Читать книгу Соблазны бытия - Пенни Винченци - Страница 7

Часть первая
Глава 3

Оглавление

– Я буду делать, что захочу, и ты мне не помешаешь. А ты ведьма, злая-презлая ведьма. Надеюсь, тебя сегодня задавит машина.

– Благодарю за пожелания. Если так и случится, ты об этом услышишь. А если нет, вечером увидимся.

Барти взяла портфель, вышла из кухни, миновала коридор. Она уже открывала входную дверь, когда сзади послышался топот детских ног. Потом детские руки обняли ее за талию.

– Постой. Это я сгоряча. В общем-то, я тебя люблю.

– Дженна…

– Нет, ты меня послушай. Я взаправду тебя люблю. Очень-преочень.

Барти повернулась, взглянула на дочь – восьмилетнее неуправляемое существо, бывшее одновременно светом и грозой ее жизни. Капризы и истерики, начавшиеся в два года, так и не прекращались. Дженна искренне ее любила и обожала, но любой запрет со стороны Барти мог мгновенно вызвать у дочери приступ такой же искренней ненависти, и это пугало.

– Что ж, Дженна, рада это слышать. Я тоже тебя люблю. Но устраивать катание на парусной лодке в Саут-Лодже не разрешаю. Так можешь и передать своим подружкам. Разговор на эту тему закончен.

– Но почему нельзя?

– Потому что хождение под парусом – занятие опасное. И я вовсе не собираюсь потом нести ответственность за возможную гибель дюжины безмозглых девчонок.

– Не говори глупостей. С чего нам тонуть? Мы поплывем очень осторожно. Мы же не полезем в океан. Будем плавать по речке.

Барти поставила портфель на пол, понимая, что ей придется задержаться и еще раз внимательно поговорить с дочерью.

– Дженна, ты не впервые обещаешь быть осторожной. Я слышала это прошлой осенью, когда Ли разрешил тебе покататься на пони. Однако ты упала и сломала руку. Не далее как в январе, когда ты каталась на лыжах в Катскильских горах, ты тоже собиралась быть осторожной. А чем закончился спуск? Сломанной лодыжкой. Или, может, ты забыла, как прошлым летом в Саут-Лодже полезла на дерево и сорвалась? Скажи спасибо, что отделалась легким сотрясением мозга. Получается, ты не в состоянии следить за собой. Что же тогда говорить о двенадцати подругах? Парусный спорт весьма опасен. Я не запрещаю тебе пригласить подруг на уик-энд. Пусть останутся ночевать. Пожалуйста, катайтесь по берегу сколько влезет, а на парусную лодку – ни ногой. Кажется, я достаточно сказала об этом, чтобы больше не повторяться. Договорились?

Дженна посмотрела на мать. Миловидное, похожее на сердечко личико было охвачено неподдельным горем. В большущих зелено-голубых глазах блестели слезы.

– Ну мамочка! Я им всем уже сказала. Теперь, получается, я наобещала как дура. Ну пожалуйста! Мы не полезем в лодку все сразу. Только по двое. И только до Сэг-Харбора, а в океан – ни-ни.

– Нет, Дженна. Скажешь подругам, что я не разрешаю. Понимаю, тебе неприятно выглядеть дурой, но это не смертельно. Я была бы готова приплатить матерям твоих подруг, чтобы только не отпускали их в Саут-Лодж… Давай собирайся. Я подвезу тебя до школы.

Дженна прибегла к последнему аргументу:

– Значит, ты меня совсем не любишь?

– Я очень люблю тебя. Настолько сильно, что хочу, чтобы ты и твои подруги благополучно выросли и стали взрослыми. Собирайся, иначе тебе придется идти с Марией пешком.

– Я люблю ходить пешком, – сказала Дженна. – А собираться впопыхах – нет.

Вероятно, дочь признала свое поражение, однако еще не была готова к полной капитуляции.

– Хорошо. До вечера. Я люблю тебя.

Дженна молчала. Барти вышла и плотно закрыла дверь своего дома под номером семь, стоящего на одной из улиц Верхнего Ист-Сайда. Этот дом она купила, когда они с Дженной переехали жить в Нью-Йорк. Барти успела пройти не более пятидесяти ярдов, как дверь их жилища открылась и раздался звонкий голос Дженны:

– И я тоже люблю тебя!

Это сражение с дочерью она выиграла.

Путь Барти лежал в Грамерси-парк, где в доме из бурого песчаника располагалось издательство «Литтонс – Нью-Йорк». Ей становилось спокойнее от одного вида этого дома. Многие издательства перебрались в современные здания, сосредоточенные в средней части Манхэттена, однако Барти нравился старый дом, чем-то похожий на английские особняки. Ей нравились чугунные перила и широкие ступени, которые вели к массивной входной двери. Барти до сих пор пребывала в радостном возбуждении от покупки соседнего здания. «Литтонс – Нью-Йорк» медленно, но неуклонно расширялось. Пять старших редакторов, каждый – со своей командой. Все они находились под началом заведующего редакцией Маркуса Форреста, с которым у Барти сложились весьма интересные отношения любви-ненависти. Дела «Литтонс – Нью-Йорк» шли как нельзя лучше. Они выпускали много книг: художественных, популярных, специальных. Их книги постоянно значились в списках бестселлеров. Можно сказать, спектр выпускаемой ими литературы учитывал разнообразные вкусы и запросы, и это способствовало высокой репутации издательства. К тому же Барти обладала полным контролем над деятельностью «Литтонс – Лондон», причем не только в финансовой, но и в издательской сфере. Правда, в эту сферу она почти не вторгалась. Но все бюджетные вопросы проходили через нее и требовали ее одобрения: приобретение прав на издание, авторские гонорары. Увы, Барти приходилось также заниматься рекламными кампаниями и составлять планы.

Войдя в свой кабинет на первом этаже, Барти устало плюхнулась за стол. Стычки с Дженной напрочь лишали ее сил. Такой же упадок сил она когда-то ощущала и после стычек с отцом Дженны…

И тут же появилась ее секретарша Синди Филлипс с кружкой дымящегося кофе. Секретарша хорошо знала приоритеты своей начальницы. Любая рукопись, даже если это и шедевр, любая рецензия, даже если она была сродни хвалебной оде, любые данные по продажам (хорошие или плохие) – все это могло преспокойно ждать момента, когда Барти выпьет свою первую кружку кофе.

– Спасибо, – благодарно улыбнулась Барти секретарше. – Есть что-нибудь срочное?

– Практически нет.

– Отлично. Я вас потом вызову.

Барти сидела, потягивала кофе и смотрела на стоявшую на столе фотографию Лоренса в серебряной рамке. Дженна целиком пошла в отца. Всплески гнева у Лоренса были такими же мощными и изматывающими, его любовь – такой же удушающей, а эмоциональный шантаж – таким же угрожающим. Но Барти до сих пор любила этого человека и до сих пор отчаянно по нему тосковала…

Она протянула руку к утренней почте. То же, что и всегда. Письма из книжных магазинов, письма от литературных агентов, приглашения на разного рода встречи, циркулярные послания от разных компаний и фирм, так или иначе связанных с издательской деятельностью. Одно письмо пришло из Англии. Барти сразу узнала характерный, не слишком разборчивый почерк Джорди Макколла. Она до сих пор испытывала симпатию к этому писателю, которого в свое время открыла. Боже мой, это было почти двадцать лет назад. С тех пор почти каждая его книга становилась бестселлером. Джорди любили все, даже Селия.

Моя дорогая Барти!

Пишу, чтобы сообщить тебе, что «Дикие лошади» выходят в пятом номере «Санди таймс». Бампус отдал целый разворот. «Ивнинг стандард» объявит роман «книгой мая». Все в восторге.

Зато никто не испытывает ни капли восторга по поводу Селии. Семья просто в шоке. Себастьян с ней не разговаривает, а Кит отказывается появляться в их доме, поскольку Селия заявила, что время от времени по-прежнему будет там жить. Это в немалой степени характеризует лорда Ардента[3] – так его у нас прозвали – и его пылкость. Я очень надеюсь, что ты приедешь на свадьбу, иначе ты разобьешь ей сердце. Правда, все сомневаются насчет того, есть ли у нее сердце. Если же ты сможешь взять с собой Дженну, это будет просто здорово.

Адель шлет свою любовь тебе и своей очаровательной крестнице. Прими порцию любви и от меня.

Джорди

«Вот и приманка, которая заставит Дженну забыть о парусной лодке», – подумала Барти. Поездка в Лондон, за месяц до коронации. Возможно, они останутся и увидят саму церемонию. Барти очень не хотелось разбивать сердце Селии. И в то же время приезд на свадьбу казался ей предательством памяти ее любимого Уола.

– У меня замечательная новость, – объявила Иззи. – Барти приедет на свадьбу и привезет с собой Дженну.

Себастьян хмуро покосился на дочь:

– Я бы не назвал эту новость замечательной. Честно говоря, я ожидал от Барти большей лояльности.

– Папа, ну что ты в самом деле! Барти – самый лояльный человек в мире. В данном случае она проявляет лояльность к Селии. Я часто слышала от Барти, что Селии она обязана всем.

– И эту фразу она произносят, скрипя зубами. Барти преувеличивает. Благодеяние, проявленное Селией, было весьма сомнительного свойства. Она это сделала не столько для Барти, сколько для собственного эго.

– Папа, будет тебе, – вздохнула Иззи, отставляя стакан с апельсиновым соком. – Ты просто не хочешь смириться с грядущими переменами. Я знаю, как тяжело на тебя подействовало решение Селии выйти замуж за лорда Ардена.

– Абсолютная чушь. Мне все равно, за кого она выходит или не выходит.

Эти слова отца Иззи пропустила мимо ушей.

– Неужели ты думаешь, что без помощи Селии Барти сумела бы пробить себе дорогу в жизни? Скажи, стала бы она главой «Литтонс», если бы Селия тогда не забрала ее из лондонских трущоб, где она жила с восьмью братьями и сестрами?

– Возможно, и стала бы, – ответил Себастьян. – Барти необычайно талантлива. – Посмотрев на дочь, Себастьян неохотно улыбнулся. – Нет, конечно. Понимаешь, Селия сыграла с нею злую шутку. Она дала Барти все, в чем, по ее мнению, та нуждалась, но лишила девчонку очень важной вещи. Она фактически изъяла Барти из родной семьи.

– Да, папа.

Это утверждение Иззи слышала не впервые.

– В общем-то, я очень рад, что Барти приедет в Лондон. Но я вовсе не горю желанием снова видеть ее жуткого ребенка. Типично американское воспитание: вседозволенность и никакой дисциплины.

– А мне очень нравится Дженна. Тем более она стала старше.

– Чепуха! – Себастьян улыбнулся дочери, и его свирепое старческое лицо потеплело. – Даже не знаю, что бы я делал без тебя, дорогая. Решительно не знаю. Напиши Барти ответное письмо и скажи: если хочет, может остановиться у нас. Это позлит Селию.

– Хорошо, папа, напишу. А теперь мне пора.

Иззи поцеловала отца, подумав, что известие о приезде Барти его явно обрадовало. Себастьян чувствовал сильную душевную связь с Барти. По мнению Иззи, отчасти этому способствовала схожесть их жизненных обстоятельств… Родители-одиночки, жизнь которых омрачена огромным горем. Вот только Барти обожала Дженну с первых дней, и та не росла в отрыве от сверстников и под гнетом постоянного родительского недовольства…

Иззи завела мотор своего маленького «остин-севен». Какое счастье, какое счастье, что она не работает в «Литтонс»! Все эти мысли о нарушении лояльности заставили ее содрогнуться. А ведь она чуть не пошла туда работать. После Оксфорда Иззи на разные лады уговаривали прийти в «Литтонс». Селия была очень заинтересована в этом, да и отец тоже. Но Иззи проявила твердость. Ей хотелось идти своим путем. Она считала, что подражает Барти.

Иззи работала в издательстве Майкла Джозефа специалистом по печати и рекламе, делая заметные успехи. Великий Майкл Джозеф – в издательстве его звали просто Эм Джей – в ней души не чаял. Иззи немало времени проводила в его кабинете, находившемся в задней части дома на Блумсбери-стрит. Ей приходилось заниматься самыми разными проектами. «Книга должна выглядеть изысканно», – любил повторять Эм Джей, и Иззи делала все, чтобы очередная книга выглядела изысканно. Она заботилась о суперобложке, о включении книги в каталоги. Она же составляла рекламу, втайне считая, что реклама должна быть более живой и привлекательной. Иззи не нравились унылые строчки вроде «Новый роман Моники Диккенс» или «С. С. Форестер. Его новая книга». Иззи страстно хотелось сочинять рекламные тексты, столь популярные в Соединенных Штатах, выстраивать слова так, чтобы каждое било точно в цель. Но у Майкла Джозефа это не принималось и не приветствовалось.

И все равно Иззи нравилась ее первая работа, приносившая ей немало счастья. Ее уже немного знали в издательском мире. Отчасти потому, что она была дочерью маститого Себастьяна Брука. Иззи и сама это признавала. Все остальное было заработано самостоятельно, ее умением изящно и бережно обращаться со словами. Не прилагая особых усилий, Иззи довольно скоро сделалась популярной в литературных кругах. Ей симпатизировали буквально все. Тактичная, доброжелательная, с длинными золотисто-каштановыми волосами и огромными мечтательными глазами, она больше напоминала поэтессу, нежели скромную работницу издательства. Люди старшего поколения, помнившие недолгий брак Себастьяна с Пандорой, часто говорили Иззи, что она точная копия своей матери.

* * *

Иззи страшно обрадовалась грядущему приезду Барти на свадьбу. Она искренне любила эту женщину. Барти была одной из немногих, кто всегда относился к ней очень по-доброму и дарил ей ласку в самые тяжелые и одинокие годы ее детства. Иззи помнила, как Барти первый раз уезжала в Нью-Йорк и зашла к ним проститься. Иззи боялась, что у нее вот-вот разорвется сердце. Потом она стояла с няней возле окна, глядя вслед уходящей Барти, и плакала, плакала, пока у нее уже больше не осталось слез и она не уснула у няни на коленях.

А как сильно радовалась Иззи, когда несколько лет назад Барти стала фактической владелицей «Литтонс», разбив клан в их же собственной игре. Нет, Иззи вовсе не питала ненависти к издательству. Она сама восхищалась Уолом, как Барти называла Оливера. Она любила близняшек, особенно Адель, и, конечно же, Нони. Иззи помнила, как во время войны все они жили в Эшингеме – поместье родителей Селии. Однажды, когда Кит нагрубил ей и довел до слез, Адель вступилась за нее. Конечно, Киту тогда было очень трудно. Он никак не желал смириться со своей слепотой. Адель помогла ей пережить очень тяжелый период, о котором даже сейчас Иззи старалась не вспоминать.

Сегодня Адель пригласила ее на ужин, и Иззи предвкушала веселый вечер. Она любила их всех. Адель и Нони были ей как сестры. А Джорди… Она обожала Джорди и, если честно, была немножечко в него влюблена. Такой милый, обаятельный, всегда так красиво одевается. Он откровенно флиртовал с ней, и это ничуть не смущало Иззи. Наоборот, она чувствовала себя привлекательной женщиной, вызывающей интерес. Джорди выглядел очень молодо, намного моложе Адели, если говорить честно. Иззи надеялась, что Лукас не испортит им вечер. Этот мальчишка умел нагнать тучи на самый ясный день. Маленький дикарь.

* * *

– Я решил сменить издателей, – заявил Кит, улыбаясь Себастьяну. Улыбка была довольно язвительной.

– Что, серьезно?

– Да. Я чувствую, что просто обязан выразить свой протест. Сделать что-то такое, что ударит по моей матери.

– Не ударит. Поверь мне. У меня была аналогичная мысль. Ты ударишь по «Литтонс». По Джайлзу, Венеции, Джею. Но не по Селии. Она ушла. Удалилась от дел.

– Точнее, разыграла уход. Акции по-прежнему остаются у нее. Она сильно разозлится, когда узнает. И это ее заденет.

– Кит… – начал было Себастьян, не зная, стоит ли это говорить. – Скажи, Кит, тебе действительно хочется ее побольнее ударить?

– Да, – ответил Кит. – Очень хочется. Мне невыносимо видеть ее замужество. Я с трудом научился снова ей доверять, с трудом принял то, что она сделала, и понял почему…

– Что мы сделали, – тихо произнес Себастьян.

Кит замолчал.

– Да. Да, вы оба. А теперь ее решение подрывает мое доверие. Это отвратительно. Это все искажает. Уж ты-то должен меня понимать.

– Я понимаю. Конечно, это так. Но…

– Здесь не существует никаких «но». Она абсолютно аморальная женщина. И потому я намерен уйти из ее издательства.

– Что ж, у тебя есть право решать. Только я все же не уверен в мудрости твоего решения.

– А мне плевать, мудрое оно или нет, – заявил Кит. Сейчас он был похож на обиженного мальчишку. – Оно должно показать силу моей позиции.

– Ну что ж, этого ты добьешься. И куда же ты пойдешь? Осторожнее, дружище. Ты чуть не опрокинул мой кофе.

– Прошу прощения. Недоглядел. – Кит вдруг улыбнулся, уже теплее. – Странно, что я до сих пор произношу эти слова… А вот куда – пока не знаю. Я думал, может, поговорить с Иззи насчет Майкла Джозефа.

– А это идея. Они печатают отличных авторов. Уверен, там тебе будут рады. У тебя прекрасный послужной список. Как-никак пять бестселлеров. Знаешь, Кит, в издательском мире это вызовет сенсацию.

– Знаю. Сенсацию дешевого пошиба. Я уже представляю заголовки статей. А ты? И столько сентиментального дерьма наворотят. Я ведь такой превосходный образец, правда? Герой войны и все такое. Боже, до чего это противно. Я же не совсем глуп. – Кит вздохнул. – А сентиментальное дерьмо отлично продается.

– Кит, не надо изливать желчь. Продаются твои книги. А ты не пишешь дерьма.

– Себастьян, поверь мне, я изо всех сил стараюсь не быть желчным. Я знаю, что кое в чем мне очень повезло. И все-таки это тяжело. Чертовски тяжело.

– Разумеется, тяжело, – согласился Себастьян и посмотрел на Кита, стараясь не задеть его резким словом.

Они долго молчали.

– Как бы там ни было, я принял решение. Сегодня же встречусь с ними… Ну, мне пора. В пятницу как обычно?

– Обязательно, – ответил Себастьян. – Разве может быть пятница без наших обедов? Ни в коем случае… Вставай, я тебе помогу. Ты забыл шляпу.

– Неужели? – удивился Кит. – Я и не помнил, что надевал ее. Какой-то я сегодня рассеянный. Спасибо. – Кит надел шляпу, взял трость, пошел к двери. – Пока, Себастьян. Спасибо, что выслушал меня. Обязательно сообщи, когда увидишь первую статью. Обещаешь? Интересно, каким будет заголовок? «Новая битва героя войны»? «Герой войны покидает „Литтонс“»? Представляю, как обрадуется вся эта газетная публика.

– Я думаю, – голос Себастьяна вдруг зазвучал бодрее, – заголовок будет таким: «Издатели сражаются за Кристофера Литтона». Кит, попомни мои слова: ты получишь массу предложений… Ну вот и Маркс с машиной.

– Отлично. Маркс, прошу вас, отвезите меня в издательство «Литтонс». Туда, где они теперь помещаются.

Себастьян смотрел вслед отъехавшей машине. Автомобиль был едва ли не самой большой экстравагантностью в жизни Кита. Поначалу это его даже слегка смущало, так как он вел весьма скромный образ жизни. Жил Кит в Кенсингтоне, в небольшом домике, переделанном из конюшен. Одевался не бог весть как… Но автомобиль сделал его жизнь легче и динамичнее. Это Киту говорили все.

Себастьян вернулся в дом – этот дом он купил на гонорар за свою первую книгу из серии «Меридиан времен» – и прошел в сад. Когда-то и он угрожал покинуть «Литтонс» точно по такой же причине, что и Кит. Хотел побольнее ударить Селию. А потом так и не смог. Но все это было очень, очень давно…

* * *

Адель вошла в дом, привычно швырнула сумочку на столик в прихожей.

– Я вернулась!

Тишина. Опять все куда-то разбрелись. Черт! А ей так хотелось рассказать им. Адель прошла на кухню, налила воды в чайник и поставила его на огонь. Она смотрела в окно на крошечный садик и улыбалась. Потом повернулась к плите и даже подпрыгнула от неожиданности:

– Лукас! Я не видела, как ты вошел. Разве ты не слышал, что я вернулась?

– Слышал. Но был занят.

– Да, понимаю. Как твое сочинение?

– Нормально.

Адель тихо вздохнула, а потом все-таки произнесла:

– Я только что из дворца.

– Да?

– Нас собирали, чтобы рассказать, как будет проходить коронация. Лукас, ты даже не представляешь, до чего это будет здорово. Нам обещали лучшие места. Беспрепятственный доступ внутрь Вестминстера и свободный выход. Это так грандиозно задумано. Мистер Колвилл, пресс-атташе, попросил нас молиться о хорошей погоде. Но мне не верится, чтобы в такой день вдруг пошел дождь. Это все-таки уже июнь и…

– Извини, мама, но мне надо заниматься. Про коронацию поговорим как-нибудь потом.

– Да, конечно. Прости, Лукас. Учеба – это главное.

Она заварила кофе, взяла чашку и пошла наверх, злясь на подступающие слезы. Лукас потрясающе умел ее задеть. Что же с ним делать? Что?

* * *

– Жуткая новость, – произнес Джей, входя в зал заседаний.

Венеция и Джайлз молча посмотрели на него. К чему слова?

– И все-таки я не понимаю, – нарушил молчание Джайлз. – Зачем он это сделал?

– Так уж и не понимаешь? – удивилась Венеция. – Решил насолить нашей мамочке. Это все, что он может сделать, помимо отказа встречаться и говорить с ней.

– Но ведь она ушла, – сказал Джайлз. – Получается какой-то бессмысленный жест. Все решат, будто Кит потому и ушел, что наша мать больше не руководит издательством.

– Для Кита это не бессмысленный жест. Его не волнует, кто что станет говорить. Он хочет досадить матери. И знает: на нее это сильно подействует. Сын уходит из семейного издательства. К тому же сама она не ушла. Акции по-прежнему у нее.

– Я придерживаюсь того же мнения, – сказал Джей, подходя к бару. – Однако не все так прямолинейно. Селии это может даже понравиться. Она решит: Кит – первый в длинной цепи авторов, покидающих «Литтонс». А уходят они потому, что не верят, будто «Литтонс» может существовать без нее… Венеция, хочешь выпить?

– С удовольствием. Джин с тоником.

– Мне тоже, – попросил Джайлз. – Джей, она не может так думать.

– Еще как может. Ваша мать знает: без нее «Литтонс» уже не будет прежним. Она и есть «Литтонс». Его воплощение, стиль, история. А теперь все изменится.

– Думаю, что изменится. Должно измениться. Нам надо идти в ногу со временем, – твердо произнес Джайлз. – Наша мать великолепно умела тормозить прогресс.

– Не наговаривай на нее, – встрепенулась Венеция. – Я до сих пор помню ее яростные споры с отцом, когда она пыталась его убедить, что нужно идти в ногу со временем. Нужно выпускать книги в мягкой обложке, печатать популярных авторов, признавать перемены во вкусах общества. Она-то как раз всегда старалась идти в ногу со временем. И твоя мама, Джей, тоже, хотя и в меньшей степени. Я и сейчас слышу отцовские слова: «ММ, думай своей головой». Он так всегда говорил, когда она принимала мамину сторону. Им обеим доставалось от отца. Уж кто и тормозил прогресс, так это он.

Джайлз молча осушил свой бокал.

– Я всерьез опасаюсь, что авторы могут расценить уход Кита как сигнал, – продолжал рассуждать Джей. – Что теперь будет с авторами, которых Селия редактировала сама? Например, с леди Аннабеллой? И естественно, с Себастьяном?

– Себастьян от нас не уйдет, – уверенно заявила Венеция. – Знаю, что не уйдет. Он тоже считает себя частью «Литтонс». Он всегда был почетным Литтоном.

– А кто-нибудь говорил с ним? Ведь Селия всегда сама редактировала его рукописи.

– Нет, мы еще не говорили, – уже не столь уверенно ответила Венеция.

– Думаю, стоило бы.

– Но почему бы тебе и не поговорить? Ты у нас заведующий редакцией.

– Возможно, придется мне, – вздохнул Джей. – Я все оттягивал разговор с ним.

– Как бы то ни было, а Кит от нас уходит, и это скверно, – сказала Венеция. – Он всегда выручал нас. На его детских книгах мы делали неплохие рождественские продажи. И что у нас теперь остается? Только Себастьян с его изданием, приуроченным к коронации… Тот, кто пригреет Кита, существенно выиграет. Просто подарок для рекламщиков. Герой войны. Младший сын леди Селии.

– И еще слепой, – добавил Джей.

Джайлз с Венецией недоуменно посмотрели на него. Джей смущенно улыбнулся:

– Но ведь это правда. Не понимаю, почему все так осторожно обходят этот момент. Слепота – часть его мифа, о чем вы знаете не хуже меня. Замечательная история, которая всегда была частью его легенды. Вначале – парень из золотой молодежи. Потом – храбрый летчик, участник битвы за Британию, пожертвовавший зрением ради победы своей страны. И так далее и тому подобное.

– Надеюсь, ты не считаешь, что Кит делает капитал на своей слепоте? – жестко спросил Джайлз.

– Разумеется, не считаю. Отчасти он до сих пор не может смириться с потерей зрения. Но в профессиональном плане слепота ему ничуть не вредит.

– Если хочешь знать мое мнение, ты говоришь грубые и обидные вещи, – сказал Джайлз.

– Прекратите оба! – накинулась на них Венеция. – Это не имеет никакого отношения к нашему разговору.

– Не совсем так, – не сдавался Джей. – Все это составные части популярности Кита и успеха его книг. А заодно и успеха издательства. И вот здесь мы проиграли. Не обижайтесь, я говорю сейчас об интересах нашего дела. Полагаю, что никакая сумма денег не смогла бы убедить Кита остаться. Или торг возможен?

– Он же сказал, что не останется ни на каких условиях. Ты сам слышал.

– Слышал. Но есть разница между тем, что́ он говорит и что́ подразумевает. Если мы предложим ему по-настоящему крупную сумму…

– Джей, это ничего не изменит. Честное слово. Здесь исключительно вопрос принципа. И потом, денег у Кита более чем достаточно. Нашему бедняге не надо думать, на что содержать семью. Запомни это крепко и не тешь себя иллюзиями. Кита мы теряем. А ты знаешь, что́ случается, когда издательство покидает крупный автор. Все остальные наблюдают за ним и строят догадки, почему он так поступил. И вот это может оказаться очень опасно как для «Литтонс», так и для всех нас.

3

Игра слов. Ardent переводится как «пылкий, страстный, горячий».

Соблазны бытия

Подняться наверх