Читать книгу Руины Арха 3. Бродяга - Олег Геннадьевич Фомин - Страница 6

Лежу на песке Медного Берега.

Судьявол сидит рядом, хвост чертит на песке огромные буквы. Какое слово из них складывается, знаю не глядя.

– Хочешь, подарю словарь? Выменяю у торговца на какое-нибудь…

– Убийца.

– Хотя не знаю, есть ли в Руинах словари…

– Убийца!

– По идее, должно быть все. Какая только хрень не попадает сюда с новичками. Толстенный фолиант вполне может сойти за дробящее оружие.

– У! Бий! Ца!

– За! Ну! Да!

Разговор с судьяволом – признак протекающей крыши. С другой стороны, где еще найдешь такого предсказуемого кадра. Принц заболтает до смерти, а Ксара пошлет подальше. А судьявол – как тот, который, что бы я ни ляпнул, всегда поддакивает, только малость специфически.

С этой тварью на Берегу стало не так спокойно, но и не сказать, что невыносимо. Судьявол почти всегда рядом, трындит одно и то же, даже распускает руки (и хвост), но уживаться с ним можно. Уживаются ведь люди с дебоширящими за стеной соседями.

Хотя, когда судьявол все же вынудил покинуть Берег, я рассказал об этом моему психотерапевту по кличке Принц.

– Так я не самое несносное существо в твоей картине мира! – воскликнул он.

– Ты рад или, наоборот, расстроился?

– Не пойму.

– Судьявол все же не такой назойливый, как я думал. Достал, конечно, но привыкнуть можно. Даже выспаться могу.

– Лордеешь, однако. У твоего мозга защита выше, чем у обычных людей. К тому же, игра на твоем поле. Скорее, не ты в плену судьявола, а он у тебя.

Ксара сидит у стены, мрачнее тучи, напротив горит костерок из углечервей. Она достала из сумочки на поясе еще одного. Держит двумя пальцами за хвостик перед носом, углечервь извивается, лапки колышутся, щелкают, словно кто-то жует сухарь.

Из глаз демонши вырвалось облачко пламени, червь вспыхнул, пламя вокруг него затанцевало, и бриллиантовая перчатка бросила к сородичам в костер.

В ухе защекотало.

– Пока ты дрых, – вещает рубиновая пыль голосом Принца, – она снова пыталась тебя убить.

Я ушел за угол по малой нужде и, когда зажурчало, прошептал:

– И как, убила?

– Ни за что не догадаешься!

Мы с духом посмеялись.

– Решила обхитрить рабраслет, – поясняет Принц. – Привлекла внимание волкоршуна. Тот не мог решить, нападать или нет. Походу, сам ее боялся – чуял паучье племя.

– Она уже пробовала натравить на меня монстров, а толку-то. Неужели не понимает, что это бесполезно?

– А она приманила не для того.

– То есть?

– Решила тебя разбудить. Потеребить за плечо, предупредить, что рядом волкоршун, как и положено телохранителю. Только перед этим сняла перчатку.

У меня внутри вздрогнуло, я покосился на плечо.

Принц хохотнул.

– Без перчатки же тормошить легче, верно? Пальцы хватают крепче. Особенно те два, с когтями и ядом.

Я улыбнулся.

– И?

– Ну что… Скрутило ее, как только потянулась к тебе паучьей клешней. Так скрутило, что волкоршун даже осмелел, подкрался, думал, щас заклюет без боя, но она полоснула мечом по перьям, и тот сбежал.

Я услышал ругань Ксары, гул пламени, будто вспыхнул пожар, и…

Конское ржание?

Язык ремня туго сжал меня вокруг пояса, щелкнула бляшка, из-под плаща вынырнул дробовик, и я заглянул за угол.

Ксара уже на ногах в боевой позе.

Дух оживленно летает под потолком.

– Глянь, какой красавец!

На месте костра пылает пламя, размером и формой больше всего похоже на лошадь. Источник пламени не вижу. Углечервей разметало на мерцающий пепел, «лошадь» бьет копытом о пол, рассеивая искры, в воздухе кружит галактика оранжевых звездочек.

На огненной морде, в месте, где у единорогов торчит рог, вращается большущий глаз. Зыркает злобно во все стороны, кого бы сжечь…

– Кто это? – спросил я.

Принц подлетел ко мне.

– Ты что, с балкона рухнул? Это же оконь!

Пламя, из которого соткано тело, оранжевое, но грива, хвост и копыта – желтые. Их пламя клубится и хлещет огненными щупальцами куда живее, чем оранжевое.

Огненная лошадь-циклоп встала на дыбы, передние ноги замахали, плиты на потолке вновь сбросили песок от волн ржания. А затем оконь понесся галопом по коридору, мимо меня и Принца, я вжался в стену, обдало жаром, свет на миг ослепил, а оконь свернул, умчался по другому туннелю, поджигая на пути все, что может гореть.

Я провел ладонью по морде, не опалило ли волосы и брови.

– Откуда он взялся?

– Из костра, – ответил дух. – Спора попала в пламя.

– Спора… То есть, кобылка для продолжения рода этому жеребцу не нужна?

Принц покачал головой.

– Разбрасывают споры, пока скачут. И если спора попадет в огонь и прожарится, то прорастет. Причем сразу – из пламени взрослый оконь.

– Бедные лошадки, лишили их детства.

– В Руинах лучше рождаться взрослым. Шансов выжить больше. Заметил ведь, среди попаданцев не бывает детей. В крайнем случае – подростки.

– Какие Руины… милосердные.

– У тебя рожа, будто ты сказал «Чтобы вы сгнили, Руины Арховы!»

– Странно, что коняга умчался. Он же, наверное, голодный, а тут мы такие вкусные.

– Они с рождения пускаются вскачь по коридорам. Не останавливаются, пока не угаснут. Срок жизни короткий, как у свечи.

– А куда скачут?

– Да куда глаза глядят. Вернее, глаз. Их может привлечь пламя, тогда свернут в его сторону. Проскачут на полном ходу мимо, и все постороннее пламя станет частью их тела. А еще могут сменить курс, если впереди вода. Ее боятся.

– Мы идем или как? – встряла Ксара.

Подошла к нам, в пальцах вертится короткий меч, клинок со свистом рассеивает блики, будто крыло страхозы. Бриллиантовые пальцы играют мечом ловко, не верится, что под перчатками – кисти, далекие от человеческих.

Мы пошли туда, куда убежал оконь. Воздух нагретый, стены, если коснуться, теплые. Кое-где догорают вьюны яростков и моховые шапки.

В воздухе витают редкие, но яркие оранжевые светлячки.

– Это споры, – объясняет дух. – Оконь мечет из гривы, хвоста и копыт.

Оседая, звездочки теряют яркость, а когда ложатся на пол, разглядеть почти невозможно.

– Странно, что-то не помню, – говорю, – чтобы такие споры были у торговцев. Должны же быть ходовым товаром.

– Споры, когда гаснут, становятся невидимыми. А гаснут быстро, сам видишь. Если надумаешь ими торговать, придется впаривать пустые флаконы. Попробуй найди того, кто поверит, что в пустой таре действительно есть споры. Купить их и не лохонуться можно разве что у адептов Золотого Арха.

Принц читает лекцию, а я уже бегаю, как дурак, по всему коридору с пустой склянкой, подставляя горлышко под падающие споры, но непослушная искра либо пролетает мимо, либо уже слишком близко к полу.

В итоге удалось поймать одну. Успел увидеть, как в стеклянной ловушке мерцает слабый оранжевый свет, а затем спора погасла.

С виду склянка пустая.

Осторожно, как сапер, закупорил пробкой.

Через несколько туннелей слух донес до меня голоса. Сознание нащупало в окрестностях смышей, и я приказываю им телепортироваться с места на место в поисках источников голосов…

Мозг освоился с контролем над смышами настолько, что головная боль почти не чувствуется, могу позволить себе быть занятым чем-то еще, пока часть мозга зондирует через смышей лабиринт вокруг нас.

– Ксара, что ты знаешь про культ Небесного Арха? – спросил я.

Молчание.

– Спроси хвостатого. Он у вас умник.

– Он-то знает. А ты?

– Про психов Небесного Арха знаю мало, – сказала Ксара. – Слышала, но кто такие и с чем их едят, не в курсе.

– Что слышала? – спросил я.

– Всегда идут вверх.

Я пожал плечами.

– Ну, больше знать и не нужно. Только вверх. Причем отклониться от вертикального маршрута для них акт столь болезненный, что проще сделать дыру в потолке, чем искать лестницу. А еще свято верят, что у Руин есть последний верхний этаж, там райские земли, а над головой небо и солнце. Собственно, туда и держат путь.

Ксара фыркнула.

– Бред.

– Зато ребята хорошие.

– Судишь по себе? Тогда поголовно мрази…

Я слабо усмехнулся, но промолчал.

– А что ты вдруг о них заговорил? – спросила Ксара.

– Да мы, кажись, набрели на их стоянку.

Я вывел нас на караван.

Его действительно возглавляют члены культа Небесного Арха. В караване человек пятьдесят, но членов культа гораздо меньше. Цепочка людей растянулась на семь ярусов живой башенкой. Между звеньями каравана – дыры в потолках, большую их часть сделали сами путники. Хотя каким-то звеньям повезло, рядом оказалась лестница.

Нам позволили пролезть на седьмой этаж, по пути мы увидели всех паломников, а на седьмом нас уже ждали предводители.

– Лестниц! – поприветствовали нас.

Я ответил легким поклоном.

– Лестниц.

Культисты предложили отдых у костра и пищу, а также разделить с ними дорогу.

Отказываться я не стал.

Раньше людей сторонился, но при этом испытывал к ним потаенную симпатию, старался помогать, не показываясь на глаза.

А после того, как не стало Бориса, во мне что-то перегорело.

Потянуло к людям, но симпатию больше не испытываю. Они – лишь обезбол. Их болтовня и суета отвлекает, не дает мне уйти в себя слишком глубоко. И нет особой разницы, что делаю с человеком – беседую или режу. Помогает все.

Мы присоединились к каравану.

Я и Ксара.

Принц перед этим залег на дно. В смысле, сгрузил рубиновую пыль во внутренний карман моего плаща, а сам плащ использует как вместилище для своей потусторонней сущности. Прочую одежду и обувь на мне постигла та же участь. Я будто внутри ожившего экзоскелета. Рубиновая пыль осталась летать только в ушах – пара крохотных клубочков, через них Принц держит со мной речевую связь.

Члены каравана о нем даже не догадываются.

Их только удивляет, что моя одежда и обувь светятся голубоватым светом. Пришлось соврать, что выторговал этот комплект одежды у бродячего торговца за большие деньги. Мол, такая одежда помогает видеть в кромешной тьме.

А почему светится, понятия не имею. Руины, однако. Никто же не знает, почему здесь светятся стены и воздух.

– Не отсвечивай, – шепнул я Принцу, когда рядом никого не оказалось.

– Гасить собственное излучение, – отвечает дух, – процесс весьма затратный.

– Не помрешь. Зато народ перестанет пялиться. И приставать с расспросами.

– Людское внимание тебе полезно, без социума деградируешь. Да и поздно, все уже увидели твой крутой шмот. Если потухну, начнут домогаться, куда это твой волшебный свет пропал.

– Блин, почему никто не достает Ксару? Красная кожа, огонь в глазах, фигура… Мужчины вот как на ее сиськи и задницу смотрят. Но обходят стороной.

– А ты глянь на ее доброе лицо. Дружелюбные глаза, улыбка до ушей. Если подойти к ней и заговорить, уверен, она скажет в ответ что-то теплое, погладит по головке и даст пирожок. Учитывая, что у Ксары мечи, пирожок будет с мясом.

Вскоре я вызвался помочь ведущему звену. Люди хотят сделать в потолке брешь, и тогда звенья смогут сдвинуться на этаж выше.

– Можете, если хотите, – говорит Юрген, лидер каравана, – войти в поисковый отряд. Искать лестницу или готовую дыру в потолке.

Отвечать приходится, задрав голову. Рост у Юргена такой, что мог бы участвовать в конкурсах типа «Самый высокий человек мира». Кости длинные, зато мяса почти нет, скелет в коже. Но лицо красивое, волевое. За таким вождем и впрямь можно пойти.

– А потолок пробить помощь не нужна? – спросил я.

– Слуги Небесного Арха справятся, у них есть инструменты. Ни к чему обременять первых встречных работой, с которой сам справишься лучше. А вот найти готовый путь наверх вам по плечу.

Я потер лоб пальцами.

– Пожалуй, так и сделаем. Поищем с Ксарой обходной путь.

На самом деле, мозгу срочно требуется тайм-аут. Я не рассчитал силы – столько людей, говорящих на разных языках, мозг трещит по швам от потока, который приходится переводить. Не хватает еще брякнуться от банального инсульта.

– У вас превосходный английский, – похвалил Юрген.

Мои брови подпрыгнули.

Английский, значит…

– У вас многие на нем говорят? – спросил я.

Юрген кивнул.

– Как и большинство в Руинах. Хотя, когда долго путешествуешь интернациональной толпой, в привычку входит говорить на смеси языков и объясняться жестами. Язык жестов универсален. Если хотите, брат Амин даст урок.

Я улыбнулся.

– Как-нибудь обязательно.

Массирую виски.

Еще один язык – это, конечно, то, чего сейчас не хватает.

– Если решили идти на поиски, брат Мартин выдаст веревку.

– Веревку?

От избытка перевода соображаю неважно, поэтому, когда вспомнил, зачем веревка, Юрген уже пустился в объяснения, и я не стал перебивать.

– Самый простой и надежный способ не заблудиться, – говорит он. – Вы же знаете, Руины меняются. Коридоры, где был только что, можно не узнать. Это могут оказаться совсем другие коридоры, на другом конце Руин. Пространство тут завязано в клубок, с ума сойти можно. А обвязавшись веревкой и примотав ее конец к лагерю, почти с гарантией вернешься туда, откуда начал.

– Надеюсь, длины хватит.

– Не отвязывайтесь ни в коем случае. Даже если впереди лестница и до нее не хватает совсем чуть-чуть. Просто перевяжите конец с себя на держатель для факела, к примеру, и возвращайтесь по веревке в лагерь.

– Хорошо.

– Какой ваш родной язык?

– Русский.

– Тогда с вами пойдет сестра Мирослава.

Я поблагодарил.

Ну, хоть переводить не придется. Хотя лучше совсем без спутников. Ксара не в счет – и так почти все время молчит. С другой стороны, Принц все равно покоя не даст, он и сейчас отпускает мне в уши ехидные комментарии. А я и ответить не могу при посторонних.

– Лестниц вам, люди добрые! – поприветствовала Мирослава с поклоном.

Посмотрела на Ксару, ей тоже достался поклон и солнечная улыбка без всяких предрассудков.

– И нелюди тоже!

Ксара отвернулась.

Я развел руки в стороны, как для объятий, но ограничился тем же поклоном.

– И тебе лестниц, Мирослава.

Типичная деревенская баба. Лет двадцать пять. С веснушками и светлой косой.

Дородность ее только украсила бы, но в Руинах быть полненькой, не живя в городе, это фантастика, и взгляд мой довольствуется лишь склонностью к полноте. Тату культа на лбу и просторная подпоясанная одежда, которая больше подходит каким-нибудь шаолиньским монахам, выглядят на Мирославе странно.

Как темные очки и плащ из «Матрицы» смотрелись бы на уборщице тете Дусе из моей школы.

Мирослава хлопнула меня по плечу.

– Не боись! Присмотрю, чтоб не заплутали.

Самое дурацкое, телохранитель мне не нужен. Уже есть один. Вернее, одна. Даже веревка не нужна – ее вполне заменяют смыши. Но поговорить с кем-нибудь по душам (Принц не в счет) было бы неплохо.

Брат Мартин выдал по мотку тонкой, но крепкой веревки мне и Мирославе. Ксара отказалась, сославшись на то, что не будет от нас отдаляться.

– На мне и так хватает оков, – добавила тихо.

Услышал лишь я.

Она потерла рабраслет, стиснула, будто в желании расколоть, а затем отпустила.

Мирослава ахнула.

– Какие перча-а-атки!

Подкралась к демонше, без всякого смущения приподняла ее руку и давай лапать бриллиантовую конечность, разглядывая со всех сторон.

– Брильянты! Ой, а браслет… рубины как черешни! Красоти-и-ища…

Ксара от ее бесцеремонности обалдела – даже не отдернула руку и не огрызнулась. Наверное, ее забавит, что Мирослава от нее не шарахается.

Но руку все же высвободила.

– Лучше бы без этой красотищи.

Юрген, члены культа и добровольцы из каравана уже принялись разбирать потолок, в колодец дыр высотой в три этажа уже полетели первые обломки потолка. Глядишь, через пару часов закончат.

Я снял со спины плазму.

Мирослава обвязала себя веревкой вокруг пояса, привязывает другой конец к воткнутому в пол копью, а сам моток висит на плече.

– Ты бы тоже привязывался, мил человек. Зачем ружьишко взял? Еще навоюешься. Ой, какое ружьишко-то чудное…

Плазма нагрелась, я вскинул, целясь в потолок, члены культа откалывают от него по кусочку.

– Разойдитесь.

Края одежд зашуршали, подошвы затопали, люди разбегаются как тараканы, сверкая бритыми головами.

Я нажал на спусковой крючок, ствол выпустил красную комету, и почти сразу грохнуло, вспыхнул огненный бутон, облако пыли отбросило многих, заставило пригнуться, лечь на пол. Посыпались тяжелые глыбы.

Когда пыль рассеялась, в потолке возникла дыра. Больше той, что в полу.

Я выключил плазму, та повисла на плече. Ладонь стряхивает с волос пыль. Смотрю на Юргена.

– Инструменты, говоришь…

Все глядят на меня как на рычуна, который вдруг заговорил по-человечьи. Мирослава смотрит растерянно то на меня, то на Юргена, пожимает плечами, мол, я ни при чем. Не парится только Ксара.

Юрген оценил взглядом дыру в потолке.

– Вижу, выходить в поиск смысла уже нет.