Читать книгу Анастасия. Загадка великой княжны - Питер Курт - Страница 7

В 1929 году, когда скандал по поводу ее притязаний разразился в прессе, Анастасию просили объяснить упорную враждебность к ней при дворе «ее дяди Эрни», великого герцога Гессенского. Она объяснила, насколько сумела: «Это началось с того момента, когда я рассказала… о том, что он (великий герцог) приезжал в Россию. Тогда и началась их кампания против меня… Я не знала, что происходит… Я была тогда при смерти и не знала, что происходит…

Это было во время войны – в 1916 году. Он приезжал заключить договор с папа и мама. Он приезжал под чужим именем, но все мы, дети, его знали, так как видели его раньше. Если бы это стало известно, его бы выслали из Германии, и он ужасно боялся…»

Но что это был за «договор»? Как могла Анастасия знать, что великий герцог приезжал в Россию «убедить нас уехать из России или поскорее заключить мир»? Она продолжала: «Я слышала, как мама говорила об этом. Мы все были очень дружны и все знали, что происходит дома… Мне было тогда около пятнадцати. Конечно, я могла понимать всё. Мы были так близки во всём…

Я очень не люблю говорить что-либо о моих родных и что они делали во время войны, но когда я упомянула случайно, что дядя приезжал к мама в 1916 году, я не понимала, что он сделал это без разрешения. Было очень неосторожно с моей стороны упоминать об этом… так как это явно принесло дяде серьезные неприятности».

Эми Смит назвала это «больным местом». Она хорошо помнила ход событий в Дармштадте: как она встретилась с графом Гарденбергом, адъютантом великого герцога; как он сомневался, не выражая, однако, активного протеста; как с интересом и сочувствием просматривал записки Гарриет фон Ратлеф. На самом деле, при первой встрече он казался «потрясенным» сообщением фрау фон Ратлеф, но когда Эми Смит увиделась с ним снова на следующий день, после его консультации с великим герцогом, «он совершенно изменился… Он был со мной почти груб и начал с того, что Анастасия – самозванка. Я объяснила ему, что это мы уже обсуждали с ним, и я могу заверить его, что кто бы она ни была, она не самозванка». Тогда Гарденберг взорвался: «О чем думает эта бесстыжая особа, утверждая, что великий герцог был в России во время войны?» Ярость в его голосе испугала ее. «Он ходил взад-вперед по комнате, и у меня было такое впечатление, что произошла катастрофа, мне совсем непонятная. Поэтому, чтобы успокоить его, я сказала: “Ну, значит, он там не был. Мы тоже этому не поверили”».

Но графу Гарденбергу этого было мало. Фройляйн Смит следует знать, что в Германии есть законы против мошенничества. и клеветы. И шантажа. Анастасия – самозванка, снова заявил он, или сумасшедшая, или и то и другое. И лучше бы ей не сообщать об этом прессе. «Если бы граф Гарденберг просто отмахнулся от заявления Анастасии как вздорного, – сказала Эми Смит, – на этом всё бы и кончилось, по крайней мере для меня. Но его крайнее возбуждение дало мне понять, что мы коснулись чего-то очень важного».

Ни для кого не было тайной, что великий герцог Гессенский, имея в русской царской семье двух сестер, – одной из которых, императрице, явно грозила гибель, – был озабочен заключением сепаратного мира между Россией и Германией. Нет также никакого сомнения и в том, что правительство Германии одобряло усилия великого герцога и уполномочило его действовать от своего имени в период до середины 1916 года. Ключ к этому осложнению не столько в заявлении Анастасии о приезде великого герцога в Россию для переговоров с царем и царицей, сколько в том, что он сделал это «без… официального разрешения». В 1925 году, когда Анастасия упомянула об этом, великий герцог Гессенский, за семь лет перед тем лишившийся трона, еще лелеял надежду его вернуть. Он не мог на это рассчитывать без поддержки всё более проникавшегося республиканскими настроениями населения Германии и без отказа от ошибок прошлого и старых связей – семейных связей. Дочь кайзера Виктория-Луиза так объясняет эту ситуацию в своих мемуарах:

«Лично я не знаю никого, кто бы располагал свидетельствами посещения великим герцогом Санкт-Петербурга (Царского Села). Я ничего не слышала об этом и от отца. Но мне известно, что предложение послать в Россию кого-то из семьи обсуждалось, в том числе и с военными, но Людендорф был решительно против. Так что, если такой шаг и был сделан, это произошло без ведома Верховного командования. Этим могло бы объясняться требование строжайшей секретности со стороны моего отца, и этим же можно было бы объяснить молчание великого герцога даже в собственной семье. Они наверняка ничего об этом от него не слышали».

В последующие годы Анастасия, к ее удовлетворению, услышала подтверждения своего рассказа от людей, которые могли кое-что об этом знать. Стена секретности начала обрушаться, когда двадцать пять лет спустя германская кронпринцесса заявила, что не только великий герцог Гессенский посетил Россию с миссией мира, но что и «в наших кругах об этом было известно даже в то время». Собственным источником кронпринцессы был ее свекор, кайзер. «Поэтому, по моему мнению, – продолжала она, – своим заявлением (о котором я услышала много позже) фрау А.Ч. доказала, что она, по меньшей мере, обладала хорошим знанием высокой политики и тайных сношений императорской семьи». Затем Фриц фон Унру объявил, что сам помогал великому герцогу составлять планы поездки в Царское Село и что эти планы осуществились вопреки желаниям кайзера. Были и десятки других свидетелей. Одна дама из высшего петербургского общества весьма невинно заметила: «Не понимаю, почему это все толкуют о тайной поездке великого герцога. Мы все об этом знали».

«Нет никаких данных, – верноподданически утверждают дармштадтские архивисты, несмотря на все свидетельства об обратном, – что бывший великий герцог Эрнст-Людвиг Гессенский мог посетить Россию в 1916 году». Но это не ответ на вопрос, был он там на самом деле или нет. Возможно, встреться великий герцог с Анастасией, они бы этот вопрос решили между собой. Но когда ей предложили поехать самой в Дармштадт для встречи с великим герцогом, Анастасия отвечала: «Нет, я хочу, чтобы он здесь, на глазах у всех вас, сказал мне в лицо, что не был у нас во время войны!» А к тому времени, когда Эми Смит вернулась в Берлин, в Дармштадте уже началась кампания с целью признать Анастасию самозванкой – иными словами, обезвредить ее.