Читать книгу Обратный отсчет - Олекса Белобров - Страница 11

Афродите налили вина, себе – «шпаги». Выпили за Хантера и всех раненых, кто лечился сейчас в окружном госпитале. Все они, как сообщил Седой, мало-помалу выздоравливают, летальных исходов, слава богу, нет и не предвидится.

Третий тост, поминальный, – за тех, кого с нами больше нет, пили по-афгански: стоя и не чокаясь, а уж четвертый был поднят за то, чтобы ни за кого из присутствующих как можно дольше не пили третью.

К пятой дело дошло до женщин в целом и до Афродиты в частности.

Александр опрокинул рюмку с особым удовольствием – и тут же поймал пристальный взгляд девушки. Афродита молча, одними глазами, указала на подполковника – тот стремительно опьянел. Судя по его виду, Седому пора было подышать свежим воздухом, а присутствие Афродиты, которая как будто никуда не собиралась, подсказывало старшему лейтенанту, что сегодня не следует особо увлекаться спиртным.

Наскоро закусив, Хантер предложил выпить «на коня». Эта старая казачья команда давным-давно превратилась у людей военных в тост, завершающий застолье. При этом он ухитрился наполнить свою рюмку и рюмку Седого минеральной водой, чего окончательно захмелевший подполковник даже не заметил.

Афродита сбегала в ординаторскую и вызвала по телефону такси к госпитальному КПП, а затем позвала дежурную сестру. Подхватив свое нетвердо передвигающееся начальство под руки, девушки потянули его к выходу из корпуса, а Хантер остался в палате, навести порядок.

Хмель еще гудел в крови, стучало в висках, и он распахнул окно настежь, чтобы свежий ветер остудил разгоряченную голову. Неожиданно раздался громовой раскат, темноту прорезала вспышка молнии, и по листьям лип зашумел ливень, извещая, что весна закончилась.

Махнув рукой на уборку, Хантер выключил свет и встал у окна, опираясь на подоконник…

Тьма снаружи была неплотной, струи теплого дождя хлестали водопадом, кроны лип волновались совсем рядом с окном. В свете фонаря у приемного отделения виднелись лужи и ручьи дождевой воды, сбегавшие по пандусу. Брызги залетали и в палату, освежая Сашкино лицо.

Внезапно вспомнилось давнее ощущение – брызги, летевшие из кяриза близ высоты Кранты: тогда Болгарин гранатами глушил «духов», перед тем как старший лейтенант нырнул вниз…

Смертная тоска клещами стиснула сердце, стало холодно и тревожно. Руки сами сжались в кулаки: сейчас бы автомат – и в бой…

От этих мыслей его отвлекли две девичьи фигурки: Афродита с дежурной сестрой с веселым визгом мчались босиком через двор, с туфельками в руках, прикрывая прически полами халатов и мелькая голыми икрами. Несмотря на потоки дождя и обманчивую игру света и теней, даже отсюда было видно, какие у Афродиты стройные и легкие ножки.

Всю тяжесть военных воспоминаний как корова языком слизала, и старший лейтенант вернулся к реальности. А вскоре в «генеральскую» влетела запыхавшаяся Афродита, мокрая и счастливая.

Сашка молча схватил ее в объятия, стиснул и отыскал в темноте губы девушки. Голова закружилась, он пошатнулся, попытался поймать равновесие, не выпуская из объятий Афродиту, и оба, не отрываясь друг от друга, постепенно перемещались по комнате, словно в странном танце, с треском избавляясь от одежды и предметов снаряжения, которые, что вешки на снегу, отмечали молодежный путь к лежбищу. Заключительным аккордом, загремев, пали Сашкины костыли.

Афродита вздрогнула.

– Погоди, я хотя бы дверь закрою! – шепнула она и светлой тенью метнулась к выходу.

Дверь захлопнулась, но обратно девушка не вернулась.

Гроза продолжала неистовствовать. Прошло пять минут, десять – Афродиты не было. В недоумении Хантер на ощупь нашарил у кровати костыли и проскакал сначала к окну, чтобы затворить створки, а затем направился к выходу из «генеральской».

Ключ торчал в замке изнутри. Где же Галка?

Оглядевшись, заметил, что из-под двери ванной выбивается полоска света. Оттуда слышался приглушенный шум воды.

Хантер потянул дверь к себе – и невольно зажмурился. В ванне, полной до краев снежно-белой пены, таинственно улыбалась девушка – словно та самая античная богиня, что подарила ей прозвище.

– Что-то ты не торопишься! – насмешливо заметила она, выставляя из пены соблазнительно-загорелую коленку, брызгая на Сашку пеной. – Боишься размокнуть? Ну же, давай, – иди к своей Афродите!

– А как же?.. – растерялся Александр, косясь на свой гипс.

– Чепуха! – Афродита поднялась из пены и перешагнула через край ванны. – Влезай, а я тебе помогу. Ногу твою мы аккуратно закутаем в целлофановую пленку и устроим на бортике – вот так!

Теплая вода приняла, как материнское лоно. Афродита наклонилась и поцеловала его, слегка прикусив нижнюю губу, а затем и сама погрузилась в воду – благо, размеры ванны позволяли. Устроившись рядом, она прижалась к нему и тихонько засмеялась:

– Вот теперь, по-моему, все нормально!

Вместо того чтобы расслабиться, Хантер чувствовал все нарастающее напряжение. Присутствие девушки, ее чудесная нагота, возбуждали его. Он был бы совсем не прочь заняться любовью с Афродитой прямо здесь, немедленно, но «забетонированная», блин, нога не давала даже повернуться, не то что устраивать водные феерии… Создатели Камасутры явно не предусмотрели участие одного из партнеров с гипсом на ноге!

Когда вода начала остывать, Афродита нагишом выбралась из ванны, сбегала в палату, принесла госпитальный халат и помогла добраться до кровати.

Они ласкали друг друга все откровеннее, забывая обо всем – о войне, о пережитом, об одиночестве и горьких сомнениях. Гроза тем временем ушла за Волгу, небо посетила любопытная луна, подглядывая за молодыми людьми. И когда их страсть достигла высшей точки, Сашка внезапно столкнулся с препятствием, какого не мог даже вообразить: его богиня любви оказалась… девственной!

На своем веку ему пару раз случалось иметь дело с девичьей невинностью, но это было в незапамятные времена, когда был еще курсантом. Все происходило как в тумане и не подразумевало впоследствии никакой ответственности. Но здесь все было иначе: к этой девушке он относился с трепетным уважением, и в его планы не входило обидеть ее или причинить ей боль.

От всего этого Хантер даже вспотел и почувствовал себя окончательно сбитым с толку. Впрочем, и отступить уже не мог без ущерба для мужского самолюбия, и в конце концов он успешно справился с задачей пионера. Утомленные и счастливые, влюбленные уснули, когда за окном уже серело, а влажная предутренняя дымка, поднимавшаяся от реки, затянула небо и старушку-луну…

Когда герой-любовник открыл глаза, Афродиты рядом уже не было. Кровать напротив была смята, словно на ней кто-то лежал. Это, надо полагать, должно было просигнализировать няне, которая вот-вот должна была явиться с уборкой, мол, старшая сестра провела ночь именно там. В «генеральской» царили абсолютный порядок и стерильная чистота; ничто не напоминало о вчерашнем застолье и его замечательном продолжении.

Вскоре отворилась дверь, но вместо пожилой санитарки в палату ввалился подполковник медслужбы Седой. Вид имел пасмурный, глаза запали, да и расположение духа оставляло желать лучшего.

– Привет, старлей! – сумрачно обронил он, приближаясь, чтобы пожать руку Сашке. – А где Галина?

Подполковник так пристально оглядел кровать пациента, словно ожидал, что старшая сестра вот-вот выглянет из-под его одеяла.

– Ей-богу не знаю, – честно признался тот. И, чтобы прекратить всякие расспросы, поинтересовался: – Не желаете пять капель для поправки здоровья, Владимир Иванович?

– Там что, еще осталось? – Слабое подобие улыбки появилось на лице начальника «травмы».

Он без колебаний направился в соседнюю комнату. Хлопнула дверца холодильника. Судя по звукам, донесшимся оттуда, следовало – Седому в самом скором времени «похорошеет».

– Скажи-ка, – зажевывая веточкой петрушки, поинтересовался уже приободрившийся подполковник, – ты об Афгане с Галиной говорил? И что она?

– Сказал все как есть, и Женя Кулик со своей стороны добавил, – ответил Хантер с готовностью. – Да вы и сами слышали ее выступление на конференции.

– Хорошо говорила! – кивнул Седой. – Проникновенно, со слезой. Молодец девочка! Но это, Александр Николаевич, так сказать, увертюра. У меня к тебе целых два дела, и оба не из приятных. Ты как себя сегодня чувствуешь? Готов к бою и походу?

– Не сомневайтесь, Владимир Иванович. Я всякое повидал.

– Ну и правильно, – кивнул Седой, – как говорится, от поцелуя женского – до пули… В общем, дело обстоит следующим образом. Скажи-ка, старлей, сразу: ты в Афгане давал подписку о невыезде в связи с расследованием дела о воинском преступлении?

– Давал, – не без удивления ответил Хантер. – Но не формально. Меня сначала даже допросили, а затем освободили под ответственность командира соединения. Но до соединения я так и не доехал, а вместо этого оказался вот на этой самой кровати. – Он слегка похлопал ладонью рядом с собой, где постель, казалось, еще хранила девичье тепло. – А откуда вы об этом знаете?

– Честно скажу – мне нет дела до того, за что тебя тягала военная прокуратура в Афгане. – Подполковник прямо взглянул в глаза. – Но полчаса назад я встретился с майором Ревуновым, нашим особистом. И тот предупредил, что теперь, когда местонахождение твое установлено и личность, благодаря репортажу Пищинского, подтверждена, на меня как на начальника отделения возлагается обязанность следить за тем, чтобы ты ни в коем случае не покидал территорию госпиталя, поскольку ты находишься под следствием. Вскоре сюда прибудет следователь из прокуратуры Сороковой армии, он-то и примет решение, как с тобой быть в дальнейшем. Вник?

– Так точно, товарищ подполковник медицинской службы, – уныло буркнул Хантер.

Все как всегда: праздник кончается слишком быстро и начинаются армейские будни с их рутинной тупостью. Ну почему ему вечно везет на всяких идиотов?

– А теперь второе, Александр Николаевич… – Со стороны холодильника снова донеслись позвякивание и удовлетворенный выдох. – …Вопрос сугубо мужской. Что там у тебя с Галиной?

– Вы, Владимир Иванович, разве не говорили, – уклонился от прямого ответа Хантер, – что мы с нею вполне взрослые мальчик и девочка и вопросы дружбы, любви и войскового товарищества можем решать самостоятельно?

– Говорил, не отрицаю, – согласился Седой. – Хотя есть и «но». Ты ведь женат, насколько я помню? – неожиданно спросил он, внимательно наблюдая за старшим лейтенантом.

– Да, – подтвердил тот. – Я вам уже говорил, вы, вероятно, просто подзабыли? И ребенок у меня есть, дочурка, два с половиной года.

– То, что не врешь, уже хорошо, – кивнул подполковник. – Это мне в тебе нравится. Тогда вот о чем я тебя попрошу – не морочь девчонке голову, чтобы у нее не было насчет тебя никаких иллюзий и планов. Договорились?

– Конечно, Владимир Иванович! – заверил Сашка. – Обещаю!

– Вот это мужской разговор… – Подполковник задумался. – И все же – ты можешь хотя бы в двух словах пояснить, чего от тебя хочет прокуратура? Без повода они редко цепляются…

– Долгая история… – тяжко вздохнул Хантер.

– И что тебе вменяют в вину?

– Самовольное оставление поля боя, потерю оружия и военного имущества, превышение служебных полномочий, халатное исполнение должностных обязанностей, а заодно и попытку убийства, – перечислил старший лейтенант. – Только все это – …та еще хренотень и туфта!

И он коротко поведал собственную событийную версию. От этих воспоминаний снова бешено застучало сердце, заломило в висках. Закончив, старлей резюмировал:

– Вот и весь состав моих «преступлений», Владимир Иванович…

От удивления глаза подполковника округлились.

– И это основание для возбуждения уголовного дела?! Да ведь за такие дела награждать следует, а не уголовные дела возбуждать!

– Насколько я знаю, капитан Аврамов, участвовавший в том ночном бою, представлен к государственным наградам – ордену Ленина и медали «Золотая звезда» с присвоением высокого звания Героя Советского Союза. Все как всегда: кому-то звезды, а кому-то пинок под зад, служебное и партийное расследование, а на закуску – уголовное дело.

– Не переживай, рано или поздно все уладится! – попытался успокоить Седой. – Сейчас для тебя главное – уверенно встать на ноги. А если Ревунов или Прошкин начнут прессинговать по всему полю – я свяжусь с генералом Артуровым, что вчера тут был. Думаю, он не откажет в помощи.

– А вот за это – огромное спасибо, товарищ подполковник! – волнуясь, проговорил Хантер. – Иной раз и без сильных мира сего не обойтись, я это неплохо усвоил…

– Что тут у тебя, милый? – стремительно влетела в палату Афродита – лицо разгорелось, глаза лучатся счастьем. – Ай, простите, Владимир Иванович! – смутилась девушка, обнаружив шефа у Сашкиной постели. – Я и не знала, что вы уже здесь…

Впрочем, подполковник уже пребывал в том смиренном состоянии, что мог, наверное, простить кого угодно и за что угодно..

– Ладно, голуби… – грузно поднялся он. – Вы тут воркуйте, а мне пора браться за дело. Планерка в десять, Галина. А ты, Александр Николаевич, – Седой нахмурился, – не забывай, о чем мы договорились…

– Ну, доброе утро, радость моя! – Афродита, наклонившись, поцеловала Сашку. Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?

– Это я у тебя должен спрашивать, – улыбнулся он, притягивая девушку к себе. – Тебе в самом деле понравилось, моя Афродита?

– Еще бы! – пробормотала она в паузе между поцелуями. – Да и у тебя, я вижу, настроение отличное. И о чем же это мой шеф тебя так сурово предупреждал?

– Чепуха, – отмахнулся Хантер легкомысленно. – Есть кое-какие мелкие неприятности, которые шлейфом тянутся за мной еще из Афганистана. Погоди немного, и я обязательно расскажу тебе, сердечко мое. Беспокоиться тут не о чем.

– Ну вот, недаром я и раньше чувствовала, что ты что-то недоговариваешь. – Голос девушки дрогнул. – А я-то думала, – с детской обидой произнесла она, – что у нас не будет тайн друг от друга…

– Нет тут никакой тайны, – стараясь сохранять спокойствие, проговорил Александр. – Ты обязательно все узнаешь, и очень скоро!

– Раз так, тогда я запру дверь, – выскользнула из его объятий Афродита. – У нас есть целых пятнадцать минут на все про все, нужно использовать их с максимальной пользой!

Пятнадцати минут явно не хватило, и едва раскрасневшаяся «старшая» выпорхнула из «генеральского люкса», как туда же вкатилась пара румяных девчат из госпитального пищеблока, толкая перед собой тележку с кастрюлями и тарелками…

Надо сказать, что партконференция в окружном военном госпитале не прошла бесследно. С этого дня жизнь старшего лейтенанта Петренко и рядового Кулика потекла в совсем ином русле. Едва ли не каждый день их кто-нибудь да навещал, одна делегация сменяла другую, у обоих скопилась такая гора подарков и книг, что впору открывать филиал музея.

Насыщенные событиями дни плавно перетекали в жаркие ночи: от любви счастливая Афродита совершенно потеряла осторожность и теперь редко ночевала дома. Капитальные стены и дубовые двери «генеральской» надежно хранили их тайну, однако даже они не могли заглушить всего, что творилось здесь по ночам.

Галина похудела и стала неотразимо привлекательной, ее счастливые глаза постоянно влажно блестели, она даже стала напевать во время работы, что не преминул сразу же заметить ее шеф, Владимир Иванович. Постоянный личный состав «травмы» поначалу упражнялся в словесах по поводу романа «старшей», но, как только эффект новизны улетучился, притих, наблюдая за молодыми людьми издали.

Что касается Хантера, то он все еще колебался, не решаясь рассказать возлюбленной правду о своей семье, хотя чувствовал, что избежать этого все равно не удастся. В то же время его угнетало смутное чувство, что белая полоса житейской «зебры» оказалась уж больно широкой и долгой, а значит, черная должна наступить вот-вот.

И действительно: первым признаком ее приближения оказалась статья в окружной газете. Почерневший от ярости Седой принес газетенку в палату и с отвращением швырнул на журнальный столик – мол, ознакомься. Не ожидая ничего хорошего, Хантер развернул пахнущую краской многотиражку, и первым делом в глаза ему бросился заголовок на всю страницу. Он гласил: «Кто же вы такой, товарищ старший лейтенант?» Перевел взгляд на подпись под статьей: майор В. Новиков, военкор.

«Ага, – с некоторым даже удовлетворением сказал сам себе Хантер. – Вот оно, начало той самой черной полосы!» Но вслух произнес, глядя прямо в глаза Седому:

– Нормально. Это мы выдержим… – И, вспомнив любимую поговорку Шамана, добавил: – И не таких быков в консервные банки загоняли!