Читать книгу Тьма и Укалаев. Книга первая - Озем - Страница 9

Город Укалаев. Комсомольский район, улица Ника Завалишина.

Квартира Кутуевых.

Аня Кутуева.

Ее мать Татьяна Иосифовна (школьная учительница).

Т.И. -Аня?… Аня, ты это? Что так долго? Погуляли?

АНЯ – Я, мам, не беспокойся… Да нормально все. Уже пришли с Маринкой. Заглянули после работы в Кристалл. Маринка уговорила, я даже купила там духи – сама не знаю, для чего. Обычная китайская подделка, только деньги потратила… А все зря – ты же понимаешь это восхитительное ощущение легкости и пустоты везде – в уме, кошельке…

Т.И. -Ладно, Анечка, побалуй себя хотя бы…

АНЯ – Я швырнула деньги на ветер. Нас эта сумма не спасет… Про зарплаты на заводе мы теперь только слышим – но не получаем… Нет, мам, про деньги глухо совсем. У Маринки в литейном цехе собрание собирали, рабочие про деньги спросили – ответили, что сейчас всем тяжело и нужно затянуть пояса. Везде проблемы – у нищих есть нечего, а у богатых жемчуг мелкий… Тем, кто в управе, нас не понять – они копейки не считают, они большие деньги никак не поделят – и даже сам завод… Говорят, что директор выгнал очередного шустрика из бухгалтерии – может, за разгильдяйство или за воровство, а может, за больший грех. Представляешь, выяснилось, что тот – засланный казачок с Межуя, хотя он вроде бы из Москвы – но в глазах нашего директора – лучше бы уж воровал… Выпроводили на заслуженный отдых пенсионеров – главного метролога Серостанова и других. Директор прямо заявил, что незаменимых нет. Тогда чего проще заменить директора!

Т.И. -Хватит ворошиться в коридоре. Проходи, переоденься и умойся. Ужин на плите – только подогрей картошку на сковороде – уже остыла. Вы припозднились.

АНЯ – Маринка любит потрепаться и поглазеть по сторонам – она обсудит каждого. Никогда не догадаешься, кого мы встретили в центре. Интересно, помнишь ли ты одну свою ученицу – мы учились в параллельных классах, но она даже школы не закончила, уехала из Укалаева – помнишь Татьяну Седон? Фамилия знаменитая, конечно – а саму девушку ты помнишь?

Т.И. -Припоминаю, да. Ее отец был председателем горисполкома – если не ошибаюсь. Седон Валерий Михайлович. Его сменил нынешний глава. Ну а семейство Седонов с тех пор в городе не живет.

АНЯ – Правильно, Татьяна уехала еще раньше, она даже аттестат не получила, полгода не доучилась – все произошло так скоропалительно.

Т.И. – Она невысокая, худенькая, смуглая, почти желтая и на родителей ничуть не похожа. Вот ее отец – красавец мужчина! рослый, белозубый, обаятельный, статный. Жена у него откуда-то с юга – сама белокожая, и глаза прозрачной воды – я еще не встречала таких удивительных глаз. Очень приятная женщина, но очевидно, есть примесь южной крови – у этих родителей оба ребенка смуглые, черноволосые, особенно в мальчике было что-то кавказское, чернявое, диковатое…

АНЯ – Мам, чем ты занята? Отдыхаешь? Устала, наверное? Я хочу тебе сказать, что невзрачная девочка, как ты говоришь, сейчас смотрится просто супер! Красавица, увешанная драгоценностями, и какие шикарные шмотки на ней!, приехала в иномарке, да еще с кавалером… Полюбовалась бы ты на эту девицу—вамп! Зрачки круглые, на веках густые тени, в мочках ушей качаются вот эдакие брюлики – уже точно бриллианты, не наденет же она стекляшки! Ступает по лестнице как королева, голову высоко несет. Картина сногсшибательная! Маринка долго возмущалась.

Т.И. -Ты выражаешься категорично. Она что, даже не поздоровалась с вами?

АНЯ – Мама, ты наивнее Маринки. Кто мы и кто она? И близко не родня, тем более по нынешним временам…

Т.И. – Люди меняются, хотя Татьяна Седон с детства приветливостью не отличалась. Зато ее отец был всегда безукоризненно вежлив, и единственный из мужчин в Укалаеве мог похвастать стопроцентной американской улыбкой – зубы ровные, белые.. Главное в человеке – это воспитание.

АНЯ – Ну да, всегда вежлив – как господин с прислугой. А ты опять заводишь старую песню. Воспитывала, воспитывала ты детей Седонов – теперь они на тебя глядеть будут и не увидят в упор. Вот она, благодарность! Я тоже помню Татьяну Седон в школе, там она была высокомерной и более того – глупой – да, да, глупой! Училась она слабенько – можно сказать, что не училась вовсе, свои хорошие оценки получала только за фамилию, сидела за партой возле окна и туда беспрерывно глядела. Я не права? Как видишь, при отце Седоне хороший аттестат не требуется. Сомневаюсь, чтобы она куда-то поступала – даже отец ее заставить не мог, но он мог бы все купить… Да, собственно говоря, чего я возмущаюсь? мне нет дела до Татьяны Седон и еще десятка таких Татьян. Мне наплевать!

Т.И. – Как-то не похоже, что тебе безразлично. Что вас разделяет пропасть. Твои чувства слишком…

АНЯ – Чего слишком?

Т.И. – Я не специалист, но в физике отталкиваются однородные заряды. Одинаковые.

АНЯ – Мам, ты не физик!

Т.И. – Зачем она приехала? Ее давно не видно в Укалаеве. Она ведь и замуж вроде выходила, и детей родила?

АНЯ – Этого никто тебе не скажет. После отъезда ее отца из города Седонов перестали обсуждать – ты знаешь, как отрезало… Маринка наговорила про нее колкостей. Завтра она соберет городские сплетни, придет ко мне и вывалит.

Т.И. -Ты слишком строга к подруге.

АНЯ – Не понимаю, с чего ты взяла, что она моя подруга – по-моему, ты первая начала говорить про нашу дружбу, потом повторять свои фантазии, но между нами мало общего…

Т.И. -А с кем у тебя найдется что-то общее? Аня, про кого ты вспоминаешь пусть даже в своих фантазиях? У тебя есть хоть к чему-либо интерес? У тебя нет друзей – ты отталкиваешь даже Марину…

АНЯ – Продолжаешь!

Т.И. -Нет, ты послушай – тебе уже не семнадцать, а ты ведешь себя, словно время застыло – тебе безразлично, тебе ничего не жалко – даже собственную жизнь. Не живешь, а спишь. Очнешься над разбитым корытом, пролетят твои годы…

АНЯ – Тебе не надоело меня учить? Слава богу, школу я закончила, в техникуме выучилась, теперь работаю, сама зарабатываю – и офигительно зарабатываю! вон даже духи парижские себе покупаю – кстати, пока шли, запах уже выветрился. Но Маринка как всегда глаза вылупит – покупай! из Парижа ведь!.. Да, из Парижа прямиком в наш Укалаев… Твоя Маринка – дура набитая, а ты ее хвалишь.

Т.И. -А кто у тебя не дурак? Ну, кто хоть чуточку себе на уме? С кем тебе можно общаться, не уронив короны? Марина из простой семьи, без интеллектуальных запросов…

АНЯ – Еще мягко сказано!

Т.И. —Но прочие твои ровесницы – которые поинтеллигентней – уже с мужем, с ребенком, а ты одна – зато с интеллектом, будь он неладен!

АНЯ – Мама!!

Т.И. -Молчу, молчу… Просто я беспокоюсь о тебе. Ты моя дочь, у кого из-за тебя голова заболит… Доченька, извини, я не буду. Мне только хочется, чтобы ты не отзывалась свысока о Марине.

АНЯ – Да ничего я не отзываюсь! И Маринку я изучила – сперва детский сад вместе посещали, потом в школе учились – всю жизнь живем рядышком, чуть ли не на голове друг у друга – в одном доме, она на первом этаже, а я на втором. И нисколько я про нее не преувеличиваю – в отличие от самой Маринки – уже у той язык как помело… И главное, на чьем примере ты решила научить меня семейным ценностям? про историю твоей ненаглядной Мариночки не забыла? Она тоже в семнадцать лет связалась с устанским парнем – то ли замуж выскочила, то ли нет – кавалера своего ни разу в Укалаев не привозила, с мужниной родней никого не знакомила. Где-то проваландалась – и бац! заявляется обратно с бесстыдным лицом, как есть девушка холостая и интересная… На заводе смеются – у скольких кавалеров она в девушках перебывала…

Т.И. -Мы мало знаем – и никто всей правды не знает – ручаюсь, что она даже своей матери не рассказала… Я уверена, что жизнь Марину не баловала – и в устанской истории она хлебнула горя… Но посмотри, Аня, что мне нравится – она не отчаивается, не плачется на людях, всегда веселая, приветливая, при встрече улыбается – здрасьте, тетя Таня. За собой следит, неприбранной ее никто не видел, а как ты думаешь – легко ли ей? легко ли молодой девушке работать в литейной цехе? и в ночные смены выходить, наравне с иными мужиками ворочать? А Маринка смену оттрубит и домой бежит со всех ног – мать у нее прихварывает, подкосила тетю Свету история с дочкиным замужеством… Нет, Марина – молодец – впечатление, что девчонку беды не берут, огонек в ней есть – вот она и светится.

АНЯ – Ну, огонька в ней хватает не только, чтобы светиться – кого-то обогревает и даже обжигает…

Т.И. -Я не осуждаю.

АНЯ – Ты никогда и никого не осуждаешь – такая уж ты у меня, мамочка. Все в точности по великой русской литературе. Или ты сейчас другие книжки читаешь? Замечаю твой интерес к эзотерике; у тебя Блаватская, Гурджиев, Кастанеда в кучу свалены. Иначе в жизни серо, скучно и тяжко – да, мама? И зачем мы спорим? Я проголодалась, давай ужинать.

Т.И. -Все остыло, я подогрею, а ты иди руки мыть.

АНЯ – Суп, лапша да картошка и еще колбаса, которую кошки не едят, отвратно…

Т.И. -Ты не воротись, если бы не моя зарплата в школе, то вообще положили бы зубы на полку.

АНЯ – Вам деньги выдали? Живем!

Т.И. – Обещали только… Хлеба отрежь и налей себе молока – не ешь всухомятку… Вообще, в школе творится сумасшествие, иначе не назовешь. Директриса – Клавдия Денисовна Зотуша – приходится родственницей нашему главе администрации – он ее привел, когда уселся в свое кресло, а Зотуша сменила уволившуюся Викторию Седон.

АНЯ – Блат на блате в школе. Бесстыдство!

Т.И. – Всегда было. Но сейчас ты правду говоришь – школа уже не знает, как прогнуться перед городским начальством. Советские выборы – это само приличие. Чего их везде ругают? Просто и понятно.

АНЯ – Не демократично!

Т.И. – Теперь же волнения, суета, дрязги, будто нельзя дела делать спокойно. Я опять про нашу директрису – слишком кипучую активность она развила по поводу выборов – прямо событие вселенского масштаба! У нас школа, мы должны учить детей, а политические игры ни к чему… Агитируют рьяно – скоро подписку отберут, что на выборах проголосуем, как надо – именно за Коренева. Я думаю, что некоторые вещи есть перебор. Клавдия Денисовна – женщина резкая, на язык не сдержанная, своими словами многих обидела – если не по ее…

АНЯ – Мама, не удивительно. У нас творится то же самое – директор завода самолично стоит за Коренева, завод обклеен плакатами, в цехах даже собрания созывают для выражения общенародной преданности – мы что, крепостные что ли?. Для чего комедия с выборами, если результат известен заранее?

Т.И. – Я не знаю, что хуже. Клавдия Денисовна посовещалась с педсоставом, учителей обязала провести в классах разъяснительную работу среди детей – за кого должны голосовать их родители. Все классы выпустят стенгазеты в поддержку Коренева, какие-то листовки дети по подъездам будут разносить… И все это нагло, совершенно не таясь, как она заявила на совещании – если вы надеетесь получить зарплату… Какое пакостное политиканство!

АНЯ – Мамочка, надеюсь, ты там не умничала? Нам тоже необходима твоя зарплата – теперь, когда я потратилась на чертовы духи… Чего ваша директриса истерит? Выберут ее ненаглядного родственника, больше нет никого! Как в добрые старые времена – единый кандидат от блока коммунистов и беспартийных…

Т.И. – Они все от партбилета открещиваются! Дескать, тайно всегда примыкали к оппозиции, руку приложили к торжеству демократии, самолично Ельцина из-под моста вытаскивали, хунте путь преграждали… И Коренев, если копнуть поглубже, когда приехал сюда после отставки Валерия Седона – так тихонько, скромненько, с одним чемоданчиком, устроился в начальническом кресле, все ручки жал и в глаза заглядывал, с партбилетом своим он даже в туалете не расставался – наверное, одной рукой держал, другой смывал. Теперь освоился, щеки со спины видно, ходит и хрюкает, и вдруг сразу выяснилось – истинный демократ и либерал!

АНЯ – А ты правду ищешь! Как там? нет правды на земле!.. Я надеюсь, вы все на совещании выслушали директрису с умным видом, покивали и отправились выполнять указания? И на ваши головы не нашлось возмущенных правдорубов – пардон, правдорубальщиц?

Т.И. -Смеешься, но когда креатуры нашей директрисы уловили требование времени и с ходу предложили набрать детские агитбригады и ходить строем, организовать митинги возле заводской проходной – они сомневались только, какого возраста детей привлекать – у меня случилась мигрень…

АНЯ – И бац! ты опять разоблачила себя как ненадежного члена коллектива… Ах, мама, ты учишь меня приспосабливаться к жизни, что значит – вовремя примкнуть, лизнуть, поучаствовать в первых рядах…

Т.И. -Ты бы видела лицо директрисы – она будто лимон сжевала… Нет, я ничего не сказала. А между тем, у старшеклассников экзамены на носу, их нельзя дергать, да и молодежь сейчас пошла – сомнительно, чтобы их можно было всерьез заставить участвовать в этой… этом…

АНЯ – Ну, договаривай! Давай!

Т.И. -В этом мероприятии! Глупо и некрасиво все выглядит, когда их родителям месяцами не платят заработанные деньги, и они не знают, чем кормить детей, а начальство на заводе и в городе жирует у людей на глазах…

АНЯ – Упс… Похоже, премии тебе не видать. И зачем я духи покупала? Нет, мам, я даже тебя ни в чем не упрекаю.

Т.И. – Аня, вопрос не в выборах – они как пришли, так и закончатся.

АНЯ – Значит, было что-то еще? Из-за одних выборов ты бы не переживала?

Т.И. – Ну да, и в этот раз Клавдия Денисовна отыскала повод. В выпускном классе учатся несколько детей – они из местных, из тех самых укалаев – их все так зовут…

АНЯ – А еще их называют дикарями или туземцами.

Т.И. – Я стараюсь так не говорить. Это неправильно…. Укалаевские ребята особенные, трудные в педагогическом плане – среда, в которую они погружены с детства, не подвигнет ни на что хорошее. И конечно, дети запущены, они вовсе не ангелы… Однако это первые укалаи, которые дошли до выпускного класса, с ними начинала работать еще Виктория Ирадьевна – да без нее несчастные дети завершили бы учебу в тринадцать – четырнадцать лет, такие у них в Котуте порядки.

АНЯ – Тебе безумно жалко этих дикарей?

Т.И. – Среди них есть талантливые ребята, уверяю тебя. Вот например, один мальчик, Валя Жердыкин – у него гуманитарные способности, ум явно выше среднего, воображение тоже, но ребенок слишком нервен, обозлен, может сорваться, отец у него выпивает и даже бьет сына, и сын не здоров – наследственность, история невеселая… Другая ученица, Ануся Рожкова, у нее имя, похожее на твое – кстати, по бумагам она тоже Ануся – не Аня, не Анна, именно Ануся. Тоже яркая, своевольная девочка, и тоже брошена без родительского присмотра, в шестнадцать лет предоставлена самой себе, посещает разные компании, покуривает, огрызается, все с собой сотворить может!.. Укалаевские дети напоминают выброшенных в дикий лес зверенышей – они подозрительны, агрессивны, и голова у них занята чем угодно, только не учебой… Сверстники из благополучных семей презирают укалаев, те в долгу не остаются – грызня беспрестанная. Учитывая, что в выпускной класс ходит единственная дочка нашего главы Лизель Коренева – представляешь, какая конфликтная ситуация назревает? Нормальные дети и их родители относят укалаев к маргиналам или даже, боюсь к дегенератам – их присутствие опасно влияет на класс в период подготовки к выпускным экзаменам, дальше проблема с поступлением в вузы – голова пухнет от проблем… Теперь конфликт обострился – чистые требуют отделить нечистых, а по-простому – чтобы их перспективных отпрысков оградили от посягательств диких укалаев.

АНЯ – Понятно.

Т.И. – Что понятно? Ничего не понятно! Нельзя делить класс на черных и белых, чистых и нечистых, нельзя создавать подобные ситуации, идти на поводу у таких требований. Укалаи и так не держатся за учебу – они очень легко бросят и перестанут ходить в школу.

АНЯ – Ну и что? Кто-нибудь о них пожалеет?

Т.И. – Ты знаешь, это та самая группа детей, с которой начинала работать Виктория Ирадьевна. Сначала никто не верил в успех, а я помню, как она билась – как набирала учеников, ведь этот класс должен был стать особенным!; как уговаривала родителей согласиться на эксперимент, как боролась за каждого ребенка! Намучилась она с ними – ходила в поселок, искала в бараках ребятишек нужного возраста, самолично отмывала их, кормила чуть ли не с ложки, заставляла посещать уроки. Каторжные усилия! но лишь благодаря им укалаи сейчас учатся в десятом классе, а не валяются пьяными под забором, на что они были обречены своей средой, общим убеждением, что укалаям там и место… Виктория Ирадьевна защитила диссертацию по своей системе обучения таких детей.

АНЯ – Ее никто не благодарит, как я понимаю – ни ее укалаевские воспитанники, ни их одноклассники.

Т.И. – Аня, не будь циничной – если всем наплевать, то это страшно. Когда втуне пропадают результаты колоссального труда, которые могли бы послужить для других ребятишек…

АНЯ – Вы еще собираетесь учить дикарей? Разумеется, ведь Виктория Ирадьевна – твоя благодетельница, ты на нее молиться готова… Но она теперь далеко и вряд ли задумывается, как там ее разлюбезные укалаи поживают, и какие полезные плоды принесла ее педагогическая система. А ты осталась такой же наивной!

Т.И. – У нынешней директрисы не хватает элементарного такта, она насчет укалаевских детей употребляет резкие выражения, ничуть не церемонится, а ведь эти мальчики и девочки уже выросли – они стали юношами и девушками, у них обостренное самолюбие. Остальные дети в выпускном классе тоже не паиньки.

АНЯ – Но они не укалаи!

Т.И. – Вот разве что это. Мы могли бы выпустить их из школы с аттестатами – нормально, как прочих ребят, а не со справками.

АНЯ – Значит, не суждено. Теперь я вспомнила – ты говорила про укалаевку из своего класса со странным именем – Ануся. Ну вот, я ее видела – точно, как ты описывала – маленькая, щупленькая, в дурацкой красной кофте – безразмерной какой-то. Зато волосы у нее богатые, темные… Да, она приходила.

Т.И. – Куда? Зачем?

АНЯ – Очевидно, к тебе. Я встретила ее во дворе нашего дома. Она меня спросила, где живет учительница русского языка и литературы из их школы. Ей что-то нужно было от тебя…

Т.И. – Кому? Анусе Рожковой? Что ей в голову взбрело? Она сидит на уроке с отсутствующим видом, отказывается отвечать. Знаешь, в ее возрасте даже слабые ученицы находят интересные для себя темы в литературе – хотя бы любовную лирику. Ведь они уже девушки… Естественно, все зависит от вкуса – например, Сергей Марон далеко не легок для восприятия, но есть же что-то попроще.

АНЯ – Ага. Вроде того – помни, помни, не забудь истину простую, что квадрат двух алых губ равен поцелую…

Т.И. – И что?

АНЯ – Ничего. При этом она странно на меня смотрела…

Т.И. – С укалаями всегда так. Внушают опасения. Что их ждет в жизни? хотя бы Анусю?.. Люди создают судьбу сами, и сами же ее ломают. Как с теми несчастными укалаями, которые пойдут по проторенной дорожке.

АНЯ – И пусть! Кому нужно ваше хваленое образование? за каким чертом оно вообще? Ты посмотри на меня – ты меня в школе учила, вдалбливала в голову русскую литературу целыми томами, внушала заумные теории, затем в техникум затолкнула – теперь я имею грошовую работу, и ничего мне в жизни не светит. Я чем-то отличаюсь от твоих дорогих укалаев? Совершенно напрасно вы довели, чуть ли не силком дотащили этих зверенышей до последнего класса – вы им внушили вещи, которые им не нужны, даже вредны – они возвратятся в поселок, на родную помойку, и будут там существовать вместе с безграмотными сородичами – великую услугу вы им оказали!

Т.И. – Аня, обидно наблюдать, как разрушается то, что создавалось много лет. Наша директриса сейчас как слон – топает и все рушит, и не замечает даже. Вспомнишь ее предшественницу – Виктория Ирадьевна являлась педагогом божьей милости, и школа ей очень обязана. Да такой школы в области не было – время пролетело, и где теперь эти учителя, где прежние классы? Ладно, литература нашей директрисе не нужна – кому, вообще, нужна литература в смутное время? Роман Григорьевич Бикташев уволился – уехал, ему предложили место учителя математики в гимназии в Красноустане, а ведь я помню, как Виктория Ирадьевна привезла его, молодого выпускника педа, натаскивала, защищала. Затем его питомцы поступали в столичные вузы и везде, он преподавал математику и укалаевским детям, он возражал против клейма олигофренов, что хлопали без разбору на учеников из Котутя… В школе нарушилась преемственность, идущая от знаменитой Розы Мицкис. Для директрисы и ее подпевал Роза – древняя маразматичка. Но Виктория Ирадьевна всегда испытывала пиетет перед Розой. А я перед Викторией Ирадьевной! Она всю себя отдала главному делу в жизни, по крупицам создавала свои методики – и ведь достигала результата! Ведь укалаи из поселка смогли учиться, осваивать школьную программу наравне с прочими детьми – в это никто не верил, их изначально записали идиотами – максимум три – четыре класса и вон из школы! Виктория Ирадьевна их вытягивала, пестовала, надеялась…

АНЯ – Виктория Ирадьевна, Виктория Ирадьевна! В Москве твоя Виктория Ирадьевна. А ты здесь хлебаешь…

Т.И. – Сейчас в моем десятом классе эти дети никому не нужны – да будь воля Клавдии Денисовны, она их мигом вышвырнула бы… Конечно, укалаи не подарок – воспитания в семье ничем не заменишь, а какое тут воспитание… Кое – кто из них явно тупенький, но вот те двое, упомянутые мною – я тебе скажу, незаурядные личности, да, да! Девочка, Ануся Рожкова – конечно, упрямая, дикая, за словом в карман не полезет, неряха, ногти обкусанные, вечно в своей огромной красной кофте – есть ли у нее хотя бы одно приличное платье? Но ведь светлая голова у бедняжки! если бы она еще прикладывала усилия к учебе… Забавно наблюдать наших отличников за зубрежкой – например, Дима Шутин, староста, круглый отличник и воздыхатель классной примы Лизель Кореневой. Красивый мальчик, благополучный и правильный, но я же вижу, что он пятнами покрывается, когда Ануся играючи щелкает сложнейшие примеры в алгебре и физике, которые ему не даются… Природа несправедлива – хотя нет, не природа, а мы, люди, сами делаем несправедливые вещи. При нынешней директрисе выхода для Ануси Рожковой нет – вернее, выход только один – в укалаевский поселок, в бараки, в свою семью… А семьи у этих детей… Вот и обидно до слез – когда Виктория Ирадьевна в лепешку расшиблась и вытащила, а сейчас в школе готовы втоптать это золото в грязь… И все из-за глупой, вздорной, возомнившей о себе бабе!

АНЯ – Не нервничай. Все, что создал один человек – другой может разрушить с удовольствием. Да не болит у меня голова про твоих укалаев, где они закончат – в ореоле славы или на помойке…