Читать книгу Чужая душа. Славянская сага. Часть 1. Аркона - О. П. Фурсин - Страница 9

Этот сон не был похож на прежние. Мара в нем присутствовала, но как-то совсем уж «за кадром».

Ничего нелепее быть не могло. Я видела воинов из какого-то очень отдаленного прошлого. Я не могла быть частью этого прошлого, ни при каких обстоятельствах, однако же, была!

Длинный корабль с поднятыми носом и кормой, а на носу голова дракона. Щиты по бортам, прямоугольный парус и весла, штук двадцать – тридцать.

Впрочем, это то, что я заметила мельком, схватила как бы в одно мгновение. Корабль стоял у берега в камышовых зарослях, а на берегу шла попойка. Пили из ведерка, разливали черпаком по кружкам и рогам. Сон, не так ли? А мне пахло медом, можжевельником. А ещё, вот странность, любимым лакомством – клюквой в сахаре. Её сейчас, верно, почти не производят, во всяком в случае, в магазинах она редкость, при всем нынешнем изобилии, но когда-то в моём детстве ею лакомилась мама. Полюбила сахарную клюкву и я.

Опять же, это мимолетное впечатление, хотя в моих снах мимолетным что бы то ни было назвать трудно. Каждая деталь имела значение, и понять каждую – значило расставить многое по местам. Это я поняла позднее. Главным же впечатлением были, конечно, люди. Что за лица! Дикость, грубость, первобытность присутствовали в них. Не глупость, нет, но отсутствие интеллекта в нынешнем его понимании. Мужчины были откровенно, в высшей степени примативны40.

Языка воинов я не понимала. Но, может быть, этого и не нужно было. Что хорошего могли они говорить? Хриплые, гортанные выкрики: я разобрала как будто бы: «Водан! Водан!»,41 когда кружки вздымались к небу. Наряды, о Бог мой! В основном мужчины были практическими голыми. Кусочки шкур, медвежьих или волчьих, ниже пояса. Все тела расписаны татуировками, преимущественно черного или красного цвета. На широких поясах короткие мечи и топоры. Таковы же широкие их ухмылки: острые, опасные! Это уже не шпана, это насильник и убийца, попадись ему на дороге только…

Лишь двое-трое были в узких кожаных штанах, длинных рубахах. К ним отношение было презрительным, они подносили еду к низким столикам, по сути, доскам на козлах. Мелькнула мысль, что это рабы…

Я имела возможность убедиться в силе и ловкости воинов. Один из них, кстати, также не раздетый, а облаченный в волчью шкуру, с силой метнул здоровенную кость. В того, кого он целился, попал, да только жертва успела повернуться спиной, и удар пришелся по висящему на кожаном ремне со спины каплевидному щиту, парню хоть бы что, а кость, отскочив, снесла деревянные миски и чашки с едой, вместе с ложками, на соседнем столике. Все, что на столе стояло, конечно, опрокинулось на ноги сидящим на низких скамьях. Те подскочили, подняли крик, размахивали руками, кричали, я видела и пару рук, протянувшихся к мечам на поясах. Могла бы вспыхнуть драка, но в это мгновение на авансцене появилось еще одно лицо. До сей поры скрывалось это самое лицо в шатре на носу лодки, а теперь сошло величественно на берег.

Мужчина на редкость высокого роста. В красном суконном платье, подбитом серебристым мехом, с золотыми и серебряными застежками, с змеевидными украшениями из золота на рукавах… С моей точки зрения, довольно симпатичный прикид на фоне общей безвкусицы – расписанных голых торсов. Я думаю, что двое знакомых моих очень известных модельеров обрадованно встрепенулись бы при виде всей этой красоты. Густая рыжая борода, скрывавшая лицо, создавала некий диссонанс в положительном впечатлении, намекавший не то на Санта Клауса, не то на нашего родного дедушку Мороза… но тут уж не приходилось капризничать. Скажешь такому разве: «Снимите это немедленно»?!42

При его появлении все признаки готовой начаться ссоры немедленно прекратились. Раздались приветственные крики: «Бьорн! Бьорн!»43.

Прошествовав к высокому стулу с резной спинкой, на фоне остальных предметов для сидения смотревшемуся королевским, чуть ли не троном, рождественский персонаж тяжело опустился в него. Бросились к нему парни в рубашках, поднося еду…

Они успели осушить не одну чашу, прежде чем в мой сон вошла Она. Я не знаю, соответствовало ли ее лицо золотому сечению древних, но женщина была изумительно красивой. Светлая кожа, очень светлые волосы, собранные узлом на затылке. Немного удлиненное лицо, чуть-чуть подчеркнуты скулы. Глаза изумительного синего, вся синева горных озер сосредоточилась в них. Широкий разлет темных бровей, чёткий рисунок подбородка. Рассказываешь, и понимаешь, что бессильны слова, и ни о чём всё это. Нельзя рассказать красоту…

Да, немного отстраненная и холодная красота. Снежная королева, да и только; впрочем, так оно бы и было, только королева в беде, вот как. В длинном белом платье на бретелях, собранных черепаховыми фибулами на плечах. Чем-то напомнила мне Марло Хорст44, только более зрелую, более женственную и круглую. На руках у женщины был ребенок, явно нескольких дней отроду, лицо у мальчика ещё несколько желтушно, как бывает у новорожденных. Подойдя к тронной скамейке, женщина под одобрительные крики задрала белую рубашонку у ребенка. И тут же вверх к небу победительно-задорно была послана струйка. Радости было!..

Но я не ошиблась, в прекрасной незнакомке был какой-то надлом, иначе этой красоте не хватило бы глубины и смысла…

С выражением мольбы на лице она протянула младенца человеку в красном45. Что-то говорила, и столько было просительного в ее лице, что дрогнуло сердце. Как там во сне я поняла, что оно дрогнуло? Но знаете, как иногда во сне давит, сжимает сердце; так что проснешься, а оно еще ноет? Я узнала это с началом моих сновидений.

Он был груб с ней и холоден. Он отстранил ее раз. Она не прервала своих просьб, по-прежнему оставаясь рядом.

Тогда он почти отшвырнул её, она упала, но не выпустила из рук ребенка. Оставаясь на земле, снова тянула и тянула ребенка человеку в красном, по лицу ее текли слезы, губы дрожали, но она продолжала просить. Мальчик поднял крик, захлебнулся плачем…

Подскочил человек в волчьей шкуре, стал тоже что-то громко кричать. Видимо, его речь, пусть короткая, но насыщенная эмоциями, вызвала отклик в душе голых воинов. Они выражали поддержку криками; впрочем, другой манеры разговора в этом мире из моего сна не существовало вообще. Все кричали, кроме женщины; но и она кричала одним видом своим.

Когда человек в красном взял из рук матери младенца, непонятно было, радоваться или огорчаться. Несколько мгновений казалось, что вот он сейчас размахнется и размозжит головку мальчика о землю: выражение лица было брезгливым и злым. Но очевидно какие-то соображения взяли верх, мальчик был принят благосклонно, и человек в красном даже попробовал усадить его на колени. Новорожденного?!

Мне хотелось кричать, но во сне это оказалось невозможно. Ни звука не вырывалось из моей груди.

И, однако, меня услышали. Он посмотрел прямо на меня. Этот «выцветший» взгляд был мне знаком! На этот раз сердце просто ухнуло куда-то вниз, я закричала – и проснулась. Сквозь остаток сна под колотившееся сердце я еще слышала голос Мары: «Вот она, твоя погибель. Этот тебя не пожалеет. Добро пожаловать, гостья»…