Читать книгу Исповедь не бывшей монахини - Ольга Ильиных - Страница 3

9 января 2004 года в субботу я прошла сквозь монастырские ворота. По заснеженной тропинке с дорожной сумкой, которую я кое-как тащила рядом с собой, приближалась к колокольному проходу.

Навстречу мне шла серьёзная монахиня в очках, лицо которой было нахмурено. Я любезно спросила её:

– Подскажите, пожалуйста, где живут монахини Мария и Марфа?

Она всё так же молча показала мне пальцем на ближайшее здание за колокольней и пошла своей дорогой. Я, довольная, постучала в окно справа от двери, в котором был свет. Дверь была закрыта. Из окна, отодвинув шторку, появилась старенькая бабушка и спросила:

– Ты кто?

– Я привезла письмо для монахини Марфы от сына.

Спешно мне открыли дверь и быстро вместе с моими пожитками затянули внутрь. Я никогда не была в монастырях и не знала о правилах, которые там существуют. Уже спустя год я поняла, что это было «преступлением» со стороны этих бабушек, которые без благословения меня приняли и получили письмо от сына. Обычно все письма от родных сначала читала игуменья, а потом, если считала нужным, передавала их по назначению.

Мне налили чай, предложили сладости, а мать Марфа жадно расспрашивала о сыне. Через некоторое время появилась келейница мать Магдалины Лена и сказала, что игуменья пригласит меня на разговор. Ждать пришлось долго.

Лена провела меня в корпус, где находились игуменские покои, посадила на скамеечку возле двери. На улице бушевали рождественские морозы. В помещении было так холодно, что мои ступни замёрзли от ледяного пола. В одних носках, без тапочек я переминалась с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреться. За дверью слышалось детское пение и поздравления на иностранном языке. Время уже приближалось к полуночи. Наконец, толпа детей и сестёр вышла, а через 10 минут пригласили меня.

В кабинете за большим столом в кожаном кресле сидела матушка и с улыбкой указала мне рукой присесть напротив неё. Она спросила меня, откуда я приехала, кто благословил меня в монастырь. Я ответила, откуда я и что в монастырь пришла сама, без благословения.

– А духовник у тебя есть?

– Нет, у меня никого нет. Но я в монастырь пришла навсегда, – сказала я уверенным голосом.

– Поживёшь – посмотрим, – она, подошла ко мне, я встала. Игуменья протянула мне руку, я взяла ладонь в свою ладонь, думая, что она желает со мной попрощаться за руку.

– Ты что, никогда благословения не брала? – удивилась она.

– Нет, – сказала я. Она повернула мои кисти ладонями кверху и положила одну ладонь на другую.

– Вот так просят благословение, а когда тебе кладут руку на ладони, то ты должна поцеловать её.

Я сделала всё, как мне сказала матушка.

Меня повели в рядом стоящий игуменский корпус. Я не понимала, почему он назывался игуменским, если матушка живёт в другом корпусе. Узнала я об этом позже: в этом корпусе жил в свои годы игуменства оптинский старец Антоний.

Меня завели в большую комнату, в которой находилось пять кроватей. Мне предложили выбрать на свой вкус. Мне понравилась та, которая стояла в укромном месте, в нише. В помещении было довольно чисто, но жутко холодно. Пока на мне была одежда, я этого не замечала.

Ночью моё тело дрожало. Поочерёдно с каждой кровати мне пришлось снимать одеяла и укутывать себя. В моей голове суматошно пробегали мысли: «Неужели так будет всю жизнь?». Не знаю, удалось мне поспать или нет, но утром я узнала, что сестра, которая меня привела в эту комнату, забыла включить электрическую батарею. В монастыре включали отопление только за 2 часа до сна, чтобы нагреть помещение.

Утром я решила сдать шоколадку и печенье, которые остались после дороги. Я узнала от матери Магдалины, что держать у себя еду считалось грехом в монастыре. Я спросила первую попавшуюся сестру, которая проходила мимо меня, куда отнести сладости, и она направила меня к келарю Наде. Кто такой келарь, я не знала, но судорожно пыталась запомнить такое сложное для меня слово. (Келарь – это должность заведующего монастырской трапезной, кладовой со съестными припасами и их отпуском на монастырскую кухню).

10 января, на следующий день моего приезда, состоялась архиерейская служба. Мне было очень сложно выговаривать такие незнакомые слова, как архиерей, келарь, рухолка (рухольная – это место хранения в чистоте и неповреждённости принадлежащей монастырю одежды и обеспечение ею братии). Владыка, игуменья и сёстры после службы строем пошли в трапезную. У Владыки я успела взять известное мне теперь благословение. Нескольких прихожанок и меня пригласили на трапезу, и мы пошли вслед за строем.

Несколько дней я ходила с мокрыми глазами. Монахиня Силуана, которая шла по пути со мной на послушание, сказала:

– Ну, что ты всё плачешь? Всё будет хорошо!

А я и сама не могла понять причину слёз. Может быть, это происходило от непривычной обстановки. Казалось, что меня никто не замечает. Когда на третий день мне дали послушание убирать храм, то моему счастью не было конца.

После послушания мне разрешили сходить в город. Я позвонила мужу, сообщила, что всё время плачу. Он спокойно сказал, что может выслать мне деньги на билет. Я объяснила, что пока не нужно, но пообещала перезвонить позже.

Схимонахиня Мария, с которой я очень сдружилась, очень сердито посмотрела на меня, когда я рассказала о разговоре с мужем.

– Ты что же это пришла к Богу и всё оглядываешься назад? – сказала она строго.

На меня очень подействовали эти слова, и я решила, что больше не буду звонить, моя жизнь решена – остаюсь в монастыре.

Через несколько дней после приезда в монастырь мне приснился необычный сон. Я шла на послушание на кухню. Зашла в трапезный корпус со стороны помещения, где чистили овощи на заготовки. Я вошла в комнату и увидела сестёр, которые были одеты в рясах и клобуках. Я не понимала, зачем они в такой одежде там работали. Неожиданно они все повернулись ко мне, и я увидела их бесовские страшные лица, которые мне скрипучим голосом завопили:

– А-а-а, вот и деточка пришла.

Я проснулась от ужаса и не смогла уже в ту ночь заснуть.