Читать книгу Руины Арха 3. Бродяга - Олег Геннадьевич Фомин - Страница 3

Нашли темнокожую девушку.

Лежит без сознания ничком. На ней лишь длинная оранжевая футболка, едва скрывает ягодицы. Кулачок сжимает рукоять трезубца, с такими в Древнем Риме выходили на арену гладиаторы. Рядом валяется банка консервированных кальмаров.

Новичок.

Я присел рядом, повернул ее голову ко мне лицом, мои пальцы отвели локоны черного каре.

Мулатка. Девочка-подросток.

– Надо привести в чувство, – сказал я.

– Всех новичков спасаешь? – спросила Ксара язвительно. – Пошли, пока не проснулась, ни к чему лишний рот.

– Ртом можно делать много полезного, – заметил Принц.

– Заткнись, – прошипела Ксара.

– Я должен узнать, – говорю, – есть ли у нее разум. Если нет, пойдем. Надо ее разбудить.

– Будь я мерзой, – говорит Принц, летая над прелестями девушки, – я бы в способе пробуждения не колебался.

– Заткнись! – рявкнула Ксара.

От этого крика мулатку подбросило на локти, затем она вжалась спиной в стену.

Руки держат трезубец, тот дрожит и смотрит на каждого из нас в хаотичном порядке, девочка выкрикивает на каком-то испаноподобном языке одни и те же фразы. Наверняка среди них «Не подходите!», «Где я?!», «Кто вы такие?!» и тэдэ.

Страх есть, значит, не совсем безумна.

– Странная ты, – говорит Принц Ксаре, – то тебе дела нет, мол, пройдем мимо, то защищаешь от похабных шуточек. Нелогично. Мне нравится.

Девочка повторяет иностранные фразы, паника не гаснет, наоборот, проблески ярости, инстинкт загнанной крысы, того гляди – кинется с трезубцем на одного из нас.

Я подошел ближе всех, трезубцу не хватает чуть-чуть, чтобы пырнуть. Опустился на колено, ладони вверх, будто сдаюсь.

Мулатку трясет, она скалится.

– Онде эста опай…

Эту фразу повторяет чаще других.

– Эли фо комиго! Онде эста опай?

Черт… Обычно такое делал за меня маленький друг Борис, но придется без него. Понятия не имею, как, но придется.

Я сосредоточился.

– Онде эста опай? – повторила мулатка.

– Да, милая, повторяй…

– Онде эста опай?!

Представляю, как погружаюсь в ее мозг. В темно-синее призрачное болото. Представляю, как смотрю на себя ее глазами, держу перед собой трезубец, во мне тот же страх, что и в ней, и повторяю…

– Онде эста опай…

Ярость девочки дала трещину, лицо исказилось, по щеке потекла слеза.

– Э тено медо… Онде эста опай?..

Бедный ребенок.

– Где папа?

Я вздрогнул. Это сказала она. По-русски!

– Он же был со мной! Где папа?!

Моя голова разболелась – признак того, что и впрямь получилось.

Трезубец начал опускаться.

– Где папа?..

– Папа далеко, – ответил я как можно мягче.

Девочка замерла, на лице застыли ужас и неверие.

Трезубец упал, и ладошки спрятали лицо, плечи затряслись, колени к подбородку, девочка словно закуклилась.

– Тише, – продолжаю в том же духе, – не бойся. Посмотри на меня.

Не сразу, но из-за ладоней показались глаза.

Медленно опускаю руки.

– Что помнишь последнее?

Девочка сглотнула.

– Вечеринка… Я выпила. Первый раз в жизни. Голова закружилась, начало тошнить. Хотела уйти, а парни не пускали, сказали, это нормально. Но приехал папа и забрал. Он полицейский. Привез домой, уложил на диван и накрыл пледом.

Лицо девочки снова исказилось.

– Где я?

Я потер пальцами лоб. Ощущение, будто тоже выпил первый раз в жизни. Ментальный перевод без помощи Бориса – то еще удовольствие.

– Это алкоголь. У тебя на него аллергия, ты впала в кому. Очень глубокий сон. Люди оказываются здесь, когда впадают в кому. Ты все еще на диване. Или в больнице, под присмотром врачей, отец, наверное, держит за руку.

Сообщать девочке, что она непонятно как попала хрен знает куда, в место, откуда нет выхода, не время. Да и кто сказал, что версия про кому не имеет право быть? Между прочим, даже есть культ, который проповедует эту идею. Все лучше, чем «мы сдохли и попали в ад».

Мулатка отвлеклась, озирается несмело.

– Это сон?

Я кивнул.

– Общий для всех. Всех, кто в коме.

– Разве так бывает?

– Как видишь. Тут все друзья по несчастью, не бойся. Мы не враги.

– Кстати, о врагах…

Это сказал Принц. Я чуть не спросил, как, Арх его, он понимает нашу речь, но, во-первых, вспомнил, что бессмертный за вечность вполне мог успеть выучить все языки, а во-вторых, увидел, что дух тычет хвостом туда, где коридор продолжается.

Я повернул голову.

Ксара стоит спиной к нам, загораживает проход, будто намерена не пустить кого-то в нашу сторону.

– Не знаю, о чем треплетесь, но у нас тут голодный червяк.

В конце коридора из-за поворота выползает длинное и огромное, щиты чешуй лязгают, протирая стены и потолок. Раскрылся капкан жвал, из его глубины вылезла пара кинжалов, щедро смазанных зеленой слизью.

– Многоножка, – прошептал я.

Девочка закричала, но мое внимание захватила ползущая к нам гигантская гусеница.

Многоножка взревела, два зеленых жала вырвались из пасти, полетели в Ксару. У той быстро возникли в руках короткие мечи, со звоном отбили ядовитую посылку. Кинжалы разлетелись, крутясь и брызгая слизью. Я едва увернулся от зеленого комка, кинжал пролетел сквозь Принца.

– Эй! – сыграл дух обиду. – На мое здоровье, значит, всем начхать!

Бегу на спину Ксары, словно хочу протаранить.

– В сторону!

Ксара послушалась, фиолетовый плащ мигом сменился мордой громадного червя, тот несется навстречу, из пасти вылезала новая пара склизких лезвий.

Кулак уже вынул из торбы что хотел, в нос ударил запах специй, я швырнул в многоножку рулет сырого мяса, от души сдобренный приправами.

Жвала поймали, затолкали в пасть, хлюпая, тварь даже скорость не сбавила. Наоборот, взревела, рванула на нас как ракета.

Лязг!

Я зажал уши, сдавая назад. Звон металла был такой, будто две лавины мечников схлестнулись в битве.

Многоножка замерла.

Ревет, дергается, но ей не дают сдвинуться тысячи клинков, вылезли из-под чешуй и воткнулись в стены, потолок и пол. Крепко застряла голова – клинки воротника самые длинные, широкие, вспороли плиты насквозь.

– Что ты ей скормил? – крикнула Ксара.

– Мясо волкоршуна. Натер смесью трав. Она вызывает у многоножки рефлекс выброса подкожных ножей.

Я отошел с траектории ядовитых клинков. Тварь уже почти нарастила новые, и плен не лишил ее способности их плевать. Однако вертеть головой не может, и вектор полета ножей теперь единственный, предсказуемый.

– Стой! – крикнул я.

Мулатка убегает в другой конец туннеля. И все бы ничего, только бежит по пути ножей, которые червь вот-вот плюнет.

Что он и сделал.

Ксара успела раньше – плюнула из духовой трубки. Дротик попал беглянке в бедро, та упала ничком, и зеленые клинки пролетели над ее спиной.

Надеюсь.

Многоножка воет, рывки у нее как у ожившего в метро поезда, мечи хотят втянуться назад, под кожу, но половина застряла, особенно те, что в воротнике. Однако с каждой попыткой плиты, держащие острую сталь, хрустят, камень взбухает от трещин.

– Бежим, – говорю, – она вырвется скоро.

У парализованной лежащей мулатки мы задержались, я потрогал оранжевую футболку на спине в поисках порезов.

Кажись, чисто.

Ядовитые жала торчат, роняя зеленую слизь, из стены поворота.

Выдернул из ее бедра дротик, задравшийся край футболки мои пальцы вернули на место, прикрыв ягодицы. Я уложил девчонку себе на плечо, она согнулась пополам как рулон ковра.

– Не заставишь тащить меня? – поинтересовалась Ксара.

– Как можно не полапать молодое девичье тело под благородным поводом? Я же подонок, каких поискать! Без пяти минут мерза.

Ксара хмыкнула.

Принц, тем временем, снизошел до того, что вселился в потолок и обрушил кусок туннеля, путь преследования для многоножки отрезан. Та, конечно, все равно пробурится или поползет в обход, но это ее задержит.

В какой-то момент страшно загрохотало, взревело, и по мере того, как мы бежим, эхо рева становится дальше.

Я рискнул сделать остановку, сознание ушло на прогулку по смышиным мозгам…

Есть!

Одна из смышей рядом с многоножкой, смотрит на нее.

Оказывается, многоножка провалилась на несколько этажей. Ничего странного, ветхие коридоры тут не редкость.

Гигантский червь застрял в каньоне, который сам же и проломил, его присыпало обломками. Конечно, выжил, даже не пострадал, но теперь ему не до нас.

Привал.

Я свалил мулатку на холмик сырых камешков, перед этим потыкав щебень штыком «Вампира» – обошлось без убьежа, нервода или иной пакости.

– А что, вполне постель, – сказал Принц. – Выдержит.

Я нахмурился. Предчувствие пошлятины.

– Выдержит что?

– Твои вопли, – ответила Ксара, – когда тебя туда закопаю.

– Не обижай мальчика, – вступился Принц.

– Я не про мальчика.

Спина моя распрямилась, гляжу на Принца победно.

– Мальчику надо башку оторвать, – добавила Ксара.

Принц хохотнул.

Комната вздрогнула, в уши хлынула волна рычания, я сморщился.

Две кочки в углу, с виду – рыхлые валуны, вдруг рассыпались, блеснули зеленые чешуйки на коже.

Впервые увидел и услышал, как зевают рычуны. Захотелось, чтобы Ксара и впрямь оторвала мне голову – вдруг голове станет легче? Два мясных капкана раскрылись, оттуда реки грома, один захлопнулся, и меня отшатнуло, по черепу как долбанули кувалдой.

Спросонья нам не рады совсем.

В пасть зевающего рычуна влетел трезубец. Рептилию пригвоздило к полу, три стальных клюва вылезли под хвостом, сплюнули кровь. Второму в висок врезался камень, кость хрустнула, рычун, отлетев, упал замертво, язык вывалился колбасой.

Древко торчащего из рычуньей глотки трезубца светится голубым. Так же сияет и убивший другого рычуна камень, который отскочил мне под ноги. Нет, не камень – жестяная банка с надписью «Кальмары».

Я повернулся к Принцу.

– Когда ты успел прихватить вещи новенькой?

– Да я вообще парень успешный, – заявил Принц гордо. – Было бы вместо хвоста кое-что, успел бы больше.

Трезубец и консервы взлетели.

Подплыли к горке, где спит мулатка, опустились рядом. Пока они гаснут, энергия голубыми змейками переползает в рубиновое облако духа.

Совсем я забыл про барахло девчонки. А ведь оно – ее по праву. Обязательные бонусы новичка. Отбирать их – последнее дело. Так делают только мерзы.

– На кровь слетится комарой, – сказала Ксара.

Принц превратился в карикатурного вампира, в мантии и с клыкастой пастью.

– Тут и без комаров любителей крови полно, ы-ы-ы!

Скорчил страшную рожу, когтистые руки вверх, будто на кого-то бросается.

Я вынул из чехла под ребрами нож.

– К примеру, я.

Минут за десять расчленил обе рычуньи туши, их части канули в бездну моей торбы. Я выпил таблетку от головной боли. К силе лорда приходится прибегать регулярно: слежу через смышей за соседними коридорами, вдруг какая тварь учуяла запах крови и подбирается к нам.

– Девчонка мерзнет, а ты трофеи собираешь, – проворчала демонша.

– Таблетку для совести пока не изобрели, – вставил Принц.

Я вытер нож, тот вернулся в чехол.

– Вот и накрыла бы девочку плащом. Торчишь без дела, могла бы и поиграть в мамашу.

– Я на посту, – сказала Ксара с издевкой. – Сам же назначил в телохранители.

– Вот и охраняй. Девчонку от холода. А я поищу безопасное место. Хотя… уже нашел.

Вернее, не я – смышь, в мозг которой прыгнуло мое «я». Она сейчас в коридоре, где оба конца – в пышных яростках. Коридор недалеко.

С девчонкой на руках я привел свой маленький отряд к туче шипастых вьюнов, стерегущих вход в туннель.

– Что-то их больно до фига, – заметил Принц. – Даже не прячутся.

– Попробуй такое спрячь, – сказала Ксара. – Тут этих растений больше, чем камня.

– Да, – согласился я. – Не все твари обременены интеллектом, но, по-моему, даже самая тупая не станет пытаться пройти сквозь такие заросли. Но как тогда эти кусты отожрали столько целлюлозы? Ништорма надо сожрать, чтобы отрастить столько.

– Ты забыл о рычунах, – сказал Принц. – Только что ведь кромсал их. Таблетку выписать еще и для памяти? Эти дурацкие ящеры кидаются на все. Даже на такое.

– И где кладбище рычуньих костей?

– Ты ищешь логику в месте, где свет льется отовсюду, а дряхлые туннели с бесконечными массой и высотой держатся фиг знает на чем.

– Нашли время трындеть, – ворчит Ксара. – Как пройти через эти кусты? Ах да, прикажешь заняться прополкой. Я же торчу без дела…

– Яростки не трогать. Кто наш лагерь, по-твоему, будет стеречь?

– А, то есть, я от этой должности освобождена.

Я стал один за другим вытаскивать из торбы куски рычунов, которых недавно убил Принц, и кидать в яростки. Игольчатые лозы тут же скручивают мясо в тугие плотные клубки, жилы в стеблях наливаются красным, а сами стебли набухают.

Половины свежих запасов рычуньего мяса хватило занять все до единого яростки.

– Расточительство, – сказала Ксара. – Самому-то жрать что?

– Беспокоишься о его желудке? – встрял Принц. – Кажется, она перешла из телохранителей в диетологи.

– У нас, – говорю, – меньше минуты. Яростки выпьют из этого мяса все очень скоро. Ксара, потыкай их трезубцем.

– Раскомандовался, – проворчала та.

Тем не менее, трезубец в ее руках постучал по яросткам. По одному клубку, по второму, третьему… Реакции ноль. Растения поглощены мясом.

Спешим перейти этот хищный огород.

И вот, яростки позади. Но один оторвался от иссушенного в прах куска мяса, скрутил мой сапог, я пошатнулся, чуть не уронил мулатку на острые камни, Ксара обрубила мечом наглое растение.

– Спасибо, – сказал я.

– Сунь «спасибо» в задницу, – ответила демонша. – Если бы не девчонка…

– В чью задницу? – поинтересовался Принц. – Парень, мотай на ус, она та еще штучка.

По жилам Ксары пробежали оранжевые, как лава, импульсы, стеклись к глазам, те вспыхнули как файерболы, из них на Принца дохнуло облачком пламени.

Я поморщился.

Так умел делать лорд пауков.

Принц, разумеется, не пострадал. Лишь рассмеялся, его закружило вокруг нас веселым рубиновым вихрем.

Мы остановились на середине коридора. Яростки высосали из кусков мяса что можно, вернулись к хищному дежурству, джунгли распушились, в проходе словно колючая проволока.

Я снабдил Ксару углечервями, пусть своими огнеметами вместо глаз организует нам костер.

Принц от не фиг делать занялся сбором бобовых стручков с яростков, сгружает в кучку рядом с лагерем. Хотя это побочно. Ему просто нравится тырить у живых ловушек, которые вообще-то реагируют на малейшее касание, даже на вибрацию воздуха. Растения, если Принца замечают, кидаются бешено, но навредить не могут.

Я уложил мулатку на мягкий настил, плед ее обнял, а я занялся полевой кухней. Когда девчонка очнется, надо будет долго успокаивать. Ей придется принять факт, что ее отца рядом нет, что вряд ли его увидит.

Но когда удалось-таки привести ее в чувство…

– У меня нет отца.

– Что? – переспросил я.

– Я из детдома.

– Что она говорит? – спросила Ксара.

Я почесал складки на лбу.

– Говорит, отца у нее нет…

Девушка пытается озираться, но транквилизатор Ксары все еще сковывает движения, голова едва может поворачиваться влево-вправо, не отрываясь от подушки. Глаза медленно вращаются.

– Где я?

Я посмотрел на Ксару.

– Чем дротики смазываешь? Твоя отрава ей память отшибла!

– Не мели чушь, – огрызнулась демонша. – Сам под этой штукой валялся. Знаешь, что ничего она с памятью не делает. Тело цепенеет, и все.

– Как я тут оказалась? – проговорила мулатка слабо.

Я вернул взгляд к ней.

– А что помнишь последнее?

– Навещала старшую сестру. В тюрьме. Она должна была вот-вот освободиться, обещала оформить опекунство, и тогда смогу уйти из детдома. Мне там плохо… Мы говорили через стекло по телефону, она сказала, что убила в драке сокамерницу, и ее выход на свободу отменяется. Кажется, я потеряла сознание…

Массирую виски. Интересно, голова болит и впрямь не так сильно, как раньше, или просто привыкаю к боли? Надеюсь, ментальный переводчик не перейдет в режим автоматический, а то захочу отдохнуть, а кнопки «выкл» нет. Разве что убить всех иностранцев в радиусе слышимости.

– Кажется, – говорю, – перенос в Руины сдвинул-таки ей мозги. Не зомби, конечно, но память перекосило.

– Усыпить, чтоб не мучилась, – сказала Ксара. – Три моих дротика, и ей гарантирована смерть без боли. Безумцы в Руинах долго не живут. Да и жизнью это не назовешь…

Хорошо, что девчонка Ксару не понимает.

– Не умеешь извлекать выгоду, – сказал ей Принц, затем обратился ко мне: – У девчонки перезапись в башке всякий раз, когда засыпает и просыпается. Если в следующий раз вспомнит себя актрисой порно – действуй, чувак!

Я уронил голову.

Арх всемогущий, с кем я связался? Киллерша и сексуальный маньяк. Самое дурацкое, что компания мне подходит.

Девчонке зла не желаю. Даже доведу в город. Но если упадет плита и разобьет ей череп, пожму плечами и пойду дальше.

Руины, однако.

Бывает.