Читать книгу Исповедь не бывшей монахини - Ольга Ильиных - Страница 8

В монастырь пришла женщина с ребёнком. Её звали Римма. Пришла она со своей машиной «Hyundai Getz», которую предложила эксплуатировать для монастырских нужд. С собой в монастырь она забрала и породистого персидского котёнка Мишку. Матушка, увидев красивого питомца, взяла его к себе в игуменскую. Кастрированный Мишка по своему естеству наделал несколько луж, от которых появилось зловоние. После этого случая новым местом жительства кота оказались просторы монастырской территории.

И летом, и зимой породистый Миша охранял монастырь от окрестных котов-воришек. Матушка категорически запрещала трогать кота и ухаживать за ним, а за нарушение благословения можно было получить епитимью (наказание). Со временем Мишка превратился в облезшего и страшного кота.

Как-то раз к нам приехала матушка Никона из Шамординского монастыря. Она проходила мимо игуменского корпуса и увидела нашего ободранного Мишку.

– Сёстры, – обратилась она к нам с досадой, – что же вы не заботитесь о коте, посмотрите, какой он больной.

– Нам матушка не благословляет это делать, – смущённо ответила я.

Матушка Никона пошла дальше, покачав недовольно головой. Знала бы она, что не только за этим котом не ухаживали сёстры, но и других котов, которые каким-то образом обживались в монастыре, складывали в мешок и вывозили подальше. А на занятиях матушка нам говорила, что трогать и общаться с котами – это блуд для монаха, по этой причине высмеивался Барятинский монастырь, в котором сёстры не только ухаживали за котами, но и имели приют для них. Афон для игуменьи Николаи был не в счёт – там содержание котов матушка оправдывала как защиту от змей, которые могли навредить людям.

Как-то на занятии она прочитала статью о пожаре в Барятинском монастыре. Матушка сказала, что это произошло не без причины и эта причина духовная. А позже, когда матушка Феофила уже восстановила корпус, вышла ещё одна статья. К ним приехал какой-то монах и, восхищаясь монастырём, сказал сёстрам, что у них как на Афоне. Матушка Николая смеялась и говорила сёстрам, что у матушки Феофилы много кошек бегает по монастырю и монах имел в виду именно это, а не духовную внутренность.

Римма была коренной москвичкой, но не так давно она уехала из Москвы и купила дом рядом с Пафнутьевым монастырём в Боровске. Девочку поместили в приют, а Римма получила послушание водителя на своей машине. Матушка боялась за эту машину, поэтому Римме приходилось каждый день спускать её в нижние ворота, чтобы машина была защищена от угона. Она это делала по благословению, но дорога была настолько плохая, что ей пришлось попросить матушку не съезжать вниз так часто.

Римма возила меня по экономским делам. Матушка была к ней приветлива, как и ко всем поначалу. Прошло какое-то время, Римма прижилась в монастыре, и тогда начались проблемы с её девочкой, которая никак не могла смириться со своей участью жизни в монастыре. Матушка начала обвинять Римму в лености, в наплевательстве, в приспособленчестве. Однажды её дочери в храме стало плохо, она побелела и чуть не упала в обморок, матушка подозвала Римму и в очередной раз обвинила её:

– Ты видишь, что происходит с дочкой из-за тебя, у неё бес в глазах. Смотри, как твоё нерадение, брезгливость отражаются на ребёнке.

Разговаривать со своей девочкой Римма могла очень редко. Если где-нибудь случайно она видела её, пыталась обнять или пообщаться с ней, то девочку потом за это наказывали. Поэтому следующий раз, когда Римма опять пыталась обнять дочь или что-то сказать ей, девочка убегала и кричала матери:

– Не надо, мама, меня потом накажут.

Что Римма могла возразить на слова игуменьи? Конечно, ничего, ведь возражать недопустимо. На возражение матушка имела один ответ: «КТО СПОРИТ С НАСТАВНИКОМ – В ТОМ САТАНА». Подтвердить, что в тебе сатана, никто не решался.

Однажды на службе Казанской Божией Матери, матушка позвала мать Арсению и очень долго с ней разговаривала. Матушка обвиняла её в тесных отношениях с рясофорной послушницей Ириной. Это уже повторялось не в первый раз, но в этот день разговор был очень серьёзный. Матушка узнала, что мать Арсения игнорировала её предупреждение о блудных отношениях и всё-таки продолжала общаться с запретным плодом, а кто-то в помыслах сообщил об этом прецеденте матушке.

Мать Арсения исповедалась под матушкиным присмотром, а затем ей позволили причаститься. После трапезы всем объявили собраться в игуменском холле. Это помещение представляло собой большой зал с бордовыми шторами, расписанными стенами в евангельской тематике, с портретами афонских старцев, патриарха и калужского владыки. Сёстры принесли стулья и расставили по рядам.

Собрание было посвящено матери Арсении. Она вышла на середину холла, как на сцену, уже без формы, как послушница. Она плакала, была угнетена эмоциями, стояла перед всеми, склонив голову вниз, и, как ребёнок, рассказывала о своей «блудной» связи с Ириной. Матушка ещё раз всем напомнила эту поучительную историю, что из-за блудной связи матери Арсении и Ирины случился пожар в скиту.

– Это произошло из-за того, что они нарушили благословение, – закончила она.

Мать Арсения просила у всех прощения и, как побитый щенок, вышла из холла. Вечером была всенощная. Я стояла недалеко от входа в храм в стасидии (храмовое сиденье в греческом стиле). Я увидела, как мать Арсения зашла в церковь, но через несколько минут она стремительно вышла. У меня в голове почему-то промелькнула мысль, что она уйдёт из монастыря.

Я долго ждала, когда она вернётся, но её не было, и от этого мне было тревожно.

В монастыре старшая сестра, обычно помощница благочинной, проверяла по списку всех сестёр, чтобы никто не опоздал и не отсиделся в келье во время службы. Исключение составляли сёстры, которые были на послушании. Помощницей благочинной временно назначили мать Марию. Я подошла к ней и сказала своё предположение о матери Арсении. К концу службы её начали искать, но монахини уже нигде не было. Она ушла из монастыря.

Летом меня вновь отправили на коровник в Карижу, но всего на неделю. Нужно было подменить одну заболевшую сестру, а так как я хорошо доила и быстро работала, то это стало решающим для выбора сестры на это послушание.

Нас было двое на 9 коров. Таня всё время была занята больной коровой, которую водила на ферму за 5 км от скита, чтобы лечить у ветеринара. Дневную дойку восьми коров мне приходилось одной делать вручную. Доильного аппарата у нас тогда ещё не было. Я управлялась с коровами, убирала всё и уходила на отдых. В скиту было тихо, поэтому можно было морально отдохнуть, несмотря на физическую усталость. Неделя прошла быстро, и мне пришлось вернуться к экономскому послушанию.