Читать книгу Городская Ромашка - Ольга Кай - Страница 5

Глава 4

Оглавление

Как же болела голова! Боль была первым, что почувствовала Ромашка, когда сознание вернулось к ней. И тут же пришел страх: девушка не знала, что с ней произошло и где она находится. Рядом послышался негромкий звук, словно хлюпнула вода, и Ромашка решилась открыть глаза.

Будто налитые свинцом веки поднялись с трудом. Перед взглядом все расплывалось, девушка увидела склоненную над нею фигуру, но кто это – рассмотреть не могла. Голова болела пуще прежнего, глаза щипало от подступающих слез.

– Болит?

Голос был мужской. Ромашка заморгала, пытаясь смахнуть слезы, и разглядела занесенную над собой руку…

Неизвестно, что они сделали с Рысем, а вот ее, видно, решили привести в чувство только затем, чтобы мучить дальше. Ромашка вскрикнула, попыталась отползти, но сил не хватило, и девушка замерла, выставив ладони перед лицом, ожидая удара.

Силуэт перед нею тоже замер, и когда Ромашке удалось сфокусировать зрение, она увидела незнакомое лицо, с которого удивленно смотрели большие светло-серые глаза.

– Ты что? – человек наклонил голову набок. – Ты меня боишься?

Он снова протянул к ней руку, девушка дернулась и зажмурилась, а в следующий миг почувствовала, как на лоб ей легло что-то мокрое. От смоченной водой ткани поползли по вискам холодные капли.

Компресс приятно охлаждал кожу, смягчая боль, от которой минуту назад хотелось плакать. Еще не веря, что ей не причинят вреда, Ромашка снова открыла глаза. Человек смотрел на нее, чуть хмурясь. Потом неуверенно улыбнулся:

– Ты меня не узнала.

«Не узнала? Почему я должна была его узнать?»

На вид он был если и не ровесником самой Ромашки, то ненамного ее старше. Девушка могла бы поклясться, что не знает этого человека, если бы не его глаза…

– А вот я тебя сразу узнал, Ромашка.

Сил удивляться не было. Да и сейчас девушку волновало другое.

– Где они?.. – через силу произнесла Ромашка.

– Не бойся. Здесь никого больше нет.

Но девушку подобный ответ не устраивал.

– Где те… которые…

Он пожал плечами:

– Не знаю. Наверное, уже пришли в себя и разошлись по домам. Ты помолчи лучше.

– А где Рысь?

И снова пожатие плеч:

– Не знаю. Извини.

Девушка вздохнула и попыталась оглядеться. Бетонные стены уходили вверх и смыкались над головой. Вдоль трех стен стояли картонные коробки рядами до потолка, две старые табуретки, столик и укрытое покрывалом кресло – видимо, принесенные со свалки. У четвертой стены располагался диванчик, на котором Ромашка и лежала.

– А… где мы?

– Под землей. Под городом.

– Под городом? – испугалась Ромашка.

– Не бойся. Здесь неопасно. Во всяком случае, не опасней, чем наверху.

Наверное, Ромашка просто устала бояться, поэтому – поверила. Сквозь непрекращающийся шум в ушах она слышала отдаленный гул: возможно, где-то рядом проходила ветка метро. Пальцы незнакомца коснулись ее лба, подхватив высохший платок. Снова тихо плеснула вода.

– Кто ты? – спросила Ромашка.

Теперь, глядя в светло-серые глаза, девушка уже твердо знала, что видела их раньше. Но вот когда?

– Понимаю, – незнакомец потрогал подбородок, невесело улыбнулся, – с бородой я выглядел иначе…

И вот тут-то Ромашка его узнала: ну конечно! Тот самый человек, которого не впустили в больницу, и которому Дельфина зашивала рану прямо у Ромашки в квартире! Теперь девушка всматривалась в черты его лица и понемногу находила сходство с тем, изможденным и посеревшим, заросшим светлой бородой.

– Хорошо, что тебя не поймали, – прошептала она.

Незнакомец снова положил ей на лоб мокрый платок. Принимать помощь от постороннего мужчины было неловко, но компресс помогал, боль уходила, и девушка почувствовала себя уверенней.

– Как же ты ушел от них? Ты ведь был ранен.

– Да как… Через крышу. Сначала на вашу выбрался, а там – на соседнюю. Так и ушел.

Ромашка представила себе человека, с только что зашитой раной скачущего по крышам, недоверчиво нахмурилась. Собеседник угадал ее мысли:

– Твоя подруга хорошо зашила. Не разошлось.

– И все же не представляю, как ты смог от них сбежать?

– Смог. Очень уж не хотелось попасть к ним снова.

Ромашка уже приоткрыла рот для нового вопроса, но незнакомец приложил палец к губам.

– Тихо, тихо… Закрой глаза и не разговаривай. Ты очень сильно ударилась, как бы сотрясения не было.

Девушка послушно закрыла глаза. И вздохнула – в наступившей тишине сложно было отвлечься от ноющей боли в затылке. Ромашка хотела спросить незнакомца: как он оказался в полиции? А, может, он сидел в тюрьме? Нет, девушку это не напугало бы. Брат говорил, что в некоторых тюрьмах собирают самое интеллигентное общество, и точно так же в больницах для душевнобольных зачастую можно встретить людей вполне здравомыслящих.

Наверное, незнакомец понял, что, не ответив на вопросы Ромашки, в том числе и невысказанные, он не убедит ее помолчать.

– Когда я только попал в ваш город, я вел себя очень неосторожно. Боюсь, во мне было просто разгадать чужака, – голос его был тихим, но не настолько, чтобы приходилось прислушиваться, и убаюкивал, словно колыбельная. – Скорее всего, я плохо изучил ваши законы. Однажды вечером я шел по улице и услышал крики. Кричала женщина. Я побежал туда… На нее напали в арке, двое. Тогда я был уверен, что поступаю правильно, и, честно говоря, тем двоим еще мало досталось. Женщина убежала сразу, кажется, она меня испугалась. А потом меня догнала на улице полицейская машина. В ней сидел один из тех, кто был под аркой. Меня обвинили в том, что я напал на них с товарищем, – в голосе прозвучала обида. – В полиции я рассказал все, как было, но мне не поверили. И еще мне сказали, что нашли ту женщину, и она тоже говорит, будто это я напал… Ошиблись, наверное.

Ромашка не сдержала грустной улыбки. Вероятнее всего, один из тех двоих был сыном серьезного человека. А женщина… да ее припугнули! Не станет же она рисковать жизнью из-за незнакомца, которого и видела-то всего раз, пусть даже он и заступился за нее.

– Потом и вовсе что-то странное происходило… – Ромашка услышала тихий вздох. – У меня все отобрали, поэтому я слегка зарос, нечем было побриться. В камере я просидел больше месяца, они все выясняли, кто я да откуда. Как-то сразу поняли, что нездешний. Я притворился, что ничего не помню, и мне поверили. Перед тем как спрашивать, они колют какую-то жидкость… Наверное, ваши люди под ее воздействием не могут обманывать, а у меня получилось. Потом мне удалось сбежать. Меня приняла община бездомных, которые живут возле метро. Я не знаю, что случилось, но на вторую ночь один из тех, кто разделял со мной пищу и кров, решил меня убить. Я не ожидал, вот и… Остальное ты знаешь.

Он замолчал. Открыв глаза, Ромашка увидела задумчивое лицо незнакомца – он, похоже, до сих пор пытался понять, что же сделал не так и почему оказался раненный и беспомощный на ступеньках больницы.

Почувствовав взгляд Ромашки, он обернулся.

– Кстати, после того случая, как только пришел в себя, я решил проверить остальные больницы в вашем городе. И знаешь, что?

Кажется, он собирался ее удивить. Ромашка вздохнула:

– Знаю.

Человек растерянно моргнул, нахмурился и отвернулся. Девушка разглядела, что волосы у незнакомца длинные, почти до лопаток, и стянуты ремешком на затылке.

– Ты, наверное, и впрямь издалека приехал, – прошептала она.

– Да, издалека.

Он обернулся и, не поднимая взгляда, протянул ей кружку с жидкостью, от которой шел пар, а Ромашке вдруг стало неловко: ее собеседник, видно, понял, что его считают наивным, едва ли не сумасшедшим. Еще бы! Мало того, что его удивляют обычные, в принципе, вещи, так и теперь он спокойно рассказывает о себе почти незнакомой девушке. Да и стал бы нормальный человек лезть выручать ее после того, как уже обжегся однажды и просидел два месяца, в общем-то, ни за что?

Девушка глотнула из кружки и скривилась – фу, кислятина! Но пить хотелось, а другого ей не предложили.

– А зачем ты к нам приехал?

– Я должен прожить здесь год. Так надо. Только не спрашивай, зачем. Я не хочу врать, а рассказать все, как есть, пока не могу.

– Хорошо, – согласилась Ромашка.

И снова услышала далекий гул. «Метро, это точно», – решила она. Вручив собеседнику пустую кружку, девушка расслабилась, веки снова отяжелели и опустились. Боль почти прошла, и теперь Ромашке хотелось одного – спать.

– А зовут тебя как? – сонно спросила она.

– Мирослав.

– Мирослав? Какое странное имя…


Проснувшись, Ромашка поначалу не сообразила, где она, но, собравшись с мыслями, успокоилась. Голова не болела, и девушка попыталась подняться. Мирослав сидел на корточках, глядя на пар, что поднимался из носика закипающего чайника. От двери, сооруженной из картона и досок, тянулся по полу провод, к самодельной розетке была подключена маленькая, в одну конфорку, плита.

Мирослав снял чайник с конфорки и наклонил над кружкой. Вода полилась с шипеньем и бульканьем. Запахло чаем, но как-то необычно – залитый кипятком чайный пакетик пахнет иначе.

– Тебе лучше? – спросил Мирослав, передавая кружку.

– Да.

Ромашка пила чай медленно, наслаждаясь вкусом, растягивая удовольствие. Выспавшись, она чувствовала себя отдохнувшей. По телу разливалось приятное тепло.

– Идти сможешь?

Девушка кивнула. Неизвестно, как долго она была здесь: вдруг кто-нибудь хватится? Да и не стоит стеснять человека, которому и так обязана жизнью.

– Не сердись на меня, Ромашка, что не предлагаю тебе отдохнуть подольше, – сказал Мирослав. – Дома тебе будет удобнее, да и, мало ли, вдруг полицейские нагрянут? На этот раз я, кажется, неплохо спрятался, но лучше тебе тут не задерживаться.

Они вышли через подвальную дверь ничем не примечательного старого дома, и, пройдя четыре квартала, оказались перед серым зданием музея. Ромашка всю дорогу украдкой наблюдала за спутником: одетый в нелепую старую куртку, он шагал, свободно расправив плечи, и выглядело это так естественно, что девушка подумала: да в нем не заподозрит чужака лишь слепой! Однако люди не обращали внимания на Мирослава: ссутулившись, глядя себе под ноги, они спешили поскорее добраться до дома, пока не сгустились сумерки. Пройдет полчаса, и прохожие начнут опасливо жаться к краю тротуаров, шарахаясь от каждой тени, пугаясь визга тормозов за спиной. Ромашка удивилась еще: как это Мирослав не боится вот так ходить по городу – а вдруг полиция? Но рассудила, что вряд ли простым патрульным, ленивым и неповоротливым, есть до него дело.

Мирослав попрощался с девушкой, не дойдя квартала до ее дома, но и дальше Ромашка шла без опаски, зная, что светлые глаза чужака смотрят ей в спину. А, войдя в квартиру и заперев за собой дверь, девушка первым делом, как, обещала, включила свет в комнате.

Как только окно ее вспыхнуло желтым, человек в потрепанной куртке удовлетворенно кивнул и, развернувшись, пошел прочь.


Утро занималось серое, рассеянный свет прокрался в окно, осветив лицо сидящей на диване девушки. Она почти не спала: ей было о чем подумать этой ночью. Ромашка мысленно вернулась к происшествию, которое, без вмешательства Мирослава, могло окончиться весьма печально, и тут же вспомнила про Рыся. Его-то некому было спасать! Перепуганная Ромашка бросилась к телефону, но вспомнила, что так не спросила номера. Тогда девушка решила, что пойдет к музею и будет ждать парня там.

Было сыро и зябко. Ромашка стояла у широкого крыльца, поглядывая на прохожих. «Как же они все похоже ходят!» – подумалось ей. Теперь бросались в глаза и ссутуленные спины музейных работников, и озабоченные выражения лиц.

Рысь появился за пять минут до открытия. Вид у него был помятый. Парень смотрел в асфальт и не заметил поджидавшую его девушку, пока она не преградила ему дорогу.

– Ты? – удивился Рысь. – Я тебе звонил вчера. Где ты была?

– Тебе сильно досталось? – спросила Ромашка.

– Да так, прилично. Хотя, это я еще дешево отделался. Кастет услышал шум и пошел за Лысым и за тобой. Ну, я и убежал потихоньку.

Девушка изумленно смотрела на него:

– Убежал, значит…

– Ну да, убежал, – парень хмыкнул. – Тебе спасибо!

Ромашка улыбнулась, а потом расхохоталась, да так громко, что прохожие начали оборачиваться.

– Ты что, с ума сошла! – шикнул на нее Рысь.

Он обошел девушку и направился к крыльцу. А Ромашка все смеялась, не обращая внимания на косые взгляды, потом притихла: чего доброго, еще полицию вызовут.


Сегодня на улице было неспокойно. Заслышав выстрелы, Ромашка отошла от окна: маловероятно, что в стекло попадет случайный снаряд или пуля, но кто знает? Район между Кольцевой улицей и городской стеной считался неблагополучным, здесь регулярно устраивали облавы. Говорили, что за стеной – пустыня, что человек там не выживет, что ядовитые испарения оттуда переползают стену, прикинувшись туманом, и сводят людей с ума. Полиция часто ловила в этом районе сумасшедших, которые стремились пробраться за стену, навстречу погибели.

А за стену, как известно, вел только один путь – тоннель, по которому скорые поезда возили богатых горожан отдохнуть под южным солнцем. Тоннель тщательно охранялся, но желающие выйти из города этим путем находились. Брат говорил, что даже если пройти незаметно в тоннель, живым из него все равно не выбраться. И что есть еще ворота в стене, но к ним и вовсе подобраться невозможно. Ромашка слушала рассказы брата словно страшные сказки, и только теперь начала задумываться: а что если брат сам искал пути наружу? Но стена охранялась, это знали все. А за стеной была ядовитая пустыня, и это тоже все знали. А потому, рассуждала Ромашка, вряд ли разумно даже задумываться о побеге…

«Побег»? Само это слово, мысленно произнесенное, заставило девушку насторожиться: странно, именно так она думала о выходе из города. Будто заключенный, стремящийся на волю из застенок. Так может, город – это и есть тюрьма? Большая тюрьма для миллионов людей?

От таких мыслей Ромашке стало жутко, девушка постаралась выбросить их из головы, но дала себе зарок выпытать у Мирослава, что находится там, за стеной. Если, конечно, представится им еще случай свидеться.

Взрыв грохнул где-то близко, так, что зазвенели стекла и вздрогнули стены. Ромашка сжалась, прикрыла руками голову. «Как это я все не привыкну?» – с досадой подумала она, и тут заметила, что на оконном стекле появилась трещина. Она спускалась блестящим шрамом от левого верхнего угла. Ромашка долго смотрела на эту трещину, и лицо ее не меняло выражения, потом девушка вынула из стола краски, кисть и положила перед собой чистый лист бумаги.

Городская Ромашка

Подняться наверх