Читать книгу Обратный отсчет - Олекса Белобров - Страница 9

Пробуждение оказалось малоприятным: снова капельница. Исколотая вена сопротивлялась, куда-то уходила, словно нарочно пряталась от осточертевшей иглы. Сестры из реанимации вертелись вокруг раненого, но что-то у них не ладилось. За окном стоял ясный день.

Тем временем дверь распахнулась и в палату впорхнула Афродита в своей обычной униформе, а не в реанимационном «скафандре».

– Что, Царевич, проснулся? – весело пропела она, не обращая внимания на удивленные взгляды коллег. – Ох и здоров же ты поспать! Знаешь, который час?

– Дело к обеду. – Царевич попытался улыбнуться, но вместо этого болезненно поморщился – игла в руке сестрички шевелилась под кожей, беспомощно нащупывая вену. – А что, я снова больше суток продрых?

– С биологическими часами в этот раз у тебя полный порядок, – успокоила Афродита. – Просто мы все еще побаиваемся, чтобы ты не уснул, как тогда. А ну, девочки, – она шагнула к сестричкам, все еще терзавшим Хантера, – дайте-ка я введу!

Секунда – и капля за каплей шустро побежали по тонкой прозрачной трубке в сосуды старшего лейтенанта.

– Ну вот!.. – удовлетворенно проговорила Афродита.

– Поглядывай, чтобы он сам тебе чего-нибудь не ввел, – ревниво буркнула медсестра неопределенного возраста, с кольцом на левой руке, покосившись на Афродиту.

– Занимайтесь, тетки, своим делом! – сухо отрезала Галка, мигом превращаясь в старшую сестру «травмы» – не последнего человека в госпитальной иерархии. – Языки распустили – хоть пол подметай! Что-что, а капельницу поставить как следует могли бы уже и научиться…

– Что за шум? – В палату заглянул подполковник Седой.

– Воспитательный момент, – покосившись на разведенку, ответила Афродита. – Ничего особенного.

– Ну-ну… – По лицу Седого ясно читалось, что он снова с похмелья и уже где-то успел «поправиться». – Вот тебе, казак, книженция, которую ты просил. – Подполковник извлек из-под халата потрепанную «Повесть о настоящем человеке» и протянул Лосю. – Для ампутантов эта повесть – первоклассное средство. С мощным реабилитационным эффектом. Так что сегодня переведем тебя в общую палату… А начальник твой, старший лейтенант Петренко, как я посмотрю, тоже обладает незаурядными терапевтическими способностями. – Начальник «травмы» расплылся в улыбке. – Будем возвращаться к жизни!

– Числится за ним такое, – улыбнулся Лось, – и матом шугануть может так, что уши завянут, и к душе прикоснуться…

– Между прочим, и его мы тоже сегодня переведем в другую палату, – сообщил Седой. – Причем не в шестую. – Он загадочно выдержал паузу.

– А куда же? – огорчился Хантер, успевший привязаться к своим «сокамерникам».

– По ходатайству комсомольской организации, – подполковник лукаво взглянул на старшую медсестру, – начальник госпиталя принял волевое решение – переселить тебя в так называемый «генеральский люкс». Там имеются телевизор, холодильник, ванная и туалет… – перечислял Седой достоинства своего отделения.

– Может, не стоит? – слабо запротестовал Хантер. – Куда нам, старшим лейтенантам без роду без племени, эдакие хоромы?

– Не выпендривайся, Александр Николаевич! – отрезал подполковник. – Был звонок из окружной политуправы. Наш ЧВС[21], генерал-лейтенант Полетаев, да продлит Аллах его дни, оказывается, тоже видел репортаж с твоим участием, и ему тут же доложили, мол, «тот самый Петренко» находится на излечении в нашем госпитале. Кроме того, он имеет намерение посетить ваше высочество вскоре после того, как закончится конференция. Вот так она, дружище, судьба поворачивается! – Он похлопал Хантера по плечу, зацепив штатив капельницы. – А твоих соседей мне, к сожалению, придется сегодня же выписать.

– Это еще почему? – изумился Александр. – Они же…

– Потому, – нахмурился Седой. – Прошкин «телегу» накатал на Игоря Васильевича и обоих майоров – якобы они непосредственно в палате номер шесть втоптали в грязь его офицерскую честь, вдобавок в присутствии младшего офицера. Начальник госпиталя не стал разбираться и распорядился всех выписать. Кроме тебя, разумеется, – усмехнулся он. – А Галина прямо с утра слетала к нему на прием и закатила целый «шкандаль» по поводу Прошкина. После чего наш генерал вызвал Прошку и битый час строгал стружку, – скаламбурил военврач.

– У нас, в Афгане, бригадир наш, полковник Ермолов, говорил иначе: «снимать эпидермис», – вспомнил Петренко.

Седой коротко хохотнул.

– Одним словом, сегодня же перебирайся в «генеральский люкс». Могу только порадоваться за тебя, дружище, потому что до тебя в этой палате, если мне не изменяет память, не лежал еще ни один не то что старший лейтенант, но даже подполковник!

– Ну что ж, спасибо! – кивнул Хантер, поймав многозначительный взгляд Афродиты. – Кто бы стал отказываться?

На самом деле его волной захлестнула радость. Он ответил девушке таким же откровенным взглядом, и она – пожалуй, впервые – не залилась краской смущения.

Через десять минут старлея уже перекидывали с каталки на широкую, как корабельная палуба, деревянную кровать в генеральской палате.

Апартаменты и в самом деле выглядели роскошно по сравнению со скромным убожеством обычных палат: светлые комнаты с широкими окнами, в которые со двора заглядывали густые старые липы. В первой располагались две кровати, полированный стол, громадный цветной телевизор «Электрон», приземистый журнальный столик, заваленный свежими газетами и журналами, и штук пять мягких стульев с гнутыми спинками.

Почетное место во второй комнате, которая, надо полагать, выполняла роль столовой, занимали два здоровенных плюшевых дивана и сервант со всевозможной посудой. В центре стоял обеденный стол на шесть персон, а по углам виднелись электрический самовар, кассетный магнитофон «Весна» и проигрыватель. В углу тихонько бормотал холодильник «Бирюса», а всю противоположную стену занимал трехстворчатый платяной шкаф. Слева мерцали начищенные рукоятки дубовых дверей, ведущих в туалет и ванную комнату.

Ванная потрясла. Ничего подобного видеть Хантеру не приходилось: обложенная светлой кафельной плиткой с мраморными разводами, сверкающая никелем и бронзой, с простенками, целиком занятыми громадными зеркалами, а сама ванна имела такие размеры, что в ней легко могли поместиться человека три-четыре. При виде этой емкости старлей ехидно сравнил ее с эмалированными корытами в солдатских столовых, что использовались для очищенных овощей.

Несмотря ни на что, здесь было пусто, одиноко и тоскливо, и старший лейтенант охотно сменял бы всю эту казенную роскошь на палату номер шесть с теплой компашкой, так быстро ставшей близкой сердцу. Ну зачем ему все эти буржуазные излишества? Особенно смутил платяной шкаф – сейчас совершенно пустой, потому что собственной одежды у него не было никакой – даже трусов. Ведь их с Лосем привезли и закинули на санитарный борт в чем мать родила и в таком же виде выгрузили в Куйбышеве.

Денег при нем также не было ни гроша. Только офицерский жетон с индивидуальным номером П-945813 и надписью «ВС СССР». Правда, не стандартный алюминиевый, а серебряный – тот самый, который сразу после выпуска из училища отлил ему знакомый ювелир, в точности воспроизведя оригинал. Жетон на прочной серебряной же цепочке – вот и все его достояние…

От этих печальных мыслей старшего лейтенанта отвлек шум и веселые матерки – в «генеральский люкс» ввалилась целая делегация, бывшие «сокамерники» по шестой палате.

– Что, Царевич? – весело загремел Костяная Нога, когда гости расположились в живописных позах вокруг полированного стола. – Бросил нас на произвол судьбы? Зазнался?

– Да какое там, Игорь Васильевич! Просто я… – Царевич растерялся, однако ему не дали и рта раскрыть.

– Все нормально! – выставил перед собой ладонь вертолетчик. – Выписывают нас за нарушение режима – и хрен с ними! Прошкина и без того Бог наказал, нечего обижаться на хворого человека… Главное – операция твоя позади! Теперь выздоравливай, набирайся сил, да только не слишком спеши обратно в Афган!

– Мне уже по ночам снится дрожь автомата в руках…

– Понимаешь, дружище… – Костяная Нога как-то по-особому заглянул старлею в глаза – до самой глубины. – Война – это наркотик. Уж ты поверь мне – я два раза по году провел в Афганистане, и далеко не в самых тихих местах. Да, там убивают и ранят, там всевозможные ужасы, кровь, грязь, вонь, болезни, но… Только на войне существует настоящая мужская дружба – такая, какой в обычных условиях просто быть не может. Потому что там сразу становится ясно, кто есть кто… Здесь, – подполковник махнул рукой за окно, где мирно зеленели липы, – можно всю жизнь прятать под маской свое истинное обличье, а там первый же вылет или боевой выход – и все становится очевидным. Человека словно рентгеном просвечивает, вся шелуха осыпается, и уже не надо гадать – кто трус, а кто храбрец, кто дурак, а кто умный; кто жмот, а кто все отдаст за других.

– Точно, Игорь Васильевич, – кивнул Хантер. – Там ничего не спрячешь…

– Но кроме этой вот «человеческой» привлекательности войны, прости Господи, – перекрестился Костяная Нога, – есть в ней, как ни странно, еще два-три плюса: только на войне можно почувствовать настоящий боевой кураж и проверить себя как профессионала, как воина, офицера, как мужика, в конце концов! И ты, судя по всему, отведал всего этого сполна, оттого и рвешься обратно в Афган…

– Верно, Игорь Васильевич! – Никто и не заметил, как в палате появилась Афродита. – Если нашего старшего лейтенанта не притормаживать, он уже через неделю из госпиталя без костылей ускачет…

– На вас вся надежда, Галочка! Держите его здесь как можно дольше. Придется вам побыть при нем якорем, иначе наш Александр Николаевич раньше срока отсюда отчалит или весь госпиталь разнесет.

Афродита улыбнулась.

– Он такой! Представляете – вчера до полусмерти напугал всю операционную бригаду. Когда обезболивающее перестало действовать, порвал резиновые жгуты в палец толщиной, как тряпичные!.. А я вот о чем хотела вас попросить, Игорь Васильевич: вы тут не особенно засиживайтесь. Сейчас к нашему Царевичу врачи-специалисты потянутся, а за ними может и кое-какое начальство притащиться.

– Ясно-понятно, Галочка. У нас разговор короткий!

Едва за девушкой затворилась тяжелая дубовая дверь «генеральской», Костяная Нога с улыбкой повернулся к болящему:

– Повезло тебе, старлей. Какая девушка! Смотри, не опозорь звание десантника…

– Легко сказать, – покачал головой Хантер, – когда на руках ни денег, ни документов… даже трусов собственных нет. Одни госпитальные рямки да костыли…

– А вот этому горю, – успокоил Прораб, – помочь как раз легко…

– Это каким же образом? – удивился Хантер. – Вы чего, мужики, надумали?

– А ничего особенного, – встрял Бриллиантовая Рука, – мы тут скинулись и собрали для тебя стольничек.

– Спасибо, мужики… – растерялся Александр. – За мной не заржавеет. Как только получу довольствие, сразу же – «почтовым голубем, телеграфным проводом»!

– Кто б сомневался, – деловито проговорил Костяная Нога, вручая старшему лейтенанту деньги и листки с явками-паролями-адресами «сокамерников». – А трусы, майку, носки и мыльно-рыльные принадлежности мы тебе уже купили. Алексей, – обратился он к Прорабу, – ну-ка, вручи пакет старшему лейтенанту!

Вся компания «изгнанников» поднялась и потянулась к выходу.

– Да, чуть не забыл… – спохватился уже у дверей вертолетчик. – Я там, Александр Николаевич, сунул в твой холодильник флягу «шпаги» и всякую домашнюю снедь. Бабы наши, понимаешь, натащили, а тут – экстренная выписка!..

– Спасибо, мужики. – Хантер растрогался едва ль не до слез. – Не знаю, как вас и благодарить…

– На том свете угольками! – усмехнулся Костяная Нога.

Обнялись на прощание. А когда черед дошел до боевого вертолетчика, тот, подмигнув, наклонился к Сашкиному уху и шепнул:

– Как только выпишешься, Царевич, – жду в гости. И не одного тебя, а с Галиной. Думаю, все у вас сладится, – он лукаво окинул взглядом «генеральские» хоромы, – к тому же и жилищные условия располагают. Ну, будь здоров, десантник!

Как только дверь захлопнулась, началось паломничество госпитальных специалистов. Каждый пытался выяснить, нет ли у раненого жалоб по его профилю, но болящий всем повторял одно и то же: все идет нормально, нога заживает, болей нет, чувствую себя хорошо.

Потом на некоторое время его оставили в покое – но не надолго. Минут через двадцать появился неизвестный субъект неопределенного возраста в роговых очках. Из-под госпитального халата выглядывали офицерские брюки с голубым кантом, а на ногах пришельца болтались солдатские кожаные тапки и носки зеленого цвета.

На вид ему можно было дать и тридцать, и сорок пять, глаза субъекта шустро бегали за толстыми стеклами очков, ни на чем не останавливаясь, а пальцы нервно и безостановочно барабанили по черной кожаной папке, которую он, усевшись, положил на колени.

– Поспелов Геннадий Ефимович, майор медицинской службы, – представился он. – Я ведущий психиатр данного окружного военного госпиталя, и моя задача – убедиться, что вы находитесь в оптимальном психологическом состоянии, поскольку вам предстоит беседа с членом военного совета округа генерал-лейтенантом Полетаевым. В каком качестве я вас больше устраиваю: как невропатолог или как психиатр?

Вопрос звучал совершенно по-идиотски. Хантер тут же про себя окрестил странного субъекта «Психом».

– Ни в каком не устраиваете, – буркнул он. – Я на прием к ЧВС не записывался, да и ни в каком обследовании не нуждаюсь.

– Подполковник медслужбы Прошкин мне уже сообщил, – закивал Псих, совершенно не реагируя на смысл услышанных слов, – о шантажно-демонстративной линии вашего поведения. К тому же ваш основной диагноз с точки зрения военно-психиатрической практики оставляет возможности для различных девиаций. Поэтому вам придется ответить на несколько моих вопросов.

– Валяйте, – уныло согласился Хантер, откидываясь на подушки. От трескучей болтовни Психа сразу разболелась голова. – Что бы вы хотели знать?

– Значит так. Осел, точнее, два осла, – Псих придвинулся, теперь его очки поблескивали прямо перед Сашкиным носом, – вошли в горную реку. Один был навьючен сахарным песком, второй – хлопком. Скажите, больной, какому из них будет труднее нести свой груз после того, как оба выйдут на сушу?

– А кто из них ишак, а кто ишачка? – Хантер привычно переключил тумблер в «положение Д».

– Разве это имеет какое-то значение? – Псих не принял игры, но вместе с тем оживился и стал что-то записывать в толстый гроссбух, извлеченный из папки. На его лице читалось удовлетворение – похоже, он уже зачислил Петренко в свою «клиентуру».

– А как же иначе? – несколько преувеличенно изумился «клиент». – Ишачка меньше, ниже ростом, она глубже погрузится в воду; ишак – выше, у него меньше шансов намочить свой груз… Здесь необходимо все тщательно подсчитать… – Хантер, хоть и гнал пургу, пристально следил за реакциями Психа. Тот строчил без остановки, занося весь этот бред в гроссбух.

– Значит так, – продолжил старший лейтенант. – Для начала попробуем нарисовать схему. Найдется у вас листок бумаги и ручка? – Он дождался, пока Псих вырвет листок. – Вот пара ишаков… – На листочке нарисовались силуэты неведомых науке лопоухих зверей. – Это ишак, – у одного из лопоухих появилось внушительное «хозяйство», что, впрочем, нисколько не противоречило фактическому положению дел в природе, – он обычно идет впереди, но только тогда, когда у ишачки нет течки… – доверительно сообщил Хантер.

– Продолжайте, продолжайте! – мгновенно возбудился Псих.

– А вот и река. – Старший лейтенант упоенно изобразил быстрый поток с обрывистыми берегами и добавил стрелку, пояснив: – Это направление течения. Теперь предположим, что скорость течения – десять метров в секунду, а скорость растворения сахарного песка – сто граммов в минуту. Таким образом, чтобы весь сахар из пятидесятикилограммового мешка растворился, понадобится пятьсот минут, или восемь с половиной часов, причем все это время ишак должен находиться в воде… – Он вопросительно заглянул в очки Психа.

Тот подозрительно пожевал губами и спросил:

– А что же ослица?

Хантер расхохотался:

– А ей придется торчать на берегу и ждать до тех пор, пока сахар в мешке на горбу ейного супруга не растворится, и она сможет в свое удовольствие попить сладкой водички! – Потом резко оборвал смех. – Товарищ майор! Ответ на эту загадку знает любой пятиклассник. Ну какие ишаки, какой сахар-песок, какой хлопок? Вы за кого, простите, меня принимаете?

Псих вскочил как ошпаренный, кипя негодованием. Только теперь до него дошло, что он пал жертвой розыгрыша.

– Вы что себе позволяете, товарищ старший лейтенант? Это вам с рук не сойдет! Я такое заключение напишу, что мало вам не покажется!

– Да какое угодно. – Хантер спокойно следил за тем, как мечутся глазки психиатра за стеклами. – Дело в том, что я намерен как можно скорее вернуться в Афганистан, а не закосить, как некоторые. А насколько я помню приказ министра обороны, для офицеров, проходящих службу в ОКСВА, со стороны вашей службы никаких препятствий не существует. Я прав? Естественно, – кивнул он сам себе. – Так что вернуться к своей роте ни вы, товарищ майор, ни подполковник Прошкин мне не помешаете, даже если очень захотите. Что касается члена военного совета, то особого желания встречаться с ним у меня нет. На этом будем считать наше собеседование законченным. – Хантер демонстративно отвернулся к стене. – И попрошу вас вызвать ко мне старшую сестру отделения – сообщите ей, что состояние раненого после вашего визита резко ухудшилось.

Псих пулей вылетел из «генеральской», а вместо него прибежала запыхавшаяся и раскрасневшаяся Афродита.

– Что, Саша? – спросила она с порога. – Что тут у вас случилось?

– Скажи мне, о рахат-лукум моего сердца, – прищурился Саша, – кто еще сегодня собирается пить мою кровь?

Девушка опустилась на краешек кровати.

– Полковник Воротынцев, замполит, а с ними еще какой-то чин из окружного политуправления. Завтра конференция, вот они и забегали. Придется набраться терпения! Что, достал тебя наш Фрейд?

– Почему Фрейд? – ухмыльнулся Хантер.

– А он поведен на скрытых сексуальных отклонениях, – засмеялась девушка. – Мол, учение доктора Зигмунда Фрейда истинное, потому что никто пока не доказал обратного. Правда, еще два года назад, когда имя Фрейда все еще было под запретом, он об этом и не поминал. Скользкий он тип, не любят его у нас в госпитале…

– Галочка, – Хантер привычно взял ее за руку – так, словно делал это каждый день уже много лет подряд, – у меня к тебе две просьбы. Первая: поговори с рядовым Женей Куликом. Он собирается поступать в Куйбышеве на радиотехнический, ему нужна помощь. Ну, а вторая… Знаешь что? Вкати-ка ты мне чего-нибудь снотворного, дозу лошадиную, дабы я не смог дать показаний даже под пытками, и потому допрос военнопленного оказался бы безрезультатным. Хочу проспать до завтра и не видеть больше ни одной казенной рожи!

– Ну, это не есть проблема, – весело пообещала Афродита. – Только придется подождать минут пять.

– Спасибо, родная! – Приподнявшись, Хантер неожиданно обхватил рукой талию девушки, притянул к себе и поцеловал.

На этот раз в его поцелуе не было ничего братского, и Афродита ответила ему, да так, что он едва не задохнулся.

Оторвавшись друг от друга, оба еще долго не могли восстановить дыхание.

– Как ты думаешь, что это было? – удивленно пробормотал Хантер, откидываясь на изголовье кровати.

– Нетрадиционная терапия, – тихонько засмеялась Афродита. – Реабилитационный эффект, судя по всему, превышает традиционные показатели. Я мигом! – С этими словами она выскользнула из «генеральской».

Прошло всего несколько минут, и Александр получил все, что ему сейчас требовалось: еще один поцелуй, и не хуже первого, а затем – десять миллиграмм чего-то внутривенно. Покой был обеспечен до самого утра.