Читать книгу Игры со Временем. Книга первая. В начале игры - ОМ - Страница 7

Горячий душ и чай на травах, терпкий и ароматный, привели его в блаженное состояние. Мир вокруг приобрёл радостные краски, стал удивителен и прекрасен.

«Как мало всё-таки надо человеку для счастья», – поселилась в голове банальная мысль с последним глотком живительной влаги.

Поставив чашку на маленький прикроватный столик, он, едва приложив голову к подушке, провалился в глубокий сон. В эту ночь ему впервые за последние месяцы не снились кошмары и вообще ничего не снилось. Утром проснулся свежий, отдохнувший, с удивительной лёгкостью на душе. Через тяжёлые тёмные шторы мягко пробивались лучи яркого солнца. Настроение было под стать погоде – солнечным с необъяснимым чувством ожидания маленького чуда.

Он поднялся с постели и осмотрел комнату. Небольшая, с тёплыми молочного цвета стенами, обставленная тяжёлой, видимо, начала двадцатого века, хорошо сохранившейся или отреставрированной мебелью: высокий, почти до самого потолка, красного дерева шкаф, кровать и маленький столик, кресло у окна, – она выглядела по-домашнему уютной. Мебель не загромождала комнату, не съедала её пространства, наоборот, невероятным образом делала больше, чем она была на самом деле. На стене над кроватью несколько пейзажей. Он плохо разбирался в живописи, но ему показалось, что и мебель в комнате, и картины родом из одного времени.

На кресле лежали его вещи, чистые и отглаженные. Рядом мобильный телефон. Он поднял его, нажал кнопку, и телефон ожил.

– Надо же, и телефон зарядила, – отметил он и ввёл PIN-код. Телефон тут же отозвался пронзительным звонком. Он посмотрел на высветившийся номер вызова и ответил.

– Слушаю. Да, я. Ничего не случилось, если не считать, что я заблудился, машина застряла в кювете и мобильник «умер». Да, нашлись добрые люди. Где я? Пока не знаю. Думаю, где-то недалеко от вас. Узнаю – перезвоню. Шеф ещё не приехал? Это хорошо. Постараюсь. Спасибо. Ребятам привет.

Выключив телефон, он быстро оделся и вышел из комнаты. В коридоре его встретила тишина. Только тиканье часов где-то в глубине дома слегка нарушало её.

– Хозяева! Есть кто в доме? – позвал он, но никто не откликнулся. Он догадался, это и есть ответ на его вопрос – в доме ни души, прошёл по коридору, открыл входную дверь и вышел на крыльцо.

Внизу у лестницы, не обращая на него никакого внимания, сидел мохнатый пёс. Зверь лениво зевнул и лёг поперек крыльца, положив голову на передние лапы. Утром он так же был похож на медведя, как и в полусвете ночного фонаря. Тёмно-бурая густая шерсть, мощная грудь, крупные лапы. Неправдоподобно больших размеров, пёс нагонял тревогу одним своим видом.

На дорожке, идущей вдоль сада, появилась хозяйка дома. Теперь при свете дня он мог её хорошо рассмотреть. Девушка была невысока, стройна, с длинными каштановыми волосами, отливающими на солнце золотом. Красивое с правильными чертами лицо. Глаза голубые, глубокие, умные. Ему показалось, что от неё исходит добрый тёплый свет.

– Доброе утро. Как отдохнули? – девушка, не останавливаясь, погладила подбежавшего к ней пса. – Молодец, молодец, Урс. Хороший мальчик. Только от нашего гостя охранять никого не надо, он здесь не чужой.

– Спасибо, спал как младенец. К моему стыду, мы с вами вчера так и не познакомились.

– Меня зовут Мария, с некоторых пор хозяйка этого дома, – поднимаясь по ступенькам, она, улыбаясь, протянула ему руку.

Он пожал её руку, ощутив, как маленькие, тонкие, с удивительно нежной кожей пальчики утонули в его ладони. Ему было приятно это ощущение. Он на секунду замешкался, потом спохватился и сказал:

– А меня Константин.

– Я знаю, – спокойно сказала она.

– Откуда? – удивился он.

– Мне о вас дедушка рассказывал.

«Начинается вчерашний бред», – подумал он и постарался перевести разговор на другую тему. Приятные чувства в душе сменило лёгкое раздражение.

– Извините, у вас есть какая-нибудь техника, помочь машину из кювета вытащить, я здесь недалеко застрял сегодняшней ночью.

Она сразу уловила перемену в его настроении, отняла свою руку и внимательно посмотрела ему в глаза. Её брови чуть приподнялись, улыбка спряталась в уголках губ.

– О машине не беспокойтесь, я попрошу Серёжку, он всё сделает. Скажите, вы действительно не понимаете, где находитесь и что вас сюда привело?

– Действительно не понимаю и даже не знаю, что я должен понимать, – ещё больше раздражаясь, ответил он.

– Тогда вы, наверное, ждете от меня разъяснений, – девушка вошла в дом.

Он последовал за ней.

Они прошли по коридору, поднялись на второй этаж. Там она провела его в большую, заставленную тяжёлыми книжными шкафами, от пола до потолка набитыми книгами, комнату, усадила в высокое кожаное кресло у массивного дубового стола. Маленьким ключом открыла верхний ящик стола и достала большой серый пакет.

– Это письмо. Письмо вам. Прочитаете и всё поймете, – она положила пакет на стол. – Не буду вам мешать, – и вышла из комнаты.

Он пока ещё ничего не понимал, но взял в руки конверт и надорвал его.

– Герберт Уэллс, «Машина времени». – Мартин взял со стеллажа книгу и перелистал её. – Хорошая, но наивная книжка. Года два назад, в пятом классе, когда я прочитал её, она меня потрясла. Сейчас вызывает улыбку. А тебе она как? – Он взглянул на друга.

Какой у него был вид после этого вопроса, тогда, лет пятнадцать назад, Костя не знал, но, наверное, дурацкий, потому что Мартин, посмотрев на него, поставил книгу на место и сказал:

– Понял, не дурак, вопрос неудачен.

На следующий день, бухнув на парту сумку с учебниками, Константин присел рядом с Мартином и, сам не понимая почему, полушёпотом спросил:

– Март, а ты веришь, что путешествия во времени возможны?

Тот не удивился и серьёзно ответил:

– Верю ли? Да нет, не верю, я убеждён, что они возможны.

Костя недоверчиво посмотрел на друга. Поймав его взгляд, Мартин продолжил:

– Вот послушай, – он достал из портфеля толстую потрёпанную тетрадь. Полистав её, исписанную мелким почерком, с наклеенными вырезками из газет и журналов, он остановился на одной из страниц и прочитал:

«Известный учёный и изобретатель Никола Тесла2 утверждал, что, меняя параметры электромагнитного поля, можно перемещаться в пространстве и управлять временем. В 1943 году он провел уникальный эксперимент с эсминцем „Элдридж“. В результате многочисленные наблюдатели стали свидетелями исчезновения эсминца из Филадельфийской гавани и его появления в трехстах пятидесяти километрах от города. Через несколько минут эсминец снова занял своё место у портовой причальной стенки».

– Может быть, это просто фокус, ну, как у этого, как его… Копперфильда?3 – спросил Костя.

– Фокус? Тесла неоднократно проводил такие фокусы, и при этом свидетели могли не только видеть, но и трогать перемещаемые объекты, – возмутился Мартин. – И потом я могу привести тебе сотню примеров попадания людей, самолётов, морских судов в так называемые ловушки времени. Вот слушай:

«Несколько лет тому назад в Мексике в поезде, следовавшем из Мехико в Акапулько, произошла удивительная история. В одном купе, где находились молодой врач и женщина с ребёнком, неожиданно появился растрёпанный, насмерть перепуганный пожилой мужчина в длинном старинном камзоле и напудренном парике на голове. В одной руке он держал гусиное перо, в другой – большой кожаный кошелёк. Оглядевшись, он заметался и, дрожа от страха, закричал, что он министр Хорхе де Баленсиага, потом стал истово молиться, приговаривая, что не поддастся искушению дьявола.

Вскоре он так же внезапно исчез, оставив на полу, видимо, потерянные в приступе паники вещественные доказательства своего пребывания в поезде – перо и кошелёк. Впоследствии историки определили, что оба найденных предмета относятся к XVIII веку.

В архивах удалось найти документы с любопытной припиской тогдашнего епископа, из которой следовало, что министр де Баленсиага, будучи уже немолодым человеком, якобы впав в безумие, всем рассказывал о том, как однажды, возвращаясь, домой глубокой ночью, он увидел прямо перед собой железный, длинный, как змей, «дьявольский экипаж», пышущий огнём и дымом. Потом, по его словам, он непонятным образом оказался внутри самого «дьявольского экипажа», где сидели причудливо одетые люди, которых он принял за приспешников сатаны. Не на шутку испугавшись, де Баленсиага прочёл молитву Господу, призывая Его на помощь. Внезапно он снова очутился на одной из улиц Мехико. Несмотря на то, что из него неоднократно изгоняли дьявола, рассудок, как предполагали современники министра, к нему так до самой смерти и не вернулся».

– Давно ты этим занимаешься? – кивнув на тетрадь, спросил Костя. Он как-то незаметно для себя заразился идеями друга.

– Скоро два года. Как Уэллса прочитал, так и начал. Вырезаю из газет и журналов статьи, скачиваю информацию из интернета. Последнее, что я тебе сейчас зачитывал, кстати, оттуда.

– Да, путешествия во времени – это здорово. Представляешь, Древний Рим, средневековая Испания или Россия ХVI века… И мы с тобой можем стать свидетелями гладиаторских боёв, восстания Спартака, Реконкисты, Великой смуты на Руси или суворовских походов. Было бы интересно узнать, что правда, а что полное враньё в наших учебниках истории. Или нет, лучше сначала слетать в будущее, лет эдак на сто, посмотреть, как изменится мир, – размечтался Костя.

– Остапа понесло, – съехидничал Мартин.

– Почему понесло, причём здесь Остап Бендер? Ты же сам говорил, что путешествия во времени возможны, – Марков хотел было обидеться на язвительный выпад, но передумал.

– До путешествий во времени нам ещё как до Луны пешком, – Мартин захлопнул свою тетрадь и сунул её в портфель между учебниками, – ещё пахать и пахать. И не обижайся, пожалуйста.

– Да ладно, я и не обижаюсь, – пожал плечами Костя. – Слушай, Март, а что ты в первую очередь хотел бы узнать из прошлого или будущего?

– Что стало с моим дедом. Он всю войну прошел. В разведке. За четыре года только одна царапина. В самом начале войны, пуля по касательной распорола кожу от глаза до виска, оставив шрам на левой стороне лица. Счастливчик, чуть бы правее, какие-то миллиметры, и всё… В конце мая сорок седьмого года он пропал без вести где-то здесь, в нашей области, в районе Даркемена, нынешнего Озёрска. Даже не знал, что у него сын родился. Бабушка сюда из Нижнего Новгорода с грудным ребёнком, моим отцом, переехала, за эти годы все архивы подняла, всю область истоптала, но так ничего и не узнала.

– Так твои родные из Нижнего? – удивлённо спросил Костя.

– Да, а что тебя так удивляет?

– Так мои тоже. Получается, мы с тобой по нашим предкам земляки, вот здорово.

Костя хлопнул друга по плечу.

Прозвенел звонок на урок. Они разложили на парте свои учебники и тетради, и когда в дверях класса уже появилась маленькая, пухленькая Нина Дмитриевна, всем классом любимая физичка, строгая и справедливая, Мартин, улыбнувшись краем губ, вполголоса спросил Костю:

– Ты когда книжку-то успел прочитать, путешественник?

– Вчера, после твоего ухода, у меня впереди была вся ночь.

С этого дня у Кости с Мартином началось что-то вроде игры. Каждый, выискивая, где только можно, информацию о возможности перемещения во времени или свидетельства о таких путешествиях, старался удивить другого.

Со временем игра переросла в нечто большее. В мечту, которая стала смыслом жизни. Итак, год за годом, от простого к сложному. Физика и история стали для них главными и любимыми предметами в школе.

Позже на физмате МГУ, куда они поступили вместе, Мартин и Костя изучали теоретические основы возможности путешествий во времени, постигали решения Геделем4 уравнений гравитационного поля, составленных Эйнштейном5. Осваивали концепцию «физического времени» Козырева6. Потом пришло время статей Форда7 о пространственно-временных тоннелях, зачитанных ими до дыр, теоремы Белла8, работ Кипа С. Торна9 и многого-многого другого, дававшего возможность приблизиться к главному – воплощению их юношеской мечты.

Пять университетских лет пролетели незаметно. На распределении друзья удивили всех, выбрав вместо престижных академических НИИ, двери которых для них были распахнуты и где их ждали – они были лучшими выпускниками на потоке, – провинциальный, заштатный, как его между собой называли специалисты, БИИВ – Балтийский Институт Измерения Времени. Однокурсники недоумённо пожимали плечами, порой покручивая в адрес Кости и Мартина пальцем у виска и в шутку называя их «вольно-ссыльными». В ректорате поохали, пытаясь уговорить перераспределиться в любой другой более солидный институт. Но они вернулись в родной город. Никто в университете не знал, что у возвращения друзей была предыстория, которая и предопределила такое решение. И иного решения они никогда бы и не приняли.

Примерно через полгода после разговора, ставшего началом их совместного увлечения, они случайно, отправившись в гости к бабушке Мартина, набрели на старое, средневековое, с еле заметной вывеской «Балтийский Институт Измерения Времени Российской Академии наук» здание. Друзья стояли, разинув рты, и не могли поверить своим глазам: прямо перед ними за обычным забором из сетки-рабицы, выкрашенной в зелёный цвет, Институт Времени. Сказка за решётчатым забором. Им хотелось открыть калитку и войти, но смелости не хватало. Они так бы и стояли ещё невесть как долго, если бы из здания не вышел невысокий, полный, круглоголовый лысый человек с густыми, белыми от седины усами и бровями. Костя с Мартином сразу между собой окрестили его Грибом, вероятно, потому, что он тогда действительно был похож на гриб-дождевик в своей старомодной, без рукавов, накидке от дождя.

Гриб прошёл мимо них, но что-то неуловимое в этих мальчишках, нерешительно переминающихся с ноги на ногу у забора, напомнило ему самого себя, только много-много лет назад, и он вернулся.

– Молодые люди, вы кого-то ищете? – голос за спиной застал парней врасплох и они чуть было не дёрнули на другую сторону улицы.

– Ну-ну, я не такой страшный, – заметив их испуг, сказал Гриб.

Мартин с Костей переглянулись. Им уже было стыдно за минутную слабость.

– Скажите, это правда Институт Времени? – спросил Костя.

– Правда, – мужчина улыбнулся в седые усы.

– И здесь знают всё о времени? – включился в разговор Мартин.

– Всё не знают. Всего знать вообще невозможно. Здесь изучают и измеряют время, – Гриб с любопытством рассматривал мальчишек.

– Извините, а как изучают время? – поинтересовался Костя.

– Вам это для чего-то нужно или просто так интересуетесь?

– Нужно, нужно. Очень нужно, – загалдели друзья.

– Ну, если очень, придётся, видимо, пожертвовать обедом, – Гриб открыл калитку и, жестом приглашая Костю с Мартином пройти, сказал:

– Вперёд, молодёжь, сейчас я вам кое-что покажу.

Человек, которого ребята окрестили «Гриб», оказался директором Института Времени профессором Груздевым Николаем Гавриловичем. В нём Костя с Мартином нашли для себя терпеливого учителя, наставника, понимающего друга, именно к нему они вернулись после окончания университета. Старик их ждал и был несказанно рад этому возвращению.

Около трёх лет о друзьях почти ничего никто не слышал, и многие с сожалением подумывали, что их возвращение в провинциальный институт – огромная глупость, похоронившая карьеры двух, несомненно, талантливых учёных-исследователей. Однако на четвёртом году в одном солидном академическом журнале появилась статья «Некоторые основы физического процесса движения времени». Статья произвела фурор в научном мире, её перепечатывали одно издание за другим, как в России, так и за рубежом. За ней последовали работы по энергетическим основам временного процесса, теории управления временем, и оказалось, что «вольно-ссыльные» за эти годы проделали колоссальный объём теоретической работы по проблемам перемещения во времени и пространстве, произвели десятки экспериментов и даже начали строить в своем институте удивительную машину, которую назвали «Айон».

Марков отвлёкся от своих мыслей, посмотрел на часы: 4:32, уже утро. На столе стояла пустая бутылка джина. Он и не заметил, как выпил её. Подумав, что нужно попытаться поспать немного, Костя поднялся и пошёл в спальню.

Но уснуть этой ночью он так и не смог. Лежа в постели, Марков вспомнил, как за несколько дней до школьного выпускного вечера они поехали на шашлыки к Вальке Бабинеку на дачу. Тогда, сидя на морском берегу, ночью, когда линия горизонта не проглядывалась и нельзя было понять, где кончается небо и начинается море, Костя неожиданно спросил Мартина:

– Как мы назовём нашу машину времени? Может, «Кронос» или «Уран» – именами древних богов времени?

Мартин будто бы ждал этого вопроса и сразу ответил:

– Не, думаю, это не подходит. Назвать машину именем бога слишком претенциозно, тебе не кажется? Человек – творец бога…

– Нет. Не кажется. Мы не уподобляем себя богу, не пытаемся создать что-то по своему образу и подобию, просто называем машину именем бога, тем более что он языческий.

– Тогда только не Кронос. Что-то не хочется, чтобы наша машина носила имя бога, пожиравшего своих детей. Ты же помнишь, наверно, что в мифах Древней Греции именно так Кронос и поступил. Если и называть именем древнего бога, то лучше имени, чем Айон, я не нахожу.

– Айон? Странно, я совсем не знаю этого имени. Откуда оно? – спросил Костя.

– Зороастризм, митраизм. Бог и хранитель времени, помогает быть всегда в нужном месте и в нужное время.

– Айон. Айон, – несколько раз повторил Марков. – Звучит красиво, и по смыслу как раз то, что нужно. Хорошо, пусть будет «Айон».

– Народ, вы чего от коллектива оторвались? – за спиной послышался голос Валентина. – Или, как всегда, о покорении времени мечтаете, хрононавты? Хватит витать в облаках, пошли купаться.

Бабинек был единственным, кто был в курсе их увлечения, но Валька всегда умел хранить чужие тайны. Кроме него, никто в их окружении даже и не догадывался об их мечте.

Незаметно пришло утро. Марков услышал, как открылась входная дверь. Это, конечно, мама. Объясняться, почему сбежал из больницы, не хотелось, и он притворился спящим. Костя услышал приближающиеся шаркающие шаги матери за дверью, затем дверь спальни тихонько приоткрылась. Мама постояла на пороге и так же тихо, стараясь не разбудить, прикрыла дверь. Шорох шагов медленно удалился прочь. Маленький обман свершился.

Минут через двадцать снова открылась и закрылась входная дверь. Марков понял, что мать ушла и нужно подниматься, так как сон, видимо, сегодня в гости уже не придёт.

Костя встал с постели, сунул ноги в джинсы и тапочки и пошёл на кухню варить себе кофе.

Входная дверь снова хлопнула.

– Привет, ма. Я слышал, как ты уходила. Ты что-то забыла? – спросил Костя.

– На мать я как-то не очень похож, но, надеюсь, чашечку кофе мне здесь нальют, – за спиной раздался низкий с хрипотцой знакомый голос.

– Николай Гаврилович? – Марков от неожиданности чуть не выронил из рук турку.

– Я, голубчик Константин Николаевич, я. Не ждали? – Гриб тяжёлым шагом прошёл в кухню и присел за стол.

– Да что вы, Николай Гаврилович, я вам всегда рад, – Костя вымученно улыбнулся.

– Давай без церемоний. И не ври ты мне, старику, знаю, что сейчас ты никому не рад. Тем более – мне, – Гриб прикусил свой седой ус. Он всегда так делал, когда ему предстоял трудный, по его мнению, разговор. – Я поговорить с тобой хотел, и серьёзно. Приехал в больницу, Илья Семёнович сказал, что ты сбежал домой. Может, и правильно сделал – в этих больницах от тоски помереть можно. На улице, рядом с домом, встретил твою маму. Она мне ключи дала. Но это всё не важно, я о другом хочу поговорить, – старик тяжело вздохнул. – Это правда, что ребята в институте говорят?

– Что в лабораторию я больше не вернусь? Правда. – Марков достал из шкафчика кофейные чашки и разлил в них содержимое турки. – После того, что случилось, считаю не вправе продолжать нашу работу и рисковать жизнью людей.

Гриб встал из-за стола. Закинув руки за спину, он молча прошёлся по кухне, разглядывая то ли пол, то ли носки своих ботинок, потом вернулся на место и в упор посмотрел на Маркова.

– Не руби сплеча, Костя. Возьми отпуск, отдохни, подумай. Я понимаю, тебе тяжело, но и ты пойми: переживаниями Мартина не вернешь. Ты сейчас нужен всем нам в институте. В особенности ребятам в лаборатории. Знаешь, разрушения там были небольшие, «Айон» почти не пострадал. Правда, что произошло с системами управления, мы всё никак разобраться не можем. Но это дело времени. Пойми, восстановить без тебя работоспособность установки мы можем, но продолжить работу без руководителя проекта… – Гриб беспомощно развёл руки.

– Ничего, назначите нового руководителя, – желчно сказал Костя.

Груздев не ответил на словесный выпад Маркова. Он взял чашку с кофе, в его больших руках она выглядела игрушечной, отпил глоток и продолжил:

– Кофе уже остыл… Хорошо, не хочешь в отпуск – есть другой вариант. 21—27 мая в Лиме пройдет Конгресс по проблемам управления временем. Обещают много интересного. В частности, будут обсуждаться вопросы дисторсии – потери и восстановления ориентации во времени при хронопортации. Нас пригласили. Я, конечно, не поеду, здесь дел много, да и стар для таких перелётов, но тебе советую. Кстати, участники Конгресса должны посетить пустыню Наска*.

– Вы меня не слышите, Николай Гаврилович, – Костя раздражённо вскочил, – я никуда не поеду. Мне не нужен никакой отпуск. В лабораторию я не вернусь.

– Нет, это вы меня не слышите, молодой человек, – хлопнув ладонью по столу, взорвался, перейдя на «вы», в ответ Гриб. – Распустил нюни, мальчишка. Вы заставляете меня говорить тривиальные вещи. Из века в век подтверждается истина, что человечество никогда бы не достигло сегодняшнего уровня знаний, будь первопроходцы, покорявшие неведомые земли, глубины океана или космоса, столь бесхребетны. Учёные никогда бы не сделали и десятой доли своих открытий, пасуя перед неудачами. Сколько человеческих жизней было отдано на алтарь развития человеческой цивилизации. Бросать дело при первой же неудаче, даже трагической… это… это… слюнтяйство. Мартин бы вам этого не простил. Да вы и сами себе этого потом не простите.

Профессор раздосадованно махнул рукой.

– Хорошо, я не буду вас больше уговаривать. Проводите меня.

Они пошли к выходу. Гриб впереди, тяжело переваливаясь с ноги на ногу. Костя чуть позади. В коридоре Груздев молча повесил на крючок вешалки связку ключей, глухо буркнул:

– Передайте маме. Большое ей от меня спасибо.

Он шагнул к двери, на пороге остановился.

– Ответьте мне на последний вопрос, дорогой Константин Николаевич. Какие пространственно-временные координаты вы вводили в программу «Айона» при проведении последних испытаний? – Гриб хитровато, с прищуром, глянул из-под густых бровей.

– Координаты? Пространственные – лаборатории. Они были вычислены вплоть до сотых долей секунд. А временные – 20 февраля 2010 года, 9 часов 30 минут, ровно.

– И всё?

– Да, всё. Предполагалось отработать открытие тоннеля и введение потока отрицательной энергии по методу Казимира, чтобы стабилизировать его в этом состоянии и не позволить тоннелю схлопнуться в чёрную дыру. А почему вы спрашиваете, Николай Гарилович? – Костя не совсем понимал, к чему клонит шеф.

– Странно, странно, – задумчиво пробормотал Гриб, – наши приборы зафиксировали, что координаты вводились трижды и один раз из трёх, что совсем непонятно, откуда-то извне.

– Что значит извне? – заинтересовался Костя.

– Не из лаборатории, не из стен института и даже не из пределов нашего города. Дальше мы, к сожалению, проследить не смогли. Ну, да зачем вам это? Вы ведь решили не возвращаться в лабораторию, – съязвил Гриб и вышел в коридор.

Дверь перед носом Маркова захлопнулась. Он стоял, ошеломлённый резким взрывом шефа, переходом на «вы», что случалось с тем редко, только когда сильно разозлится, но больше всего его последними словами, пытаясь сообразить, кто мог извне управлять «Айоном». Может быть, это и стало причиной дестабилизации работы всех систем и аварии? Тогда, может быть, и Мартин… Надежды мало, но может быть…

Весь день Костя думал о разговоре с Грибом. К вечеру он принял решение и 20 мая вылетел в Лиму.

Девчонки нигде не было. Капитан обошёл все комнаты на первом этаже. В них, полуразрушенных, еще сохранились остатки старой мебели. На второй этаж подниматься не стал, это было незачем. Лестница, ведущая наверх, упиралась в чистое, чуть зарозовевшее предзакатное небо. Шаг за шагом он снова осмотрел все комнаты, и вновь безрезультатно. Теряясь в догадках, да куда же она запропастилась, он остановился на пороге одной из них, рядом с лестницей. Капитан чувствовал, девчонка в доме, где-то рядом. Но где?

Комната, у входа в которую он стоял, вероятно, раньше была кухней. Остатки плиты, почти целый посудный шкаф, поломанные стулья, массивный дубовый стол с оставшимися целыми только двумя ножками, лежащий на боку, и множество битой посуды подтверждали это. На тыльной стороне нескольких больших осколков тарелок синела свастика. В стене напротив капитан заметил небольшую, на уровне пояса, дверцу. Он подошёл и открыл её. Это оказался пустой стенной шкаф.

– Вот загадка, куда же ты делась? – капитан вышел в коридор. – Ладно, сдаюсь, – громко сказал он. – Покажись, человек-невидимка, опасности больше нет.

За его спиной послышался тихий скрип. Оглянувшись, капитан увидел, как чуть приоткрылась дверца шкафа, куда он только что заглядывал. Он подбежал к ней и распахнул. В шкафу на корточках сидела девчонка.

– Мистика. Я же только что здесь всё осматривал. Как ты тут оказалась?

– Den Keller. Подвал, – девчонка показала рукой вниз. – Вход под лестницей завален, а на лифте – можно.

– На лифте? – переспросил капитан.

– Ja, mit dem Lift. Его папа перед войной построил. Он идёт из подвала на кухню и потом наверх, в бабушкину комнату, – она кивнула головой в сторону потолка. – Бабушка болела, не могла ходить, вот папа и сделал лифт.

Теперь он понял, что принял за стенной шкаф кухонный лифт. Так же, видимо, ошибся и сержант Порейко, обыскивая дом. Это и к лучшему.

– Вылезай, давай я тебе помогу, – капитан протянул девчонке руку. – Скоро стемнеет. Нужно на ночлег устраиваться.

– Вот, ты спрашивал, – она стала что-то доставать из-за спины.

– Что я спрашивал?

– Den Eimer… Ведро. Для воды.

Перед его глазами действительно появилось большое, литров на пятнадцать, ведро. Чуть помятое с одного боку, побитое ржавчиной, но вполне ещё для дела пригодное. В нём лежало ещё одно, совсем маленькое, детское.

– Der Prachtkerl. Молодец, – похвалил он девочку.

Глаза её радостно засияли.

Капитан взял вёдра, помог девчонке выбраться из лифта. Пока окончательно не стемнело, он решил сходить за водой. Девчонка потянулась следом, она теперь боялась остаться одна. Вместе они спустились к реке, набрали воды. Возвращаясь, наломали веток у поваленной яблони. Побродив по саду, капитан нарвал свежих зелёных листьев малины. В большой, судя по остаткам в ней камина, служившей раньше хозяевам гостиной комнате на камнях капитан уложил ветки небольшой горкой, сверху аккуратно положил собранные по комнатам куски досок, поломанной мебели и, чиркнув зажигалкой, поджёг. Когда первые маленькие язычки нарождающегося костра лизнули ветки яблони и сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее поползли вверх, девчонка присела рядом с ним, поближе к огню.

«Не мешало бы тебе, красавица, умыться», – посмотрев на её лицо и руки, подумал капитан. Он нагрел у костра немного воды в маленьком ведре. Из своего вещевого мешка достал бинт, тёмный «кирпичик» хозяйственного мыла и положил их на пол у ног девчонки. Рядом поставил ведёрко с тёплой водой.

– Очень грязная? – Она вопрошающе взглянула на него. – Schrecklich?

– Нет, чумазая и смешная.

Капитан ещё раз покопался в мешке и достал чёрный, очень похожий на ученический пенал, предмет. Посмотрел на него, покрутил в руках и убрал обратно. Вместо «пенала» на свет появилась жестянка с тушёнкой, нож и остаток буханки хлеба. Это оставалось всё, что «бычок» с «боровом» не успели подъесть.

Пока он ножом открывал консервную банку, нарезал ломтями хлеб, девчонка успела умыться и прибрать растрёпанные волосы. От тепла костра ее щёки зарумянились, и в синих глазах отражались огоньки пламени. Он заметил, что не ошибся днём, когда она показалась ему красавицей. Девочка, уже почти девушка, действительно была красива, но красоту её нельзя было сравнить с распустившимся цветком, скорее с цветочным бутоном, нежным, свежим и хрупким.

– Мы почти целый день вместе, а я так и не знаю, как тебя зовут. – Капитан пододвинул к ней хлеб и банку, протянул нож.

– Мария, – девчонка нерешительно, оглядев нехитрую снедь, взяла нож. – Und du?

– Ешь, ешь, я не хочу.

Он видел, она голодна, и решил не делить на двоих одну банку тушёнки, отдать ей всю, а самому похлебать кипяточка с малиновыми листьями. Капитан ополоснул маленькое ведёрко, плеснул туда воды, бросил листья малины. Подвесить ведёрко было не на чем, и он придвинул его поближе к огню, вплотную к горящим веткам и обломкам мебели.

– Маша, – задумчиво повторил капитан имя, – а меня – Мартин. Приятно познакомиться.

– Ты немец? – от удивления девчонка чуть не поперхнулась.

– Русский немец.

– Это как?

– Моя семья почти два с половиной столетия назад переселилась в Россию из Баварии.

Девчонка доела тушёнку и виновато отодвинула от себя пустую банку.

– Ты как здесь оказалась, одна? – спросил капитан.

– Здесь мой дом.

– Это я понял. Почему ты одна? Где твои родители? Из родственников у тебя есть кто или сирота?

– Nein, nicht die Waise. Нет, не сирота.

Она рассказала, что до войны они жили в этом доме большой дружной семьёй. Папа, мама, брат, дедушка с бабушкой и Мария. В тридцать девятом, когда ей было семь, умер дедушка, следом, проболев после его смерти три года, бабушка. Летом сорок четвертого забрали отца, как она думает, на фронт. С тех пор она его не видела, ничего о нём не знает. В доме Мария осталась с мамой и братом. Жили впроголодь, но не жаловались, у некоторых соседей в округе было хуже. В конце сорок четвертого года, осенью, от приближающегося фронта бежали в Кёнигсберг. Город был в руинах после тяжёлых бомбёжек, весь центр разрушен, только на окраинах оставались уцелевшие дома. Многие тогда в страхе перед приближающейся русской армией бежали на запад, но ещё больше осталось. Люди жили в тесноте, ютились в одной комнате по несколько семей, впроголодь, в подвалах,

Капитан сидел и слушал сбивчивый девичий рассказ. Глядя, как у неё на глазах заблестели слёзы, он погладил её по щеке, приговаривая:

– Ничего, ничего, девонька, скоро всё изменится. Всё у тебя будет в порядке, поверь мне.

Мария, уже не сдерживая слёз, всё рассказывала и рассказывала. О том, как мать, оставив её в городе у дальних родственников, уехала домой, как дядя Герхард, которому удалось устроиться на работу в комендатуру, летом сорок шестого пристроил Марию в семью русского офицера, полковника Астафьева, нянчиться с маленьким ребенком.

У Астафьевых она прожила почти год. В их семье её приняли хорошо. Она была одета, обута, не голодала и даже неплохо выучилась русскому языку. Осенью пошла в школу. Однажды зимой к ней приезжала мама. Худая, потемневшая лицом, она привезла дочери нехитрые гостинцы – хлеб, немного картошки и сухую морковь. Мария не взяла их, почувствовав: матери с братом продукты нужнее. Сама она у Астафьевых голода не испытывала. И мать, бережно завернув гостинцы в платок, увезла их обратно.

Новое для себя слово – депортация – Мария впервые услышала в феврале сорок седьмого и решила во что бы то ни стало возвращаться домой. Недели через две, ближе к вечеру, захватив с собой ломоть чёрного хлеба, она сбежала из семьи полковника, отправилась к своим родных.

До дома добиралась долго и тяжело, но там её встретили пустые стены и тишина. Матери и брата в доме уже не было. У неё оставалась ещё небольшая надежда найти их у тёти Хельги, папиной сестры, и она отправилась в Рагнит10. Но тётю Хельгу с детьми уже отправили в Германию, и в их доме жили несколько русских семей. Идти было больше некуда, что оставалось делать? Полуголодная, оборванная, тревожно отсыпаясь днём в попадавшихся всюду на пути развалинах и передвигаясь, насколько хватало сил, ночью, вернулась к родному дому. Ей казалось, что только здесь рано или поздно она встретит своих родных.

Девчонка говорила долго. Капитан не перебивал, понимал: дать ей выговориться – самое малое, что он может для неё сейчас сделать.

День окончательно уступил свои права ночи, в бездонном синем небе беспорядочно, одна за другой, высветились звёзды. Капитан подождал, пока Мария закончила свой рассказ, поднялся и вышел из комнаты. Через несколько минут вернулся, волоча за собой большой кухонный стол и драный матрац. Выломав у стола пару оставшихся ножек, он разгрёб около камина битый кирпич и положил столешницу на пол, сверху бросил матрац.

– Вот тебе и кровать, ложись, поспи. Мешок вместо подушки положи под голову, – капитан бросил его на матрац.

– Ты спать не будешь? – спросила девчонка.

– Я ещё похожу тут, осмотрюсь, – ответил он.

– У меня сегодня день рождения, – неожиданно сказала Мария, присаживаясь на импровизированную кровать.

– Поздравляю. И сколько же тебе лет исполнилось?

– Пятнадцать. Fünfzehn.

В глубине дома послышался тихий шорох. Капитан насторожился и прислушался. Девочка боязливо дернулась. Шорох повторился, чуть ближе и громче.

– Не бойся, это, наверно, крысы, – капитан исчез в темноте.

– Ой, – девчонка испуганно подобрала под себя ноги.

Через минуту капитан появился в дверном проёме.

– Я ошибся, это не крысы, это другой незваный гость, – улыбнулся он и протянул ей бурого лохматого щенка с чёрненькими умными глазками и носиком кнопкой, как у плюшевого медвежонка, – вот тебе и подарок.

Она радостно взяла пёсика на руки, как маленького ребёнка, и прижала его к груди. От счастья щенок, энергично виляя хвостом и поскуливая, в одно мгновение облизал ей нос и щёки. Кто из двоих радовался их встрече больше, со стороны понять было невозможно.

– Он, видимо, голодный?

– Скорее всего, – ответил капитан. Он покрошил остатки хлеба в банку тушёнки и, соскребая ножом остатки сала с её краёв, перемешал их с хлебом. Оторвал крышку, загнул острые края внутрь так, чтобы щенок, залезая носом в банку, не поранился, и поставил банку на пол.

Мария опустила щенка на пол рядом с банкой, и тот, урча, в мгновение ее опустошил. Закончив с едой, он поднял морду, вопросительно посмотрел на людей – может, ещё что перепадёт, – но быстро понял: добавки не будет, и начал, вылизывая остатки в банке, гонять её по полу. Капитан попытался забрать банку, но щенок прижал её лапой и, косо поглядывая на него, зарычал.

– Ух ты какой, охранник, – засмеялся капитан, – ну, долизывай её хоть до дыр, если тебе так хочется.

Вскоре банка щенку и самому надоела, он забрался на крышку стола под бок к девочке, немного поворочавшись, быстро уснул, смешно сопя носом. Скоро уснула и Мария.

Капитан сидел рядом, спать ему не хотелось. В костре то и дело потрескивали горящие доски, и из пламени вылетали маленькие искры. Они взлетали вверх, одни тут же гасли, другие улетали всё выше и выше и терялись в тёмном небе в мириадах звёзд.

Строки легли на ум неожиданно легко, сами собой. Капитан удивился, он никогда не писал стихов. Хотя тут же подумал: это и не стихи, просто две строки, неожиданно пришедшие на ум, больше ничего. Он решил придумать рифму для этих строк, но она оказалась дамой капризной, и их отношения, как он ни старался, как ни ломал голову, не складывались.

«Да уж, не поэт», – капитан иронически посмеялся сам над собой.

Странное настроение поселилось в его душе, лирическое, давненько оно его не посещало.

Капитан посмотрел на девчонку. Она спала, подложив ладошку под голову. Рядом, уткнувшись носиком в её подбородок, иногда чуть подёргивая лапками, спал щенок. В минорной тональности настроения появились новые звуки – чуть слышные, но отчётливые. Эти звуки принесли с собой осознание, что старая его жизнь сегодня закончилась и вряд ли возвратится, завтра начнётся совсем другая, новая, в которой эта спящая девочка и её старый полуразрушенный дом будут неразрывно связаны с ним одной судьбой.