Читать книгу Куда уходит детство - Николай Шмагин - Страница 22

Отец ловко набивал красками, разведёнными в банках, большой трафарет, лежавший сверху на старом одеяле, прямо на полу, дядя Юра придерживал за концы, сидя на корточках.

Вот они осторожно сняли трафарет, и взорам присутствующих предстал новоиспечённый ковёр: три оленя в лесу у родника.

Дядя Митя одобрительно покивал и снова принялся ретушировать старые фотографии, подрисовывая утраченные места. Облокотившись на стол, Ванька наблюдал за ним, поглядывая в окна – там была весна, солнце. Он был наказан матерью за неуспеваемость.

– За что двойку-то получил? – сочувственно поинтересовался дядя.

– За арифметику, не люблю я её, – пробурчал кислый Ванька.

– А кто её любит? Мы тоже вот не особенно, зато рисовать умеем, все художники, – засмеялись дядья вместе с отцом, и Ванька улыбнулся.

Бабушка погладила его по голове, словно маленького, и одарила конфетой.

– Ладно, мать не скоро ещё с работы придёт, – выпрямился отец, хрипло прокашливаясь, – беги, давай, пока её нет, гуляй.

Ванька вскочил и бросился одеваться; скорее на улицу…

Мальчишек на улице не было, и только речные чайки кружились над помойкой посреди дороги, куда все жильцы сваливали хозяйственные отходы.

Вот со двора вышел лысый сосед-дурачок, проживавший на первом этаже с престарелой матерью; подозрительно поглядев на Ваньку, он вылил помои из ведра на дорогу, вспугнув чаек и, запахнув телогрейку на босо тело, почесал обратно домой, бормоча сердито под нос разные ругательства.

Ванька посидел на скамейке у дома, греясь на солнце от нечего делать, показал язык и скорчил рожи двум соседским девчонкам, из дома напротив, чем же дальше заняться?

Подбежал к колонке и попил воды из тугой струи, облившись.

Издалека увидев мать, спешащую с работы с сумками в руках, бросился вверх по лестнице, домой.

Вечер. Мать прибрала со стола после ужина, и отец с дядей Митей разложили снова фотографии, старые иконы – всё это было уже отреставрировано, и готово вернуться к хозяевам. В углу сохли ковры.

Разложив товар по сумкам, братья сели за шахматы, дядя Юра пристроился рядом стоя, чтобы наблюдать за игрой. Ванька рядом с ним, прислушиваясь к бормотанью брата Вовы за стенкой.

Мать с бабушкой успокаивали его, забавляли, а он то смеялся, то разражался рёвом, и тогда взрослые морщились, Ванька морщился больше всех.

– Дядя Митя, расскажи про войну, – попросил племянник, поправляя офицерский ремень на поясе, который он носил дома и на улице, не снимая.

– А что рассказывать, я в заград-отряде служил. Вот отец твой герой, пусть расскажет, как в атаку ходил, как медаль «За отвагу» получил.

– Что такое заград-отряд, дядя? – настырничал племянник.

– Сзади лежали с пулемётами, и своих же бойцов расстреливали, когда те отступали, – тут же откомментировал отец; спохватившись, что сказал лишнее, замолчал. Но было уже поздно.

– Не своих, а отступающих трусов, – побагровел дядя Митя, забыв про игру в шахматы. – Потом мы же последние и были, кто оборону держал. Как начнут фрицы мины бросать, так я вот ногу и потерял.

Ванька сочувственно потрогал дядину ногу, но эта нога оказалась настоящая, а не протез, и дядя с Ванькой рассмеялись. Дядя Юра тоже громко захохотал. Смешно.

– Юрка, за хлебом забыл сходить? Гогочет тут, горбыль! – рассердилась не на шутку бабушка, тыча его своей клюкой под рёбра, и охаживая по горбам.

Дядя Юра ловко и привычно уворачивался, братья наблюдали схватку.

– Утром савтра спекаю, чево пристала, старая, – огрызался дядя Юра, побледнев от неловкости перед племянником и женой брата. Он был глуховат и картавил, мягко выговаривая твёрдые гласные и согласные.

– Как сейчас помню, – понаблюдав за схваткой, вспоминал отец: – командир взвода лейтенант Барангулов получил приказ; прорваться в тыл врага и создать панику. Нас поддержали огоньком, стволов в двести, ну а мы на конях, и навели там шороху. В это время наши бойцы пошли в атаку, смяли линию фронта, а мы присоединились к своим в заранее условленном месте.

Ванька восхищённо смотрел на отца, дядю Митю, забыв про остальных.

– Я всё время богу молилась, чтобы мои сынки живыми домой вернулись, – тоже вспоминала бабушка, прослезившись. – Наголодались мы тут с Юркой во время войны, не приведи господь. Видишь, Ванечка, ковёр с тремя богатырями? – показала она Ваньке ковёр, висящий на стене в маленькой комнате.

– Это дядя Юра твой спичками рисовал. Кистей не было, красок мало. Да ещё на старой клеёнке. Заострит спичку и сидит, мажет. Есть всё равно нечего.

Ванька уважительно поглядел на дядю Юру, на ковёр: три богатыря на конях были словно живые.

– Да, Юра молодец. Я бы не смог спичками написать. Терпения сколько надо, – покачал головой отец, и все жалостливо посмотрели на смущённого вниманием к своей скромной персоне дядю Юру.

– Да, а я помню, как приехал к Николаю в гости, в Чебоксары. Тося дома была, тут Николай приходит с работы; получку, говорит, получил. И выкладывает на стол кучу денег, я прямо обезумел, – глаза у дяди Мити заблестели.

– Пять тысяч тогда получил, заказов было перед октябрьскими праздниками, завались, – уточнил отец, погрустнев от воспоминания о былой столичной жизни.

– Я тогда подумал; зачем я бегаю по этажам конторы с бумагами, инженерик в приплюснутой фуражечке, ногу натираю до крови. И всё за 350 рублей в месяц, – возмущался дядя Митя. – Всё, баста! Тоже стану художником…

Он замолчал было, но любопытство распирало его:

– Да, и такой работы лишиться, не понимаю, – покачал он головой в недоумении, подозрительно поглядывая на невестку. – Признавайся, Николай, за что тебя попёрли? Небось, напился до чёртиков, и подрался, так?

Отец молчал, не желая бередить душу воспоминаниями. Такое не забудешь.

– Ну, чего пристал к брату? А то ты его не знаешь. Напился на банкете, хвастаться начал, а когда меня их директор на танец пригласил, он и взбеленился.

– Так он тебя лапать начал, ну я ему и врезал промеж гляделок чувашских пару раз. Его замы на помощь подлетели, тут и началось.

– Драться ты мастак, а вот соображаешь плохо. Ну, станцевала я один танец. Делов-то. А он директора своего бить бросился. Накостыляли да выбросили на улицу. Еле до дома довела. Кошмар. Стыдно вспомнить.

В комнате наступила неловкая пауза.

– Да ладно, чего уж там, – махнул рукой отец, – просто надоело. Директор чуваш, замы его тоже. Национальные кадры. А я этого не люблю. Вот поедем, заколотим деньжат, – размечтался отец, – глядишь, и домик свой купим, – подмигнул он жене с сыном. Все заулыбались ему, а бабушка чмокнула любимого сына в облысевшую маковку.

– Аминь, – подытожил дядя Митя, и сделал ход: – тебе шах.

– Ах, ты, ёксель-моксель, ёкарный бабай, – задумался отец над ответным ходом. – Ё-к-л-м-н, о-п-р-с-т, – ободряюще кивнул он сыну, и Ванька сел рядом с отцом, болея за него. Он впитывал происходящее и услышанное, как губка воду.

– Нас пятеро, одного не хватает, – пересчитал игроков Генка Черняк, и вдруг увидел соседского мальчишку из дома напротив, вышедшего из ворот погреться на солнышке, поглазеть по сторонам.

– Эй, Венка, давай дуй сюда, нам вратаря не хватает!

И вот мальчишки трое на трое играют в хоккей самодельными клюшками, гоняя тряпичный мяч возле осевшей и потерявшей былой, грозный вид снежной крепости. Остановившись передохнуть, Ванька увидел полузабытую, было, бабушку Маресьеву, и бросился ей навстречу, оставив приятелей.

– Бабуля! Я тебя сразу узнал, – произошла радостная встреча соскучившихся друг по другу родственников.

– Пришла вот вас проведать, как вы тут поживаете? Забыл, небось, бабушку-то с дедом, – причитала бабушка, с трудом поднимаясь по лестнице вслед за лёгким на ногу внуком…

– Сватья пришла, проходи-проходи, раздевайся, – улыбалась ласково папина бабушка, помогая раздеться маминой. – Тосенька, посмотри, кто к нам пришёл, радость-то какая, господи, – позвала она невестку.

Из маленькой комнаты показалась мама с Вовой на руках. Она тоже обрадовалась приходу матери. Дядя Юра засуетился по хозяйству.

Бабушка Маресьева покосилась на чересчур приветливую, как ей показалось, сватью, и присела к столу, оглядывая квартиру.

– Пришла вот навестить, мать всё же, не кто-нибудь, – обиженно поглядела она в сторону дочери, та промолчала, памятуя о прошлом.

– Юрка, сбегай в магазин, хлеба купить надо, к чаю чего-нибудь, сахару пилёного не забудь, прикупи, – распоряжалась бабушка Шмаринова на правах хозяйки дома, бабушка Маресьева благосклонно внимала происходящему, прижимая к себе внука старшего и разглядывая внука младшего.

– Вырос-то как, скоро бегать, поди, будет, – ревниво говорила она, принимая на руки Вову и расцеловывая его. – Грех на мать-то обижаться, чево в жизни не бывает, поругались-помирились, дело житейское, чай, – пеняла она дочери, бабушка Шмаринова молча соглашалась с ней, поглядывая на невестку.

Та тоже оттаяла душой при встрече с матерью. Мир был почти восстановлен. Прибежал дядя Юра из магазина.

– Коленька с Митенькой на работу поехали, мы вот одни пока, без них, – объясняла папина бабушка маминой, глядя, как та прихлёбывает чай из блюдца, и пододвигая к ней поближе конфетки. Суёт и Ваньке.

– Спасибо, пора и честь знать, – чинно поклонилась бабушка Маресьева хозяйке и поднялась, крестясь на иконы. – А то дедушка мой, поди, заждался, один он там без меня, – покосилась она снова на дочь, надевая зимний пиджак и повязывая платок на голову.

– Бабушка, я тебя провожу, – вызвался Ванька, одеваясь.

– До свидания, мама, привет передавай от нас отцу, – провожала мать бабушку, напутствуя сыну: – не заблудись, смотри по дороге.

– Ты чего, мам, я же не маленький, – обиделся Ванька, выскакивая за дверь вслед за бабушкой Маресьевой на лестницу.

Они шли вдвоём по улице, и Ванька рассказывал бабушке про свою жизнь на новом месте, та внимательно слушала внука.

– Друзей у меня здесь полно, Генка Черняк, Венка Пигусов.

– Вася с Панькой про тебя всё спрашивают, когда придёт, говорят, – отвечала бабушка обиженным голосом, – и мы с дедом тоже скучаем.

– Приду скоро, – взрослым голосом пообещал внук и спросил: – ты не знаешь, почему дядя Юра горбатенький такой?

– В детстве они игрались втроём на печке, мать на работе была, вот они и разбаловались, да и уронили младшего братца с печки-то прямо на спинку железной кровати. С тех пор он и захирел, зачах, потом и горбы выросли. Судьба такая, знать, у него на роду написана, – словоохотливо рассказала бабушка внуку и остановилась передохнуть. – Намаялись тогда с ним, страсть.

– А дедушка Шмаринов давно помер?

– В тридцатом ещё. Раскулачивали тогда богатеев-то, он и отдал богу душу, не выдержал, стало быть, потери имущества. Магазин у него большущий был на станции, так-то вот, – заболталась бабушка про прошлое и осеклась, поглядев на внука. Лишнего наговорила. – Ты отца спроси, он тебе расскажет лучше про своих-то родных, – но Ваньку уже интересовало другое.

Он с любопытством смотрел на пацанов, затеявших возле забора игру в деньги. Медные пятаки и серебряные гривенники только отскакивали от досок, и пацаны бросались смотреть, чья деньга оказалась ближе…

– Давай иди домой, а то мать заругается. Скажет, я виновата, – она грустно посмотрела вслед убежавшему внуку и тоже заторопилась к себе домой, оглядываясь и бормоча что-то про себя.

Отец с дядей Митей приехали шумные и оживлённые, с чемоданами в руках. В квартирке сразу стало тесно, зато интересно. Ванька разглядывал привезённую ему отцом новую шерстяную форму с ремнём и фуражкой с кокардой. Предел мечтаний тогдашнего школьника.

Кто победнее, носили фланелевую форму, как Ванька до того. Остальные ходили, кто в чём. Бабушке был подарен платок, матери – кофта, дядя Юра получил зимнюю шапку с кожаным верхом и сразу утонул в ней, размер оказался велик, но он не унывал, наоборот:

– Тёте Наташе оттам, она стелает, – убеждённо говорил он Ваньке.

Вот они выпивают за столом, обедают с дороги, вспоминая поездку:

– Ковры наши сразу расхватали и заказали ещё больше, – хвастался подвыпивший отец, щурясь на окружающих домочадцев. – Фотографии тоже понравились, Митя хорошо придумал.

– И перевыполненный план сразу в карман, – сбалагурил дядя Митя и они ещё больше развеселились, опрокидывая стопки одну за другой.

– Завтра сбегаю кой-куда, дом присмотреть хочу, – сообщил отец матери, сидящей рядом и осуждающе поглядывающей на выпивох.

– Мама сказала, рядом с ними часть дома продают, на Сурско-Набережной. Пока не продали, надо сходить посмотреть.

– Давай завтра с утра, и отправимся, – отец не возражал.

– Часть дома ты потянешь, а то сразу на целый размахнулся, он больших денег стоит, – остудил расходившегося отца старший брат. – Если не хватит, поможем, я дам взаймы, – расщедрился экономный обычно дядя Митя и покосился на скептически усмехнувшуюся невестку.

Бабушка млела и таяла от гордости за своих сыновей, и поглядывала на фото покойного мужа, как бы разделяя с ним радость, пришедшую в их дом.

Ванька щеголял по комнате в новой школьной фуражке, но подпоясанный офицерским ремнём дяди Мити. Мать довольно оглядела его:

– Теперь хорошо. А то старая форма мала, поизносилась, я и не знала, что делать, во что его одеть, – делилась она радостью со свекровью, та согласно кивала в ответ, ласково поглядывая на сыновей и внуков.

– Вот и ладно, что складно. Даст бог, всё наладится теперь…

Семья подъехала к своему новому жилищу на грузовике; мать с Вовой вылезли из кабины, отец с Ванькой выгрузились вместе с вещами из кузова.

Шофёр откинул деревянные борта и помог разгружаться. Правда, скарб был небольшой, и вскоре семья была уже в доме.

Прихожая маленькая, зато комната была просторная с окнами на улицу, большая русская печь вызывала спокойствие и уверенность.

Отец собрал сделанную ещё дедом Маресьевым кроватку-качалку для братца и Вовка сразу же закачался в своём углу, радостно-возбуждённый от таких перемен в их жизни.

Ванька поставил в угол портфель и попросился у матери:

– Можно я к деду с бабушкой сбегаю?

– Небось, по друзьям соскучился, – проницательно глянула на сына мать, – а кто в доме помогать будет, Пушкин?

– Пускай бежит, какая от него ещё польза, сами управимся, – отец был мягче матери, хотя и вспыльчивый до бешенства, и Ванька убежал.

Он вбежал во двор первого в своей алатырской жизни дома и сразу увидел деда с бабушкой; они пилили дрова и не сразу заметили внука.

Радость переполняла его, он подбежал к ним:

– Бабуля, давай я теперь с дедом попилю, – обрадовал он стариков и заступил на бабушкино место. Но теперь он пилил не так как раньше, в далёком детстве, а вполне уверенно, совсем по-взрослому и дед вскоре запыхался, выпрямился, остановившись передохнуть.

– Совсем деда уморил, – сообщил он бабушке её же словами. Она бросила укладывать поленницу, и они радостно заулыбались, особо бабушка.

– Теперь мы соседи, рядом жить будем. Я всё время буду к вам в гости приходить, – утешил Ванька загрустивших, было, от его слов стариков.

«Ваня!» – донеслось до Ванькиных ушей, и он увидел друга, выглядывавшего из окна наверху и призывно машущего ему рукой.

– Пойду к Ваське загляну, – вернул он пилу бабушке и взбежал на крыльцо, ведущее в квартиру друга. Дверь открылась, впустив Ваньку под радостный лай забежавшего во двор Дружка.

Из соседней двери выбежал Панька, почуяв что-то неладное, и тоже взбежал на Васькино крыльцо, застучал в дверь сначала рукой, затем ногой, канюча впустить и его на правах друга. Дверь нехотя открылась, и Панька радостно ворвался внутрь…

Дед с бабушкой закончили работу и дед, поставив козлы у сарая, пошёл в дом вслед за бабушкой, когда в калитку на правах соседей вбежали Симак вместе с неразлучным Сашкой длинным.

Они тоже поднялись на Васькино крыльцо и забухали в дверь ногами. Наконец, многострадальная дверь открылась и выпустила на волю троих соскучившихся друг по другу друзей. Вместе с новоприбывшими они сбежали с крыльца. Состоялась долгожданная встреча закадычных друзей-приятелей:

– Ты чо, опять к нам жить приехал? – поинтересовался Симак.

– Он теперь на Сурско-Набережной живёт, рядом с Откосовыми, – ответил за друга Васька, довольный передышкой в уроках. Не тут-то было.

Снова открылась дверь, и друзья увидели грозную Васькину мать:

– Вася, не забывай про уроки! – она презрительно оглядела сорванцов и покачала головой, дескать, куда денешься от таких соседей.

– Побежали на Суру, поглядим! – Ванькина идея пришлась всем по вкусу, и компания помчалась вниз по переулку, к реке.

– Вася, не бегай долго, простудишься! – закричала им вслед Марь Васильевна, но мальчишек уже и след простыл.

По переулку спускался пьяный в лоскуты дядя Саня Лабуркин, сосед, горланя какую-то непотребную песню, и Дружок испуганно убежал в проулок напротив, ведущий в Сандулеи, а Марь Васильевна поглядела-послушала и плотно закрыла за собой дверь, не забыв запереть её на засов.

В новом доме было по-новому уютно и тепло. Вовка спал в своей кроватке, а Ванька сидел за столом и рассматривал привезённые отцом книги: быстро пролистав унылые картинки блокадного Ленинграда, нарисованные художником Пахомовым, он взялся за альбом Брюллова и, просмотрев красочные портреты, приступил к изучению сумрачных картин Рембрандта.

– Изучаешь? – подсел к нему отец, пришедший со двора. – Про жизнь Рембрандта почитай, я оторваться не мог. Интересно. Особо про сына его, Титуса ван Рейна. Да, Рембрандт был настоящий художник, мастер.

Мать стучала посудой в прихожей, убиралась. За окнами синел вечер, сопел брат в кроватке, и Ванька тоже зевнул.

Мать выглянула из прихожей, посмотрела на своих сморившихся мужчин:

– Скоро будем ложиться, потерпите немного. Я сейчас, домою вот.

– Хочешь, я портрет твой напишу? – вдохновлённый просмотром работ великого художника, спросил отец сына. Ванька неопределённо пожал плечами, но отец уже загорелся идеей портрета старшего сына.

Вынув из-за печки подрамник, примерил холст, открыл этюдник и проверил наличие кистей, красок. Ванька тоже увлёкся, следя за отцом.

Мать разобрала кровать, затем постелила Ваньке на печке, уложила Вовку в кроватке как следует, и вскоре все уже спали. Было слышно, как за стеной стучали и разговаривали соседи, лаяла соседская собака на запоздалого прохожего, и Ванька улыбался сквозь сон, чутко реагируя на эти звуки…

Школьный двор оживлённо шумит: идёт урок физкультуры. Девочки прыгают в высоту, мальчики в длину. Тётя Дуся граблями зачищает песок после каждого прыжка, громко ворча и ругаясь беззлобно.

Прыгнул Вовка Косырев, теперь настала Ванькина очередь.

Он приготовился и по команде учительницы помчался: разбежавшись, оттолкнулся от доски и прыгнул…

Приземлился дальше других, на зависть одноклассникам.

– Маресьев прыгнул на отлично. А ты, Косырев, что же отстаёшь? – Мария Михайловна была строга и справедлива, как всегда.

Косырев злобно стрельнул глазами в сторону Ваньки, но промолчал: сказать было нечего. К прыжку готовился Витя Марков, спортсмен и отличник.

Он тоже прыгнул на отлично. И Ванька стал смотреть на девочек.

Девочки зааплодировали, когда планку высоты ловко взяла Таня Журавлёва. Следом за ней помчалась отличница Галя Петрова, но сбила планку и, сконфуженная, отошла в сторону.

– Теперь поменяемся местами; девочки прыгают в длину, мальчики в высоту. Побыстрее, урок заканчивается, – скомандовала учительница.

В высоту Ванька прыгал гораздо хуже и сбил планку.

Зато Вовка Косырев прыгнул выше других, перепрыгнул даже Маркова, и победно посматривал в сторону Ваньки.

Зазвенел звонок, паритет был достигнут, и соперники побежали в школу, за ними потянулись другие ученики. Перемена так коротка, а надо ещё переодеться и подготовиться к следующему уроку…

Мальчишки не спеша шли домой после школы; один за другим они расходились в разные стороны. Ванька остался наедине с Вовкой. Они шли молча, не глядя друг на друга, но включив боковое зрение.

На Кировской их догнал, как обычно, Васька, и они пошли втроём.

– Давай сегодня в городскую библиотеку запишемся, или завтра сгоняем, – предложил другу Васька, но тот вяло махнул рукой. Настроение у Ваньки было препоганое и портилось ещё больше по мере приближения к дому.

– Он опять двойку по арифметике схлопотал, мамаша теперь ему задаст, – злорадно пояснил Вовка, и Васька сочувственно глянул на двоечника.

Они остановились у Ванькиного дома, постояли недолго, и Васька пошёл дальше к переулку уже в одиночестве.

– Теперь мы соседи, – примиряюще сказал Вовка и Ванька кивнул.

Из ворот дома вышел Юрка Откосов, тоже новый сосед Ваньки, и присоединился к стоящим. Они помолчали, изучая друг друга.

– А ты в школе не был? – спросил Вовка у Юрки, и тот отрицательно помотал головой, хитро ухмыльнулся:

– Я болею, простыл. Куда она денется, эта школа? Находимся ещё, верно, Ванька? – он по-дружески хлопнул Ваньку по плечу.

– Ладно, мне домой пора, – Ванька пошёл к себе домой, новые товарищи изучающе смотрели ему вслед, словно размышляя, принимать его в свою команду или нет. Они явно сомневались.

– Надо о нём Чистилю рассказать, как думаешь?

– Верно. Он сразу его расколет, а там будем посмотреть …

Ванька сидел за столом и учил уроки. Вот он открыл дневник, хмуро полюбовался двойкой и стал стирать её резинкой. Он так увлёкся, что не заметил пришедшего отца, пока тот не подошёл и молча наблюдал за работой сына.

Ванька вздрогнул и оглянулся, прикрыл двойку рукой.

– Я тоже двойки стирал, – успокоил отец сына. – Не бойся, я матери не скажу. Только она всё равно узнает, тебе же хуже будет. По арифметике получил? – наклонился отец к дневнику. Посмотрев, отошёл.

Ванька вздохнул, а отец достал подрамник с натянутым холстом, этюдник и удобно расположился у окна на табурете; прямо перед собой на стуле он установил холст, разложил краски, приготовил нужные кисти, налил в баночку разбавитель и, довольный собой, поглядел в окно. Осталось только подождать, пока сын закончит свои уроки…

Он готовился писать портрет и наблюдал, как сын закончил уроки и стал запихивать учебники в портфель, спрятав дневник подальше.

– Давай садись. Начнём, пока матери нет, – позвал он сына и усадил его на стул возле печки. Поправив белый воротничок на новой форме и алый галстук, отец удовлетворённо оглядел сына и принялся за работу.

Ванька задумался о чём-то своём, глядя в окно, отец увлечённо работал, и они проморгали тот момент, когда пришла мать.

Тут же проснулся Вова и заорал, вскочив в своей кроватке.

– Рисуете? – злорадно протянула мать, увидев нетронутое молоко в бутылочке для Вовы. – Ребёнок голодный остался, без полдника, а им хоть бы хны! – бушевала мать, выхватывая Вову из кроватки и пихая ему бутылочку с молоком в руки. Вова тут же успокоился и принялся за полдник.

Отец с Ванькой виновато молчали, посматривая на него.

– Я на работе целый день, приду домой, тут тоже конь не валялся. Ты хотя бы ужин приготовил, а то или у своей родни сидит, в шахматы с Митей играет, или дома рисует, – ругала мать отца, и тот не выдержал, вспылил:

– Хватит, не то всю плешь пропилишь. Надоело.

– Если надоело, так работать иди, нечего баклуши бить.

– Скоро поеду в Канаш, церковь в реставрацию сдают, настенная живопись облезла, приглашают меня. Это большие деньги, – набивал себе цену отец, но мать неумолима, как приговор в суде:

– Халтура, она и есть халтура. Иди на фабрику оформителем, там зарплата каждый месяц, и стаж идёт. А то пропьёте деньги с братцем да с друзьями, а есть каждый день надо.

Отец вскочил и выбежал из дома, лишь бы подальше от бесконечных скандалов. Настала Ванькина очередь, и он обречённо вздохнул.

– Сейчас отдохну, ужин приготовлю, и уроками займёмся. Как я погляжу, не успел наверно со школы прийти, сразу рисовать.

– Я учил, – неуверенно отвечал Ванька, но мать не проведёшь:

– Вот и посмотрим, чего ты научил. Дневник приготовь, проверю.

Ванька сник, отдаваясь воле судьбы…

Он сидит за столом, и всё пишет и пишет, шлифуя свой почерк и посматривая на сердитую мать, которая строго следит за его работой.

– Опять напартачил, так не пойдёт, – она твёрдой рукой вырывает очередной лист из тетради, и Ванька снова пишет длинный текст из учебника литературы, отобранный специально для него матерью.

Наконец, ей надоело возиться с сыном, и Ванька радостно вздохнул, почуяв слабину. Так и есть, интуиция не подвела его.

– Хватит на сегодня, завтра продолжим. Ты обязательно будешь у меня отличником, как Вася. Ты что, хуже его? Да и Мария Михайловна верит в твои способности, – тут мать с некоторым сомнением оглядела сына, который сразу же забыл про уроки. – Ладно, погуляй с полчасика, и домой. Перед домом гуляй, в подгорье не бегай, уже поздно.

Ванька со всех ног кинулся одеваться, пока она не вспомнила про дневник.

Он выбежал во двор дома и у своего сарая увидел отца, который вышел из уборной и теперь смотрел в небо, задрав голову. Ванька последовал его примеру, и они вдвоём стали любоваться звёздами, усыпавшими небосклон.

Внизу, в подгорье лаяли собаки, чуя волков за рекой, а у них во дворе было тихо, лишь горели окна в доме у соседей.

– Вон большая медведица, а рядом малая, видишь? – показывал отец сыну, но сын был хорошо знаком со звёздным небом и в ответ тоже показал отцу:

– А вон млечный путь, это вот полярная звезда.

Отец удивлённо посмотрел на сына и Ванька пояснил:

– Мы с Васькой астрономию давно уже изучаем, с первого класса.

– Ладно, хорош, пойдём домой. Мать, наверное, заждалась, – глубоко вдохнул напоследок свежего воздуха отец, и они подались в свой новый, уже обжитый дом, с любопытством заглядывая в ярко освещённые окна соседей.

– Мама не смотрела дневник, – счёл нужным сказать сын.

– Устала, наверное, на работе, но ты не обольщайся, завтра посмотрит, тогда задаст тебе перцу, только держись, – постращал отец сына, закрывая входную дверь на крючок. В коридоре было темно.

Отец на ощупь нашёл дверь в комнату и открыл её: Ванька зажмурился от яркого света и тепла, пахнувшего навстречу.

В маленькой прихожей было тесно, но отец с сыном дружно раздевались и вешали одежду на вешалку, снимали обувь, не замечая неудобств. Это был их дом, пусть и небольшой, но собственный…

По пашне прыгали скворцы, налетевшие целой стайкой в поисках червяков и другой живности. Ванька с матерью и отцом вышли копать огород.

Соседи уже давно копали, о чём свидетельствовала полоса свежевскопанной земли, по которой сновали скворцы, отгоняя воробьёв и синиц.

– Здрасьте, дорогие соседушки, – с ироничной улыбкой приветствовала их тётя Настя, а дядя Гриша молча кивнул, не отрываясь от работы. – Чой-то запоздали вы малость, проспали, небось?

– Устаю на работе, тётя Настя, – пожаловалась мать, и соседка сочувственно покачала головой, поглядывая на отца, с энтузиазмом взявшегося за вспашку.

Покопав немного вместе со всеми, отец вдруг разделил участок пашни на три равные части, и стал копать свою часть, поближе к тропинке.

Ванька старался изо всех сил, но за матерью ему было не угнаться, как впрочем, и за отцом. Припекало солнце, становилось жарко.

Отец устал, непривычный к тяжёлому труду на земле. Отерев пот со лба, он покопал ещё немного и бросил лопату, чертыхаясь:

– Я художник, а не крестьянин. И горло саднит. Заплатим, вскопают весь огород за деньги-то. Найди кого-нибудь, слышишь?

– Лодырь ты, а не художник. Мама права, – рассердилась мать, глядя, как отец плюнул с досады и полез вверх по тропинке, бросив их на произвол судьбы, но мать с сыном решили не сдаваться:

– Сами вскопаем, не впервой, – мама с сыном ещё усерднее принялись за работу, и вскоре у Ваньки образовались волдыри на руках, но он не жаловался.

Завидев деда с бабушкой, вышедших на свой огород с лопатами, Ванька радостно замахал им руками, мать тоже выпрямилась.

– Надо бы маме с папой помочь, – она обвела свою обширную пашню взглядом и снова стала копать. – Отец твой подвёл нас, работничек.

– Мама, ты глянь, тётя Лида с тётей Нюрой пришли, и Юрка со Славкой, – снова обрадовался Ванька, увидев своих тёток и братьев троюродных, пришедших на помощь бабушке с дедом.

– Слава богу, – тоже обрадовалась мама приходу родственников.

– Можно, я к ним сбегаю?

– Беги уж, я сама докопаю …

Ванька помчался через огороды и вот он уже рядом со своими родными, о чём-то толкует с братьями, забыв про работу, больше мешаясь под ногами взрослых, чем помогая им; мальчишки ещё совсем, подростки.

Вот на огородах появились Васька и Панька с родителями, мальчишки объединились в ватагу и умчались куда-то по своим делам.

Мать вздохнула и снова принялась копать свой новый огород вместе со своими новыми соседями. На душе у неё стало гораздо легче…

Ванька с Васькой вышли из школы и целеустремлённо направились к Дому пионеров, что на Ленинской улице. Они боялись опоздать.

– Переходи к нам в кружок, мы скоро настоящий планер запускать будем. Я сейчас макет «У-2» заканчиваю, здоровски получается, – уговаривал Васька товарища, но тот небрежно отмахнулся, не оценив грандиозности замыслов.

– У вас скукотища, реечки клеить, больно надо. Мы костюм водолаза изучаем, скафандр называется, знаешь? Азбуку Морзе зубрим, на сигнальных флажках переговариваться учимся, как настоящие матросы. Понятно?

Полные разногласий, они подбежали к зданию с вывеской: «Дом пионеров».

Васька скрылся за дверью, торопясь в свой кружок, а Ванька побежал дальше. Ему тоже опаздывать ни к чему. Не любил он этого, так дед научил.

Вот и его здание с вывеской: «ДОСААФ».

В просторной комнате уже начались занятия: бравый моряк-отставник, которого Ванька встречал не раз в обществе тёти Лиды, объяснял ребятам устройство глубоководного водолазного костюма, скафандра, показывая, как надевается он на водолаза, как завинчивается шлем, как подаётся воздух.

Рядом с ним стоял Юрка и внимательно слушал руководителя кружка на правах почти родственника. Увидев Ваньку, Юрка важно подмигнул ему и снова углубился в изучение предмета.

«Лидкин хахаль», – вспомнил Ванька высказывание его бабушки на счёт моряка-отставника, и с любопытством уставился на него, тоже стал слушать и смотреть во все глаза вместе со всеми, представляя, как он в таком водолазном костюме ходит по дну океана, а над ним плавают акулы…

Ванька вбежал домой и, бросив портфель на стул, увидел бабушку, укачивающую брата. Она сердито погрозила ему пальцем, призывая к тишине, и снова стала раскачивать кроватку, напевая что-то.

Ванька сел в прихожей за стол и стал жадно поглощать приготовленную для него еду, он был голодный, как волк. Подошла бабушка и зашептала ему:

– Потише ходи, а то Вовку разбудишь, слон. Я пошла, дома у самой дел полно, дед один там хворый мается. Мать записку для тебя оставила, на столе лежит. За хозяина остаёшься, – она ушла, а Ванька подбежал к столу:

«Сынок, уберись по дому, с братом поиграй, будешь умницей – 50 копеек получишь в награду за труды. Мама», – прочитал он, и рьяно стал заниматься хозяйством; приволок ведро воды, тщательно вымыл пол, покрикивая на проснувшегося братца. И тот не плакал, зачарованно наблюдая за действиями старшего брата, которого он боялся и беспрекословно слушался.

Переделав все дела, он уселся за стол и стал глядеть в окно на улицу, поджидая мать с работы. Братик играл на полу с игрушками, по радио шла какая-то передача, и Ванька прибавил звук, стал слушать радиопостановку:

«Ирина, Ирина, – звал слабохарактерный царь Фёдор, – скорее позови шурина. Борис!..» – Ванька так заслушался, что едва не прозевал мать, шедшую с работы; она торопилась по улице с сумками в руках, и Ванька побежал её встречать, строго цыкнув на братца, чтобы сидел смирно.

– Вижу-вижу, порядок навёл, с Вовиком играешься, – оценила мать старания сына. – Сейчас ужин приготовлю, об уроках, поди, забыл?

– Так завтра воскресенье, мама, какие уроки? – напомнил Ванька, и она согласно замолчала, вышла в коридор и стала накачивать примус, стучать кастрюлями. Ванька показал братику кулак и тот, собравшись, было, заплакать, замолчал, преданно глядя на старшего брата.

За окном сгущалась синь наступающего вечера, по улице мимо их окон прошёл кто-то, и снова стало тихо и безлюдно…

Утро. Ванька включил радио: «Шупашкар колозят…» – заговорили по-чувашски, но он привык к этому ещё в Чебоксарах, улавливая знакомые слова. Настроение у него было безоблачное, у братца тоже.

Воскресная передача «С добрым утром» пришла на смену местному радио, и настроение братьев улучшилось ещё больше.

– Отец, когда приедет? – спросил Ванька у матери, хлопочущей по хозяйству. Та промолчала и в сердцах застучала посудой ещё громче.

Тогда Ванька открыл книгу, в которой рассказывалось про жизнь и творчество художника Рембрандта, и стал читать, помня наказ отца, и искоса приглядывая за братцем, чтобы не набедокурил.

Затем, по радио начали передавать сказку «Приключения Буратино», и Ванька невольно заслушался, отложив книгу в сторону. Мать поставила перед ним тарелку с манной кашей, и он стал завтракать, слушая сказку вместе с братиком Вовой, который тоже завтракал под чутким руководством матери.

– Можно, я с Васькой в кино пойду? – увидев, что мать улыбается, тут же спросил Ванька, и она утвердительно кивнула. Взяв ридикюль, она щёлкнула замочком и, порывшись в кошельке, вручила ему обещанные ещё вчера 50 копеек. Подумав, добавила ещё 50, и Ванька расцвёл от неожиданности.

Вскочив, он стал собираться на улицу…

Мать с грустной улыбкой прослушала, как сын простучал каблуками по коридору и хлопнул дверью. Взяв Вовика на руки, стала тоже собирать его на улицу, и Вовик радостно засмеялся, догадавшись об этом.

– Мы с тобой к бабушке с дедушкой пойдём, в гости, вот они обрадуются, скажут: кто это к нам пришёл, такой красавчик и умник. Потом погуляем там по саду, и домой вернёмся, – рассказывала она сынишке, и тот, в полном восторге, слушал свою любимую маму, торопясь как можно быстрее оказаться на улице…

– Здорово, я бык, а ты корова! – Симак пожал Ванькину руку, и компания во главе с Васькой торопливо зашагала по направлению к кинотеатру «АРС». Шествие замыкал, как всегда, Панька…

Простояв очередь у кассы, и купив билеты, мальчишки вошли в фойе и купили себе по мороженому в вафельных стаканчиках. Паньке не хватило на мороженое, и он завистливо поглядывал на счастливцев, глотая слюну.

Прозвенел третий звонок, и мальчишки заняли свои места во втором ряду согласно купленным билетам. Они вертели головами и чувствовали себя чудесно в шумном просмотровом зале, наполненным самым разновозрастным людом.

Погас свет, и взорам очарованных друзей предстала необыкновенно прекрасная для неискушённого зрителя кинокомедия: «Черноморочка».

Ванька сидел, не сводя глаз с экрана, друзья тоже…

Выйдя на улицу, пацаны кто как мог, пересказывали особо понравившиеся места из фильма, больше всех старался Симак, приплясывая под героиню и наступая на оторопевшего Паньку.

В Ванькиных ушах ещё звучали песни, мелодии и танцы. Перед его внутренним взором мелькали лица героев, и он шёл, молча переживая увиденное чудо, уже скучая и мечтая снова увидеть его.

– Давайте завтра ещё сходим, после уроков? – предложил он.

– Понравилась черноморочка? Я бы тоже не отказался от такой красотки, – скорчил рожу Симак. – Можем и завтра, и каждый день ходить, чать, целый месяц будут крутить, успеем насмотреться.

В шебутной голове его родилась новая идея, и он остановился:

– Пойдёмте со мной, не прогадаете. Я вам таких наших черноморочек покажу, ахнете! Ляжете и не встанете, гадом буду.

Ватага дружно побежала вслед за выдумщиком, и вскоре была возле городской бани. Пацаны недоумённо переглядывались.

– Не пойду я в баню, – заупрямился недогадливый Панька, остальные тоже мало чего понимали, ожидая дальнейшего развития событий.

Симак таинственно махнул им рукой и повёл за угол бани, к окнам, низко расположенным над землёй и замазанным белой краской. Мальчишкам стало беспокойно, они озирались по сторонам, опасаясь, не заругает ли их кто-нибудь из взрослых, если увидит.

Симак ловко подобрался к одному из окон, где краска была соскоблена, и пригласил друзей на просмотр; пацаны по очереди приникали к окну и, смущённые, отходили в сторону.

Настала Ванькина очередь. Он заглянул внутрь; это было женское отделение, и Ванька увидел, как женщины моются, не догадываясь, что за ними могут подсматривать. Они разговаривали, тёрли друг другу спины, мыли детишек, и Ванька вспомнил себя в этой бане с бабушкой в далёком раннем детстве. Но это было так давно, что казалось неправдой.

Женщины наклонялись, мыли толстые ноги и необъятные по разумению мальчишек, задницы, большие груди, окатывали себя водой из шаек, и Ванька засмотрелся, было, такой непривычной была картина, потом отпрянул от окна и подошёл к возбуждённым мальчишкам.

– Ну, как, хороши черноморочки? – ржал довольный Симак, показывая руками необъятность увиденных женских задниц и грудей.

– Так они старые все, – разочарованно махнул рукой Васька, и пацаны взволнованно засмеялись.

– Там есть одна ничего, не скажи, – размечтался Сашка длинный, вызвав новый бурный приступ веселья товарищей.

– В «Октябре» скоро «Тайны двух океанов» показывать будут, две серии! Вот уж тогда поглядим, – размечтался Ванька. – Говорят, про подводников и шпионов. Приключенческий фильм.

– Лады. Пошли к себе в подгорье, покурим, – Симак показал товарищам пачку «Прибоя» и компания поспешила домой, в родное подгорье.

– Хотя Ванёк теперь не наш, он уже городской, – подначил, было, Ваньку злой на язык Симак, но получил от Сашки длинного тычок под рёбра в знак того, что он не прав, и смягчил свою позицию: – наполовину наш, наполовину городской, это уж верняк.

Пацаны не обращали внимания на его трёп, торопясь побыстрее оказаться на месте, в ожидании нового и не менее увлекательного приключения: посмолить папиросками и поболтать о разном. Ведь они сами уже почти взрослые.

Панька старался не отставать от старших, завистливо поглядывая на карман товарища, в котором лежала заветная пачка папирос.

Мария Михайловна взволнованно оглядела свой любимый класс, где принаряженные ученики чинно сидели парами в ожидании прощальной речи своей строгой, бессменной учительницы.

– Ну вот, дорогие мои, сейчас не только последний урок в этом учебном году, после него вы станете учениками пятого класса, и осенью пойдёте уже в другое здание школы. Там у вас будут разные учителя, классный руководитель, новые предметы, и вы узнаете много нового, станете на ступень взрослее.

Ванька переглянулся с Таней Журавлёвой, другие тоже недоумевали, что такое приключилось с их обычно строгой учительницей.

– Я хочу, чтобы вы всегда помнили свою первую школу, не забывали и обо мне, своей первой учительнице. Вы всегда останетесь в моей памяти такими, как сейчас, даже когда вырастете и станете взрослыми людьми.

– Мы вас никогда не забудем, Марь Михайловна! – вскочила отличница Галя Петрова и, подбежав к учительнице, прижалась к ней.

Мария Михайловна приложила платочек к повлажневшим глазам, в классе все взволнованно задвигались. Прозвенел последний звонок, разряжая обстановку и все шумно вскочили из-за парт, обступили свою учительницу.

Они ещё не осознавали важности происходящего. Они радовались, что закончились уроки, и впереди у них целое лето, каникулы. А что будет после, так до этого ещё так далеко, когда это ещё будет?..

– А сейчас сделаем фото на память. Все идите за мной, и тётю Дусю позовите, – ученики вышли из класса следом за Марь Михайловной и выстроились вдоль стены коридора.

Фотограф установил треногу с фотоаппаратом, усадил и расставил учеников вокруг своей первой учительницы. Марь Михайловна сидела в центре на стуле. Сбоку к стоящим ученикам пристроилась тётя Дуся, и все впервые увидели её смущённую улыбку.

– Приготовились! – скомандовал фотограф и приник к фотоаппарату.

Вспышка на миг ослепила всех:

– Есть, все свободны …

Ванька с Вовкой, как соседи, спешили домой уже вместе. На Кировской их настигли Васька с Симаком, и все радостно засмеялись, размахивая портфелями. Со школой покончено до осени. А впереди их ожидало долгожданное лето.

– «Черноморочку» твою наконец-то убрали, – сообщил Симак Ваньке. – Теперь «Подвиг разведчика» идёт. Железный фильм, сгоняем, дружбаны?

Дружбаны согласно закивали, продолжая путь к дому.

У Ванькиного крыльца компания остановилась. Подошли Толька Чистяков со своим извечным адьютантом Витькой, оба из соседнего двухэтажного барака, вышел Юрка Откосов из своего дома.

Хулиганистый Толька Чистяков оглядел мелюзгу, покуривая папиросу. Он был старше года на два и важно вытащил из кармана пачку «Беломорканала», протягивая ребятам и предлагая закурить.

– Ух, ты, ништяк, – не стушевался Симак и вытянул из пачки сразу две штуки. – Это про запас, хорэ?

Остальные не решались, переглядываясь.

– Давайте на огородах покурим, вечерком, – предложил Симак, и все согласились. На крыльце показалась Ванькина мать, подозрительно оглядывая компанию и особенно Тольку Чистякова с Симаком. Они ей явно не нравились, те тоже не питали нежных чувств к этой строгой, и сердитой соседке.

– Ваня, пора домой, – скомандовала она и улыбнулась Ваське, игнорируя других: – Вася, заходи к нам в гости, давно тебя не видела. У Вани много книг по искусству, заходи, не стесняйся.

– Зайду, тётя Тося, – отвечал Васька под смешки приятелей.

Ванька попрощался с друзьями и пошёл домой, сопровождаемый насмешливыми комментариями Тольки Чистякова:

– Ваня, пора домой, заходи Вася, не стесняйся, – передразнивал он Ванькину мать под гогот приятелей. Ванька сердито оглянулся на насмешника.

– Он ещё оглядывается, напужал меня, ой, помираю! – ёрничал Толька, но компания после Ванькиного ухода распалась; Васька с Симаком побежали в подгорье, Вовка Косырев домой, Юрку Откосова позвал отец и он тоже ушёл, а Толька Чистяков с адьютантом Витькой большим побрели к своему бараку…

Родное подгорье утопало в цветеньи своих садов; цвела сирень пышным цветом, черёмуха, вишни и яблони, по откосам оврагов сплошным ковром раскрылись ландыши, стайки птиц перелетали с дерева на дерево, над смородинными кустами порхали бабочки, жужжали шмели, майские жуки и мухи.

Ребята расположились по склонам своей любимой воронки, оглядывая окрестности и любуясь птицами. Взрослых рядом не наблюдалось, и они вольготно покуривали папиросы, подражая всё тем же взрослым.

– В дальний лес, за кордон надо сходить. Там грибов и ягод, говорят, не меряно. Завались, – Симак показал в синеющую даль за Сурой, все тоже поглядели: далеко придётся шагать, путь не близок, но заманчив.

– Это ещё не скоро, – отмахнулся Сашка длинный.

– Я сеть плету, сам: ячейки мелкие делаю для верности, сетками рыбу ловить будем, – похвалился трудолюбивый Васька, и ребята уважительно поглядели на него, соглашаясь.

– А я попросил отца велик мне купить. Представляете, на велике по городу разъезжать, – размечтался Ванька, и ребята тоже оживились.

– А у меня самокат есть, брат Саня сделал. С настоящими подшипниками, – гордо сказал Панька и все добродушно посмеялись над недомерком. Панька был необидчив и смеялся над собой вместе со всеми.

От переулка к ним бежали через огороды троюродные Ванькины братья Юрка со Славкой, и Ванька призывно замахал им руками.

Наверху, на горе показались Вовка Косырев и Юрка Откосов.

Они заинтересованно глядели в их сторону, и ребята засвистели им призывно, предлагая присоединиться к компании. Те стали спускаться вниз, привычно прыгая по склону, словно альпинисты.

Компания сразу разрослась, и смех из воронки стал разноситься далеко вокруг, вспугивая птиц и подгорных собак, которые загавкали из своих дворов и подворотен, захлебываясь от злобы на нарушителей тишины и спокойствия.

Вся эта какофония звуков отразилась и на взрослых.

В огороде показалась Васькина мать, и Васька вынужден был покинуть коллектив под улюлюканье новоприбывших озорников.

– Маменькин сынок, отличник, – скривился Юрка Откосов, и они с Вовкой Косыревым насмешливо заржали вслед послушному паиньке.

– Нам тоже приходится подчиняться, – вздохнул Славка Карачаровский, вспомнив про свою строгую бабку. А Юрка Борисов добавил, ухмыляясь:

– Попробуй, ослушайся нашу бабу Груню, так врежет по затылку, голова потом неделю целу раскалывается. С детских лет над нами лютует, старая карга.

Ванька, вместе с другими, сочувственно выслушал обиды братьев на свою бабушку и вспомнил, как он сам в детстве побаивался грозного вида бабы Груни.

– Я бы не позволил своей бабушке бить меня, – возмутился, было, Вовка Косырев, но под насмешливым взглядом соседа Юрки стушевался. Тот видел, как отец порол Вовку ремнём под руководством бабушки.

Наслушавшись страшных историй и увидев свою мамашу, появившуюся в огороде, Панька со всех ног припустил к дому, поднялся и Ванька:

– Пойду и я домой, мать ждёт. Завтра увидимся.

Проводив ушедших насмешливыми взглядами, оставшиеся парни закурили ещё по одной; в воронке стало потише, и только табачный дым от папирос стал стлаться над ней ещё гуще. Примолкли птицы, угомонились собаки.

Вечер опускался на родное для них всех подгорье.