Читать книгу Обратный отсчет - Олекса Белобров - Страница 14

Встреча оказалась настолько бурной, что Хантер уже стал опасаться за целостность собственного опорно-двигательного аппарата. Поглазеть на эпическую сцену войскового братания собралось чуть ли не все травматологическое отделение.

– Ну как ты здесь, казачище? – наконец спросил Аврамов, разжимая объятия. – Мы тут пол-Союза на уши поставили, пока тебя в этом самом Куйбышеве отыскали! Умеешь ты маскироваться и принимать нестандартные решения! – басовито посмеивался великан.

– Знакомьтесь, Владимир Иванович! – Не отвечая на вопрос, Хантер представил боевых товарищей Седому, уже выдвинувшемуся из своего кабинета. – Этот громила – наша знаменитость, капитан, то есть, прошу прощения, майор Аврамов, – тот самый, с которым мы дрались на высоте Кранты. А это – Михаил Шубин, афганский собкор «Комсомолки». Прошу любить и жаловать. И заметьте, – ухмыльнулся он, заметив, с какой опаской поглядывает подполковник на корреспондента, – ни малейшего сходства с печально известным местным военкором, майором Новиковым!

Тем временем в коридоре появилась Афродита. Старший лейтенант мгновенно отреагировал:

– А вот и наша волшебница – старшая медицинская сестра отделения Галина Сергеевна Макарова!

– Мое почтение, Галина Сергеевна! – Галантному Аврамову пришлось сложиться пополам, чтобы приложиться к ручке Афродиты. – Я полагаю, что благодаря этой самой волшебной длани и свершилось чудо исцеления нашего Сэра-Хантера!

Шубин в свою очередь коротко тряхнул головой, расправил свои знаменитые пышные усы, приложившись ими к девичьей руке.

От неожиданного внимания и неловкости Афродита потеряла дар речи и залилась румянцем. Ситуацию разрядил шеф, привычно пригласив гостей в «генеральский люкс».

Когда вновь прибывшие расположились в «балдежно-молодежной» палате, Аврамов тут же поведал о том, какой неожиданностью для него стало решение высшего армейского командования, пока он валялся в госпитале, присвоить ему высокое звание Героя. Все это время капитан находился между жизнью и смертью: многочисленные осколки гранаты проникли глубоко, были поражены внутренние органы, а парочка осколков до сих пор блуждала где-то в недрах могучего организма. Поэтому представление к награде и согласования на всех уровнях проходили без него.

Одновременно командование Сороковой общевойсковой армии пришло к выводу, что должность заместителя командира отдельной роты спецназа для богатыря уже «тесновата», назначив его командиром отряда специального назначения, дислоцированного в Зоне ответственности «Юг». Приказом министра обороны Аврамову досрочно присвоили воинское звание «майор», а неделю назад Генеральный секретарь лично вручил ему Золотую Звезду в комплекте с орденом Ленина – высшие награды страны. ТВ транслировало данное событие в прямом эфире, а Шубин посвятил боевому офицеру целый «подвал» в «Комсомолке»…

Хантер чувствовал себя неловко: всю прошлую неделю он пребывал в перманентном «сквозняке» и в глаза не видел ни телевидения, ни газет. Тем не менее он жадно слушал, выхватывая из рассказов Аврамова подробности о событиях в Афганистане.

В паузе Седой попросил Галину сбегать в пищеблок и распорядиться насчет обеда для гостей, а когда девушка ушла, Аврамов с глубокой серьезностью объявил, что после ранения ему категорически запрещен любой алкоголь.

– Любой, – заговорщически подмигнув, добавил он, – кроме… коньяка!

С этими словами майор извлек из-под стола свой вместительный дипломат, щелкнул замками и откинул крышку. Внутри, как на параде, поблескивали несколько бутылок марочного напитка – французского, армянского, грузинского, молдавского. Должно быть, Аврамов до сих пор так и не определился с предпочтениями.

Вскоре вернулась с доверху нагруженным подносом Афродита, в два счета накрыла стол, но сама осталась в «генеральской», невзирая на неодобрительные взгляды начальства.

Начали с «Наполеона» и тоста за военную медицину. Даже Афродита – впервые в жизни – пригубила.

Сашка между тем уже после первой рюмки с удивлением обнаружил, что его больше не штормит и нет никакой нужды ложиться и пережидать это отвратительное состояние. Вот так чудеса! Нет худа без добра, и, скорее всего, это было результатом продолжительного «сквозняка».

Впрочем, знаменитый продукт французских виноделов никому не пришелся по вкусу. Он отдавал каким-то «тройным» одеколоном и цветом напоминал нечто («Моча врача…» – пробурчал военврач Седой). Майор Аврамов, взявший на себя обязанности тамады, разочарованно крякнул, убрал «Бонопартия», а вместо него водрузил на стол бутылку десятилетнего армянского «Двина» – того самого, которому отдавал предпочтение сам сэр Уинстон Черчилль, которому этот напиток, даже в разгаре Второй мировой, присылал Сталин.

Второй тост тамада провозгласил за Афродиту, а в ее лице – за всех женщин. Встали, чокнулись, выпили. Девушка умоляюще взглянула на Хантера – она все еще побаивалась, чтобы он снова не сорвался. Хантер покорно кивнул, сделал небольшой глоток и отставил рюмку, получив взамен улыбку и многообещающий взгляд.

Это не укрылось от Шубина – спецкор мгновенно заметил, что между молодыми людьми словно протянута тонкая ниточка. Он улыбнулся в усы:

– Я вижу, ребята, у вас уже все в порядке!

– Так и надо! – подхватил Аврамов, без всякого стеснения сметая все с тарелки. – Молодец Шекор-туран, надо жить не оглядываясь, полной жизнью!

После третьей и четвертой открыли окна и закурили. Хантер только сейчас заметил, что в палате появилась пепельница, которой раньше не было и в помине. Ничего удивительного: на протяжении всей минувшей недели он ничего вокруг себя не видел и не замечал в хмельном чаду.

Несмотря на то что и гости, и хозяева расслабились, его не покидало чувство, что оба гостя явились в госпиталь из самой Москвы не просто так, а с каким-то серьезным делом. И вместе с тем оба медлят, потому что их сдерживает присутствие Афродиты.

Афродита… Хантер тяжко задумался. Эта девушка возвратила ему радость жизни, она отдавала ему всю себя, искренне и безоглядно. Но чуть ли не каждый день, засыпая в ее объятиях, он ловил себя на том, что желание вернуться к своим парням, в чертово афганское пекло, становится в нем слабее и слабее. Но наступало утро – и он снова не мог думать ни о чем, кроме той сухой и горькой земли…

С Женей Куликом все вроде бы наладилось. Тот усердно зубрил физику и математику, теперь с подачи горкома комсомола к нему ежедневно наведывалась молоденькая преподавательница одного из здешних вузов – репетитор. И по некоторым косвенным признакам старший лейтенант безошибочно определил, что у Лося с его наставницей намечается нешуточный роман.

Обком комсомола раскошелился, и к Кулику из Сахалина прилетели его нестарые еще родители. В результате все травматологическое отделение в течение недели закусывало исключительно чавычей и красной икрой, а Хантеру батя Лося преподнес в подарок настоящий нож-медвежатник, переделанный из клинка трофейного самурайского меча. Выходит, Лось не забыл о страсти своего начальника к высококачественному холодному оружию…

– Чего скис, казачище? – прервал его размышления Аврамов. – Что там у тебя на уме?

– Идем, – кивнул на дверь в другую комнату Хантер. – Поставлю вам одну запись. Послушаете, и все сами поймете.

Включив магнитофон с присланной Тайфуном кассетой, старший лейтенант оставил Аврамова и Шубина наедине с духовским письмом, а сам вернулся к столу.

С некоторых пор Седой больше не заговаривал с Афродитой о ее желании отправиться в Афганистан – должно быть, полагался на Хантера и его методы воздействия.

Мужчины выпили по рюмке коньяку, закусывая привезенным из Москвы шоколадом, и разговор сам собой переключился на медицинские темы. Подполковник завел речь о Сашкином состоянии и о том, что вскоре старшему лейтенанту предстоит выписаться из госпиталя. От одной мысли об этом на глазах Афродиты выступили слезы, и она убежала в ванную.

Вскоре появились и Аврамов с Шубиным. Вид у обоих был сумрачный. Молча прошли к столу, налили и, не чокаясь, опрокинули, как воду. Аврамов опустил тяжелую руку на Сашкино плечо.

– С вашего позволения, Владимир Иванович и Галя, мы на несколько минут заберем у вас старшего лейтенанта. У нас к нему серьезный разговор.

Все трое поднялись и вернулись в комнату, где еще совсем недавно звучал голос Тайфуна. Шубин плотно прикрыл дверь.

– Вот, значит, какие у вас там дела… – глухо проговорил Аврамов. – А теперь, Хантер, я хочу услышать все, что с тобой случилось после того, как мы расстались возле кишлака Темаче.

– Мне скрывать нечего, – пожал плечами Александр.

Он коротко, но точно описал товарищам свою «опупею», начиная с той минуты, когда «вертушки» подняли в бирюзово-синее афганское небо «груз-200» и «груз-300», и закончил тем, как майор Аврамов двумя часами раньше окликнул его в коридоре «травмы». Однако о деталях операции «Иголка» в очередной раз не упомянул ни словом.

Оба слушали с напряженным вниманием, а Шубин время от времени что-то записывал в свой потрепанный блокнот. Наконец Хантер умолк, и Аврамов, все это время мерявший шагами комнату, подсел к старшему лейтенанту.

– Ну что ж, Шекор-туран, теперь я открою наши карты. Некоторые детали твоих неурядиц нам уже известны – Михаил по своим каналам, пока мы с тобою «отдыхали» по госпиталям, навел кое-какие справки. И на их основе готовит большую статью, которая наверняка наделает шуму и привлечет внимание армейского руководства. Твоим дурноголовым начальникам – Михалкину, Пол-Поту, Почтальону Печкину и еще кое-кому – достанется по-полной. Зато боевых офицеров, твоих непосредственных командиров и начальников – я имею в виду Ермолова, Ветлу, Егорова, Поста и Лесового, – эта публикация не заденет.

– А вот тебе еще забавный материальчик! Взгляни, Миша. – Хантер отыскал в ящике стола окружную газетенку с галиматьей майора Новикова. – Это один здешний борзописец навалял.

– «Кто вы, товарищ старший лейтенант?» – прочитал Шубин заголовок и, бормоча: «Любопытно, любопытно!» – углубился в текст.

Закончив чтение, он возмущенно отшвырнул газету и развел руками:

– Полный абзац! Просто за гранью… Слушай, Хантер, выброси эту пакость и забудь! Хотя нет: я у тебя заберу эту стряпню, если не жалко. Кажется, я знаю, как ею распорядиться с толком.

– Бери ради бога! – засмеялся Хантер. – Она даже в сортир не годится: гарантированный геморрой.

– Что да, то да! – согласился Шубин. – А знаешь что? Назову-ка я свою статью о тебе: «Никому не нужный старший лейтенант».

– Нехило! – согласился «никому не нужный». – А не чересчур? Ты посмотри: я тут как вареник в сметане, все при мне: и Галина, и генеральские апартаменты, и пайка, как у генерала, а какие врачи!

– Не суетись под клиентом, как говорил Ги де Мопассан! – Шубин, оказывается, неплохо знался в одесских шуточках. – Будем работать на контрастах! С одной стороны – клеймим бездушие, халатность, раболепие, трусость – взять хоть того же Пол-Пота, с другой – подчеркиваем порядочность и ответственность настоящих профессионалов… Таким вот макаром, дружище! – Собкор похлопал товарища по плечу.

– А мне, между прочим, и дальше служить… – недовольно проворчал Хантер. – Это ж шум на всю страну!

– Не вчера на свет родились, – успокоил Шубин. – В статье ты будешь старшим лейтенантом П-ко. Кто такой – да фиг его знает: Павленко, Прудченко, любой, чья фамилия начинается на «П», а заканчивается на «ко». Тем не менее в политуправе ТуркВО, в политотделе Сороковой армии и политотделе твоей бригады все, кому следует, сообразят, о ком идет речь в статье. Зато имена, звания и должности всех твоих недругов останутся самыми что ни на есть настоящими…

– В самом деле? – Хантер напрягся. – Я в этой жизни свое уже отбоялся, в особенности – после событий на высоте Кранты. Но ведь мне в роту возвращаться, а там эти падальщики меня с землей пополам сожрут! Что мне с ними делать – пострелять их, что ли?

– Никого тебе стрелять не придется, – невозмутимо прогудел Аврамов, поворачиваясь к старлею. – Когда вернешься, в твоей бригаде служить тебе не больше месяца, от силы – полтора. Потом пойдешь на повышение: или ко мне в отряд замкомбата, или к твоему приятелю Тайфуну.

– К майору Чабаненко? – обрадовался Хантер. – А вы-то, мужики, откуда его знаете?.. Стоп! – спохватился он. – А разве Тайфун сможет меня взять? И почему я должен распрощаться со своей бригадой?

– Отвечаю по пунктам. Чабаненко, он же Тайфун, известен многим своими делами. Сейчас он идет на повышение – на бригаду, дислоцированную в Зоне ответственности «Юг», заместителем начальника политотдела по борьбе с бандформированиями и работе с местным населением. Так уж случилось, что в его соединении «нарисовалась» вакантная должность заместителя командира отдельного десантно-штурмового батальона, поскольку прежнего пришлось срочно откомандировать в Союз, чтобы не отдавать под трибунал. Таким образом, казачище, пока ты здесь прожигаешь жизнь, за кулисами идет подковерная борьба за то, кому ты достанешься, – мне или Тайфуну. – Майор многозначительно усмехнулся. – Кто победит, тот тебя и перетащит к себе… А в прежней бригаде тебе никак нельзя оставаться – Михалкин тварь мерзопакостная, ничего не прощает. Дождется случая и подставит тебя под партийное взыскание, или того хуже – подведет под уголовную статью… Такие дела, Шекор-туран. – Аврамов шагнул к Хантеру и навис над ним, как утес. – Давай, долечивайся, выписывайся, отгуляй положенный отпуск – и к нам. Или ты тут уже намертво прикипел к этой волжской Афродите?

Хантер рассмеялся.

– Чего смеешься, старлей? Нас на бабу променял? – с напускной суровостью громыхнул Аврамов.

– Да нет, – посерьезнел Александр. – Ее здесь, в госпитале, и в самом деле Афродитой прозвали. А девчонка замечательная. Только благодаря ей я очухался после той чертовой передряги. Но можете поверить? Даже с ней я каждое утро просыпаюсь и вижу наяву: вот беру свой автомат, натягиваю «лифчик»[31], обуваю битые кроссовки и лезу на броню!.. А когда глотну пыли афганских дорог, дизельного выхлопа, услышу посвист чужой пули над головой, тогда скажу: «Салам, Афган! Я вернулся! Мы с тобою не в расчете…»

Хантер внезапно умолк. Оба – Шубин и Аврамов – пристально смотрели на него.

– Вы чего? – удивился он.

– А ты, брат, оказывается, поэт! – повертел головой Шубин. – Стихи не пробовал писать?

– Какие там стихи! В училище, в Свердловске, статейками в окружной газетке баловался. Наши хлопцы вагоны по ночам разгружали, чтобы подработать, а я сообразил, что тираж у тамошней «Окопной правды» – ого-го, и два-три раза в месяц подкидывал им по материальчику. Гонорар выходил в точности такой же, как и на разгрузке вагонов. А всерьез писать… Не-ет, на это у меня духу не хватит!

– Ты, Саня, молодец! – Аврамов слегка приобнял старлея. – И голова у тебя на месте, что в бою, что на госпитальной койке! В самом деле – хватит тебе тут красоткам голову морочить, пора и повоевать…

Хантер иронически покосился на майора и выразительно потянул носом.

– Ты чего? – удивился Аврамов.

– Дезодорант, – сказал Александр. – Не узнаю. Это ты, Аврамов?

– Ну, я. А чего… – удивленно прогудел майор и вдруг расхохотался. – Ох и стервец! – Он повернулся к Шубину: – Это ж он все меня попрекал там, на высоте Кранты, что от меня потом разит!

– Да я не о том, – перебил Хантер. – Я вот все думаю – откуда у тебя эта идея взялась? Надо полагать, там, в Москве, в госпитале Бурденко, какая-то Афродита столичная тебя приголубила. Или нет? Давай, признавайся! – толкнул он майора в бок.

Аврамов неожиданно побагровел, словно школьник, и сконфузился. Шубин и Хантер понимающе переглянулись – старлей попал точно в «десятку», и оба заржали.

– Да ну вас, жеребцы! – отмахнулся майор, окончательно смутившись. – Совсем спятили. Тьфу на вас! – Великан развернулся и подался в соседнюю комнату, где их уже заждались.

Добравшись до стола, Аврамов наполнил рюмки – на сей раз молдавским «Белым аистом» – и торжественно начал:

– Уважаемый Владимир Иванович и вы, несравненная Галина Сергеевна! За время нашего отсутствия мы с товарищем Шубиным провели небольшое расследование причин и следствий ранения старшего лейтенанта Петренко. И пришли к следующему выводу: упомянутый младший офицер, известный также в ряде провинций Республики Афганистан как Хантер, он же – Шекор-туран, является проходимцем, симулянтом и ловеласом, к тому же злостно уклоняющимся от прохождения службы в своей воинской части. Поэтому категорически требуем выписать его из госпиталя как можно скорее, а непосредственно в эту минуту предлагаем выпить за его здоровье!

Майор поднял рюмку и хитро прищурился – мол, что, старлей, уел-таки я тебя?

За Сашкино выздоровление выпили единодушно, со смехом и шутками.

И только Афродита едва прикоснулась к коньяку: ее вдруг охватил страх от того, что с этой минуты разлука с возлюбленным становится реальной, больше того – близкой и неизбежной. И удержать она его не сможет, как бы ей этого ни хотелось…

Вторая половина дня вышла весьма бурной: шумная компания разъезжала по городу на служебной «Волге» начальника разведки округа, заглядывая во всевозможные злачные места и фотографируясь на фоне местных достопримечательностей, мужчины пили, хохотали, дурачились и снова грузились в машину, чтобы ехать куда-то.

Уже поздним вечером московских гостей доставили в гостиницу КЭЧ[32] при штабе округа, затем вернули подполковника Седого его многотерпеливой супруге, а Хантер с Афродитой привычно возвратились в госпиталь, в «генеральский люкс».

Когда оба уже лежали в постели, Афродита уткнулась лицом в Сашкино плечо и вдруг тихо спросила:

– А ты мог бы туда не возвращаться? Ты же знаешь, я в состоянии помочь тебе получить любое, какое только тебе понадобится, заключение ВВК, любой выписной эпикриз. Оставайся, любимый, прошу тебя! Тебе не придется бросать семью из-за меня, я не прошу, чтоб ты на мне женился, я хочу только одного – чтобы ты остался в живых…

Она расплакалась, вздрагивая всем телом.

– Я так хорошо тебя знаю, – продолжала Афродита, улыбаясь сквозь слезы, – словно мы выросли вместе. И, честно признаюсь, даже боюсь думать о том, как буду жить без тебя. Не бросай меня, Сашенька! – В ее голосе зазвучала отчаянная мольба. – Я с ума сойду, пока ты будешь там! Не уезжай, останься… Будешь служить в своем Киевском округе, в десантно-штурмовой бригаде, но только не возвращайся в Афган!

– Не могу, о рахат-лукум моего сердца, – пытаясь перевести все в шутку, Сашка стал поочередно целовать ее мокрые и соленые глаза, – ну никак не могу… Ты же знаешь, сколько у меня там дел и долгов… И прошу тебя – не надо об этом, звездочка моя! И вообще – не сопротивляйся нашей страсти – она сильнее нас! – С этими шуточными словами ласки закончились, перейдя в область прямого контакта.