Читать книгу Художники - Ольга Лебедь - Страница 17

От баков мы ушли куда-то в переулки. Те, что были теперь с нами, поделились одеждой: на меня накинули куртку низкого, и главное – капюшон. А Лежа теперь шел в футболке высокого, края которой пихнул в штаны, потому что она была велика. От куртки белобрысого слегка несло по̀том, но мое разгорячившееся от беготни воображение подбросило почти забытое воспоминание – и сенсорная память вызывала в горле тошниловку. Я прикрывала нос рукой, но из-за этого был близко рукав – в общем, мне было нехорошо.

Двое пока молчали. Они почему-то сразу подсуетились, не желая обсуждать «дело» с Олегом на том месте. Хоть в чем-то я была им благодарна – бордель остался там. Но теперь мы шли рядом, по сути за ними, не зная куда, и выглядело это так, что мне не нравилось. Кто они такие? Сколько я ни смотрела на Лежа, он мотал чуть головой, говоря «не сейчас». И почему я должна им довериться?

Возле какого-то кабака, позади, где было много разбитых бутылок, а по улице шныряло много людей, как пьяных, так еще и нет, Шнуцель и Марта остановились, потребовали, чтобы мы вернули им вещи. Скажите мне, пожалуйста, что Марта – это имя низкого, иначе это очень несмешная чья-то шутка.

Олег стянул с себя рубашку и получил обратно плащ, который высокий носил это время перевязкой, как пояс.

– Слушаем, – сказал высокий.

– По вашей специальности, – начал Лежа. – Мне нужно кое-куда попасть. Не пробраться – попасть.

– Это зависит от того, куда тебе нужно, – заметил высокий. У него голос немного хрипел, но все же был достаточно сильным баритоном. Низкий изучал лицо Олега.

Олег помялся. Он зачем-то посмотрел на меня.

– Во дворец.

Парни ахнули и тут же заржали.

– Эка ломанул, – сказал высокий.

– Что такое проносишь? – ухмыльнулся белобрысый. – Или ты из этих, переворотчиков?

– Не из них.

– Брат, мы так не работаем, – улыбался низкий. Теперь я перестала относить это к налетавшему ветру – у белого голос сипел, что выглядело гораздо хуже, чем у его напарника. – Или ты рассказываешь нам, или мы расходимся.

– Что вы хотите знать? – уточнил Олег, и я почувствовала, как он напрягся.

– Зачем во дворец? – сказал высокий.

– И почему кричали? И имеет ли это связь, – белобрысый посмотрел на меня, и мне снова стало противно. Как на рентгене.

А еще он очень напоминал девочку, и это бесило.

Олег, казалось, на секунду завис. Затем посмотрел на меня. И вытащил из-за ворота кольцо.

– Надо доставить, – показал он цепочку.

Губы белобрысого сложились в трубочку, и он протянул руку посмотреть кольцо.

– Нехило. И очень знакомо, – сказал высокий.

Белый сощурился на Олега.

– Зачем, чувак? Выгоднее самому продать. Мы даже вмешиваться не будем.

– Оно не мое, и мне не нужно.

– Знается мне, чье оно, – высокий переглянулся с белым, который кольцо не узнавал. – На твоем месте я бы радовался, удача улыбнулась.

– Мне надо от него избавиться.

– Брось, – сказал высокий. – Продай.

– Не могу так, – замялся Олег.

Я впервые задумалась над всем идиотизмом ситуации. И кто ее только придумал. Таскаться с кольцом, когда вот предлагают быстрый и удобный вариант – бросить или продать кому-нибудь. Но если бы мы сделали так – не было бы сюжета? Чтобы построить историю, нужна четкая логика и композиция, которая почти не оставляет выбора. Но выжимать завязку из пальца, чтобы только раскрутить сюжет и наворотить приключений… Хоть бы эту историю придумала не я. Я вряд ли способна на такое прямолинейное игнорирование простых вариантов.

И мне сейчас подумалось, что Олег не сказал, что я умею – и почему я кричала. Я посмотрела на Олега, а потом на кольцо, про которое я когда-то упомянула, что из-за него кто-то умрет… Все поэтому? Мне надо держать мое воображение за зубами.

И тут же, сама не понимаю как, перед мысленным взором возникли коридоры. Несколько проходов в нежных сиреневых и кремовых тонах, немного с золотом из-за солнца, и еще там приятно пахло чьими-то духами. Я вздохнула. Так мы там будем? Чертово сюжетное построение.

Шнуцель и Марта успели обсудить что-то между собой.

– Только вернуть? – уточнил белобрысый.

– Вернуть, – по тому как выдохнул Лежа, мне показалось, что он специально зацепился за фразу собеседника.

Парни чему-то прищурились.

– Ну, это не так трудно, – сказал высокий. – Цена вопроса тогда, как подумаем, как провернуть.

– Но мы за вариант полегче, – предупредил белобрысый, и Олег кивнул.

А затем белый посмотрел на меня, потому что я какое-то время, сама не заметив, в упор на него глядела.

– Что-то не устраивает, девушка? – с легким удивлением спросил он.

Я моргнула.

– Нет, – я вытянула губы и отвернулась. Черт, все слишком очевидно.

– Да правда ли?

– Ну, не устраивает, – с вызовом сказала я. – Что ты не выглядишь как парень.

У того брови полезли на лоб, а ноздри следом раздулись. Высокий справа сдавленно прыснул.

– А, ну ясно, – белый вдруг резко успокоился. – Может, тебе … показать, чтобы ты убедилась?

Я резко покраснела, а высокий заржал. Я оглянулась на Олега, но тот лишь стоял хмурый. Белый буравил меня пару секунд, наслаждаясь реакцией, а потом усмехнулся, и мотнул головой, чтобы мы вновь следовали за ними.

Мне было не по себе. И зачем у меня это вырвалось? Я с чего-то вдруг решила, что если это персонажи, то от любого моего мнения мне ничего не будет.

Когда-то, на «заре» моего творческого пути, я жутко боялась показывать кому-то свои тексты. И дико злилась, когда родители находили мои записи и говорили, что читали. Меня даже не могло убедить, если им что-то нравилось. Мне это вообще казалось странным, у нас были разные вкусы. И я охотнее верила, если бы они ругали мое творчество, чем говорили что-то хорошее. Правда, для самолюбия это заканчивалось тоже не очень хорошо.

Был один сайт, который ко времени моего прихода туда был уже достаточно популярен. Вначале я боялась, поэтому охотно читала «коллег по перу», смотря, а что же авторы пишут – не такие, как я, эти же давно на этом сайте, гуру!.. И очень любили у нас хвалебные отзывы. Если они касались персонажей, то особенно.

Была история про оборотней. Или вампиров. Что-то мистически-городское, про что воспоминания у меня остались достаточно вялые. Поглавно, как и полагает формат сайта, так как все зависело от объема, выкладывалось произведение. Глав пять.

После первой было пусто.

После второй – комментарии стремились к толпам. И все о персонажах.

«Ой, как мне он понравился! Такой смелый, весь такой холодный, но чувствую, что между ними все неспроста!»

«Эта ГГ – вот я не люблю девушек, а такая – нормальная такая! Почти как я – ну, как себе представляю…»

«А какое его любимое блюдо? А глаза зеленые ты почему ему выбрала?»

«О, эта сцена с ним голым… Ми-ми-ми-ми! Я жду, как дальше будет!»

Я немного не понимала восторгов. Может, так и надо? Когда произведение выкладывают, значит, его надо хвалить? И хотя лично мне работа казалась трижды вторичной и проработанной достаточно скудно, – ну, совсем никакой отделки и особой глубины – в конце четвертой главы я написала, что мне очень нравится, что будет интересно смотреть, а что дальше. Ну, и я получила благодарность от автора.

Но потом я выложила первое свое.

Ох, как я думала, что набежит людей читать! Волновалась, заскакивала каждую ненужную минуту. А вдруг, вот я прокомментировала, и она ко мне придет, и ей понравится!

Я даже думала участвовать в конкурсах сайта, чтобы развивать мастерство. Здесь же все этим занимаются.

На второй день мне написали комментарий. В воду опустили. Мне перехотелось писать.

Моя героиня не понравилась. Хуже, ее посчитали хамкой, и перечитывая процитированные абзацы, я начинала понимать, что так и есть. Что глава слишком длинная, что язык содержит мат (хотя по закону РФ им там и не пахло), что картонка и есть, но главное – что из-за этого невозможно читать дальше. Из-за этого бросили.

Я сдержанно поблагодарила, сказала, что исправлюсь.

Писать прекратила.

Мама несколько дней утешала меня.

– Это всего лишь один комментарий. Ну что ты? – она садилась рядом и смотрела, как я пялюсь в комп.

– Но она права, – я указывала на отзыв, показывала места, объясняла, почему та девушка права, и собственно, убеждала саму себя в своей бездарности.

На других сайтах восторгались фиками. И все всегда сводилось к выяснению, какой персонаж симпатичный, и с кем бы его свести, и за кого читающий хочет замуж (женились редко).

Я глядела на это со средней завистью. У людей была аудитория. И пусть – на мой взгляд – они тратили время впустую, их хвалили, их замечали, а значит, они чего-то да стоили.

А потом мне пришел комментарий от человека, кто прочел главу всю.

«Мне понравилось». И улыбка-скобочка.

Но разве ему можно было поверить?

К тому моменту я уже решила, что за перо не возьмусь. Слишком уж все хрупко. Я облажалась? Да. И повторять этот опыт я не хотела.

Но меня не покидала мысль, что главными в произведении считают персонажей. И создают их идеальными, на которых можно смотреть бесконечно, которых можно было бы любить, и они отвечали бы тем же.

Что со мной не так? Персонажи же должны жить собственной жизнью.

А в произведениях на молодых сайтах я видела только сублимацию.

Минут пять, как только я поняла, что это конечный пункт остановки, и в более благоприятное место нас уводить не собираются, я ходила, обнимая себя за плечи. На меня косились редкие девушки, вероятно, другие еще спали: они были безобразными и в то же время в чем-то лучше меня. Лица пока еще накрашены негусто. И мне казалось, что они так же сравнивают меня, оценивают мою одежду, фигуру и все, что может оценить девушка у другой девушки. Но я почему-то чувствовала себя самой ничтожной тварью. Удивительно, учитывая, что при их профессии я должна была чувствовать себя наоборот.

– Они издеваются? – твердым голосом прошептала я, когда Олег все-таки попал в поле зрения.

Парень провел по девушкам глазами и сразу вернул.

– Что тебе? Так на нас не выйдут стражники.

– Но они издеваются! – упрямо прошептала я, и Олег покосился, немного морщась.

– А на тебя должны ориентироваться? Лучшего места нам сейчас не найти.

Я смотрела на него, долго-долго. Он даже захотел уже уйти.

– Пусть это будет того стоить, – сказала я, пока он совсем не отвернулся. Олег что-то затормозил, поразмыслил, а потом отвел меня в сторонку. Там оказалась свободная комната.

– Я с тобой хотел поговорить, – он почему-то мялся. – Насчет их оплаты. Не факт, что я смогу сам. Сотвори что-нибудь.

– Я должна это как приказ воспринимать?

– Ты же можешь.

– Мало, что я могу, – нахмурилась я. – Я не контейнер с идеями. Тем более, у меня ничего не получается. Тем более, – я сделала на этих словах нажим, – я, конечно, знаю, чего хотят эти товарищи!

– Это не их место. Они всего лишь одалживают его.

– И что я должна поменять в своем мнении?

Олег тоже начал злиться.

– Ты одна из тех баб? Которые устраивают истерики по каждому поводу?

– Это еще была не истерика. И я не «одна из тех». И я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Да, с тупостью твоей я уже знаком, – он сдвинул брови. – Мне надо попасть внутрь, и я сделаю все, чтобы это сделать. Не хочешь мне помогать – так катись к черту.

– И как же ты оплатишь?

– Это тебя касаться не будет уже.

– Все для себя, блин, – я отвернулась.

– Хочешь сказать, ты не такая? – подозрительно уточнил он.

– Нет.

Олег взял стул, поставил вплотную – я сидела на кровати, и теперь, когда он грубо сел, его колено уперлось в мое. Я попыталась высвободиться, но он пальцами впился в мою ногу, заставив с болью в мышцах замереть.

– Кто меня затащил к себе? – Олег был жестко хмурый.

– Не знаю, – я задергалась, и он прижал своей второй коленкой мою.

– Ты, – зловеще произнес он. Я кривилась от боли. – Лопатки мне кто подарил? Ты, Сава. Про кольцо – кто вякнул? Ты, – он следил, как я глазами пытаюсь сбежать. – Вот и плати, раз твоя работа.

Я снова безуспешно дернулась.

– Я ничего тебе не должна!

Он сощурился. И мне стало страшно.

– Кто написал меня?!

– Не я! – у меня вырвалось.

И я ахнула про себя. У меня так вырвалось. Олег смотрел, и я решила «смягчить», потому что он уже успел меня выбесить.

– Я не могла написать такого урода.

Его взгляд был тяжелым, и мне стало не по себе. Но мозг просто выедало этой борделевской обстановкой. Хотелось ругаться, как сапожник, будто я всегда так умела делать. И делала с удовольствием.

Олег встал.

– Ну, спасибо, – произнес он. А в эту минуту я думала, что наконец избавилась от его противно-острых коленок.

– Только я-то привык за свои слова отвечать. А ты, походу, нет.

Он развернулся и вышел из комнаты.

Мне на глаза попались грязный лифчик и какое-то непонятное шмотье.

Я схватилась за плечи. Да что это со мной происходит? Будто не я сама, а кто-то меня ведет, увлекая во всю эту страшную для меня обстановку. Где шлюхи – норма обихода, а мат – да вся жизнь мат. Я никогда так не разговаривала с людьми. Никогда таких слов не думала, если только не вживалась в персонажа при написании. Только тогда, бывало, чужая точка зрения становилась моей.

Кожу почему-то холодило. Я только что обнаружила, что сижу на не совсем чистом белье. Я встала, закрыла глаза и попросила, чтобы всего этого не было.

Когда на тебя смотрят в упор, не очень-то просто сосредоточиться. Взгляд Шнуцеля был немного вялым и будто бы ничего не подразумевающим. Но только ты пытался из него выбраться, отведя глаза в сторону, как по спине пробегал неприятный озноб. Не из-за страха, нет. Из-за насмешливой внимательности, с которой бог следил за своими подопечными. Все-таки этот парень что-то про меня узнал, надо было быть осторожнее.

Белый цокнул в тот момент, когда я уже собрался наброситься на него с вопросом, и отвернулся.

– Ну что, кольцо ее, – прохрипел Марта и кашлянул. В комнате стоял запах чего-то вишневого, похоже на кальян, но дым отсутствовал.

Я протянул руку, и Марта, не моргнув глазом, опустил в ладонь цепочку.

– Все еще хочешь туда идти? – поинтересовался он.

– Не отговаривай человека от неприятностей, – осклабился белобрысый.

Если бы не его худоба, ему можно было бы дать лет на его возраст.

Но, кажется, Марта был худее.

– Пару дней назад мы чуть не вляпались в одну историю, – сказал высокий и побрел к окну. Искал спички.

Я внутренне напрягся.

– Но в кашу на площади влезть не успели.

– И, видимо, повезло – десяток арестовали, – продолжал насмехаться надо мной Шнуцель.

Я пару секунд взвешивал кольцо в руке.

– Жаль, не всех.

У Шнуцеля при моих словах лицо вытянулось.

– Так мы не первые?

– Я искал вас, но…

– Раз он хочет, мы готовы, – Марта взял взгляд Шнуцеля. Тот поднял брови. – Давай, мне уже интересно, чем все закончится.

– На кол его возьмут, вот чем закончится, – обнадежил белый. Я и сам понимал, что моя ситуация слишком шатка.

– Я оплачу вам сполна, только проведите меня туда незаметно.

– Мы договоримся с охранниками, наши люди тоже там будут, – прищурился Шнуцель. – Но дальше ты сам. Выбираться – твоя забота.

Я недолго молчал.

– Никакие деньги это не окупят?

Шнуцель придвинулся ближе.

– Не окупят гнев государя? Пожалуй. Вольх следит за своей племяшкой, как за сейфом с золотом.

– То есть уже пытались достать.

– Ходили слухи, – Шнуцель оглянулся на Марту – тот все еще нервно шарил в поисках спичек. – Но они быстро сошли на нет. Видимо, некому их стало распространять.

Я зажал кольцо в руке. Я не боюсь. Но… действительно ли мне это надо?

– Ты еще можешь отказаться, – Шнуцель развел руками. – Мы, так уж и быть, на бабло не позаримся.

– Как будто я могу это сделать, – со вздохом сказал я.

Мне показалось – какой-то внутренний блок. А почему я не могу?

С возгласом облегчения Марта чиркнул спичкой. По комнате поплыл противный дым.

Какое-то время Олег меня упорно игнорировал. Я с этим смирилась. И внутренний голос стучал слишком тихо, чтобы я пошла и извинилась. В конце концов, кто из нас персонаж?

И хоть я его не написала.

Вообще это странное чувство… С одной стороны, я точно знаю, что часть меня в нем точно есть, пусть и не могу определить какая. Это как с приемным ребенком. Хоть и не вынашивали, но знаешь, что твой… Или же не твой. Не люблю сравнивать произведения с детьми, это как-то слишком грубо. Тем более, что этот «ребенок» по ощущениям, возможно, и старше тебя.

Когда я разговаривала с ребятами из училища, то каждый воспринимал свое произведение как детище. От которого сложно оторваться, – оторвать от души – потому что в нем столько тебя, сколько и в тебе мало – в тебе уже нет. Как смотреть в себя, в прошлое… Если у меня прошлое – это… Ни за что не поверю. Даже если во сне придумала, не поверю. Во сне вообще много какого бреда снится.

Я бродила по коридорам, пытаясь отвлечься. Не знала, сколько сейчас времени, что делать дальше. Как в чужой стране, без языка и способности к существованию – когда деньги закончились, к примеру. Девушки на меня уже не смотрели.

Одна из них, я видела, была даже младше меня. Пусть бы она просто так выглядела.

У одной стены я заметила трех девушек. Одна была высокой, в слишком пышной вуалевой юбке, вторая была… Меня передернуло. Там было не три девушки, а две. А в середине стоял белый. Опять, так похож на девчонку, что меня оторопь берет.

Как косплееры. Черт возьми, совсем как они.

В моем мире было популярно надевать на себя маску придуманного персонажа – заодно и одежду его, которую сами любители сшивали, тратили кучу денег, фотографировались специальной аппаратурой. Или шли на фесты, где в основном получалось убого.

Смех в интернете, на несоответствие форм, внешности.

Люди тратили кучу времени на это. И когда проходили фесты, они были короли – потому что столько сил, столько нервов. А чтобы еще выдержать на себе бутафорию все мероприятие. Единственный бонус – с тобой всегда просят сфоткаться. И то, если это хороший косплей.

Но что меня всегда раздражало, это косплеи пейрингов. Так называемых парочек, которые придумывают сами потребляющие творчество. И в основном, пейринги встречались однополые. Люди так любили прятать свое извращенство за сводимыми вместе персонажами. Персонажами – этим все объясняется. Почему бы не пофантазировать.

Но то, что их рисуют, – это еще ничего. Это всего лишь рисунок.

Но когда это косплеят…

Я как-то попала на страницу популярного человека, который делал косплей на персонажей «Тетради Смерти». Не помню, как называются. И я упорно пыталась разглядеть во втором партнере хоть что-то от девочки – хотя бы намек на грудь, хоть небольшой. Но на следующей фотографии они были голые, и я понимала, что все это «взаправду»…

И мне становилось так мерзко, что я благодарила Господа, что оставила любовь к японской анимации глубоко в своих школьных годах…

У меня на лице, кажется, что-то отразилось.

От прищура Шнуцеля я вздрогнула, но сделала вид, что упорно смотрю, как он меня совсем не волнует.

Он продолжил разговаривать с девушками.

Мне кажется, я немного перебарщивала с эмоциями. Я и раньше видела женоподобных парней, и внешность тех же худощавых японцев и корейцев я не принимала. Мужик должен быть мужиком. Женщина – женщиной. Но век смешал гендерные стереотипы, и вместе с такими ништяшками, как возможность женщине занимать руководящую должность в мужской профессии, появились такие, как феминизм, женоненавистничество, превращение женского пола из слабого в сильный… Все слишком быстро менялось и рушилось. И я была согласна, что женщине лучше постоять бы у плиты. Потому что мужик должен быть мужиком, а женщина женщиной.

Когда я этого совсем не ожидала, сзади за локоть меня подхватили и повели-повели быстро по коридору.

Повернувшись спиной к стенке, я поняла, что это Шнуцель.

Выглядел он достаточно дружелюбно.

Я напряглась.

– Все любуешься мной? – спросил он как бы беззаботно.

– Есть на что смотреть, – как-то заученно вырвалось у меня.

Шнуцель хохотнул.

– Не правда ли? Я же как девочка.

По ощущениям это было так, что обидой бросили мне в лицо.

– Я не могу ничего поделать, если я так вижу, – сказала я. Что в самом деле? Еще из-за этого раздражаться.

Он усмехнулся и смотрел, смотрел на мое лицо.

Я как старалась игнорировала.

А потом было «ой».

Он придвинулся ко мне так близко, что я сразу почувствовала себя им, когда он стоял возле баков с Мартой. Зрачки были на уровне моих, значит он все же такой же мелкий.

Я пошла по стене влево, а он не дал. Было очень тесно и тепловато от его тела.

– И что? – с вызовом сказала я. Как детский сад, черт возьми.

– По-дружески, – произнес он, вздыхая. – Знаешь, как девушка с девушкой…

Он придвинулся, прижав мою грудь. За спиной была сама стенка. Мне было больно.

– Пусти меня, – с ненавистью потребовала я. А он лишь водил во рту языком, глазами проверяя меня на прочность.

Потом вздохнул и прижал к стене мои запястья – а я только хотела вырваться. Он стал вдруг чуть выше…

Ноги мои он тоже крепко прижал. Черт, я чувствую себя как в паучьем коконе…

А потом он сильнее придавил грудь своей. Я сдавленно выдохнула. Он улыбнулся. И вдруг наклонился к моему уху и втянул воздух. Стало щекотно и противно.

– Отпу… ых-х.

Я почувствовала под ухом его мерзкие губы.

Господи, я тебя перепишу, дьявол!

А затем… ох!..

Он удовлетворенно смотрел, как мои глаза вылезают на лоб. И заполняет их страхом. Мне стало сейчас очень страшно. От того, что он может сделать. В принципе, всегда.

Он стал выше, а потом ниже. А потом еще.

Я смотрела на него уже со смесью ужаса и слез.

– Я поняла, – сказала я наконец, когда последнее его движение было готово довести меня до истерики.

Он усмехнулся – он был доволен, как я еще никогда не видела. Отпустил только слегка.

– Не понравилось? – с притворной жалостью посмотрел он. – Я без одежды нежнее.

– Я поняла, – сказала я. – Что ты мужик.

Он тихонько засмеялся. Так смешно, умереть просто можно.

А потом он смотрел и смотрел, со своим прищуром. И все не уходил.

Я напряглась.

И почувствовала, что в ответ он тоже напрягся.

О Господи…

Я зажмурилась. Ну почему это продолжается?..

Мои руки освободили, но вместо этого его ладони зажали щеки. Я не смела открыть глаз, а он все водил языком в моем рту, а я, черт, боялась двинуться… Если я двинусь, что еще будет…

И среди всей неприятности, что я чувствовала, я все думала – хоть бы ему не показалось, что я жду продолжения. От этого боялась пошевелиться…

В голове немного было мутно. Он наклонился к прежнему месту шеи и впился теперь туда. Я сглотнула. Целую томительную минуту я не знала, как от этого избавиться. Он водил еще руками по моему телу, а я терпела…

Но была еще такая мысль – хорошо, что это хоть парень, ох…

Он отлепился с громким звуком. Облизнул губы и чмокнул ими в воздухе. С этой секунды я была свободна.

– Все поняла?

– Все, – повторила я, и он удовлетворительно поднял вверх уголки губ.

И тут же опустил.

Я стояла у стенки, когда он уже ушел. Затем вытерла губы, шею, Господи… У меня сильно болела грудь и еще почему-то нога. Он, видимо, задел ее как-то. И я заметила Олега.

Он молча смотрел на меня.

У меня, наверное, в глазах была легкая сумасшедшинка.

– Не говори ничего, – попросила я, почему-то выглядывая на него, как провинившаяся собака на хозяина. – Я заслужила, да?

Он мне не ответил.

Я сглотнула, понимая, что сейчас у меня по горлу пойдут чьи-то слюни, и пошла искать комнату. Свою. Чтобы никто никогда не трогал. Хотя бы до вечера.

До конца дня я об этом не вспоминал. А потом что-то взбрело в голову, и никак не мог отвязаться. Решил, что поговорю со Шнуцелем.

И чтобы не откладывать, мимо комнат, где женщины уже занимались работой, я пошел к номеру товарищей, которые, как я надеялся, к себе никого в этот день не вызывали.

Я оказался прав. Шнуцель пригласил меня движением пальцев. Он снимал рубашку. А Марта этим временем в кресле в трусах курил какую-то едкую смесь табака, дымом от которого заполонил все помещение. Тут была одна большая двуспальная кровать. Но я подумал, что мне пофиг, как они будут решать эту проблему.

– Садись, – сказал Шнуцель, похлопав по кровати. – Чего хотел?

– Я постою, – ответил я и на какое-то время застыл взглядом на Марте. Тот лишь закашлялся и снова затянулся.

– Ну? – поторопил Шнуцель, оставшийся в штанах.

Как же удобно так получилось, что он сидит меня ниже.

– Насчет Савы. Она почти что вместе со мной.

Белый сначала изобразил удивление, а потом засмеялся, видимо, сообразив, о чем я.

– Я девочке отвечал добром, – посмотрел он на меня исподлобья, лыбясь.

– Согласен, резон в этом кое-какой есть, – я резко наклонился и всадил ему кулак между ног. Его бросило на мою руку. Я зажал ему глотку свободной рукой.

Марта в кресле курил и лишь сильно удивлялся.

– Но чтобы больше я тебя с ней при таких обстоятельствах не видел, – раздельно повторил я.

– Не увидишь, – хрипя, произнес Шнуцель, пытаясь одной рукой отвести мой кулак, а другой больно царапая шрамы.

Но в его словах я услышал подвох. Я отставил руку и повторил удар. Он вцепился обеими лапами мне в плечо.

– Пусти, мужик, я понял!..

Я отпустил, и он скрючил спину, облюбовав коленки.

Марта смотрел на это все – и курил.

– Черт возьми, – Шнуцель, морщась, глянул на меня, – она же для тебя ничего не значит.

Я немного подумал.

– Да. Но есть вещи, которые я не могу стерпеть. И не из принципа.

– Герой, блин, – Шнуцель сполз на пол, все еще держась за пораженное место. – Я понял! Иди уже.

Я посмотрел на Марту. Тот пожал плечами и сигаретой указал мне на дверь.

– Спасибо, – сказал я и вышел из комнаты.

Шнуцель мне ничего не сделал. Это я понимаю… мужской разговор.

Марта затушил сигарету.

– Прижал что ли девку?

– А, – отмахнулся Шнуцель, – проучал.

И поморщился. Врагу этой штуки не пожелаешь.