Читать книгу Руины Арха 3. Бродяга - Олег Геннадьевич Фомин - Страница 5

К бою мы готовы. На нас смотрят носы стрел, пустые глазницы дул.

По жилам Ксары заструился огонь, красное тело светит оранжевой сетью, Принц тоже сияет кровавой лампой, клубы рубиновой пыли расплелись на воющий вихрь, тот крутится вокруг духа, добавляет объем. А я настроил мозг на связь с Медным Берегом, готов мигом туда провалиться и тут же вернуться – возникнуть за спиной рыжей, с ножом в кулаке.

– Чего ждете?! – рявкнул мэр. – Убейте!

Вот только убивать нас не торопятся.

Вижу по глазам…

Боятся.

Эти руинцы, в отличие от мэра, регулярно выходят в дикие коридоры добивать ресурсы для города, у них чутье на противника. Чувствуют, кого можно прихлопнуть как муху, а с кем лучше не связываться даже толпе.

Но боятся, наверное, не столько не меня, сколько Принца и Ксару. Без чутья видно, что с ними шутки плохи.

– Не здесь, – сказал суровый дядька с черным намордником бороды и усов.

Ткнул дулом автомата в ворота.

– Выйдем из города.

– Как смеешь не подчиняться приказу мэра! – закричала рыжая, ее когти сдавили плечи толстяка, тот поморщился.

Хотя, может, поморщился от слишком громкого карканья своей гарпии.

Дядька – помню, его зовут Ханом, правая рука Анджея, – направил автомат на рыжую, та вздрогнула, ее глаза округлились, но автомат опустился. Не до конца.

– Это мирное место. Для мирных людей. Пачкать его кровью – святотатство. Грязи место вне его стен.

– С нами ребенок, – сказал я. – Девчушка-то виновата в чем? Подобрали недавно, она в Руинах всего пару часов. Дайте ей место в городе хотя бы на время. Я оплачу.

– С вас и так снимут все, когда изрешетят! – сказала рыжая.

Я начал выходить из себя.

– Я же сам тебя сюда привел, сука! Так же, как ее!

– Заткнись!

– Милая, о чем он? – подал голос мэр. – Он же держал тебя в рабстве, а ты сбежала…

– Не слушай его, мой тигр. Кому ты веришь, своей тигрице или этой своре мерз? Посмотри, из них половина даже не люди, а эта девка… наверняка троянский конь, откроет ночью ворота всей банде, их же там десятки!

Я покачал головой.

Остапа понесло…

– Верю тебе, моя тигрица, – ответил мэр, взмокший от внутренней борьбы. – За ворота! Всех четверых.

Хан стал отдавать распоряжения, кто пойдет с нами, а кто останется, в итоге нас поведет на казнь только треть бойцов, а основной гарнизон остается в Колыбели.

– Какого черта?! – возмутился мэр.

– Для расстрела хватит и нескольких, – сказал Хан. – У нас задача – казнить, а не превратить в фарш. Кто-то должен работать и охранять город.

– Но там в засаде вся банда! Жена сказала, их десятки, перебьют вас как котят!

– Тем более, нет смысла тащить на убой весь город.

– Я с вами! – заявила рыжая.

Мэр посмотрел на нее как на больную.

– Милая, там же банда! Ты сбежала от них чудом, неужели не боишься, что снова схватят?!

Я усмехнулся.

Конечно, не боится. Моя банда в сто рыл вся через ее дырки прошла, она там каждый болт знает в лицо: длину, толщину, волосатость и тэдэ. Чего бояться-то?

– Ради того, чтобы увидеть, как он сдохнет, – гордо заявила рыжая, – не боюсь!

Ух, какая смелая. Хоть картину с нее пиши, валькирия во главе армии, сияющий ореол дорисовать, и чтоб волосы на ветру развевались.

Ворота поднялись, мост опустился, и нас провели над пропастью к просторному каменному берегу. Шесть стрелков, в их числе Хан, нас окружили, стоим с поднятыми руками – даже Принц! – как-никак, пленные. Но снять с нас оружие никто не решился. Дураков нет.

Принц, похоже, вообще устранился, наслаждается ситуацией, как в киношке с попкорном. Спорю, в мыслях у него такой дикий ржач, что Медный Берег накрыло бы землетрясение.

Мэр как на иголках. Поплелся-таки за своей возлюбленной, но вечно озирается в поисках бандитов, на платке сухого места не осталось. Ладно, хоть штаны сухие. Пока.

Мальчик с сундуком тоже напуган. Бедный. Неужели ему велено всюду таскать за рыжей драгоценные побрякушки, подаренные супругом?

Рыжая достала из-за спины дамский револьвер. В чей лоб нацелится, даже не сомневаюсь.

Ну вот, так и знал.

– Прежде чем ты и твои сучки сдохните, – говорит она, глядя на меня тремя глазами, своими и черным револьверным, – взгляни, тебе подарок.

Покосилась на слугу и, глядя на него строго, ткнула головой в меня.

Мальчик завозился, сундук на весу удерживает едва, замочек щелкнул, сундук, качаясь, разворачивается в его руках замочком ко мне. Мальчик держит левой, правой пытается поднять крышку, но тщетно, коленки трясутся.

Рыжая, держа меня на мушке, свободной рукой долбанула по сундуку, будто отвесила смачный подзатыльник.

Дерево при встрече с полом хрустнуло.

К моим ногам подкатилась, оставляя на плитах красные кляксы, человеческая голова.

Мулатка за моей спиной закричала в ужасе.

По отряду карателей прокатилась волна ахов, крепких словечек и зловещего шепота.

– Твою мать!

– Это же Камил…

– Камил!

– Кто его?..

Имя я услышал первый раз. Но лицо отрубленной головы знаю хорошо. А Ксара знает даже лучше.

Сын Анджея.

Смог-таки найти дорогу домой. Лучше б не нашел…

– Он про тебя мно-о-ого рассказал, – говорит рыжая довольно. – А про твою помидорную подружку с огненными глазками трындел без умолку.

«Подружка» села на колено рядом с головой Камила. Пальцы погладили срез, бриллианты на перчатках тут же обагрились, словно превратились в рубины, Ксара коснулась окровавленными пальцами языка.

– Теплая… Убили недавно.

Голос, которым она это сказала, подействовал на меня, как действует рыжая на своего слугу.

Ксара на меня посмотрела, и я чуть не умер.

На нас смотрит куча пушек, хотят казнить, а меня не колышет – знаю, перебьем всех, если захотим, как детей. Рыжая с ее смешными угрозами не идет ни в какое сравнение с этим взглядом Ксары. Вот от него действительно жутко.

Благо, перевела его на рыжую.

Толстячок глядит на отрубленную голову с ужасом, от жены шаг в сторону.

– Милая, как… это ты его?..

– Он примкнул к этой шайке! – обвиняет та гневно, тычет в нас. – Хотел открыть им ворота, но понял, что я его раскусила! Если бы я это не сделала, он бы меня…

– Ах ты… тварь!

Это Хан. Теперь его автомат смотрит дулом на рыжую. Другие пять стволов тоже повернулись на нее. По оскалу и сопению Хана видно, сдерживается с трудом, хочет всадить в рыжую всю обойму.

Рыжая вертит головой, револьвер дрожит, глаза округленные.

– Что?!

Хан перевел бешеный взгляд на мэра.

– Тебе зуд в паху совсем мозги съел, Георг! Как ты допустил такое? Как допустил, чтобы в Колыбели, городе мирных людей, убили того, кто в ней родился и вырос?! Отрезали голову как свинье!

Толстяк сделал еще шаг от жены.

Один из стрелков перевел пушку на мэра.

– Молчишь? Всегда молчишь, ей любые выходки сходят с рук. Она тебе еще и рот сиськой заткнула!

Рыжая начала пятиться.

– Да как смеете, блохи! Как смеете не подчиняться мэру!

Ее револьвер повис, но его все равно бросает от одного ополчившегося стрелка к другому.

– Тигр! Скажи этим обезьянам, чтоб повернули свои железки на этих бандитов!

– С тех пор как она появилась, – заговорил Рамиль, стражник, что встретил нас у ворот, – ты изменился, Георг. Вертит тобой как хочет, и посмотри, до чего довертела. И это ради пары дырок у нее под юбкой? Зря мы избрали тебя мэром.

– Колыбель уже не та, – сказал еще один. – После того, как исчез Анджей…

– Я уже десять раз проклял, что не пошел с ним спасать Камила. А ведь он звал!

– Мы все его предали.

– Верно, братцы. Мы же были братьями. Общиной! А теперь… из-за этой гадюки… как челядь, госпоже и господину подошвы лижем.

– Ее человеком-то не назвать, сущий дьявол! Демон!

– Молчать! – рявкнула рыжая.

Резко повернула голову к толстяку, щупальца локонов хлестнули по лицу.

– Скажи им! Ты мэр или тряпка?!

Толстяк впал в глубокую прострацию, мало чем отличается от мальчика-слуги, тот спрятался за каменюгой, слышны всхлипы.

– Дорвалась вша до власти, – сказал я. – От вседозволенности крышу снесло.

Рыжая вернула взгляд, полный ярости, мне, револьвер в пальцах окреп, смотрит на меня черной глазницей, скрежет курка.

Бах!

Пуля пролетела мимо, а револьвер из кулачка выбило, рыжая пошатнулась, едва не упала. Как и остальные, и я в том числе. Горячая ударная волна пихнула всех, народ едва удержал оружие, яростный женский рев.

Но рев едва ли можно назвать человеческим.

Ксара сидит на колене, меж ладоней – голова Камила, а ее голова запрокинута к потолку, сверкают в раскрытой пасти клыки, щеки дрожат как у рычуна, вой искажает пространство, глаза пылают двумя огненными шарами, жилы как раскаленная проволока, смотреть на нее можно лишь сощурившись.

Воздух сияет оранжевой аурой. Чувствуется кожей и костями, как звенит энергия, что исходит от демонши. Звон перерастает в гул.

Ярость!

Демонша начинает светиться изнутри, словно под кожей пустота, которую заполняет пламя, как в лампе.

Паника заставляет кого-то пригнуться, кто-то – направить пушку на Ксару, никто не знает, что происходит.

Я знаю.

Потому что знаю, какой руинный монстр зачал Ксару-демона.

Помню, как взрывались красные пауки. Насмотрелся, не забуду никогда и не спутаю ни с чем.

А ведь Ксара еще даже не взорвалась! Ее тело только готовится. Одно лишь эхо подготовки едва не сбило с ног всех, а что будет, когда энергия накопится…

Ксара сейчас рванет, и выживет разве что Принц, будет долго собирать себя по крупицам, а если Колыбель уцелеет, то ударная волна раскачает коробку на цепях так, что всех жителей внутри впечатает в стены, размолотит кусками города, как зерна жерновами.

Но Ксара взяла себя в руки.

Светится как сердце вулкана, энергия гудит, не женщина – атомная станция! Но чувствую контроль…

Ярость кипит, но через край не хлещет, Ксара не дает химии процесса уйти на глубину, где сознание уже не сможет им рулить.

А затем…

Гнев пошел на убыль. Раскаленный вольфрам жилок остывает до оранжевой проволоки, сферы огня в глазницах пылают уже не так устрашающе, воздух гаснет, и гул все тише.

Ксара опустила голову Камила на плиту, встала с колена, взгляд перевелся на рыжую, та успела нашарить револьвер, подняться на ноги.

– Какого…

Платье в пыли, юбка зацепилась за торчащий из плиты прут арматуры и порвалась, башня волос рухнула, на полу блестит заколка. Рыжие вьюны скрыли часть лица, а другая часть перекошена морщинами страха, непонимания и злобы.

Все пошло не по плану.

А Ксара пошла к рыжей.

У той глаз набух, рот приоткрылся, гнев стал маской, зато страх полез как муравьи из горящего муравейника.

– Не приближайся! Ты что, из-за этого…

Рыжая умолкла. Видимо, дошло, что переговоры бесполезны. Оскалилась, револьвер дернулся, вскидываясь, но лязгнул металл, свистнуло, и рыжая истошно закричала.

– Ника! – крикнул мэр.

Подался было вперед, но ужас того, что случилось, и страх попасть под раздачу уронили его на колени.

Упала на пол кисть рыжей с револьвером, та орет, пятится, из среза на запястье бьет алый фонтанчик.

Далеко за ее спиной звякнул о плиты и проскользнул по ним окровавленный короткий меч.

А Ксара все идет к рыжей.

Та уже рухнула, кровоточащий обрубок вжался в живот, каблуки судорожно отталкиваются от камней, тело ползет назад. За юбкой, как за кисточкой художника-великана, тянется красный мазок.

– Нет! Не трогай!

От гнева и гордости ни следа, щеки заблестели влажными пленками.

– Уйди!

Ксара, вышагивая к рыжей, приподняла руку, пальцы другой руки ухватили край бриллиантовой перчатки, резким движением Ксара сняла.

– Арх всемогущий…

– Мать твою!

– Что?!

Всех проняло до корней, отшатнулись от демонши, даже у меня ноги стали ватными.

Рыжая завизжала с новой силой, в ней ужас и отвращение, дергается, отползая, как припадочная, юбка стала намокать обильно, липнет к ногам, очерчиваются бедра.

Не знаю, как назвать…

Выглядит так, будто у Ксары вместо кисти… паук!

Головогрудь и брюшко «паука» заменяют демонше ладонь. Пальцы не впереди, а по бокам, по четыре с каждой стороны, длинные как паучьи лапы, а спереди лишь два коротких пальца-крюка, с мощными когтями, похожи на жвалы. Выделяют что-то густое и зеленое.

Не могу понять – это просто кисть извратилась по генам отца так, что похожа на паука, или в самом деле паук?

Ксара подошла к рыжей, кулак-паук раскрыл лапы страшной звездой, жвалы шевелятся часто, яда на когтях столько, что капает зеленым дождиком на юбку рыжей.

– Оставь меня! – взмолилась рыжая. – Прошу! Пощади!

Ее перекосило, не узнать, плачет, как в детском саду ребенок, которого так и не приехали забирать.

Ксара метнулась, паук впечатался в промокшее от слез лицо, лапы сомкнулись вокруг головы, жвалы воткнулись в глаза. Крик не взорвал мои уши только потому, что рот рыжей закрыт, как кляпом, брюхом паука (или ладонью Ксары), кричит глухо.

Гляжу, как дергается в конвульсиях, ассоциации с лицехватом из фильмов про Чужих. Из-под паука по щекам и шее рыжей течет пена. Кожа меняет цвет на зеленый, вены становятся черно-синими, а голова набухает, один сплошной отек.

Я отвернулся. Мэра вырвало. Мулатка валяется без сознания.

Хан мрачнее тучи, морщится, но смотрит.

Покосился на меня.

– Она что, знает Камила?

Я кивнул.

– Сдружились малость.

Хан вновь смотрит на то, как Ксара убивает рыжую, мышца на его лице дернулась, наверное, узрел что-то совсем отвратное.

– Да уж, малость…

Хрипы и бульканья рыжей стихли, но я ощутил, как вновь копится в Ксаре энергия ярости, воздух начал дрожать, я поспешил к ней.

Мои ладони легли ей на плечи, и я погрузился в себя.

Мы оказались на теплом красноватом песке Медного Берега, в лица дует легкий ветер с моря, Ксара застыла на колене, я за ее спиной, держу ладони у нее на плечах, а волны штурмуют утесы. Их сверкающее золотое буйство гипнотизирует Ксару, отвлекает.

А ведь она родилась в Руинах. Моря никогда не видела, как и неба, и солнца…

Я подержал бы ее здесь дольше, но меня со спины обняли когтистые лапы судьявола, талию оплетает хвост.

Уже тут как тут, скотина!

Мое ухо лизнула шершавая змея языка, барабанную перепонку обожгло горячее, как из печи, дыхание.

– Убийца…

Я мигом вернул себя и Ксару в Руины. Надеюсь, заметить этого монстра не успела.

Ладонь-паук отпустила то, что осталось от лица рыжей, труп с глухим бумом упал на плиты.

Ксара в прострации…

Кисть сжалась в кулак – «паук» скрючил лапы и хелицеры под собой, будто умер, и Ксара натянула на него бриллиантовую перчатку.

Не знаю, как, но, когда перчатка скрыла руку по локоть, драгоценные пальцы заиграли, словно в них – обычные человеческие пальцы. Спорю, перчатки не простые – магический артефакт, как моя торба.

Интересно, под второй перчаткой такой же паук? Узнать это мешает рабраслет, но без него Ксара сможет не только оголить вторую кисть, но и продемонстрировать ее возможности лично на мне.

– Пойдем отсюда, – сказал я.

Слабым движением плеч Ксара сбросила мои ладони, но с колена поднялась. Смотрит на мертвую.

– Парня убила не она.

– Что?

– Она только заказала. Убил и отрезал голову другой. Самой бы не хватило ни сил, ни навыков.

– Почему?

– Его тренировала я. Постоять за себя он способен… был.

Я обернулся к горожанам.

– Слышали? В Колыбели предатель. Она кого-то купила, чтобы убить парня. Так что копайте. Сделайте хоть что-то для Анджея, которого так чтите.

Пора уходить.

После того что Ксара учинила, никто не возразил. О том, что нас надо казнить, вообще забыли. Это они еще Принца во всей мощи не видели.

Кстати, где он?

Опять под шумок куда-то делся. Любит так развлекаться. Хотя, я уверен, наблюдает, вдруг будет еще что интересное…

Стволы пушек теперь смотрят на мэра, тот по-прежнему на коленях, безвольный мешок картошки, где-то в себе.

– Сегодня на общем собрании выберем нового мэра, – сказал Хан. – Ты с нами давно, Георг, всегда делал свое дело хорошо. Пока не стал мэром. Из города не выгоним, будешь, как раньше, заведовать складом, вести торговлю. Но на большее рассчитывать не смей. До конца жизни.

Я отвел Хана к мулатке, та по-прежнему без сознания.

– Возьмите девчонку. На время. Пропадет.

Вручил Хану заранее собранный мешок с разными плюшками из моей торбы.

– Плата за место в городе.

Хан нахмурился.

– Вообще-то эту, – ткнул в тело рыжей, – к нам тоже привел ты.

Я улыбнулся.

– Все-таки знали?

– Многие догадываются, кто ты. Следит, помогает, на глаза не показывается… Мы не собирались вас казнить, поэтому я оставил многих стрелков в городе. На дежурстве у бойниц, когда ты привел Нику, был я. Видел все. Не сбегала она от тебя – ты сам хотел от нее отделаться. Могу понять.

Я снова посмотрел на мертвую.

На миг проснулась жалость. Ника выживала тем, что ложилась под сильного. Покорность в обмен на защиту и сытость. Но добралась до власти, и подавленные обиды вышли наружу. Маятник, как говорится, качнулся в другую сторону.

– Но ты сдал ее городу, – продолжает Хан. – И посмотри, к чему это привело. Подложил нам не просто свинью – демона!

Указал на лежащую на плитах голову Камила.

Я, в свою очередь, указал на мулатку.

– Она еще ребенок. Вот и воспитайте, пока есть время. Сделайте так, чтобы не стала такой, как Ника. Изгнать успеете всегда.

Хан поджал губы. Заглянул в мешок. Вздохнул.

Посмотрел на мулатку.

– Как ее зовут?

– Не знаю. Теперь не знаю.

Пришлось рассказать о странном недуге девочки. Всякий раз после пробуждения у нее новые воспоминания. Хана это, конечно, не обрадовало.

– Научите ее с этим жить, – нажимаю я. – Вести дневник. Если не станет своей, хотя бы получит навыки выживания, сможете отправить ее с караваном в другой город.

Хан снова заглянул в мешок.

– Ладно. Но теперь уходите. Все и так в смятении, будет лучше, если его источники окажутся от города подальше.

– Я только за.

Мы с Ксарой вернулись по лестнице на площадку, откуда вид на Колыбель сверху. Сюда я несколько часов назад привел мулатку. Сюда же привел Камила, когда тот первый раз сбежал из города.

С края площадки следим, как горожане возвращаются по мосту в Колыбель. Двое ведут едва влачащего ноги бывшего мэра как арестанта. Кто-то обнимает мальчика, который уже не слуга. Хан несет на руках бесчувственную девочку. Рамиль несет голову Камила. В городе есть кладбище для своих, старожилов. Головы, конечно, мало, но хоть что-то…

Интересно, где тело? Вряд ли еще в городе. Убийца, наверное, сбросил через люк в пропасть.

– А ты опять сбежал, – сказал я с упреком, не оборачиваясь.

Не сомневаюсь, что ответ будет.

– Просто передал штурвал тебе, – голос Принца за спиной. – И ты неплохо разрулил.

– Рулила больше Ксара.

– Нет, леди спайдер была в роли судна с рваными парусами, которое занесло в шторм.

– Я была штормом, – подала голос Ксара. – Мне нельзя впадать в ярость. Иначе потеряю контроль и взорвусь. От города останется только пыль. А от меня и вас – вообще ничего.

– За меня не переживай, – успокоил Принц.

– Иногда так хочется поддаться, – сказала Ксара с горечью. – Порвать бы эту тварь в ярости!.. Но пришлось убивать с холодной головой. Всегда приходится убивать спокойно.

– Может, и к лучшему.

– …Может.

Горожане скрылись за воротами Колыбели, и мост поднялся.

На берегу пропасти осталось лишь тело в роскошном, но грязном платье, в луже крови, с рукой без кисти, вспухшей головой, рыжим гнездом волос, а вместо лица – жуткая каша.

– Почему ты не сказал, – заговорила Ксара, – что не убивал Камила?

Я пожал плечами.

– Не поверила бы.

Труп утаскивают мерзы. Четыре особи мужского пола. В лохмотьях, еще более грязные, чем добыча, двигаются как звери, сгорбившись, а то и на четвереньках.

Одного пристрелили из бойниц. Но второй и третий оттащили тело рыжей в укрытие, а четвертый сцапал кисть с зажатым в ней револьвером.

Под обстрелом укрытия мерзы раздевают труп, спускают с себя штаны, собачась за право быть первым.

Мы ушли.