Читать книгу Исповедь не бывшей монахини - Ольга Ильиных - Страница 7

Как-то на службе в храме я исповедовалась у отца Александра, пожилого священника монастыря. Все сёстры обычно читали свои грехи по бумажке, которые писали заранее. Чаще бывало, что просто отдавали записку священнику, и он разрешал грехи, а подробности должны были писать матушке в помыслах. Для сестёр исповедь батюшке становилась просто формальностью, никаких чувств эти действия не вызывали. А вот матушке написать был целый ритуал, потому что нужно было не только подумать и описать всё грамотно, но и написать так, чтобы тебя потом не наругали на занятиях. Из-за того, что я никогда не была в других монастырях, мне казалось всё происходящее самим собой разумеющимся.

Я подошла на исповедь к батюшке без записки. В то время когда я говорила батюшке и плакала, за мной следили сёстры. Он дал мне совет по моей личной ситуации, я поцеловала крест, Евангелие и руку священника.

На следующий день меня вызвали в кабинет игуменьи. Разговор пошёл об исповеди.

– О чём ты разговаривала с батюшкой и почему ты плакала? – начала допрос матушка.

– Я просто говорила батюшке свои грехи и плакала.

– А он что тебе говорил? – продолжала матушка.

– Ничего, он просто уточнял что-то по грехам.

– Ты будь осторожна с ним, этот батюшка настраивает сестёр против меня, – сказала матушка и посмотрела мне в глаза.

– Хорошо, матушка, благословите, – ответила я и поцеловала руку игуменьи.

Примерно через год этого батюшку убрали, а вместо него приехал иеромонах Силуан из Боровского монастыря. Он около года проживал в гостинице и служил в храме.

Из США к нам приехала послушница Сарра. Она была насельницей монастыря игуменьи Михаилы из штата Аризона. Эта игуменья когда-то приезжала в Россию искать духовника. Она познакомилась с нашей матушкой и решила, что та будет её духовной матерью. Но матушка Николая направила её к старцу Ефрему Филофейскому, и таким образом она обрела себе настоящего старца, а игуменья для неё так и осталась негласной старицей.

Послушница приехала для прохождения монашеского искуса. Этот год был очень холодным, температура опускалась до 42 градусов. В храме невозможно было молиться без верхней одежды. Сарра, приехавшая из жаркого штата, не была к этому готова. Ей выдали заячью шубу из рухолки, дали тёплые вещи. А на занятии матушка через переводчика мать Амвросию пыталась воззвать к её совести, рассказывая, как в такой мороз сёстры работают на коровнике, в отличие от неё.

Мы действительно работали тяжело. Утром в скрипучий мороз необходимо было убрать стойла, принести воду для коров из соседнего корпуса, наносить замёрзшее сено, предварительно разворошив его, и подоить коров. Затем нужно было навалить сено на большой целлофан и туда же поставить 30-литровую бадью с водой и вдвоём с какой-нибудь сестрой тащить всё это по уклонной дороге в Георгиевский скит, чтобы покормить несколько бычков, которые там жили.

Однажды вечером за чаем Сарра сидела напротив меня за столом. Мы кушали, слушали житие святых, и неожиданно на стол выполз огромный таракан. Я никогда не видела в монастыре этих насекомых, но перед гостьей-американкой он предательски вылез. Сарра была в таком ужасе, что прекратила кушать. Видно попущено ей было для смирения, чтобы почувствовать экзотику русского монастыря.

Меня назначили на послушание старшей бригады, в которую входили четыре новоначальные послушницы. Одна из послушниц пришла в монастырь на полгода раньше меня и была не согласна с таким назначением. Матушке она об этом не говорила, а с сёстрами из бригады обсуждала это очень активно, тем самым настраивая их против меня.

Обычно мне выдавался список дел, которые моя бригада должна выполнить. Мы затыкали все дырки. В монастырской трапезной производился ремонт. Но там продолжали сёстры готовить еду, а моя бригада после «Отче наш» на Литургии уходила для того, чтобы переносить кастрюли с супом, вторым блюдом, салатом и чаем из трапезной в подвал архиерейского корпуса, где временно устроили трапезу для сестёр. Нам приходилось делать это очень быстро, но это было совсем нелегко. Сложность заключалась в том, что препятствием на пути была крутая лестница, ведущая на огород и на дорогу к корпусу.

После трапезы я получала список с большим количеством дел. Мне нужно было следить за выполнением всего, работая, естественно, как все. После чая обычно нашей бригаде доставалась трудная работа – перемыть посуду, которая накопилась после второй трапезы и чая.

Несколько месяцев я несла послушание бригадира, и когда меня перевели на ремонтные работы, бригада перестала существовать. Мне приходилось штукатурить, шпаклевать и красить разные помещения на новом послушании.

Началось лето, и многие сёстры отправились белить уличные стены зданий и ограждений. Я работала быстро и старалась красить аккуратно. Как-то во время работы ко мне подошла благочинная и сказала, что меня зовёт матушка. Я побежала в игуменскую, гадая в мыслях, для чего меня зовут. Мне некогда было переодеваться, поэтому я побежала в одежде, измазанной извёсткой.

Матушка общалась в коридоре с несколькими сёстрами.

– Я звала тебя. Нужно тебе что-то сказать, пойдём в экономку, – обратилась матушка ко мне и шустрым шагом пошла в кабинет.

– Хочу тебя назначить экономом. Принимай дела у Наташи и давай, приступай к новому послушанию, – продолжила она.

Я была очень шокирована этим известием.

– Матушка, а что я должна делать? Я же ничего не знаю.

– Ничего, научишься, – сказала она.

Я вышла из корпуса и пошла в иконную лавку, там была Наташа. От неё я ожидала объяснения всех дел для дальнейшей работы, но в ответ получила намёки на то, что у меня ничего не получится. Это продолжалось несколько дней, и чуть не плача я как-то сказала матушке, что не могу больше выносить это давление. Разрешилась вся эта ситуация тем, что Наташа уехала на подворье монастыря в Калугу, по этой причине меня и назначили экономом.

Первым моим делом оказалась доставка кирпича в скит Карижу для восстановления второго сгоревшего этажа. В 2006 году не было у экономов в наличии даже простого кнопочного телефона. Наташа уже договорилась с машиной, которая привезёт кирпич. Мне предстояло только приехать на завод.

Утром следующего дня монастырский водитель Анатолий Иванович повёз меня в Воротынск. Он был немного ворчливый, поэтому часто высказывал по дороге своё недовольство монастырём. Водитель длинномера, который должен был везти кирпич, уже был на месте. Мы приехали на завод, я попросила у прохожего мужчины телефон и позвонила водителю.

Оказалось, что у этого завода имеется два отделения – для полнотелого кирпича и для облицовочного. Мы приехали не на тот завод, поэтому нам нужно было переехать туда, где находился облицовочный кирпич. Анатолий Иванович ещё не успел уехать, и, ворча по дороге, он довёз меня до места назначения. Я пожелала ему Ангела хранителя в дорогу и начала поиск водителя.

Он находился недалеко от пропускного пункта. Я узнала, что получать кирпич сможем только после обеда. Очень хотелось кушать, но ничего с собой я не взяла, точнее, не знала, что можно было что-то взять из еды. Водитель предложил мне перекусить из того, что у него было. Я аскетично отказалась, так как считала, что вне монастыря не разрешалось кушать. Поэтому мне приходилось терпеть журчание в желудке.

Длинномер благополучно тронулся, но дорога в 100 км показалась долгой. Водитель не торопился из-за тяжёлого груза. Когда до места назначения осталось 10 км, на круговом перекрёстке он обратился ко мне с надеждой узнать маршрут. Но я не знала, куда ехать.

– Ну, ты вообще ненормальная, – возмутился водитель.

Но откуда я могла знать дорогу, из монастыря я никогда не выходила, на Кариже была только на послушании, а как туда доехать, понятия не имела, да и местность эту не знала. Водитель кому-то позвонил и понял маршрут до скита, где уже давно поджидали рабочие. Крановщик быстро и умело разгрузил кирпич.

Я так устала, что у меня не было сил. Я задумалась о том, как буду возвращаться до монастыря. Уже приближался закат. Путь до обители предстоял в 5 км. Но ко мне обратился бригадир рабочих:

– Сестра, я могу вас подвезти до монастыря, мы сейчас как раз едем в город.

Счастью моему не было конца, я поблагодарила его от всего сердца. В монастырь приехала около 8 вечера, голодная, уставшая, но счастливая, что первое задание выполнила успешно.

Началась моя жизнь эконома. Заключалась она в том, что мне приходилось каждый день ездить за продуктами, вещами, строительными материалами и за всем, что жертвовали благотворители. Очень частые маршруты в Москву сначала с Анатолием Ивановичем, а потом с другими нанятыми водителями, очень выматывали. В дороге, вместо навигатора, я была штурманом, показывая по бумажной карте маршрут.

В монастыре было два эконома: внутренний и внешний. Внутренний была Наташа – пожилая бабушка, ловко передвигавшаяся по окрестностям монастыря, а для выезда в мир и снабжения всем необходимым была я. Наташа следила за стройкой, которая развернулась в монастыре, и за рабочими.

Мать Арсения была назначена помощницей благочинной. Отношение ко мне оставалось неизменным со времён скита. Как-то в храме она закричала на меня по какому-то пустяковому делу. Я не выдержала и убежала от неё. В очередной приезд после экономских послушаний я пришла в трапезную покушать. Трапеза у сестёр уже закончилась, но со столов ещё не убрали еду. Там кушала благочинная мать Серафима. Она посмотрела на меня и сказала строго:

– Почему ты не слушаешься мать Арсению? Она сказала, что ты пререкаешься и споришь.

– Мать Серафима, она кричит на меня, – попыталась оправдаться я.

– Закрой рот, – рявкнула мать Серафима, – она старшая, и ты должна её слушать, поняла?

От такой грубости у меня подогнулись колени, и я сделала земной поклон перед ней, вытирая слёзы рукавом.