквей и радуя глаз своей неброской, милой сердцу красотой.
– Я тебя не брошу, бабаня, помогать буду, – успокаивал внук, – и дед наш поправится, ты не плачь зря.
– Помощник ты мой, – скорбно улыбалась бабушка, поспешая за ним…
Ванька втащил в кухню ведро с картошкой и, спустившись в тесный даже для него подпол, высыпал её в короб из досок. Опасливо оглядев тёмные закоулки, с облегчением выскочил наверх.
В чулане бабушка снова набрала ведро, откидывая в сторону гнильё:
– Ещё малость, – подбодрила она внука, – в подполе не сгниёт.
Ванька с завистью оглядел заготовленные на зиму ряды банок с вареньем и снова потащил ведро в подпол, громко кашляя для храбрости.
Остановившись передохнуть, заглянул в переднюю: с портрета на него внимательно смотрел бравый усатый дед. Его любимая скамеечка сиротливо стояла возле печки, и Ванька присел на неё, открыл отдушину, заглянул в дымоход, закрыл и, тоскливо вздохнув, вышел в сени.
На верстаке среди инструментов он увидел свою ловушку-домик, сработанную дедом, и погладил её. Рядом с фуганком расставил рубанки, разложил стамески, долота…
– Утомился, поди? – выглянула из чулана бабушка, и в это время у входа в сени столпились друзья-приятели:
– Ванька, выходи! Пошли гулять…
Пошарив в кустах, Ванька вытащил заранее спрятанные мины, и компания побежала на дальние огороды, замыкающим был Панька.
– Завтра в музей пойдём, не забыли? – напомнил Ванька друзьям на бегу, но им было не до музеев: предстоящая игра в войну захватила их полностью. Ребята быстро разожгли костёр и, сбившись в кучу, загалдели:
– В войну сыграем али как? – Симаку не терпелось приступить.
– Я диспозицию написал, – Васька вынул из отцовского офицерского планшета листок: – выроем окоп, Панька закладывает мины, и затем атака на фрицев. Ну как, решено?
– А кто фрицы будут? – испуганно полюбопытствовал Панька, прижимая к боку висевшую на верёвке через шею саблю.
– Ты, кто же ещё! – Симак нахлобучил ему на нос шапку и заржал.
– За бугром заляжем и хорэ, – возразил Сашка, – окоп ещё рыть, на фиг.
– Иди ты со своей диспозицией! – тут же поддержал лучшего друга Симак. Васька обиженно спрятал листок и выжидающе посмотрел на Ваньку.
– Так побросаем, – отмахнулся тот, и ребята залегли за кустами.
– Чего разлёгся? – пихнул Паньку Симак. – Беги, закладывай, тетеря.
Окрылённый доверием, Панька схватил мины и побежал к костру; бросив их в огонь, он завопил от ужаса и помчался обратно. Сабля била его по ногам, но он нёсся, не чуя себя. Все замерли в ожидании.
– Проржавели, небось, – не выдержал Ванька и выглянул из-за бугра.
– Ложись! – заорал Васька, и тут один за другим ударили взрывы; над головами распластавшихся мальчишек с визгом пронеслись осколки…
– Никак гром гремит? – удивилась бабушка, выглядывая из сеней.
– Караул! – завопила Панькина мать, выбегая на огороды, – ребяты на минах взорвались! Пашка-то говорил мне вчерась, да я запамятовала, караул!
– Хосподи, помилуй нас грешных, пронеси от беды, – ахнула бабушка и побежала за ней следом. Задыхаясь от ужасных предчувствий, она выбежала на пашню, где тлели угольки размётанного взрывом костра:
– Ваня, голубчик, где ты?..
В палате было тихо и покойно. Бабушка сидела у кровати и заботливо поправляла одеяло, сползшее с больного, с грустью поглядывая на осунувшееся и заросшее седой бородкой лицо своего мужа.
– Ваня, – тихо позвала она, и на её отрешённом от мирской суеты лице промелькнула тень. Сзади томился внук, оглядываясь по сторонам, на него тоже с любопытством поглядывали больные старички на кроватях.
Дед открыл глаза. Увидев свою старуху и внука, усмехнулся.
– Тося приезжала, насчёт работы ходила, интересовалась, говорит, скоро насовсем приедут, у нас жить будут, – заторопилась рассказать хорошие новости бабушка. – Тебя приходила навестить, да не пустили врачи-то, без сознания ты был, сердешный…
– Вояка-то наш чего натворил? – дед кивнул на забинтованную голову внука, и тот подошёл ближе, желая высказаться, но бабушка не дала:
– Да так он, бесился да брякнулся головой об косяк, до свадьбы заживёт, – не хотела беспокоить деда бабушка, и Ванька кивнул согласно, поняв её опасения. Но высказаться всё же решил:
– А я пятёрку сегодня по чистописанию получил, настоящую, – похвалился он, глядя на деда и хватая его за руку, соскучившись.
Дед довольно крепко пожал руку внука в ответ и удовлетворённо прикрыл глаза, утомившись. Бабушка с Ванькой тихо вышли из палаты…
Оглянувшись ещё раз на внушительное здание больницы, бабушка с внуком заторопились домой, обсуждая посещение деда:
– Молодец, што про мины не сказал, деду нельзя волноваться.
– Я што, маленький, разве не понимаю?
– Видел, как дед твой порадовался насчёт пятёрки? С родителями-то хорошо будет, проследят и уроки проверют. Одно плохо, не хотят хозяйствовать. Подгорье наше им не нравится, квартеру им подавай с удобствами, – ворчала вечно недовольная всем бабушка.
– Я из подгорья никуда не поеду, я с тобой жить буду, и с дедом, когда он поправится. Я вас не брошу, – Ванька заботливо нахмурился:
– Дрова пора колоть, а то отсыреют на дворе, не растопишь потом.
Они шли пешком, бабушка экономила на автобусе, который проехал вскоре мимо них, обдав густым облаком пыли, и едва поспешала за внуком, радуясь его словам:
– Умница ты моя разумница, совсем большой стал, рассудительный. Прям вылитый дед…
Ванька стоял у калитки и, небрежно помахивая новым портфелем, предметом вожделенных Панькиных взглядов, о чём-то сосредоточенно думал, весь в себе.
– А Сашка разве не с вами учится? – осмелился, наконец, спросить у него Панька, поправляя поудобнее верёвку с саблей.
– Он во вторую смену, – машинально ответил Ванька и вздохнул.
С крыльца торопливо сбежал Васька, и друзья вышли в переулок.
– Можно, я до школы вас провожу? – увязался за ними и Панька, в это время из соседнего проулка показался Симак:
– Пацаны, обождите меня!..
Ванька внезапно срывается с места и мчится обратно, домой: переложив содержимое портфеля в сундучок, щёлкает крышкой и, довольный, выбегает с ним из дома, оставив в сенях удивлённую бабушку…
Друзья в недоумении переглядываются. Симак незаметно крутит пальцем у виска, мол, свихнулся паренёк.
Из калитки напротив, выглядывает соседская девочка.
Увидев мальчишек, она несмело выходит к ним. Приветливо улыбаясь.
– Натаха, а ну брысь отсюда! Кому говорят? – Симак нетерпим к девчонкам, особенно к таким приставучим. Показывает рукой, мол, готов и щелбана дать по башке.
– Пусть стоит, не жалко, – вновь разрешил Васька.
– Девчонок не держим. Верно, Паньк? – Симак привычно цыкнул в сторону Паньки и тот, так же привычно уклонившись от плевка, расплывается в подобострастной улыбке:
– Есть! – радостно прикладывает руку к кепке Панька, будто он солдат.
– Не есть, а так точно! – хлопает его по затылку Симак.
Кепка слетает с головы дошкольника, и однокашники вихрем бегут в гору, оставив далеко позади заревевшего сиреной Паньку. Выскакивают на Сурско-Набережную улицу…
– После школы куда, в музей пойдём? А может, в кино рванём! – Симак нетерпеливо смотрит на отставшего Паньку.
Ему не стоится на месте. Хочется куда-то бежать, что-то делать.
– Мы и в музей, и в кино успеем, – мудро рассудил Васька, как и полагается будущему учёному. – Да ведь, Вань?
Он недоумённо смотрел на застывшего столбняком друга.
Ванька молчал, с радостным волнением оглядывая раскинувшееся внизу родное подгорье; листва с деревьев вся облетела, и дома среди садов и огородов стояли, словно раздетые. И вдруг среди них он увидел свой дом:
– Вон наш дом, и сад видно, а вон бабушка вышла. Ба-ба-ня!!! – закричал он изо всех сил, напугав приятелей и птиц, гнездившихся на ближайших деревьях. Птицы шумно поднялись в воздух и закружились, загалдели встревоженно над головами беспокойных мальчишек…
Расстояние было велико, и бабушка не услышала, зашла в сени.
Теперь уже все с любопытством рассматривали свои дома и огороды.
– Пошли, а то опоздаем, – напомнил Ванька, и друзья побежали в школу, провожаемые завистливыми взглядами дошкольника.
А над ними, над городом, раскинувшемся среди привольной русской природы, в невысоком осеннем небе кружились птицы, собираясь лететь в дальние края…
Конец