Читать книгу Великий крестовый поход - Пол Андерсон - Страница 2

Побережье Далматии поднимается из моря крутыми утесами. В неполной лиге от берега, на вершине высокого холма возле реки Крки и глядя на восток, на горные вершины, стоит городок Шибеник. Река возле него разливается широко и привольно, но ближе к морю снова сужается. Выше же по течению она вытекает каскадом звенящих водопадов из озера, которое обязано ей и другим рекам своим рождением.

В те дни, когда Ангевин Чарльз Роберт стал малолетним правителем хорватов и мадьяр, земли вокруг этих водопадов да и самого озера, кроме того места, где в него впадала Крка, заросли дремучими лесами. Леса эти давно уже вырубили, а землю распахали. Чуть выше по течению, примерно в том месте, где в Крку впадает Чикола, вокруг замка своего хозяина-жупана теснилась деревенька Скрадин.

Но даже внутри стен замка дикие чащобы не давали о себе позабыть. Мало того что по ночам слышался волчий вой, днем тявкали шакалы, на поля совершали набеги олени и кабаны, а иногда и рогатые великаны – лоси и зубры. В округе водились и зловещие существа: в дикой чаще – лешие, в глубине вод – водяные, а позднее, как шептались крестьяне, объявилась и вилия.

Иван Субич, местный жупан, не обращал внимания на болтовню своих крепостных. Он слыл человеком суровым, но справедливым, был близким родственником знаменитого бана Павле и потому знал, что за околицей деревеньки мир не кончается. К тому же он провел долгие годы вдали от родных мест и много воевал. Сражения закалили его, но оставили на память многочисленные шрамы.

Его старший сын Михайло тоже не боялся лесных существ. Юноша давно успел позабыть услышанные в детстве сказки и легенды: образование он получил в монастыре в Шибенике, побывал в бурлящих жизнью портах Задар и Сплит, и даже один раз в Италии. Михайло мечтал о богатстве и славе, стремился прочь от скуки и однообразия, в которых прошло его детство. Отец помог ему попасть в свиту регента, Павле Субича.

Но в то же время он любил родные места и часто приезжал погостить в Скрадин. Здесь его знали как весельчака, отзывчивого, хоть иногда и безрассудного, привозящего с собой краски, песни и захватывающие истории о событиях, происходящих за пределами деревенского мирка.

Как-то утром в начале лета Михайло выехал из замка, направляясь на охоту. Его сопровождало шесть человек – три телохранителя и трое слуг, приехавших из Шибеника. Времена стояли относительно мирные – вражда, как среди венецианцев, так и среди могущественных кланов, поутихла, а последнего местного бандита Иван Субич укоротил на голову еще несколько лет назад. Тем не менее редкий мужчина отваживался отправляться в дальний путь в одиночку, а женщинам подобная мысль и в голову не приходила. С Михайло ехали и его младший брат Лука и двое свободных крестьян – проводники и подручные для тяжелой работы. Позади бежала стая гончих псов.

Вид у охотников был бравый. Михайло был одет по последней западной моде: зеленый кафтан и облегающие штаны, шафрановая рубашка, подбитая шелком накидка, полусапожки и перчатки с отворотами из Кордовы, длинные русые кудри над чисто выбритым лицом покрывала плоская бархатная шапочка. Когда его лошадь становилась чересчур игривой, висящий на поясе кинжал ударял его по бедру. На лошади Михайло сидел так, словно они составляли единое целое. Его слуги, выставившие вперед поблескивающие наконечники пик, выглядели почти столь же браво. Лука, одетый в сюртук, плащ до колен и бриджи, перетянутые крест-накрест ниже колен ремешками, внешне мало отличался от крестьян – разве что одежда его была сшита из ткани получше, вышивка на рукавах красивее, а коническая шапка без полей оторочена соболем, а не кроличьим мехом. И он, и крестьяне вооружились короткими изогнутыми луками и ножами, пригодными для охоты на медведя.

Копыта прогромыхали по улице, глухо застучали по тропе за околицей. В отличие от франкских баронов, хорватская знать обычно уважала труд своих крестьян; приди Михайло в голову проскакать по нежной зелени засеянных полей, ему пришлось бы держать ответ перед отцом. Проезжая мимо выпаса, он перепугал нескольких телят, затрубив в охотничий рог, но изгородь не дала им разбежаться.

Вскоре охотники оказались в лесу, на охотничьей тропе. То был смешанный лес, дубы и березы – уходящие ввысь стволы, нависающие над головой ветви, шепот листьев, тенистые поляны и прогалины, куда солнечный свет пробивался золотыми искрами и пятнышками. В царившей здесь тишине даже птичье пение казалось далеким и приглушенным. Теплый воздух был тем не менее прохладен и полон запахов, не имевших ничего общего с запахами конюшни и коровника.

Гончие взяли след.

За несколько часов охотники добыли оленя, волка и выводок барсуков. Кабанихе удалось скрыться, но это не испортило им настроения. Добравшись до озера, они вспугнули стаю лебедей, пустили стрелы и трех подстрелили. Пожалуй, настало время возвращаться.

На берег в сотне ярдов от них вышел еще один олень. Лучи послеполуденного солнца золотили его белую шкуру в тех местах, где на нее не падали голубоватые пятнышки тени. Животное было крупное, чуть меньше лося, а дерево огромных рогов тянулось к небу.

– Святые угодники! – воскликнул Михайло, вскакивая. Рядом с оленем свистнуло две стрелы, но он оставался на месте до тех пор, пока охотники вновь не вскочили в седла, и лишь потом помчался прочь. Но не в густые заросли, сквозь которые не пробиться лошадям. Олень бежал по тропе, мелькая белым пятном в полумраке чащобы. Погоня оказалась тщетной. Животное мотало преследователей по всему лесу, а когда лошади выдохлись, а измученные собаки высунули языки, вернулось на берег озера.

В вечерних сумерках его тело светилось на фоне темных стволов. Солнце почти закатилось, оставив лишь желтый мазок на голубизне западного небосклона. Восток превратился в быстро густеющий пурпур, на котором уже замерцала ранняя звезда. В лощинах лежал туман. Над головами носились летучие мыши. Похолодало. Лес окутала тишина.

И, словно клочок тумана, увенчанное короной рогов животное замерцало и исчезло.

Михайло процедил сквозь зубы проклятие. Лука непрерывно крестился, слуги тоже. Оба крестьянина спешились, опустились на колени, сорвали с себя шапки и громко молились.

– Нас околдовали, – пробормотал Сиско, старший из крестьян. – Но кто? И зачем?

– Во имя Господа, уйдем отсюда! – взмолился его друг Дража.

– Нет, стойте! – набрался мужества Михайло. – Лошадям надо отдохнуть, иначе мы загоним их насмерть. И вы это знаете.

– Ты что, хочешь торчать здесь всю ночь? – произнес, запинаясь, Лука.

– Нет, только час-другой, пока не взойдет луна. Она осветит нам дорогу.

Слуга Михайло обвел взглядом ртутно поблескивающую гладь озера, зубчатую стену зарослей на дальнем берегу и умоляюще произнес:

– Господин, здесь не место для христиан. Тут бродят древние языческие бесы. Ведь мы гнались не за оленем, а за ветром, и теперь он исчез, словно ветер. Почему?

– И ты еще называешь себя горожанином? – усмехнулся Михайло. – Нас глаза подвели, вот и все. Чему тут дивиться, коли мы так устали? – Он вгляделся в лица своих спутников. – Для христианина любое место на свете годится, если в душе есть вера. Слезайте, призовем наших святых. Как тогда демоны смогут нам навредить?

Слегка прибодренные, остальные спешились, вместе помолились, расседлали лошадей и принялись вытирать их попонами. Над их головами зажигались все новые звезды.

Смех Михайло разорвал ночную тишину:

– Видите? Нам нечего бояться.

– Верно, нечего, – пропел за его спиной девичий голос. – Это и вправду ты, милый?

Михайло обернулся. Хотя он и его спутники превратились в силуэты среди теней, он очень ясно видел вышедшую из камышей девушку – такими светлыми были ее обнаженное тело и распущенные волосы, столь огромными и сияющими ее глаза. Она приблизилась к нему, широко разведя руки.

– Иисус и Мария, спасите нас, – простонал Дража. – Это вилия.

– Михайло! – негромко воскликнула она. – Михайло, прости меня, я пытаюсь вспомнить. Истинно пытаюсь.

Михайло все же смог устоять на подгибающихся ногах.

– Кто ты? – выдохнул он, тщетно стараясь успокоить колотящееся в груди сердце. – Чего ты хочешь от меня?

– Вилия, – прохрипел Сиско. – Демон, призрак. Отгоним ее молитвою, пока она не увлекла нас всех в подводный ад!

Михайло нащупал на груди крест, унял дрожь в коленях, встал перед существом и приказал:

– Во имя отца, и сына, и святого духа…

Но не успел он произнести «…изыди!», как она приблизилась к нему вплотную. Юноша разглядел точеные черты ее прекрасного лица.

– Михайло! – взмолилась она. – Это ты? Прости, если причинила тебе боль, Михайло…

– Надя! – завопил он.

Она замерла.

– Так меня звали Надя? – переспросила она, удивленно сведя брови. – Да, кажется, я была Надей. А тебя, конечно, звали Михайло… – Она улыбнулась. – Ну да, правильно. И я вызвала тебя к себе, милый. Так ведь?

Михайло испустил вопль, повернулся и помчался прочь. Его люди тоже разбежались по сторонам. Испуганные лошади бросились врассыпную.

Когда снова воцарилась тишина, вилия Надя осталась на берегу одна. Звезд на небе прибавилось. Последние отблески заката исчезли, но небо на западе еще едва отсвечивало. Озеро, отражая это слабое сияние, превращало стоящую на берегу фигуру в плавно очерченный светлый силуэт. Поблескивали слезы.

– Михайло, – прошептала она. – Прошу тебя…

Потом она забыла обо всем, рассмеялась и неслышно скользнула в лес.

…Охотники вернулись домой по одному, но целыми и невредимыми. После рассказов Сиско и Дражи люди стали с еще большей опаской поглядывать в сторону чащи. Михайло не задержался в деревне ни на день более необходимого. Вскоре заметили, что он уже не тот веселый юноша, каким его привыкли видеть. Он стал проводить много времени с капелланом замка, а позднее и со своим исповедником в Шибенике. Через год он постригся в монахи. Его отца жупана это не осчастливило.