Читать книгу «Спартак». Хроники возрождения». Книга пятая. Послесловие - Олег Медведев - Страница 7

Сезон 1980 года «Спартак» начал, чуть замешкавшись на старте, но вскоре набрал хороший ход. Прошлогодний чемпионский состав удалось сохранить практически полностью. Лишь Владимир Букиевский был призван в армию и вынужден был перейти в ЦСКА. Зато постоянное место в составе получил уже дебютировавший ранее в «основе» 18-летний Сергей Родионов, стали появляться на поле его ровесники Геннадий Морозов и Борис Поздняков. Настоящим лидером команды проявил себя Юрий Гаврилов, о котором журналист Сергей Шмитько весной того года скажет: «На мой взгляд, одно из главных достоинств Гаврилова – умение дать почти всегда неожиданный для соперников последний пас кому-нибудь из партнеров, находящихся подчас пусть и в плотном скоплении игроков. Вернее, это даже не пас, а нечто похожее на тычок мяча под завершающий удар. Обычно так же мягко и расчетливо защитники при необходимости откидывают мяч вратарю. С другой стороны, и отобрать мяч у Гаврилова не так-то легко. Разве что свалить вместе с мячом этого столь настырного и неудобного для обороняющихся то ли полузащитника, то ли нападающего. Словом, когда самочувствие у Гаврилова, как он сам считает, «нормальное», обороняющимся следует особо его остерегаться и, конечно, ни на мгновение не упускать из-под контроля. Безусловно, Гаврилов – лидер в передней линии «Спартака»…»58. Бесков даже в какой-то момент начнет выражать недовольство излишним вниманием к игроку: «Во встречах со «Спартаком» сейчас все команды решают «проблему Гаврилова». К.Бесков на недавней пресс-конференции в Москве заявил даже, что пресса слишком привлекает в этому внимание…»59. Тем временем, «под крылом» основного спартаковского диспетчера все ярче проявлял свой талант и Федор Черенков. Именно в том сезоне, к слову, как раз после стартового ничейного матча в Одессе прозвучала известная старостинская шутка: «…Черенков, против обыкновения, грешил неточностями, Н.Старостин после матча не согласился с тем, что Черенков сыграл неважно, и пошутил: «Просто наш полузащитник сделал ряд ярких ошибок»60.

«Спартак» уверенно набирал очки, завершил первый круг во главе турнирной таблицы и сохранял лидерство до конца августа. В Москве были одержаны победы над киевлянами и горняками, в гостях в красивой, запоминающейся игре было повержено тбилисское «Динамо» – 4:2. «Я уверен, в тот год «Спартак» был сильнее остальных…<…> …В том году мы могли сделать дубль, однако проиграли и Кубок СССР, и чемпионство…»61, – скажет впоследствии Георгий Ярцев.

Ладились до поры до времени дела и у сборной страны, которую возглавлял Бесков, и в состав которой входило немало спартаковцев. 15 июня на знаменитой «Маракане» в присутствии 130 тысяч зрителей сборная СССР впервые обыграла бразильцев. Товарищеский матч был приурочен к тридцатилетию стадиона и десятилетию победы бразильцев на чемпионате мира в Мексике. Скепсис местной прессы в отношении «всего-навсего» олимпийской сборной СССР, в которую не были включены такие звезды советского футбола первой величины, как Блохин, Буряк, Кипиани, Гуцаев, казалось, имел основания. До середины первого тайма бразильцы полностью доминировали на поле и открыли счет. Однако после того, как Зико не сумел реализовать пенальти, послав мяч рядом со стойкой ворот, советские футболисты словно осознали, что не боги горшки обжигают: «С этого момента инициативой завладели наши футболисты и не отдавали ее до конца встречи. Сборная СССР, добившись позиционного преимущества, предложила соперникам высокий темп, который те не сумели выдержать. На 32-й минуте Черенков сравнял счет, а шесть минут спустя Андреев головой провел второй мяч. Советскую команду выделяла более высокая организация игры. В середине поля мобильными были Черенков, Бессонов, Шавло и Гаврилов, защитники четко действовали в обороне, а команда в целом постоянно была нацелена на ворота соперников. Защитники бразильцев не справлялись с быстрыми маневрами наших игроков, и после перерыва тренер Теле Сантана вынужден был заменить Амарала, который допускал много ошибок…»62. Федор Черенков, забивший гол, который переломил ход неудачно складывавшегося матча, вспоминал: «Я с детства бредил бразильцами. Перед самой поездкой в Рио вышла книга «Чаша Мараканы», и я просто проглотил ее. Для меня это был матч-мечта! Самое приятное, что весь второй тайм мы играли с кудесниками мяча на равных и победили заслуженно. Единственное, что испортило впечатление, – реакция бразильских болельщиков. Они свою великую команду освистали! Мне даже жалко было бразильских игроков…»63.

Победа над Бразилией, да еще и на «Маракане», безусловно, была для Бескова одним из венцов его тренерской карьеры. Впервые увидев бразильцев на чемпионате мира 1958 года, Бесков был совершенно очарован их игрой. Да так, что, как вспоминал Владимир Федотов, буквально в деталях мог воспроизвести увиденное: «Во время чемпионата мира 1958 года Интервидения не было. Я тогда занимался в ФШМ у Бескова, а он ездил в Швецию наблюдателем. Так вот, без всякого телевизора я знал и помнил во всех подробностях каждую игру бразильцев, каждый забитый ими гол. Все это рассказал нам Бесков. Рассказал и показал на доске. И объяснил, как и почему все было. И кто куда бежал, и кто где стоял, и кто в какой миг ошибся. И как кто должен был сыграть, но не сыграл…»64.

Константин Иванович не просто многое почерпнул для себя в игре бразильцев, но и, самое главное, получил зримое подтверждение своим футбольным взглядам, футбольной философии, которой оставался верен в течение всей своей тренерской карьеры. Об этом можно судить по его статье по итогам того турнира в «Советском спорте» под немудреным названием «Футбол должен быть интересным!»: «Любые комбинации, финты, хитроумные передачи бразильцев – все было подчинено общей задаче команды и согласовывалось с намерениями и действиями партнеров. Поэтому игра бразильцев была не только привлекательной для зрителей, но и результативной. Именно разнообразные индивидуальные действия ведущих футболистов обеспечивали командам Бразилии, Швеции и Франции большую свободу в выборе тактических вариантов, позволяли вести подлинно творческую интересную игру. Горько признать, но наш футбол пошел по неправильному пути. Команды стали придерживаться примитивной тактики силового напора. В результате футбол начал утрачивать свою красоту, стал шаблонным, механическим. Хотя футболисты прилагают много стараний, зрителям скучно смотреть на такую игру…»65.

Парадоксально, но именно славная победа в Бразилии сыграла в каком-то смысле роковую роль в судьбе бесковского «Спартака». «…На мой взгляд, проблемы 80-го года начались с победы над сборной Бразилии на «Маракане». У Константина Ивановича эйфория проявлялась не в самоуспокоенности и снижении требований, а наоборот. Он начинал всех дергать, до каждого «докапываться»…»66, – заметит Вагиз Хидиятуллин. Согласится с ним и Георгий Ярцев: «В 79-м атмосфера была гораздо лучше. А началось все это уже в 80-м. Думаю, как ни странно, вся эта накрутка появилась после… победы сборной над бразильцами на «Маракане». После нее никто уже не мог Константином Ивановичем управлять – хотя это и так трудно было. Доказывать что-либо Бескову было бесполезно…»67.

…А следом была московская Олимпиада. Незаживающая боль целого поколения футболистов и болельщиков. Фактически завершившаяся обидным поражением в полуфинале от сборной ГДР со счетом – 0:1. Победа в матче за третье место над югославами и турнирная «бронза» никого не могли ни обмануть, ни утешить. Страна, и не без оснований, ждала футбольного «золота», которое должно было увенчать общекомандную победу на первой в истории домашней Олимпиаде.

Бесков прекрасно понимал особенности олимпийского турнира, заметив в одном из интервью накануне сезона, что его главное отличие от других соревнований «…прежде всего, в психологической стороне игры. Уж очень велика ответственность футболистов не только за успех своей команды, но и за успех всей сборной олимпийской команды…»68. Словно в будущее заглянул. Как скажет впоследствии Ринат Дасаев: «Никогда не забуду полуфинала олимпийского турнира в Москве. Перед матчем со сборной ГДР нас так «накачали», что у всех поджилки тряслись. В итоге, сами знаете что – проигрыш…»69. Спустя много лет вратарь сборной вспоминал те дни: «…В день игры на базу приехал председатель Спорткомитета Павлов в сопровождении свиты. Пошли накачки: мол, ребята, не подведите, на вас смотрит вся страна. Такие разговоры настроения не прибавляют, все и так на нервах… Хотя обыгрывать немцев мы должны были по-любому. Но соперник забил нам уже на первых минутах встречи, а потом мяч упорно отказывался идти в их ворота. Один Вагиз Хидиятуллин запорол немыслимое количество голевых моментов, компанию ему составил и Валерий Газзаев. Перед матчем за третье место с югославами на базу вновь прибыло начальство, только уже с другим настроением. Лозунгов и призывов не было, вместо них звучали проникновенные просьбы: надо взять хотя бы «бронзу», без медали будет совсем плохо. С поставленной задачей мы справились, но на душе от этого легче не стало. Финал ГДР – Чехословакия смотрели с одной общей мыслью: на месте немцев должны были быть мы. Это, кстати, оказались единственные соревнования московской Олимпиады, за которыми мы следили непосредственно на стадионе. Все остальное видели только по телевизору…»70.

Анализируя причины той неудачи в большом материале в специализированном ежегоднике «Футбол», Бесков каяться и посыпать голову пеплом не стал: «Полуфинальный матч со сборной ГДР, несмотря на очевидное игровое преимущество <…>, наши проиграли из-за чрезвычайно низкой надежности действий (брак – 30,4%), ввиду потери самообладания после пропущенного гола и в какой-то мере из-за неудовлетворительного состояния поля к моменту встречи…»71. Своей вины, как за ним водилось, не увидел: «Что касается основных концепций игры, то они сомнений не вызывают…»72. Привычно обрушился Константин Иванович с критикой на руководителей нашего футбола – как всегда, опоздали с необходимыми решениями, в результате времени на фундаментальную подготовку не хватило: «По отчетам руководителей советской команды-80, главной причиной слабого выступления наших футболистов на Олимпиаде в Москве была «организационная несостоятельность». Как правило, очень много времени (от года до трех лет) затрачивалось на решение не столь уж сложного на первый взгляд вопроса: какая команда должна представлять страну на Олимпиаде (первая, вторая или олимпийская)? Когда же этот вопрос был решен, практически не осталось времени на фундаментальную подготовку (оптимальный срок для гарантии успеха такой подготовки – 3-4 года). К сожалению, для нас то же произошло и в 1977-1980 гг.: вновь созданная олимпийская команда приступила к подготовке лишь в начале января… олимпийского года (всего за семь месяцев до выступления в турнире). А соперники (и прежде всего из ГДР) «обкатывали» олимпийские команды уже по два-три года…»73. Досталось и игрокам, причем в большей степени – даже резервистам, а не основному составу сборной: «…Костяк состава (13 чел.) определился практически после первых двух сборов, что говорит о высокой степени взаимопонимания и о сплоченности вошедших в него (за редким исключением) игроков, позволивших успешно управлять как коллективом в целом, так и отдельными футболистами. Резерв (4 чел.) был сформирован почти заново в завершающем цикле подготовки команды, без длительной проверки на предыдущих сборах. Новые игроки не вписались в олимпийский состав и практически не оказали команде существенной пользы…»74. Бескову вообще это было свойственно – винить в неудачах футболистов. Как заметил Александр Бубнов, «…Константин Иванович при поражениях утверждал: «Я все сделал правильно, это они ошиблись». Ошибались только игроки. Такого же не может быть…»75. В этом они, к слову, кардинально расходились со своим главным оппонентом: «У Лобановского была одна замечательная черта – он побеждал и проигрывал вместе с командой. Не припомню, чтобы Васильевич искал когда-то отдельных футболистов и обвинял их в проигранном матче…»76, – вспоминал Виктор Чанов.

Обычно в дни поражений Константин Иванович спускался на землю, но в данном случае слишком грандиозна, непосильна была цена неудачи, слишком велики были ожидания и ответственность, слишком глубоким было и собственное его разочарование. Негативные эмоции Бескова в полной мере ощутили на себе спартаковцы: «Вообще по окончании Олимпиады что‑то непонятное происходило. Константин Иванович обвинил в неудачах олимпийской сборной… спартаковцев, не сумевших, по его разумению, составить достойной конкуренции сборникам. Ну, при чем тут, спрашивается, ребята, даже не вошедшие в состав сборной? Вот форменный схлест на этой почве и пошел, разрастался, словно снежный ком…»77, – вспоминал Георгий Ярцев. Вагиз Хидиятуллин подтвердил: «В общем, сил и эмоций в Москве-80 было потрачено много, а команда во многом из спартаковцев состояла. И начался спад. Тут-то все накопившиеся конфликты и полезли наружу. Нет, ну, а чего можно было ожидать, если за 79-й и 80-й годы мы в общем сложности были дома 79 дней?! Остальное время – на сборах. Нервы были на пределе. Любой выходной мы, молодые, использовали по максимуму, стараясь взять от жизни все. Бескову люди звонили и докладывали – кто, где, сколько…»78. Ярцев тоже винил в происходившем окружение тренера: «Думаю, не столько сам Бесков, сколько его окружение подливало масла в огонь. Плюс ко всему Константин Иванович был несколько подозрителен по своей натуре. И достаточно в подобной ситуации хоть немного негатива в его уши «влить»… Я и до сих пор утверждаю, командную лодку «Спартака» раскачивали изнутри лизоблюды. Которые потихоньку за нашими спинами шептали тому же Бескову всякую чушь о ребятах. Правда, Дасаева, Черенкова, Гаврилова Константин Иванович почти никогда не беспокоил придирками. А вот остальным игрокам доставалось на «орехи» сполна. Я тоже в этом смысле не являлся исключением…»79. Напряжение в команде нарастало. Как рассказывал Хидиятуллин, «…спокойно все воспринимал только Саша Сорокин, у которого вместо кожи, по-моему, была броня. Остальные психовали. До поры до времени все сглаживал результат…»80.

Определенные игровые проблемы «Спартак», несмотря на лидерство в чемпионате, испытывал и до олимпийского турнира. Так, в конце мая спартаковцы в кубковом полуфинале уступили на своем поле со счетом 0:1 донецкому «Шахтеру», ставшему впоследствии обладателем Кубка СССР. Вот что в июле 1980 года писал об игре команды Юлий Сегеневич в «Советском спорте»: «Вероятно, есть резон начать со «Спартака», тем более что и цифры не могут скрыть от взора внимательного наблюдателя некоторый спад в игре чемпиона. Наивысшего в июне взлета ведущие игроки «Спартака», судя по всему, достигли в тот промежуток времени, когда с интервалом в несколько дней они провели матчи в так далеко отстоящих друг от друга Рио-де-Жанейро и Тбилиси. Азартная, активная игра в нападении практически всегда остается союзницей чемпиона, но в тех матчах ее прекрасно дополняла и скорость. Та привычная для «Спартака» скорость, которую им так и не удалось включить позже в матчах с московским «Динамо» и ЦСКА. В принципе, «Спартак» и в последний отрезок времени играл неплохо. Но если прежде он играл под девизом – и себе, и зрителям в удовольствие, то ныне, по-моему, о себе он забыл. Почему? Помнится, в прошлом году все удивлялись тому, как без долгих проволочек вписался в состав молодой Черенков. Сегодня мы не удивляемся тому, что регулярно выходит в составе «Спартака» и 18-летний Родионов. Ушел Букиевский, а линия обороны «Спартака» очень скоро стала и стабильной, и монолитной. Все эти плюсы, которые говорят о том, что разумные перестановки и ввод в команду новых игроков чаще всего безболезненно проходят там, где уже есть поставленная игра. В «Спартаке» такая игра есть – едва ли не в каждом матче чемпион играет с открытым забралом (четыре удара в стойки и перекладины ворот ЦСКА тому свидетельство). Но у «Спартака» есть и проблемы. Для него не вопрос закрутить у ворот соперника карусель, запереть его в штрафной площади, а вот что касается реализации преимущества – тут возможности у «Спартака» часто бывают ограниченными. Не все игроки клуба-чемпиона вышли на уровень своей прошлогодней игры. Не найдут себя в этом сезоне и Ярцев, Гесс – футболисты, несомненно, острые, одаренные. Да что там говорить, не случайно ведь, занимая ключевые позиции в сборной, спартаковцы не представлены в ней своими нападающими. Хотя конек «Спартака» – игра живая, быстрая, с явным акцентом на наступление…»81.

Олимпийский турнир завершился для нашей сборной 1 августа. По его окончании «Спартак» в августе дважды подряд обыграл с одинаковым счетом 2:1 московский «Локомотив», споткнулся в игре с ЦСКА – 0:0, переиграл торпедовцев – 2:0. Киевляне же, тем временем, шли по турнирной дистанции ровно, без срывов, под глухое ворчание подозревавших недоброе журналистов. Как вспоминал историк отечественного футбола Аксель Вартанян, «…только в 1980 году центральные спортивные издания намекнули на сговор метивших в чемпионы киевлян с ростовским СКА, московскими командами «Локомотив», «Торпедо», ЦСКА и питерским «Зенитом»…»82. Нулевая ничья спартаковцев в первом сентябрьском матче с земляками-динамовцами возвестила о наступлении в турнирной таблице двоевластия, а нули на табло в Краснодаре, где «Спартак» играл через четыре дня, позволили вырваться вперед киевлянам. Как заметит через месяц Алексей Леонтьев, «…«Спартак» уступил лидерство. Но дело не в том, что на данном этапе сильнейшим оказалось киевское «Динамо». Игра «Спартака», в котором выступают многие члены сборной страны, внушала опасения уже перед началом второго круга. Тогда раздались первые тревожные голоса – спартаковцы, мол, устали. И действительно, у спартаковцев начало притупляться их основное оружие атаки: высокая маневренность, боевой задор, стремление сыграть нестандартно. Это не замедлило сказаться на результатах. В четырех матчах из восьми, что сыграны во втором круге, спартаковцы не забили ни одного мяча в ворота соперников, а потери их составили шесть очков. Неудачи «Спартака» нельзя объяснять однозначно – физической усталостью. Уверен, что у них стали пошаливать нервы. Не секрет, что тренеры и футболисты, входившие в состав сборной страны, рассчитывали на золотые олимпийские медали. Но план не был выполнен, и у многих футболистов не хватило сил держать себя в полной мобилизационной готовности. Вот и сейчас они не могут иной раз заставить себя играть с таким задором и воодушевлением, какие демонстрировали в прошлом сезоне и в начале нынешнего…»83.

Были еще в том сезоне красивые победы в Москве над тбилисцами – 2:1, в Донецке – 2:0, однако поражение в Киеве со счетом 0:2 окончательно перечеркнуло надежды спартаковцев на повторение прошлогоднего успеха. «Справедливо отмечалось, что на многих игроков «Спартака» выпала дополнительная нагрузка, связанная с их выступлениями в сборной. Но только ли этим можно объяснить спады в игре, которые случались в течение года у команды? Достигнув в прошлом сезоне заветной цели, некоторые из спартаковцев снизили требовательность к себе, переоценили свои возможности. Не было видно, к примеру, сдвигов в мастерстве у Шавло и Черенкова, хотя оба были на виду и в сборной, и в клубе, небрежно и недисциплинированно вел себя на поле Хидиятуллин. А всей команде явно недоставало прежней эмоциональности, целеустремленности, что были характерны для «Спартака» в предыдущие годы. Хотя надо признать, что выигрыш вслед за золотыми серебряных медалей – большой успех команды…»84, – писал о «Спартаке» по итогам сезона Олег Кучеренко.

Михаил Якушин рассуждал на страницах «Советского спорта» о сплоченности спартаковского коллектива. Увы, взгляд даже опытного специалиста извне не мог определить, что прежнего монолитного коллектива больше нет: «…Серебряные медали, как известно, достались спартаковцам. Первую половину чемпионата они провели, как будто продолжая прошлогодний победный путь. После олимпийского турнира, однако, чувствовалось, что игра у спартаковцев идет уже не так легко, хотя лидерство еще некоторое время они удерживали. Видимо, все-таки много сил отдали те, кто играл за сборную в олимпийском турнире. Победы стали чередоваться с поражениями и ничьими, и как итог – второе место. В целом я считаю такой итог успехом команды. Может быть, «Спартак» и меньше, чем в прошлом году, показал хороших игр, но, подчеркиваю, в целом он вновь зарекомендовал себя сплоченным коллективом, умеющим играть технично, маневренно, в атакующем стиле…»85.

А по окончании того сезона «Спартак» и вовсе покинули сразу пять игроков еще недавно чемпионского состава. Расставание с Александром Сорокиным и Владимиром Никоновым было вынужденным – пришел их черед получить армейские повестки и оказаться в ЦСКА (также армейский призыв вырвал из «Спартака» игравшего тогда за дублирующий состав Сергея Новикова, которому нашлось место в смоленской «Искре»). Многоопытный Александр Кокорев засиделся в запасе, практически не получая шансов. И его переход транзитом через алма-атинский «Кайрат», где он поиграл совсем недолго, в оказавшийся в первой лиге «Локомотив» был по-человечески понятен. А вот уход Георгия Ярцева в тот же «Локомотив» и особенно Вагиза Хидиятуллина в ЦСКА были весьма неожиданны и болезненны для болельщиков и вызвали немало пересудов.

«Требовательный к себе, чутко реагировавший на все происходящее вокруг, Георгий не мог не понимать, что результативность его резко снизилась, участились промахи в ситуациях, которые прежде завершались обычно взятием ворот. От бомбардира всегда ждут гола, а тут сказывался возраст, мешало нервное напряжение, недовольство собой, беспокоили травмы. Ярцев сказал, что не хочет продлевать свою «лебединую песню». Он хотел допеть ее на высокой ноте, а мы все чаще оставляли его в запасе, следуя неизменному принципу: на поле выходят лучшие. В московском «Локомотиве» Георгию была обещана игра в основном составе. Он решил, что в первой лиге еще пригодится, а быть в тягость «Спартаку» больше не желал…»86, – сообщит свою версию расставания с лучшим спартаковским бомбардиром тех лет Бесков в своей книге «Моя жизнь в футболе». Как о собственном решении Ярцева поведает об уходе форварда в своей книге «Команда начинается с вратаря» и Ринат Дасаев: «В следующем сезоне, принесшем нам «серебро», Жора уже забил гораздо меньше, чем в двух предыдущих. Тому были объяснения – травмы заставляли выходить его на поле гораздо реже. Защитники не любят форвардов, умеющих забивать. И с ними не церемонятся. Ярцева били в игре нещадно. Я не переставал удивляться, как после очередного безжалостного сноса ему, не обладающему особой силой, удавалось не только подниматься и продолжать игру, но и забивать. Не понимал еще тогда психологии человека, за спиной которого невидимые ходики отсчитывают безжалостно уходящее для него в большом футболе время. Мысль о жестокости времени нервировала его, мешала, требовала дополнительных сил. Да и «опекуны» делали все, чтобы лишить его привычной выдержки, которая, как известно, для снайпера чрезвычайно важна. В состоянии взвинченности, постоянного напряжения (к тому же досаждала боль недолеченных травм) Ярцев промахивался в ситуациях, в которых обычно был безупречен. А поскольку репутация бомбардира обязывает ко многому, спрос с него был особый. Это обижало Георгия, считавшего, что люди, критикующие его, чересчур категоричны. И по окончании сезона-80, мучась сомнениями и переживая, он подал заявление с просьбой отпустить его из команды…»87.

Однако на деле события развивались куда более драматично, о чем поведает спустя годы сам Ярцев. Напряжение в отношениях с Бесковым начало проявляться еще в конце предыдущего, чемпионского сезона: «И вот в конце сезона 1979 года, когда мы шли к чемпионскому званию, в наши с Бесковым отношения стали вмешиваться посторонние силы. Я имею в виду помощников Константина Ивановича, чьи фамилии мне даже упоминать сейчас не хочется. Они начали ему напевать: Ярцев-де стал неуправляемым. Но я опять-таки подчеркиваю, что был уже взрослым человеком, главой семьи. Это сейчас все можно легко купить или заказать, а тогда приходилось тратить на обустройство и хозяйство гораздо больше времени. Конечно, где-то помогали в том же Моссовете, но я как-то подсчитал, что дома за сезон мы провели только 26 дней! Постоянные сборы, сборы, сборы… Бесков, который всего себя подчинял конечной цели, требовал этого и от других, но на четвертом десятке эти требования уже в тягость…»88.

К августу 1980 года Ярцев провел в чемпионате страны только 10 матчей, забив 3 гола. В Олимпиаде участия не принимал: «…Пока Бесков был в сборной, тренировки проводили те самые его помощники. И сейчас могу сказать, что работать под их руководством – пустая трата времени. Слишком большая разница в квалификации между ними и Бесковым. И как только старший тренер вернулся в команду, получил обо мне соответствующие отзывы. И с такой подачи в разгар сезона меня отправили… отдыхать в Крым, что вызвало немалое удивление Николая Петровича…»89. Случилось это после первой же после перерыва на Олимпиаду игры: «Раздрай в команде достиг апогея, когда Романцев и Хидиятуллин получают травмы. Выхожу с капитанской повязкой на игру против «Локомотива». Побеждаем. Буквально на следующий день Бесков, даже не взглянув на меня, молвил: «Ты хотел в Кострому съездить, отдохнуть. Ну, так я тебя отпускаю». Тут, признаться, злоба взяла, шлея попала. Подожди, думаю, что, буду терпеть? Ни за что! То за Олимпиаду на ровном месте отчитывал, то в отпуск отправляет посреди сезона. С меня хватит. Противоречить не стал, сказал только: уезжаю. «Отправляйся к Николаю Петровичу», – прозвучало напутствие Бескова. Приезжаю на Красносельскую, там Николай Петрович с братом Андреем Петровичем располагались. Люди, имевшие в то время хоть какое-то отношение к «Спартаку», прекрасно знали, сколь серьезное влияние оказывал Андрей Петрович на Бескова. «Ну, Георгий, здорово вчера сыграл, молодец», – с порога одобрил Андрей Петрович. «Сыграли, может, и неплохо, да Константин Иванович в отпуск меня отправляет». И в этот момент звонит сам Бесков. Меня, конечно, просят выйти. Но дверь‑то приоткрыта, по обрывкам фраз можно догадаться, о чем разговор. «Андрей, – обращается к брату Николай Петрович. – Бесков действительно Ярцева в отпуск отправляет». – «Что он, сдурел?!», – реакция Андрея Петровича…»90.

Так внезапно впервые за многие годы Ярцев получил возможность провести летом месяц с семьей: «А что, думал я, в Алушту с семьей соберусь, на юге как раз спартаковская база была. Старостин оперативно созвонился с директором спортбазы в Алуште, и уже через сутки я с женой и сыном улетел загорать. Чем плохо? Если бы сынку Сашке не идти в школу, мы бы еще там задержались. Кстати, накануне отъезда Николай Петрович заверил: «Поезжай спокойно, Жорж. Отдохни. А за былые и текущие заслуги перед «Спартаком» ставку футболиста вплоть до декабря обязательно за тобой сохраним. Еще и премиальные выплатим». Вы уже знаете: свои обещания и обязательства братья Старостины всегда выполняли. Стоял август. Между тем, у футбольного «Спартака» имелся запас в набранных очках перед соперниками, моя родная команда лидировала в чемпионате. Я с семьей вернулся, наконец, в столицу. Старался не возмущаться и публично не выступал по поводу того, что меня фактически не привлекают на матчи за клуб. У многих ведь сложилось тогда впечатление, что Ярцев травмирован, нуждается в отдыхе, лечении…»91.

Не менее неожиданным, в духе Бескова, стало возвращение в состав в сентябре: «Как-то вечером раздается звонок от тренера Ивана Варламова: «Георгий, ты должен приехать в Тарасовку». Дела-то в нашем клубе шли неважно, и вовсе не потому, что в составе не было Ярцева. Наши олимпийцы заметно устали, долго находились на сборах, плюс матчи за национальную команду и клуб. Многие выходили на поле с травмами. Локальные и крупные конфликты тоже не прибавляли оптимизма. Константин Иванович, о чем я уже рассказывал, почти во всех олимпийских бедах винил разве что спартаковцев. А на ком еще он мог выместить свое недовольство? Другие ребята разъехались по своим командам, под боком только мы. Приезжаю в Тарасовку. Там, между прочим, все вещи оставались: игровые, цивильные. Да и комнату мою никто не занимал. Бесков ставит меня за второй состав во время тренировки, затем переводит в первый. Следующим днем команде улетать в Люксембург, на матч Кубка чемпионов. Вместе со всеми ребятами вернулся в Москву. Тут звонок от второго тренера Новикова: Бесков тебя ждет. Он решил: летишь с командой в Люксембург. Дело в том, что, как обычно, перед тренировкой процедуру взвешивания все игроки прошли. У меня – ни грамма лишнего. «Ну, что ты там, в Алуште, тренировался?», – с некоторой иронией замечает тренер. «Разве я с футболом закончил?». Однако на установку тогда в Тарасовке Бесков меня не позвал. Но в Люксембург, тем не менее, взял…»92.

Ярцев проведет еще 8 матчей в чемпионате страны и 4 в Кубке Чемпионов, забьет в обоих турнирах по два гола: «В команде я оставался до той поры, пока точно не стало ясно: мы берем не золото, а серебро. И сразу после решающей игры с киевлянами опять начался «наезд». На первом же разборе я понял: это все…»93. Концовку сезона «Спартак» провел без него: «…Константин Иванович во время разбора матча достает свои знаменитые желтоватые страницы, на которых делал пометки. «Начнем с нападающих, вот Ярцев…». Мне все стало ясно. Спорить, выступать, оправдываться совсем не хотелось, да и ни к чему. Спустя всего час я покидал родную Тарасовку. Знал, кандидатуру на мою позицию Константин Иванович уже подобрал. Ведь многие партнеры через это прошли. Какие тогда могли быть контракты? Тебя в свое время взяли в команду, тебя же и уволили, когда вздумалось…»94. «…У нас в том сезоне уже расцвел талант Федора Черенкова, появился Сергей Родионов, другие молодые – Никонов, Калашников. И Бесков уже видел новую команду. А потому начал расставаться с людьми нашего поколения…»95, – спустя годы Ярцев рассуждает о тех событиях уже почти спокойно…

А вот расставание с Вагизом Хидиятуллиным в планы Бескова никак не входило. И вновь версия событий тренера, мягко говоря, не совпадает с рассказами самого футболиста: «Ушел, опять-таки по собственному желанию, наш неистовый Вагиз, Хидя, как ласково называли его все спартаковцы, в том числе и я, вовсе не склонный к прозвищам и амикошонству. Осенью 1980 года в команде пронесся слух, что Хидя собрался в ЦСКА. Якобы над ним, как дамоклов меч, навис призыв на военную службу, и он решил ускорить события, чтобы, отслужив, скорее вернуться в «Спартак». Не знаю, сколько правды и сколько вымысла было в этой версии. Но твердо знаю, что отсрочку от военной службы Хидиятуллин имел. Думаю, что его настойчиво приглашали в ЦСКА, и он поддался на уговоры. Не раз я и другие руководители команды откровенно спрашивали Вагиза: «Ты что, уходить решил?». Потеря такого мастера была бы очень болезненна для «Спартака». Хидиятуллин отнекивался, уклонялся от прямого разговора, но буквально за два-три дня до окончания сезона отважился сказать правду…»96.

Слухов о причинах ухода Хидиятуллина в болельщицкой среде ходило тогда немало – дескать, погнался за длинным рублем, испортил человека «квартирный вопрос»… Сам Хидиятуллин клянется, что решение его было спонтанным, эмоциональным, никаких таких планов он не строил: «В середине того сезона меня неожиданно вызвал Бесков: «Слышал, ты в ЦСКА намылился?». Я в шоке: «Да что вы! Какой ЦСКА?!». И близко таких мыслей не было. Чем угодно поклясться могу. Но жизнь пошутила – и спустя полгода я действительно оказался именно там…»97. А свой выбор объясняет отнюдь не посулами и обещаниями армейского руководства: «Именно туда (а не, допустим, в «Динамо») решил идти, поскольку друг мой Глушаков там уже играл. Все говорили, что я ушел за квартирой и машиной, но у меня и в «Спартаке» все бытовые вопросы решались без проблем – так что не из-за этого…»98. О переданном через друга Бессонова приглашении от Лобановского Хидиятуллин в тот момент и не вспоминал: «Конечно, окажись я в Киеве, может, все сложилось бы по-другому. Но дорога туда была закрыта. Вопрос с моим переходом рассматривался на московской федерации – день, второй. Наконец, кто-то не выдержал: «Да чего вы обсуждаете! Слава богу, в Москве остался»99.

Факт остается фактом – заявление о переходе в ЦСКА Хидиятуллин написал сам. Несмотря на имевшуюся отсрочку от призыва. Да и квартирой его в новой команде действительно не обидели, рассказывал Николай Маношин: «Вагиз Хидиятуллин сам обратился к руководству ЦСКА после того, как не сложились отношения со «Спартаком». <…> Я тогда был начальником команды и им занимался конкретно. Дал машину, квартиру, вместе с женой прописку делали… Не так все просто оказалось. Ведь у Вагиза уже была квартира от «Спартака». И в ней куча родственников обосновалась. Он, конечно, хотел еще одну квартиру, чтобы отдельно жить. Но это ж советские времена! На каждого человека столько-то квадратных метров полагалось – не больше. Вот потому и занимались «липой». Прописали в его новой квартире еще и офицера – чтобы соблюсти законность…»100.

Сезон 1980 года выдался для эмоционального, горячего и вспыльчивого Хидиятуллина очень тяжелым. Все наложилось – двойная игровая нагрузка в клубе и сборной, разочарование после Олимпиады, напряженная обстановка в «Спартаке». Ко всему прочему, добавились еще и бытовые проблемы – пока был на бесконечных сборах, воры обчистили квартиру: «Я сидел на сборах перед игрой с Киевом. Лада звонит: «Квартиру обокрали». Бесков меня отпустил сразу. Коллекция пластинок собралась приличная, мы с Ладой фанатами были. Фаусто Папетти, Адриано Челентано… В мои же спортивные сумки уложили – и вынесли. Бабуля-соседка сидела на лавочке. Да, говорит, все видела. «Выносили в сумках, а написано не по-нашему». «Adidas» на них было написано», – объяснил я…»101.

Нервы, как он сам говорил, были на пределе. Нередко это приводило к срывам на поле: «…По правде, многовато их было – результат мальчишества. Мог и мяч отбросить в сердцах, и судье наговорить такого, что у самого потом уши вяли, и, разозлившись на кого-то, забыв обо всем, гоняться за обидчиком по полю…»102, – вспоминал он. В результате имя Хидиятуллина регулярно всплывало в газетных публикациях, причем в негативном ключе. Даже неизменно доброжелательный ко всем Николай Николаевич Озеров не удержался от шутливой язвительной реплики: «Рассказывая на страницах еженедельника о матча в Рейкьявике, Николай Озеров, характеризуя заработанные тогда тремя нашими мастерами желтые карточки, выразился так: «Хидиятуллин – за грубый прием, примененный им вдруг ни с того, ни с сего»103. Чаще, однако, имя Хидиятуллина вспоминали на газетных страницах с осуждением, как Юрий Ваньят в сентябре в еженедельнике «Футбол-Хоккей»: «И еще об одном игроке сборной. Об игроке ярком, приметном. О Вагизе Хидиятуллине. Печать уже обращала внимание и самого Вагиза, и руководителей «Спартака» на частные дисциплинарные срывы Хидиятуллина в клубе и сборной, его вызывающее поведение. В матче с «Динамо» он тоже однажды сорвался после того, как Газзаев сыграл против него неправильно…»104.

Лев Иванович Филатов был, как обычно, деликатен, но и он не мог пройти мимо взвинченного состояния Хидиятуллина, его необъяснимых срывов: «Не собираюсь, хотя бы и по праву давнего знакомства, читать Вагизу нравоучения о том, что грубость – это плохо. Полагаю, что он, как и все мы, это знает. Но вот думает ли он о том, что грубость может стать поперек его мастерства, помешать ему сделаться игроком высокого класса, погубить его репутацию, – в этом я не уверен. Грубят на поле по-разному. С теми, кто это делает исподтишка, тайно и трусливо, толковать, наверное, бесполезно. У Хидиятуллина, умеющего играть чисто, мастерски, грубость прорывается на ровном месте, неведомо почему и зачем. Его грубости открытые, несуразные, необъяснимые, глупые, анархические. Конечно, пострадавшему от этого не легче, как и зрителям, которые в таких случаях чувствуют себя оскорбленными в своих лучших чувствах. О характере хидиятуллинских выходок пишу не для того, чтобы их как-то смягчить, а потому, что видно, что этот игрок, взяв себя в руки, способен от них отказаться. Они ему просто не нужны. Но повторю, что из футболистов с такими замашками большие мастера не получаются. Так что речь не только о проступках, а и о судьбе…»105. А уж кто-кто, а Филатов очень ценил талант Хидиятуллина, приметив его еще в юношеской сборной: «…Он бросался в глаза, этот яростный смельчак, быстрый, глазастый, себя не щадящий в борьбе. Он был рожден для того футбола, который величают «современным». Таков он и сейчас. Сколько я его ни видел за эти четыре сезона, он из образа не выпадал, был как язычок огня в круговороте игры. И место в сборной – всегда за ним. А ему 21 год. И, как говорят в таких случаях, лучшие матчи у него впереди…»106.

Не добавляли настроения Хидиятуллину и постоянные придирки по поводу далекого от привычных стандартов внешнего вида: «Конечно, нельзя сказать, что со мной было легко. Я и выглядеть старался не так, как все – длинные волосы, футболка навыпуск, гетры спущенные. Думал: вот голландец Крол не заправляет майку, и никто его не заставляет. Почему меня должны заставлять? «Долбали» меня за это прилично – через руководителей по партийным делам. Особенно перед выездами за границу – это ведь, сами понимаете, политическое дело. В команде была партячейка, куда входили Старостин, Бесков, Шавло, позже Бубнов (уже после возвращения Хидиятуллина в «Спартак» – прим. автора). Вот через них и пытались меня укорять за эту мою «свободу». В основном мне Дед по этому поводу говорил, что и понятно: ему сверху указывали…»107.

Уже по окончании сезона, в декабре «Советский спорт» обрушился на Хидиятуллина статьей под хлестким заголовком «Что не украшает мастера»108 и подзаголовком «О выпущенной майке, желтых карточках и неумении властвовать собой». Предлогом для публичной головомойки послужили, как водится, читательские письма. «Уважаемая редакция! Мы часто всей семьей смотрим по телевизору футбольные матчи. Нравится нам, как играет спартаковец Вагиз Хидиятуллин, замечаем, как растет его мастерство. Но поводом к этому письму послужило вот что. Очень часто Хидиятуллин играет на поле с выпущенной майкой. Эта неряшливость как-то не вяжется с его мастерством футболиста. Особенно неприглядно выглядит спортивная форма у Хидиятуллина во время международных матчей (пример – игра с датским «Эсбьергом» в Кубке чемпионов). Не украшают футболиста и участившиеся случаи нарушения правил, после которых он получает от арбитров желтые карточки. А может быть, неряшливость Хидиятуллина и его грубая игра как-то взаимосвязаны?..»109, – задалась вопросом семья Егоровых из Пензы. Примерно в том же духе говорилось в письме, подписанном А.Шегалем из Сыктывкара: «Считаю, что футбол является для зрителей не только зрелищем, но и определенным процессом воспитания мужества, взаимовыручки, дисциплинированности. Особенно для молодых людей, подростков. Знаю, как мальчишки любят походить на тех или иных известных спортсменов, хотят во многом подражать им. В последнее время все чаще говорят и пишут о Вагизе Хидиятуллине. Слов нет, это молодой талантливый футболист. Но посмотрите, как выглядит он на поле. Небрежно выпущенная майка, участившаяся грубость по отношению к соперникам. Разве такой пример нужно подавать тысячам мальчишек, которые стремятся быть похожими на своего кумира?..»110.

«Писем подобного содержания в редакцию пришло несколько десятков. И даже сейчас, когда заметно приутихли футбольные страсти прошедшего сезона, они продолжают поступать в наш адрес. Как видно из приведенных отрывков читательских писем, обращенных к спартаковскому защитнику, игроку сборной СССР В.Хидиятуллину, многим хотелось бы услышать мнение самого футболиста по высказанным замечаниям. Выполняя просьбу читателей, наш корреспондент встретился с В.Хидиятуллиным и, посвятив его в содержание писем, попросил ответить по существу…»111, – сообщила редакция «Советского спорта», стыдливо опуская авторство материала и имя корреспондента.

Раскаяния от футболиста, как ни удивительно по тем временам, дождаться не удалось: «Чувствовалось, что Вагиз был несколько смущен заданными вопросами, но тем не менее ответ его прозвучал вполне убежденно: «По правде говоря, мне не кажется, что выпущенная майка – это признак неряшливости. Мне гораздо удобнее играть, когда она не заправлена. Я не стеснен в движениях, чувствую себя более уверенно. Судьи иногда делают замечания, я заправляю майку, но потом, захваченный игрой, часто не замечаю, что она вновь оказывается выпущенной. И ведь разве незаправленная майка определяет мастерство? Мы нередко видим по телевидению игры зарубежных команд, и там многие именитые футболисты выступают на поле с майкой навыпуск. Значит, им тоже так удобнее играть. О желтых карточках… Я никогда не допускал и не допускаю преднамеренной грубости. Футбол – игра азартная, и подчас охваченный этим азартом борьбы, особенно в матчах международных, в постоянно возникающих единоборствах непроизвольно нарушаешь правила. Но предупреждение от судей получаю не я один. Были они в нашей команде и на олимпийском турнире, и в отборочных встречах чемпионата Европы. Уровень этих матчей, их напряженность очень высоки, уступать сопернику желания нет, но число единоборств увеличивается, а значит, возрастает и вероятность нарушения правил…»112.

Пришлось звать на помощь заслуженного ветерана: «Что ж, мнения читателей и точка зрения В.Хидиятуллина, как видим, не совпали. Поэтому и было решено показать почту редакции и его ответ заслуженному мастеру спорта, знаменитому советскому футболисту, в прошлом капитану сборной СССР и московского «Спартака» Игорю Александровичу Нетто с тем, чтобы он выступил в качестве своего рода третейского судьи. Вот что он сказал:

– Раз уж возник такой разговор, то первым делом хочу напомнить о том, что в Положении о проведении чемпионата страны прямо говорится об обязанности судей следить за внешним видом футболистов. За полчаса до матча арбитр должен побывать в раздевалке и проверить, соответствует ли спортивная одежда футболиста требованиям правил игры. Если же установленные правила не выполняются в ходе встречи, то судья вправе показать нарушителю желтую, а то и красную карточку. Несколько я помню, ни один из арбитров в отношении Вагиза Хидиятуллина таких мер не предпринимал. А вполне возможно, что одно-другое предупреждение, вынесенное судьей, повторю – согласно Положению, могло все поставить на свои места. Определенный либерализм, на мой взгляд, был проявлен в этом вопросе и со стороны руководства команды. Читательские письма, однако, затрагивают куда более серьезную проблему. Не думаю, кстати, чтобы с заправленной майкой Вагизу было неудобно играть. Хидиятуллин – футболист незаурядный, подающий надежды. Он еще молод, и поэтому, мне кажется, старается подчеркнуть свою индивидуальность, оригинальность на поле не только мастерством, но и внешним видом, пытаясь как-то выделиться, привлечь к себе дополнительное внимание зрителей, в том числе и выпущенной майкой. Он, кстати, не одинок в этом. И вспоминается мне в этой связи, как в начале 50-х годов (я был тогда немного постарше Вагиза) посчастливилось играть в одной команде вместе со знаменитым форвардом Николаем Тимофеевичем Дементьевым. В то время ему было уже почти сорок. Никогда не забуду, как Дементьев готовился к матчу. Футбольная форма его была всегда без единой помарки, выглаженная. Даже бутсы начищал до блеска. Может быть, некоторые из молодых и улыбнутся сейчас, прочитав эти строки, но такая вот подготовка к матчу вовсе не казалась нам каким-то чудачеством Дементьева. Что ни говорите, а это уже черта характера, подчеркивающая высокую внутреннюю культуру. Серьезное, я бы даже сказал, придирчивое отношение к внешнему виду, несомненно, дисциплинирует футболиста, вырабатывает требовательное отношение к себе, своим поступкам, а значит, помогает стать настоящим мастером. Думается, что именно слабой игровой дисциплиной, недостаточным контролем над своими действиями на поле и объясняются те неоправданные грубые нарушения правил, которые нередко допускает Хидиятуллин. Спору нет, футбол за последнее время стал гораздо жестче, атлетичнее, команды все более делают ставку на силовую подготовку. К сожалению, и это особенно наглядно было видно в международных встречах, Хидиятуллин порой допускает грубость по отношению к сопернику, не владеющему мячом или потерявшему контроль над ним. Бесспорно, в напряженных, ответственных поединках в азарте борьбы футболист попадает в самые различные ситуации, но тогда-то и проявляется умение властвовать собой. А оно, как правило, свойственно именно большим мастерам. Пусть мои слова не будут восприняты Вагизом и другими молодыми футболистами в качестве какой-то нотации. Это всего лишь добрые советы, которые нуждаются в столь же добром понимании…»113.

Однако в понимании, а вовсе не в добрых советах, нуждался в тот момент сам молодой футболист. А вот его-то он и не встретил. Лев Филатов рассказывал, что сам Хидиятуллин на прямой вопрос о причинах ухода из «Спартака» вскоре ответил ему столь же прямо: «Понимаете, он (фамилия не была названа, но ясно, что речь шла о Бескове) меня затерзал, все я делаю не так, да кто я такой, никем бы я не стал, если бы не его уроки. А у меня самолюбие…»114.

Предпоследней каплей стала стычка в Будапеште после матча сборной: «Я после матча никогда не ужинал. Не шел кусок в горло. Зато к четырем часам утра просыпался волчий аппетит. Поэтому в Тарасовке всегда просил поваров оставлять еду в холодильнике. На выездные же матчи брал с собой что-нибудь поесть. Бесков знал об этой особенности организма. Но в Венгрии, увидев, что с ужина несу в номер тарелку, накинулся: «А-а, опять закуску тащишь?!». Обидно стало – не передать!..»115.

А потом в ноябре случился злосчастный матч во Львове: «Для нас матч уже ничего не решал, а «Карпатам» победа была нужна кровь из носу, чтобы не вылететь. А в тот день Бесков праздновал юбилей, 60-летие. Перед игрой он сказал, что стол для нас накроет. Мы же ему купили в подарок телевизор «Электроника» за 400 рублей. «Сони» с «Филипсами» тогда в Союзе не продавались…»116. Хозяева поля не гнушались в выборе средств: «Перед игрой мне проходу не давали какие-то люди, предлагали сдать матч за большие деньги. Я отказался. Тогда они говорят: «Напрасно. Все это теперь судье уйдет». За 7 минут до конца матча мяч попадает мне в грудь, частично в лицо, на щеке даже отпечаток остался. Но судья поставил на точку…»117. А Хидиятуллина еще и длинный язык подвел: «Проиграли. На Бескове после матча не было лица. Да и сам я, баран, масла в огонь подлил… Захожу в автобус и громко говорю: «Кто-то нам банкет обещал…». Молодой был, наглый. Константин Иваныч тогда ничего не сказал…»118.

«Это, конечно, наглость была, я на месте Бескова вообще бы кулаком засадил…»119, – признавал Хидиятуллин спустя годы. Константин Иванович, однако, ответил по-своему. По возвращению в Тарасовку игрока оглушила новость, что тренер за глаза обвиняет его в нечистоплотности: «И знаете, кто мне бесковскую версию сообщил? Дежурная, которая убиралась у нас на этаже: «Вагиз, говорят, ты игру продал?». Я чуть не упал… Быстренько собрался и уехал…»120. «Тут я вскипел и сказал себе: все…»121, – вспоминал Хидиятуллин. «Обида буквально душила. Я же в том матче так бился, что даже Юре Суслопарову, игравшему тогда за «Карпаты», по физиономии съездил. Отомстил за Романцева, которому он травму нанес…»122.

«Я учился в институте, от призыва был закрыт. Но написал заявление: «Хочу служить в рядах Советской армии», – и через сутки уже принимал присягу…»123. Прощание со «Спартаком» ожидаемо вышло скомканным: «Для Бескова это был удар. Узнал он об уходе перед последней игрой с «Черноморцем». Я пришел на установку, а Бесков сказал: «Вон! Ты уже не игрок нашей команды». И добавил: «Раз предал клуб, то предашь и сборную». Еще и оттуда убрал. Если б не Колосков, который за меня вступился, в сборную при Бескове дорога была бы закрыта…»124.

«Бесков, человек более опытный, умудренный, мог бы при желании подобрать ко мне ключики. Однако не захотел – тоже характер. Пошел на принцип…»125, – спустя годы Хидиятуллин сожалеет о своей тогдашней горячности: «Жалко времени упущенного, его не вернешь. Винить, естественно, могу только самого себя, и жаль, что не оказалось тогда рядом человека, который мог бы сказать: что ты делаешь, одумайся! Мне бы пойти тогда на маленький компромисс, нет, не с совестью, а просто немного приструнить свою гордыню. Я же из-за неосторожно брошенных тренером слов закусил удила: уйду и все, посмотрим, кто без кого обойдется…»126.

Вся эта драматически развивавшаяся история каким-то образом прошла мимо обычно зоркого на такие вещи Старостина, который также оказался поставлен перед фактом. Как вспоминал впоследствии Ринат Дасаев: «Пожалуй, только один раз я видел Николая Петровича подавленным. Это было после ухода Хиди в ЦСКА. Дня через два после собрания, на котором стало известно, что Вагиз принял решение оставить команду, Старостин подошел к нам с Олегом Романцевым.

– Это я прозевал, – огорченно признался он нам. – Не должен был Хидиятуллин уходить из «Спартака», никак не должен.

И, не дожидаясь нашей с Олегом реакции на столь неожиданное заявление, повернулся и, как-то непривычно, по-стариковски ссутулившись, побрел к своему кабинету…»127.

Проиграли в итоге все.

И «Спартак», внезапно лишившийся одного из ключевых игроков, о котором спустя пару лет, когда казалось, что из-за травмы в большой футбол он уже не вернется, Юрий Гаврилов скажет с восхищением, но в прошедшем времени: «…Вагиз Хидиятуллин за счет выбора позиции, общего понимания игры действовал. Интуитивно чувствовал, какой «зазор» надо оставить, чтобы или на перехвате сыграть, или сразу в борьбу идти, не давая осмотреться. Мог даже позволить мяч в ноги принять, но самое опасное направление перекрывал – будто мысли прочитывал. Столько раз на тренировках против него играл и поражался: на несколько ходов комбинацию видишь, а он все равно на ход дальше, причем часто на тот, который от тебя самого еще за семью печатями. Вот кто футбол кожей чувствовал!..»128.

И сам игрок, стремительно растерявший все, чем славился. Всего через год Лев Филатов с печалью заметит: «Все, наверное, согласятся с тем, что в 1980 году в олимпийской команде центральный защитник Хидиятуллин рассматривался едва ли не как самый яркий игрок и, уж во всяком случае, как необычайно одаренный. В нынешнем году в сборной его не было. Сначала многие горячо выражали недоумение. Мало-помалу оно сошло на нет. Осталось сожаление. Хидиятуллин не был ни болен, ни травмирован, весь сезон он играл на своей позиции, но не в «Спартаке», а в ЦСКА. И стал неузнаваем. Куда только девались его неукротимая отвага, жажда борьбы, тактическое зрение! Рядовой игрок, не больше, да еще частенько ошибавшийся. Я беру чисто спортивную сторону этого случая. Переходы мастеров из клуба в клуб вещь не безразличная. Будучи в «Спартаке», все последние годы решавшем сложные турнирные задачи, имевшем свою, ясно вычерченную игру, Хидиятуллин был не только равным среди товарищей, но и нередко возглавлял их. В ЦСКА же он оказался и среди новых партнеров, и в игре иного рисунка, и в атмосфере куда более скромных спортивных притязаний. Так сборная лишилась игрока, который, как легко представить, пришелся бы ей очень кстати…»129.

«Выяснилось сразу: я намного больше нуждался в «Спартаке», чем «Спартак» во мне. Понял я это в первые же месяцы пребывания в другой команде, хотя внешне все складывалось вроде бы неплохо…»130, – согласится спустя годы Хидиятуллин. – «Да, внешне все было в порядке, но окружение на поле и вне его было не то. И игра – не та. Такое состояние, будто уехал далеко и неизвестно, вернусь или нет. Ностальгия по «Спартаку», в котором стал человеком, по людям, с которыми был рядом, по болельщикам, верившим в меня, все время давала о себе знать…»131.

Возвращение затянулось на долгих пять лет. Он собирался вернуться, «отслужив» в ЦСКА положенные два года, но… «Да, судьба словно наказывала меня за что-то…»132, – скажет впоследствии сам Хидиятуллин. Случилось все накануне чемпионата мира в Испании: «Играли никому не нужный матч, показательный… Нет – «показушный». Именно так! Вручали нам какой-то ключ, дескать, от ворот соперника. Смех. Напутствие такое давали перед поездкой на финал. А погода – холодрыга! Жуть. Играем, первый состав сборной на второй. Естественно, мы, первая команда, были сильнее наголову другой, вышли ведь ровно в том составе, который должен был через три (!) дня выходить против бразильцев, уже в Испании. Представляете, играем этот чертов матч, на следующий день вылетаем, а через два дня – против Бразилии! В общем, доминируем мы в этой показухе, у меня работы нет никакой, замерз как зверь, и… взбрело мне в голову, дай-ка, думаю, пробегусь, согреюсь хоть. Подключаюсь в атаку, теряю мяч, который подхватывает Черенков. Я прессингую, бить – не бить, подкатиться – не подкатиться… Другому врезал бы, а тут – Федя! Мысли шарахаются из стороны в сторону, решение никак не приму, и все-таки попадаю своей ногой между ног Федора. И он разворачивается! Хруст! Никчемный эпизод, никчемная игра… И чемпионат мира без меня…»133.

«Лежал в палате, смотрел в потолок и не знал, что делать. С одной стороны, понимал, что в «Спартак» обратно попроситься надо. А с другой… Тяжелый был период, все в жизни у меня кувырком пошло. У хирурга спрашиваю: «Играть буду?». А он: «Будешь ходить». Для меня это последней каплей было…»134, – вспоминал Хидиятуллин. – «Полетела еще боковая связка. А крестообразной, как выяснилось, вообще не было! Два года я играл без связки, представляете? <…> Ныло. Но за счет сильной четырехглавой мышцы колено держалось. Лежу после операции, отхожу от наркоза. А я руководство ЦСКА предупреждал, что после сезона вернусь в «Спартак». Заходят в палату: «Звание присвоим, пенсия будет – ты теперь калека». У меня голова в тумане – подписываюсь на офицера…»135.

Казалось в какой-то момент, что с большим футболом придется закончить. Помогла, как ни странно, довольно жестокая шутка Лобановского: «Начал восстанавливаться потихоньку, как говорится, в щадящем режиме. Пришел как-то в Лужники на сборную посмотреть, а после матча под трибунами встретил Валерия Васильевича Лобановского. «Ну, что, – спрашивает, – когда за дело возьмешься?». Я ему: стараюсь, мол, бегаю. А он: «Ну-ну, я тоже бегаю, а вот в футбол играть уже не могу». Сказал и пошел. А меня эта фраза всего перевернула. Заставил себя собраться, начал по-настоящему ногу нагружать. Вижу – вроде могу, колено позволяет. Бегаю, прыгаю, играть стал – ничего…»136. Вновь начал строить какие-то планы, по-прежнему хотел вернуться в «Спартак», но было поздно: «Через месяц потихоньку начал бегать, смотрю – колено-то разрабатывается. Прошу: «Верните бумагу». А мне: «Назад дороги нет, ты – лейтенант»…»137. Потом будут попытки вырваться из армейской системы, ссылка во Львов, даже отправка в наказание за строптивость в воинскую часть, пока, наконец, не удастся комиссоваться по здоровью и вернуться в «Спартак» и в сборную.

А тогда, зимой 1981 года, у спартаковских болельщиков было немало поводов для волнений. «Спартак» вступал в новый сезон без знаковых для команды фигур последних лет – Ярцева и Хидиятуллина. Команда и без того после нескольких лет поступательного движения наверх сделала шаг назад в турнирной таблице.

По всему выходило, что наступало время перемен…