Читать книгу Под стук колес - Петр Карауш - Страница 3

Было это в середине пятидесятых годов прошлого столетия. Колхоз у нас был бедный, председатели бестолковые, а Советская власть выгребала из амбаров всё, подчистую. Спасало крестьян личное подворье: курочки, коровка, огородик да парочка кабанчиков в сарае. Денег в колхозе не платили, а на трудодни выдавали натурпродукты. Вот и государство брало налог с крестьян тем же. Где-то в начале года ходила по дворам налоговая инспекция и описывала всё, что имелось в хозяйстве. А уж потом расписывали, что, чего и сколько надо сдать государству. Крестьянин обязан был сдать определённое количество молока, сливочного масла, яиц, мяса. Был налог и на плодовые деревья и кустарники. Да чего греха таить, тяжело было. Работали от темна, до темна, без выходных. Паспортов колхозникам не давали, только справки. Дана такому-то, живущему там-то, для того-то. И всё. Автомашин тогда в хозяйстве ещё не было и «командный состав» разъезжал на личных бричках, или, как их у нас называли – двуколках. Лошадей тогда было много, но каждый раз, весной, на них жалко было смотреть и только два жеребца находились в отличной форме. Это Мальчик, закреплённый за бригадиром тракторной бригады и Чижик, племенной жеребец председателя колхоза. Кроме основных своих обязанностей, Чижик должен был возить руководителя в районный центр Великомихайловку на совещания. Это километров восемнадцать в один конец. Но три председателя, сменяя, на посту, друг друга, в течение своего срока правления, (а это минимум год!), ездили на жеребце только по одному маршруту: контора – чайная – контора. Каждый раз, утром, после разнарядки, два конюха выводили жеребца, запрягали его в бричку и он самостоятельно, нёсся крупной рысью к конторе и мягко останавливался у самого крыльца. Вскоре из дверей выходил с озабоченным видом председатель, устало садился в бричку и, взяв вожжи, говорил «но!» и бросал бразды правления на крючок, они уже были не нужны! Конь, срывался с места, и дугой выгибая шею, «пританцовывая», нёсся в центр села, к чайной. Там он останавливался и порой часами ждал своего хозяина, а когда тот наконец-то садился, Чижик разворачивался и уже не спеша, возвращался назад. Интересно то, что по походке седока, жеребец сам определял, нужен он ему сегодня или нет. Если решал, что нужен, то терпеливо ждал хозяина, не взирая, ни на какие погодные условия. Иногда председатель повелительным голосом произносил «В стойло!» на что Чижик пренебрежительно фыркал, мол, а то я не знаю, и спокойным шагом шёл в конюшню.

Так продолжалось довольно долго, но видать районному руководству это надоело и, они на очередные выборы прислали свою кандидатуру. Новый голова колхоза, Аркадий Петрович, был мужик серьёзный, явно знающий своё дело, да к тому же ещё и коммунист. Первую неделю он ходил по территории и знакомился с хозяйством. Заходил в коровники, свинарники, конюшни, заглядывал во все углы и закоулки, что-то записывал, зачёркивал, опять записывал, видно было, что приехал надолго. Крестьяне следили за ним, приглядывались, каждый высказывал своё мнение, но все вместе ждали первого выезда в народ. Спорили, гадали, куда вначале он поедет, в район или в чайную? И вот этот день настал!

– Степаныч – обращаясь к конюху, попросил голова, – запряги мне завтра с утра Чижика, надо в район смотаться.

– Хорошо Аркадий Петрович, сделаем.

На другой день колхозники спорили до хрипоты, шептались, бились об заклад и терпеливо ждали начало «скачек». И вот, мужики, запрягли жеребца и, ведя его, под уздцы пошли к конторе. Чижик был явно удивлён таким почётом, косил лиловым глазом то на одного, то на другого конюха и всё норовил укусить Степаныча за плечо. Аркадий Петрович уже ждал на крыльце и, не раздумывая, тут же сел в бричку, взял вожжи, сказал мужикам: «Отпускай!» и…

Основная дорога, званная в народе «шоссейка», проходила метрах в семидесяти от конторы и вела строго в двух направлениях, налево – в центр села, к чайной, направо – в широкую степь, где за холмами, в туманной дымке, находился, неизвестный жеребцу, районный центр. Застоявшийся конь, игриво наклоняя голову, рванул галопом по знакомому, (с детства!) маршруту. Подъезжая к повороту, председатель потянул правую вожжу, но Чижик лучше знал, где находится чайная, тут же закусил удила и рванул влево.

– Нет, направо он не пойдёт, – сказал кто-то в толпе. – Я ж говорил, проспоришь.

– Вижу, что проспорил, – небольшого роста мужик в сердцах сплюнул. – Пойдём, что-ли?

А в это время, на шоссейке, шла настоящая борьба. Председатель дёргал вожжи, что бы сорвать удила, остановить и развернуть жеребца, а тот думал, что надо быстрее и «летел» так, что казалось бричка, вот-вот развалится на части.

От конторы до чайной ровно километр и пройден он был за весьма короткое время. Перед чайной жеребец остановился как вкопанный и сколько ездок не дёргал вожжи, Чижик стоял на своём. Недалеко находились рабочие из элеватора и, наблюдая эту сценку, слегка посмеивались, потом один из них подошёл к председателю:

– Ты, Аркадий Петрович, зайди в чайную и если не хочешь сто грамм, так хоть спички возьми, иначе он не пойдёт.

Петрович вздохнул, делать нечего, надо идти, а когда опять садился в бричку, жеребец не дожидаясь команды, стал разворачиваться и мягкой рысью понёсся назад. На подходе к конторе всё повторилось. Обескураженный председатель не мог себе даже представить такого! А Чижик бил копытом о землю и смотрел на всех удивлённым взглядом. Он как будто хотел спросить: «А, что случилось?» Конюхи переглянулись, взяли жеребца под уздцы, и повели его по дороге в степь широкую, в сторону села Поплавки, где за горизонтом, в туманной дымке был райцентр. Через полкилометра, они отпустили Чижика, и тот пошёл спокойно, уверено, с явным интересом поглядывая по сторонам. Провожая его взглядом, Степаныч сказал:

– Ну, всё. Жизнь пойдёт по-другому, – и добавил, ставшую потом знаменитой фразу. – Это и коню понятно.