Читать книгу Ласко́во - Петр Смирнов - Страница 49

До убийства активиста Семена Митрофанова наш сельсовет именовался Трави́нским (располагался в деревне Травинó). Когда я учился в Сорокинской школе, председателем был Сергеев. Низкого роста, рыжеватый. Был холост, держался немного высокомерно. По деревням часто ходил пешком.

Пришёл как-то к нам в Ласко́во, зашёл в избу. Разговаривал с папашей о хозяйственных делах, проверял квитанции об уплате налогов, о сдаче госпоставок – никаких претензий, всё в порядке.

– Слушай, Вась, и чего ты всё платишь, всё выполняешь, а в колхоз не идёшь?

В который уже раз папаша отвечал одно и то же:

– Я в своей деревне – не против.

Сергеев это тоже слышал не раз и не два. Но в Ласко́ве – он это хорошо понимал – уже нельзя было создать колхоз, мало осталось работоспособных.

– Ну, давай в другую деревню.

– А в какую в другую? Ближе всех Калиницы. Там никто не записался. И в Тяглице тоже.

– А в Махновку? Сына твоего я бы к себе взял на работу.

Хотя наверняка он это сказал не всерьёз, мне в это поверилось, и я сразу представил себя за одним из столов в сельсовете.

– Махновка не под руками, – ответил папаша. – Постройку ломать да перевозить силы нету.

– А если я тебе найду готовую постройку? В Махновке, или, скажем, в Травине?

– О-о, не-е, в чужую постройку не хочу.

Долго беседовал Сергеев с папашей, так и этак уговаривал его вступить в колхоз. Не уговорил.

– Ладно, – сказал, прощаясь, – на меня не обижайся, если что.

По-прежнему в нашей деревне каждый сам обрабатывал свою землю. Однако теперь не только колхозам, но и единоличникам сельсовет доводил план сева по культурам. Представители сельсовета с большим деревянным циркулем (“шагомером”) проверяли выполнение плана. Сводку о выполненной за день работе ежедневно нарочный относил в сельсовет. Меня, как самого грамотного в Ласко́ве, тоже просили обмерять площади. Не сразу получалось: в школе-то этому не учили.

Отец упрямо продолжал выполнять планы сева, госпоставок, платил до копейки все денежные платежи. Но в колхоз идти не соглашался. Тятяша иной раз давал понять, что не надо бы так упрямиться перед властью. Но он уже не был хозяином.

Сергеев всё ещё почему-то благоволил к папаше, под разными предлогами вызывал в сельсовет, беседовал. Придраться было не к чему, всё было уплачено. Но ведь других упрямых уже вовсю облагали твёрдым заданием…

Однажды папаша вместо себя послал дежурить в сельсовет меня. Сергеев выразил неудовольствие, но обратно меня не отослал. Написал записку и велел отнести её в самую дальнюю деревню Чечулино, передать председателю колхоза. В дороге я прочитал записку. В ней Сергеев, “в силу того, что начались морозы”, обязывал председателя утеплить бурты с картофелем. Председатель Гаврила после прочтения записки разразился матёрной руганью. Очень был возмущен, что “идиот Сергеев из-за пустяка в такую даль прогнал ребенка аж с Ласко́ва”. Меня накормили, и я успел до ночи вернуться в Травино. Сергеев отпустил меня домой.

Когда Сергеева перевели работать в другой сельсовет, в Шмо́йлово, его имущество везли на четырёх подводах. А в Травино, говорили, приехал в одном летнем пальтишке. При немцах Сергеев жил в Шмойлове. Там и помер, как в шутку говорили, со страху.