Читать книгу Чужая душа. Славянская сага. Часть 1. Аркона - О. П. Фурсин - Страница 13

Я хотела бы ополчиться на врага своего, и представить его подлецом, достойным всяческого порицания. Но не могу: не дают причины, вражду породившие. И достоинства врага: он был великим человеком. Я изложу причины, дайте срок. И про врага тогда все будет ясно, а пока…

Мое детство в Коренице было безоблачным и счастливым. Что из того, что не было матери? Была тетка, сестра отца, любившая нас троих одинаково. Я не оговорилась: именно троих, поскольку у тетки был свой собственный ребенок, мой лучший на свете друг после Яромира, Веслав, двоюродный брат. Тетка вдовела; вернувшись на Руян после недолгого брака с князем из лютичей, безмерно радовалась тому, что сумела сохранить себя и сына в той войне, что разразилась после смерти мужа за власть и имущество. Она их не искала: не подобает княжне Руяна быть одной из многих… она и не стала. «Доживала» вдовий век без слез на уровне нижнего века, воспитывала детей брата и своего. Любила поесть, любила послушать певцов и баюнов57, особенно если воспевались следующие добродетели: искренность, самоотвержение, дружелюбие, правдолюбие, великодушие, добродушие, гостеприимство, милосердие и соболезнование. Тетка не была ворчливой, ласкала нас, баловала, порой ругала. А как не ругать, коли заслужили? А заслуживали мы часто, ибо высокий род, няньки и мамки вокруг еще не означают полной безопасности. Дети есть дети…

А я вообще, наверно, была трудным ребёнком, – как теперь говорят. В нашей компании из трёх деток высоких родителей, я, девочка, как ни странно, частенько была заводилой. Злой я не была, но дерзкой, порой хитрой, а находчивой – уж точно. Бояться совсем не умела, некого мне было бояться. Из отца я верёвки могла бы вить, чего не делала, потому что любила. Он бывал со мной строг, но после, глядя на меня, вдруг умилялся душой… и прощал!

Бегать на болото нам запрещали, но как зазеваются наши стражи, так ищи-свищи нас! А как уж пугала нас тетка. То про Индрика58-зверя расскажет, который всем зверям отец. Вот как ходит тот по подземелью, пропущает реки и кладези, как пьет из синего моря, никому обиды не делает. Не делает-то не делает, но коли непослушные какие детки, так рогом своим может и зацепить. А звери тому Индрику кланяются, как видят, и все его боятся. Тетка спрашивала:

– Которая птица всем птицам мати?

И мы отвечали ей хором, как учила:

– А Стратим-птица59 всем птицам мати…

И выходило так, что самое место той птице у нас на Руяне. Потому что живёт она на Океане-море, и вьет гнездо на белом камне. И как набегут гости-корабельщики на её гнездо с малыми птенцами, то встрепенется Стратим-птица, заденет море белым крылом, океан-то и колеблется. Топит корабли гостиные с товарами драгоценными! Тетка пугала:

– Добегаетесь, допрыгаетесь! Вот как убежите от нянек, как в прошлый раз… Набежите на белый камень! И вот оно, гнездо; и будет буря, пострашней той, что была. Не только корабли утопит, но и остров наш, поди, сумеет…

Но не удавалось нас застращать. Лазили на болото за голубикой, которая даже уронив листы, все еще стояла обсыпанная ягодами, манила нас и звала. Но в пору цветения багульника с его дурманящим ароматом60 прогулки были и впрямь опасны. Веcлав однажды как-то сразу опьянел, и мы с Яромиром тащили его, чуть не плача, за руки и ноги, и дотащили. Тетка ругала нас на чем свет стоит, а мы радовались, что жив братишка. Пусть лучше тетка ругает и ругает, чем что случилось бы! Опасностей хватало! А сама трясина с ее «окнами» – лужицами или небольшими озерцами с прозрачной водой?! Чистые ловушки: тонкие прослойки бурой травы, а под ними водные пропасти. А привлекательные полянки, покрытые сочной зеленью и яркими цветами – коварные цветники, скрывающие под собой бездонные пучины! Даже мелкие зверьки, забежав на такую поляну, могут провалиться и погибнуть. А мы видели однажды корову, ненароком заблудшую через дыру в частоколе на такой «цветник», поглотило ее болото с чавканьем, прежде чем пришла помощь.

Помню, как собирали облепиху: сбросят братья рубашонки, расстелют на земле, трясут кусты, а она, если раз промерзшая, так и сыплет желтыми ягодами. А была же ещё и брусника! Таких воспоминаний много сохранила память. Но какая память, чья?

Надо полагать, моей души? Насколько нравилось мне видеть сны и «вспоминать» прежнюю жизнь, настолько я боялась спрашивать себя, что все это значит. У меня прежней ответа не было, у меня сегодняшней было две памяти. Дневная и ночная. Я так погрузилась в ночную, что дневная не успевала пробиться. Если только Саша не врывался, грубо, по-хамски…

Народ в Коренице жил интересный. В обычное время все больше женщины да дети. Мужчины появлялась и исчезали. И были они те самые «корабельщики», о которых уже говорилось, только не «гости», а свои.

Конечно, на наших лодиях и солью торговать ходили под парусами, и янтарь обработанный вывозили. Но не это было главным промыслом. Земледелие было у нас малое, ремесла развивались, в основном в третьем большом городе – Венете. Но это так, пустяки, железо ковали, шили обувь, работали по серебру, с тем же янтарем возились. Не пустяки были те деньги, что привозились в Храм гостями, прибывшими на поклон к Световиту. Но их становилось меньше с каждым годом, потому что все меньше родственных племен хранило родную веру. И оставалось – что?

Не просто так угрожали нам даны. Последние наши походы и набеги опустошили берега соседней страны, сократили её население. Конечно, память наша хранила и их грехи по отношению к нам, но, видимо, на сей раз чаша весов явно склонилась на нашу сторону. Настолько явно, что даны угрозу оценили. Наверно, нужен был иной властелин, который мог бы возглавить народ. И он уже был рожден и взрастал в среде данов как повелитель…