Читать книгу Спасибо, что ты меня бросил. #откровения телевизионщицы - Оля Шкарупич - Страница 8

За прошедшие несколько дней я столько услышала советов, что совсем запуталась. Поэтому взяла дополнительную встречу у психотерапевта.

Он сел в свое кресло, я уселась в свое.

– Александр, не сбылась моя мечта, не быть мне пока мамой, – нарочито безразлично сказала я.

– То есть не решились? – уточнил он, и мне показалось, что проскользнула нотка сожаления.

Будто он знал, что так будет, но до последнего надеялся, что все решится по-другому.

– Да, не решился. Теперь все стало еще сложнее.

Я вывалила на него события в баре.

– Понимаете, я не хотела идти. Но пошла, потому что мне хотелось его проконтролировать. Я мучила себя, вместо того чтобы сделать, как я хотела: пойти домой, разобрать вещи и лечь спать.

Он понимающе кивнул.

– А почему вы так себя осуждаете?

– Потому что я дура.

– Вам нельзя быть дурой?

– Нет.

– Почему? Что такого, если иногда вы будете позволять себе ей быть?

Я испугалась предположения, что могу настолько терять контроль над собой.

– Вик, то есть вам нельзя быть дурой, нельзя ошибаться, что еще нельзя?

Я поделилась тем, как в приступе ревности предложила Антону переспать с Лерой, любительницей оригами из салфеток.

– И он вернулся в бар. А я пошла за ним.

– Зачем? – брови терапевта поползли вверх.

– Мне казалось, что если я оставлю эту ситуацию так, то все будет кончено. Совсем.

– Вика, а почему вы считаете, что ваш мужчина не способен держать удар? Даже если вы сказали глупость, вряд ли это обнулит его чувства. Но он вышел из контакта. Закончил его.

– Да, но я не могла этого так оставить. Я бы не смогла спать.

– Почему?

– Ну я же сказала не то, что думала. Я хотела совсем другого.

– Ну даже если сказали, что дальше. Неужели вы думаете, что одна фраза способна все разрушить? Безусловно, вы способны влиять на ситуацию и людей, но лишь на 50%. А вы пытаетесь на 100%. От этого, наверное, очень устаете.

– Да, очень.

Он развел руками.

– Но почему вы это делаете? Зачем за него решаете, страхуете, контролируете, когда он пойдет домой?

– Я боюсь, что он сделает ошибку…

– И что тогда?

– И я буду переживать.

– Но вы же не можете его постоянно контролировать. Вообще, контроль за поведением другого – это иллюзия.

– Я боюсь разочарования. Хотя оно уже наступило, когда он пошел в бар вместо того, чтобы проводить меня, – я почти плакала.

Он задумался.

– Как бы нам так сделать, чтобы вы, в первую очередь, слышали свои желания? Понимаете… Ваша маленькая девочка, которая ждет от Антона, что он станет ей принимающей и обожающей матерью, паникует, когда он уходит. Ей кажется, что он ускользает, и она, подобно ребенку, теряет безопасность. Но он – не ваша мать!

Он выразительно посмотрел на меня.

– Поэтому, если он ускользает, это его выбор. Это не нарушает вашу безопасность.

Мы помолчали. Он дождался, пока я кивнула.

– Такое поведение может разочаровать, да. Но как только вы справитесь с паникой, что он может исчезнуть, а вы от этого не умрете… Вы сможете на него смотреть как на человека, поступки которого не нужно оправдывать. А сейчас это больше похоже на то, как ребенок оправдывает мать, если она поступает по отношению к нему «плохо».

Я жадно внимала каждому слову. Он продолжал:

– Ребенок настолько верит в свою «грандиозность», что считает, что у мамы может быть плохое настроение только из-за него. Если она не уследила за ним, и он потерялся, то ребенок снова признает себя виноватым, не разделяя ответственность с мамой, которая уткнулась в телефон. В партнерских отношениях вклад 50% – одного человека и 50% – другого. Видеть свой вклад очень важно, так же, как и видеть вклад другого. Не требуя стать вам любящей матерью и без оправдания каждого поступка тем, что это вы что-то сделали не так. Не забирайте 50% ответственности за отношения у другого человека.

Я вспомнила, как читала книгу Робин Норвуд «Женщины, которые любят слишком сильно». Она на пальцах объясняла, что дети, которые в семье становились костылем для одного из родителей, а иногда и обоим, повзрослев, забирают себе все 100% ответственности за отношения с партнером. Им нужно спасать другого, контролировать его, помогать, подставлять плечо. Все грезы о сильном мужчине вдребезги разбиваются о нежелание принять, что другой – полноценная боевая единица, способная справиться сама. Привыкнув с детства быть костылем, ребенок, даже став взрослым, бессознательно ищет того, кому нужен костыль. Он не знает, как жить, никого не спасая. Здесь нужна помощь специалиста, который подскажет и поможет выработать новую стратегию жизни, когда тебя просто любят, и не надо за это никого спасать.

«Женщины-костыли» бесконечно оправдывают поведение партнера. Они думают:

– Ну да, понятно, он пошел в бар, когда я перевозила вещи, потому что сильно переживает, ему так больно, пожалуй, закрою на это глаза.

Они не видят, что человек выбрал уйти от проблемы в бар и не хочет видеть ее.

Я мысленно вернулась в кабинет. Александр молча смотрел на меня.

– Я не знаю, зачем пытаюсь натянуть ежа на глобус, – честно призналась я, – и оправдываю то, что только продлевает агонию. Что поможет мне объективно воспринимать реальность? Я боюсь встретить такого мужчину, который будет решать проблемы, а не убегать от них в бар. Я не смогу его контролировать.

Психотерапевт развел руками:

– Вик, вы можете пытаться все держать в узде… Но какой ценой?

– Ценой собственного счастья. Как мне с ним общаться теперь?

Александр спокойно ответил:

– Виктория, эти отношения с открытым финалом сейчас. Либо они плавно сойдут на нет, когда ваша взрослая часть подрастет и вы перестанете опираться на Антона, как на значимого взрослого. Либо поймете, что друг без друга вы не можете, и отношения вспыхнут с новой силой.

Он помолчал, потом спросил:

– Но как сделать так, чтобы сейчас… Вы слышали в первую очередь себя? Чтобы не повторилась история с баром, когда вы идете куда-то не потому, что сами хотите, а потому, что вам надо сохранить отношения.

Я уточнила:

– То есть мне слушать свое желание, когда оно проявляется, а не страх «если сейчас не сделаешь, как он хочет, то он меня бросит»?

Он кивнул.

– Понимаете, Виктория, вы имеете право делать что-то только тогда, когда ВАМ этого хочется.

– А если он обидится, – я произнесла этот страх вслух и поняла, что это звучит нелепо.

– 33-летний мужчина обидится… Как это звучит? – спросил с улыбкой терапевт.

– Нелепо.

Он улыбнулся.

Мы договорились, что я буду наблюдать до нашей следующей сессии: удается ли слышать себя и делать то, что хочу, а не то, что делает меня хорошей и удобной девочкой.

Днем я поехала в ИКЕА. Я стояла на кассе и чувствовала, что на глазах выступили слезы. Я была готова расплакаться, но боялась выглядеть неадекватной. Как будто плачу, потому что мне не досталось подушки «Хагавик». Я сдержалась. Но когда пришла Кира, и мы сели пить кофе, плотину прорвало:

– Кира, я ходила сейчас по торговым залам, видела много семей с детьми. Я смотрела на них и думала: «Неужели ради этого я должна уйти от него?». Я не чувствую, что этот кудрявый малыш, – я ткнула пальцем в ребенка за соседним столом, – стоит того, чтобы разрывать отношения, которые мне были так дороги. Это ужасно!

– Ну почему ужасно? Может, ты не хочешь ребенка… Пока. Это твое право. Страшно рожать, потому что надо. Ну и надо ли? Что ты сможешь дать ребенку, который зачат по необходимости.

– Номер психотерапевта через 18 лет. Ему он понадобится, очевидно, – я вытерла слезы.

Кира засмеялась.

– Знаешь, это здорово, что у тебя есть чувство сожаления. Ты плачешь, тебе грустно. Ты живая. Когда уезжает муж, я не чувствую ничего. Хотя нет, я чувствую облегчение. Меня спрашивают: «Как тебе спится одной?» Нормально, нормально мне спится! Очень даже хорошо. Я устала притворяться, устала соответствовать его ожиданиям. Устала от того, что не могу быть собой. Что я такая, какая есть, заставляю его вспыхивать и критиковать даже за несколько тысяч километров.

– Александр, мой психотерапевт, – улыбнулась я, – другого мнения. Ты не можешь заставить кого-то вспыхивать. Ты не ответственна за чужие чувства. Аркадий сам хочет и вспыхивает, не принимает это в себе и обвиняет тебя.

– Что еще говорил привлекательный Александр, похожий на Джона Сноу? – она улыбнулась.

Я подробно пересказала последнюю сессию с психотерапевтом. В конце встречи Александр спросил:

– Почему, когда вы начали делиться чувствами, сразу выскочили оттуда? Что там такого, что вы не можете мне рассказать?

Я задумалась.

– У меня родился образ: на теле отвратительный рваный шрам, и я скрываю его. Мне стыдно показать. Кажется, если кто-нибудь увидит его, то скажет: «Фу-у-у…» Или, что еще хуже, он промолчит, но на лице проскользнет ужас, и я его замечу…

Психотерапевт кивнул. Я продолжала описывать:

– Это, знаете, как познакомиться с мужчиной в баре, чувствовать себя весь вечер привлекательной и интересной, а потом подняться с ним в номер, снять платье и увидеть гримасу ужаса на его лице. Но потом, из жалости, он все-таки закончит то, зачем мы поднялись. Уйдет и более никогда не позвонит. И я буду знать, что причина этому – мой ужасный шрам.

Терапевт спросил:

– Что вы сами чувствуете, когда видите этот воображаемый шрам?

Я быстро ответила:

– Сожаление. Мне жаль, что он есть.

– Хорошо, а какими словами вы себя жалеете?

Я задумалась… И поняла, что не жалею себя. Я смотрю на этот шрам, и он отвратителен. Я ненавижу его, он ужасен, он уродует меня и заставляет мужчин отворачиваться.

Александр заметил:

– Скорее всего, вы просто сами не верите, что вас можно любить с этим шрамом. Когда возникает близость в отношениях, вы думаете, что когда покажете этот дефект, то от вас отвернутся, поэтому делаете все, чтобы отвернуться раньше.

Он помолчал и мягко добавил:

– Вас просто никто не научил любить его. Не сказал, что он прекрасен. Что именно он и делает вас уникальной. Вы смотрите на него с отвращением, не веря, что другие могут заметить его красоту.

У меня проступили слезы радости. Я не допускала мысль, что меня можно любить с этим изъяном. А Александр смотрит на него и не отворачивается от меня. Может, смогут и другие?

Кира кивнула:

– Я люблю твои шрамы. Ты такая живая, благодаря им. И настоящая.

Я улыбнулась:

– Может, у тебя тоже есть такой шрам, поэтому сложно создать близкие отношения? И ты притворяешься, что все хорошо с мужем.

Она пожала плечами:

– Может быть, а притворство через какое-то время становится невыносимым. Хочется остаться одной, чтобы снова стать собой. Словно снять с головы маску, и вдохнуть свежий воздух.

Подруга задумалась.

– Знаешь, однажды я рассказала Аркадию, что ненавижу, когда он кричит на меня пьяный. Так делал в детстве мой отец. Рассказала о своей детской боли…

– А он?

Она тяжело вздохнула:

– Он потом долго вспоминал и говорил: «Я не твой отец и не алкоголик, поэтому не надо меня сравнивать с ним!». Когда ты сейчас рассказала об этом сравнении, я почувствовала будто показала свой шрам, а он начал туда тыкать и смеяться. И я закрылась еще больше.

Вечером я готовила ужин и разговаривала с Ариной. Она делилась, что им с папой жаль, что я так переживаю из-за Антона. Папа на заднем фоне разделывал гуся и просил ее положить трубку и помочь ему.

– Ну хватит жевать сопли. Ничего такого не произошло.

– Ты понимаешь, что еж переживает? Она волнуется, что они с Антоном не могут сделать следующий шаг.

– Потому что он не любит ее, считает ничтожеством, раз не готов наступить на горло собственной песне и сделать предложение. Значит, ему важнее бары, чем она, – резюмировал отец.

«Ничтожество». Это слово билось в висках, как раненая птица. «Ничтожество». Я – ничтожество, так сказал мой отец. Он ведь не может знать, что чувствует Антон! Он лишь может сказать, что чувствует он.

Я молчала. Арина, как могла, старалась сгладить углы.

Ничтожество. Ничтожество. Ничтожество.

Я почувствовала ненависть к отцу. За то, что он не умеет любить, за то, что не умеет поддержать, за то, что холоден и груб. Потом я выдохнула и напомнила себе о том, что это папина боль. Это он чувствует себя ничтожеством, если играют не по его сценарию. Но эти слова, сказанные в день, когда я решила поверить, что меня можно любить, стали проверкой: насколько хорошо усвоен урок.

Я собрала вещи и переехала к Кире.