Читать книгу DjVu. Свержение. Территория зомби. Империя целаканта. Прогулки по сковородке - Ноэми Норд - Страница 10

Ни дорог в стране, ни свободы,

ни жилья, ни полета ввысь,

лишь заторы, да сточные воды

мрачно месят кровавую слизь.

Шашни троллей, кромсающих сети,

удалений сплошной беспредел,

где  юродивый глаз наметил

длинный список и адский отстрел.

Жжет цензура, старушки в экстазе,

в инквизиции кукольный грим

завернувшись, вещают мрази:

– Легкой нефтью планету спалим!

Черный факел зажжен над страною,

нефтяное болото чадит,

и над морем народного гноя

буревестник никак не взлетит.

Тоскуешь о прошлом?

Возьми верстак,

воссоздай картину былого,

она – пограничное состояние серпа и молота,

молота и серпа,

преходящего в плечи и далее в торс.

Тук – тук – и вжжик – вжжик —

эмблема застоя —

всего, что забыто

редактрисами в мини.

«Тук – тук» – и «вжик – вжик»…

Воскрешенное граффити.

Серп – тактика косы,

молот – тактика – стука.

Гонят по  праву  сильного —

автоматчики, БТРы,

 гонят  по  праву  правого:

– Не  смей  дальше планки ходить!

О, родина  сверхсекретая!

 Не  выдам  тайну   (будь  проклята!)

Не страшно, что   ненависть космоса

      тебя затопчет  навек?

Виновата  перед  сыном  моим,

за  то  что мертвой   родины  дым

 глаза  разъедает, и  стоны  в  земле

 обуглены детские  ребра  в золе,

где вдоль  границ

под  хвалебным     дождем,

             слепонемые  пляски      ведем.

Грелка  по  имени  Меркель,

 Мера  по имени  грелка,

  Грета  по  имени  Менгель

Израиль по  имени  стрелка.

Может не  надо  нам  ордо,

  может – затаскана  хорда,

  может  достаточно нервов,

 у  входа   в  камеру  смердов?

В  камере  евро  нет  места,

ботоксом  вздутые   банки,

правят   не  войны, а   чресла,

там, где муштруются  танки.

Хайль, адольфино Мерхель,

Аль, сентябрино иллеван,

Евро, вобще-то не  перхоть,

Крипто? Вобще-то нелеп он.

Сплетутся  струпья  спрутов,

 кристаллы в чашках   брутов,

пустует  мир  сортирный,

газ  нужен  не  квартирный —

газопровод  удушья,

играй, дуда пастушья,

зови, хвали  и пенься,

халяльно  приоденься.

Кинул тебя и заставил принять удар по щеке.

Это главное в программе «Раш – муравейника»

«Терпи, терпи ибо терпят тебя…».

Он убил чью-то дочь.

 А его законное чадо, восседая в персиковом сортире,

на голландское все, кругля окуляры, вопит:

«Папец, никому  не  нужна  вонь  вашей Рашки.

Уменьши громкость, мешаешь заснуть!»

Страна – помойка. И не  отмыть,

вдоль  по  Европе свиная     прыть,

кровь, удушенье, с  ментами торг,

юдофобийский  в  душе  восторг.

Вернется  в Рашку – и  в  стаю, в хор,

не  в  одиночку – толпою  горд,

    наметит  жертву   плебей  в  чаду,

все  можно в  этом   сплошном аду.

Стихи – озноб  властократии.

Дыбом  власа.

Того  зачернили,

по  тому – полоса.

Зигзаги   и  зиги —

высокой  трибуны  крен,

в  карманах – хихикают  фиги.

Новичок   перемен.

Надвигаются смутные нравы,

   возвращаются смутные годы,

  нет гарантии от отравы,

  и осознанности от «свободы».

«Жижа  портит новичок», —

засветились – и  молчок.

Один – папа, другой – мама,

один курит, другой – дама.

могут  и  струной – удавкой,

могут в  подворотне – шавкой,

могут  в  перед, могут  в  зад,

превращая Землю  в ад.

Европа дюже  их боица,